(Читая Сару Вотерс)
Письмо от Рэчел оказалось последним. После счетов за электричество и телефон, после просьб о пожертвованиях и приглашений на какие-то благотворительные Письмо от Рэчел оказалось последним. После счетов за электричество и телефон, после просьб о пожертвованиях и приглашений на какие-то благотворительные банкеты, после всякого прочего мусора. Я повертела письмо в руках, думая открывать или нет... В конце концов, мы практически не общались с колледжа... целых пять лет. Решить так и не успела – проснулся телефон, и началась суета - звонил редактор, приставали какие-то люди, звали куда-то, кому-то я пообещала что-то... письмо так и осталось на столе нераспечатанным.
Солнце село, погрузив город в неон, блеск и мишуру (какое избитое выражение, но... это ж так и есть). Статуя Свободы ежилась в холодных лучах прожекторов. Почти без сил, я ввалилась в холодную квартиру после банкета на открытии какой-то модернистской выставки. Обнаженные, перемешанные в кучу, формы все еще давили на сознание. Коньяк, скорее коньяк. Рюмка опустилась радом с конвертом.
“Дорогая, ты не поверишь, но, я сломалась. Я выхожу замуж. Умоляю, приезжай, ты моя самая, самая, самая. Люблю, целую, обнимаю, жду. Твоя, и только твоя (пока что), Я”
Я перечитала письмо еще раз. И еще раз. И еще раз. Потом почти залпом выпила налитый в рюмку коньяк и, пока не передумала, набрала телефон Дэвида.
- Дорогой, мне надо срочно уехать... Нет, пока не знаю насколько. Я тебе потом расскажу. Чмок.
Дорогой, милый Дэвид... Твоя любовь трогательна и... скучна. И я выйду за ... тебя... но не сегодня.
Утром я остановила машину на улице маленького кейпкодского (Cape Code – курортный полуостров, пригород Бостона – прим. ав.) городка. Солнце по-весеннему ласкало стекло автомобиля. Курортный сезон еще не начался. Все пять часов за рулем я проклинала себя за поспешность и необдуманность, за внезапность и бестолковость. Сверилась с адресом на конверте и, поколебавшись еще секунду-другую, нажала на кнопку звонка.
- Входи, открыто, - раздалось из-за двери. – Я не сомневалась, что ты приедешь. Кофе готов и твои любые Маделинки тоже.
Еще раз выругавшись про себя, я надела подходящую улыбку и отправила себя в кухню.
Рэчел ничуть не изменилась... разве, что потолстела чуток - попыталась я подбодрить себя.
- Дорогая, ты божественно выглядишь, - встретила она меня, всплеснув руками.
- Угу, как Римский Папа после операции, - мрачно ответила я, вспомнив о не уложенной голове, не накрашенных ногтях, старых джинсах и пяти часах за рулем. – Где твой чертов кофе, а то я сейчас рухну. Кстати, я приехала с двумя условиями: я не буду подругой невесты и не надену платье.
- Хорошо, - рассмеялась она, - Успокойся.
Мы познакомились на первом курсе. Нас поселили в одну комнатку в дорме (общаге – прим. ав.). Комнатка была некрупна, и на ее фоне нога, торчащая из-под одеяла, мне показался гигантски длинной. Что, впрочем, не помешало нам подружиться. Постепенно, мы стали как две половинки йо-йо – куда она, туда и я, куда я – туда и ... нет, впрочем, она всегда была заводилой. Пока... влюбиться обоим в одного недоношенного придурка – дело не хитрое. Она – красавица, а я, на ее фоне, – просто нью-йоркский зачуханный кукушонок. С тех пор только поздравления с Ханукой, которые, как не очень праведная еврейская девушка я даже не открывала, с пасхой, с Днем Независимости и Благодарения - их всех ждала одна и та же судьба. И вдруг...
- Ну что ты стоишь? Я так рада тебя видеть.
- Я то же, - машинально отреагировала я, еще до того, как поняла, что же она сказала.
- Ну, рассказывай, как ты и что?..
- Да, что я... живу себе... ты то как? Как тебя угораздило?
- Читала твои статьи в Ньюйоркере. Классно пишешь.
- Спасибо, - как не странно, но мне было приятно.
- Так, нам надо срочно поесть, потом поехать заказывать... – остальную часть я пропустила мимо ушей. Меча о душе и мягкой постели решила даже не пробовать меня посетить.
- Свадьба то когда?
- Как когда? Конечно в субботу. А когда же?..
Суббота... а сегодня еще только понедельник. И какого черта я так рано приехала. Это все моя дурацкая порывистость. Ладно, недельный отпуск мне не повредит. Хорошо еще, что в эту субботу, а не через месяц. В следующий раз буду читать внимательнее. Интересно, а будет следующий раз?..
Весь день она меня таскала по всяким цветочным, едальным, и каким-то еще заведениям. Спрашивала мое мнение. Я устало поддакивала. Она радостно целовала меня в щеку. И мы неслись дальше.
Вторник и среда прошли по той же схеме. За три дня я так и не узнала, как зовут счастливчика. И, вообще, есть ли он... как, впрочем, и другие персонажи свадебного ритуала – родители, подруги, девочки с цветами,.. кто там еще должен быть?..
Вечер выдался непомайски жарким. Сначала мы сидели в соломенных качалках на веранде, а потом перебрались внутрь, к камину. Рэчел притащила фотки, налила коньяк. И начался вечер под заголовком: “А помнишь...” Надо отметить, что она помнила гораздо больше меня. Рассматривая фотки, мы склонялись все ближе и ближе... пока наши волосы, ее великолепные рыжие кудри о мои простецкие локоны, не встретились. На секунду я почувствовала ее дыхание, ее тепло, ее запах... Меня потянуло куда-то... Еще мгновение,.. и мне показалось, что этой секунды не было. Рэчел улыбнулась и побежала за добавкой коньяка. Я собрала волосы в хвостик.
- Так, я записала тебя на завтра к моему парикмахеру в Бостон, на Ньюбери (фешенебельная улица в центре Бостона – прим. ав.). Я рядом буду мерить платье, а ты сделаешь волосы и ногти. А то кошмар какой-то.
- А может я так... – смущенно пролепетала я. – Не я ж невеста...
- Никаких возражений.
Парикмахер час ходил вокруг меня, вздыхал, переживал, за мои загубленные волосы, и тщательно намекал на десять сеансов – за меньшее количество он не берется их исправить. Я его разочаровала, как смогла, сказав, что он меня вряд ли увидит еще раз, особенно, если не займется моей головой прямо сейчас же. Вздохнув, он намочил мне волосы.
Вот, наконец, волосы уложены, ногти подстрижены и покрашены. Я зашла в соседний салон, где Рэчел мерила платья.
- Ага, вот, наконец, и ты. Где ты болталась?
- Я... ну ты же сама сказала... прическа... ногти... то да се – неуверенно пролепетала я.
- Так, ты должна надеть платье. Мы с тобой одинаковой комплекции. Я, конечно, постройнее, но ты вполне подойдешь. Короче, мне надо посмотреть на платье со стороны. Надевай, - выпалила она за секунду.
Я подумала было не согласиться с тем, что она “постройнее” – любому видно, что я при том же росте легче ее, как минимум, паундов этак на два, но в последний момент просто обречено вздохнула – что делать – она ж невеста и... лучшая подруга. Меня даже немного воодушевила перспектива увидеть себя в платье - последний раз это было... не помню. Я расстегнула джинсы.
- Так... посмотрим. Здесь надо еще подобрать, а здесь распустить, а здесь... – тут она провела рукой по моей груди.
Что это? Неужели... Было это случайное движение или?.. Нет, не может быть... Но... почему, почему я захотела, чтоб оно было неслучайным. Захотела всем телом, каждой его клеткой. Я подсознательно потянулась за ее рукой, но рука уже унеслась дальше изучать платье... или... нет, не верю, или – меня, в этом дурацком платье. Мне захотелось крикнуть – Подожди, остановись!!! Но, взглянув в ее смеющиеся глаза, я постаралась взять себя в руки.
- По-моему, платье великолепно, - выдавила я так холодно, как только могла. – Можно я уже его сниму.
- Нет, я еще не кончила. А ты?
- Что ты хочешь сказать? – покраснела я.
- Ничего. Стой смирно, а то я тебя уколю. Ща позову тетку, чтоб она поняла, что я хочу. Погоди. Не скучай.
Поскучаешь тут, как же. Мысли разбегаются в разные стороны. И мысли ли?.. Наконец, они (Рэчел с портнихой, а не мысли) вернулись и после получасового верчения, ощупывания и подкалывания, мне было милостиво разрешено переоблачится в джинсы и любимый свитер.
- Так, завтра должно быть готово. Мы приедем опять.
- Я бы... мне завтра надо... очень необходимо, поработать. Я не смогу.
- Ерунда - мы на минутку. Поработаешь потом. Мне ж надо на тебя опять померить. Не будь букой.
Вихрь на час осел в Тапосе – испанском ресторанчике с весьма примечательной едой. Лично меня интересовало только пиво, первый бокал которого я осушила залпом.
- Тебе понравилось? А?
- Что?!! – я поперхнулась пивом.
- Парикмахер, конечно. Не платье же. Обожаю гомиков. У них такое... такое возвышенное чувство женского волоса. – Я поперхнулась еще раз.
- Да, он – просто чудо. В Нью-Йорке такого не найти, - сказала я, а про себя подумала - каждый второй.
- Я всегда знала – ты – золото, - и она чмокнула меня в щеку.
Дальнейшее путешествие по магазинам прошло без приключений. По дороге домой я задремала под монотонное воркование Рэчел. Мне снилось, что я в платье невесты стою перед раббаем, рядом Рэчел во фраке. Вот я говорю – I do!!!, тянусь поцеловать ее и просыпаюсь.
- Что ты do? Я говорю, суши или чайниз?
- Все равно.
Пятница пронеслась сплошным вихрем. Помню только передышку в примерочной и то странное чувство смеси любопытства, боязни и ожидания встречи руки Рэчел с моей грудью. Потом опять все понеслось.
Вечером, сославшись на усталость, я уклонилась от посиделок у камина и пошла к себе. Странно, что это со мной?.. Неужели, я все-таки, того... Нет, ну у меня же есть бойфренд... давно есть, да еще и в мужья набивается. Он хороший, но мне с ним безумно скучно, а, может, поэтому и скучно?.. Бред. И почему никак не уснуть... Когда-то меня затащили на какие лесбийские посиделки; не могу сказать, что мне было противно, но как-то я себя ощущала ну совсем не в своей тарелке. А сейчас?.. Вот она там сейчас ходит и...
- Спишь? – я даже не заметила, как она вошла.
- Не-а.
- Можно к тебе? – Она стояла в одной ночной рубашке, босиком, трогательная и какая-то потерянная.
- Да, конечно, - неуверенно ответила я, подвинувшись к стенке и откинув одеяло, - залезай. – Пожалуй, я не смогу передать то обилие мыслей, которые пронеслись у меня в голове за последующую секунду.
- Если ты не хочешь, то я лучше пойду, - так же неуверенно прошептала она.
- Нет, что ты, залезай скорее, ты совсем замерзла – еще простудишься за день до свадьбы.
- Спасибо. Знаешь... Я... я боюсь.
Рэчел залезла под одеяло и прижалась ко мне. Ее била дрожь. Мелкая, лихорадочная.
- Ну, что ты? Что такое? – гладила я ее по голове, по спине, по плечам, - Успокойся, все хорошо. Чего ты боишься?
- Я?.. я... А ты не будешь смеяться? – она оторвалась от меня и посмотрела в глаза.
- Конечно, нет, дуреха, - эта ее трогательность толкнула мне, протащила через бесконечные сантиметры и секунды, разделяющие ее и мои губы. – Дуреха, не бойся, ничего не бойся, я же с тобой, - шептала я, покрывая поцелуями ее лицо, глаза, полные не вылившихся слез, щеки, шею.
- Я еще ни разу не спала с мужчиной, - наконец выдавила она из себя.
- Ты хочешь сказать, что ты ... – я оторвалась от нее и посмотрела в глаза
- Да.
- Но ты ж с Ричардом (я все-таки узнала, как его зовут, плюс к этому, то, что он итальянец, и историю жизни каждого члена его большой итальянской семьи) уже два года гуляешь, и ни разу?
- Не-а. Вот такая я сука, - слезы моментально высохли, а на их месте появилась лукавая искорка, которая, впрочем, тут же погасла, - а теперь я боюсь... – и она вжалась, вкомочилась в меня.
Никогда, пожалуй, я не ощущала ее так близко. Да и, вообще, ни одну девушку до сих пор. И сразу же меня окутали ее волосы, ее запах, ее дыхание. Я почувствовала, что перестаю существовать, перестаю дышать сама, видеть сама, осязать сама. Я становилась частью ее. Каким-то отдаленным кусочком подсознания я ощущала, как бешено бьется сердце, но не понимала – мое оно, или ее, или может наше.
- Поцелуй меня, - услышала я, или мне так показалось, около самого моего уха.
“Этого не может быть. Я сплю”, – пронеслось в моей кружащейся голове. Я безвольно позволила ей перевернуть меня на спину, и вот уже ее губы ласкают, требую, мучают мои... Полуобморочное безумие покрыло нас невесомой липкой паутиной. Пальцу, влажные требовательные, жесткие пальцы... Но чьи они? Мои в ней?.. Ее во мне?.. Или, может, мои во мне...
Безумие вырвалось криком. Нас обеих била дрожь. Несмотря на теплую ночь и ватное одеяло, меня знобило.
- Что? Что это было? – только и смогла еле слышно выдавить я.
- Не знаю... но... это было... было... я люблю тебя. Люблю! Люблю! – она перешла с шепота на крик.
Я попыталась ее успокоить. “Ну, ну, перестань. Слышишь? перестань”. Наконец она затихла. Она лежала на спине с закрытыми глазами, дыхание выровнялось, я решила, что она уснула... А ко мне сон никак не шел. С дурацкой, ненавистной мне манере, я стала анализировать. Перебрав все варианты, я пришла к выводу, что я - полная дура, и, что делать дальше, не имею ни малейшего понятия. Дэвид мне часто говорит – “Ты такая умная – всегда знаешь, что делать”. Видел бы он меня сейчас. Ха-ха. Во-первых...
- Я завтра не выхожу замуж.
- Что?!! - от неожиданности я так опешила, что не сразу поняла, о чем это она.
- Ты сказала: “Во-первых”, а я тебе ответила, - спокойно объяснила Рэчел.- Замуж я не выйду. Во-вторых, мы завтра едем в Испанию или в Бразилию.
- Ты в своем уме?
- Да. Вполне.
- Значит так, во-первых, я сейчас же еду домой, во-вторых, ты завтра выходишь замуж, в-третьих...
- Да? Что же в-третьих? Что же ты замолчала, а?
А замолчала я, потому что ощутила движение ее пальца по моей ноге. Вот он уже прополз половину пути от колена к... Я кое-как взяла себя в руки и резко встала с кровати. Рэчел села, облокотившись на подушку, и стала с интересом наблюдать за мной. Джинсы, свитер на голое тело, красовки, - все я готова.
- Далеко собралась? – в голосе звучала насмешка, - ты ж знаешь - будет так, как я захочу.
- Да? – обернулась я к ней. Она улыбалась. Из-под одеяла вызмеилась ее рука, в ней блеснул ключ. – А ну, отними.
- Отдай.
- Неа.
Я потянулась за ключом, но не достала и грохнулась прямо на Рэчел. Она обхватила мою голову руками и притянула к себе. Несколько секунд я еще боролась, но... и вот я уже опять тону в поцелуе. Мысли растворяются в нем, как в серной кислоте, и я уже не могу, не хочу сопротивляться... Джинсы, трусики, свитер – содраны и разбросаны вокруг. И снова безумие, безумие, безумие. И нет этому конца. И...
- Я завтра уеду... сразу, утром... – прошептала я и провалилась в небытие. Последнее, что я почувствовала, было как Рэчел, крепко прижалась ко мне, блаженно мурлыкая.
Проснулась я одна. Рэчел куда-то делась. “Надо встать, собраться и ехать домой...” Но за окном приветливо светило солнце, было тепло, и ехать очень не хотелось. Я представила ждущий меня властный город, ощутила его подавляющую серую громаду, тоску вечеров в обществе Дэвида, груду работы, и не нашла сил заставить себя принять единственно правильное решение. Пришлось поступать так, как поступать было нельзя - я осталась.
- Соня, - раздалось снизу, - вставай. Сегодня – моя свадьба!!! Давай быстро, завтракать на балкон. Я тебя жду.
А может, мне все приснилось? Да? – а как объяснить ее трусики, так интимно переплетенные с моими? “А черт с этим всем”. Я нехотя выползла из-под одеяла, ополоснулась в душе и, натянув длинную футболку, вышла на балкон. Там в лучах солнца, раскинув рыжие волосы, в шезлонге лежало тело Рэчел. Пожалуй, нельзя сказать, что халатик хоть как-то прикрывал ее интимные места. Я почувствовала, что что-то опять поднимается из-под диафрагмы.
- Ну, что ты стоишь? У меня свадьба через восемь часов, я еще не готова, а ты как сонная муха. Кофе, тосты – и вперед.
- Угу, - выдавила я.
И тут все опять понеслось, закрутилось, завертелось. Парикмахер, маникюр, косметика, портниха, еда для банкета, оркестр, подруги невесты - все перемешалось в голове. То, что было вчерашней ночью, отодвинулось куда-то в подсознание. А может, это было не вчера? А может, ничего и не было? Может, мне все-таки приснилось? Может, это плод моего больного воображения, результат кислородного отравления – девушка из большого города вырвалась на океан. Наконец, за час до свадьбы Рэчел все-таки отпустила меня одеваться. Тут я осознала, что совершенно не готова – ни цветов, ни подарков, ни даже открытки – вот так лучшая подруга. Ха. Мечты о получасе на кровати без движения померкли и печально растаяли.
Ехать в Провинстоун (город на Кейп Коде, знаменитый, в частности, кучей маленьких магазинчиков и галереек – прим. ав.) времени уже не было. Пришлось купить слащавую открытку в аптеке. Несколько зеленых купюр с портретом Франклина заменили подарок. Зато цветы оказались выше всех моих ожиданий. Мне подсказали оранжерею с божественными розами, они стоили безумных денег, но они их стоили (какой пошлый каламбур). В конце концов, не каждый день и даже не каждый год моя лучшая подруга... тут я запнулась, но, после секундного колебания, твердого закончила самоубеждение – моя лучшая подруга выходит замуж.
Натянув свой, повидавший немало банкетов, костюм, я в очередной раз подумала, что не плохо было б прикупить еще один, но... как-нибудь потом. Так, теперь дилемма – краситься и опоздать к первому поцелую или идти так и намазаться по дороге? Решение пришло само в лице одной из подруг невесты. Засунув это лицо ко мне в комнату, она сообщила, что машина готова, а они не могут ехать без меня. Я попыталась промямлить, что я еще не готова, но она поставила точку фразой – Тогда добирайтесь сами. Пришлось, подхватив косметичку, открытку с деньгами и букет, погрузиться в лимузин.
Рэчел в лимузине не было, была только толпа одинаково безвкусно одетых подруг невесты. Я скромно улыбнулась и села сбоку. Девушки удостоили меня критическим взглядом и тут же потеряли ко мне интерес. Я пыталась накраситься, но машину ужасно качало. Если б не помощь одной из девушек, которая как-то заметила мои мучения, то я была б похожа на жену вождя краснокожих, убитого на тропе войны. Наконец, мы доехали.
Церковь была разукрашена. Честно говоря, я не очень поняла, почему еврейка Рэчел и вся ее еврейская семья согласилась на венчание в церкви, но я не стала сильно задумываться. В конце концов, не мое это дело. Мое дело – остаться незамеченной в этой расфуфыренной еврейско-итальянской толпе. Пристроив свое тело, облаченное в полуофисный-полубанкетный костюм, на пустую скамью, я принялась от скуки осматривать гостей. Удивительно, какие глупые мысли лезут в голову, когда смотришь сзади на людей, которые не подозревают о твоем присутствии. Например, если смотреть на толстого человека сзади, то не знаешь, итальянец он или еврей, пока не увидишь кипу. Зато, вот, на красношеего американца не похож ни тот, ни другой. К сожалению, развить эту мудрую мысль я не успела – дверь отворилась, и появился жених – красивый, высокий юноша в безупречном костюме, ведомый необъятного размера женщиной – его матерью. Я почувствовала сильный укол ревности. И еще чем-то, он мне не понравился, но вот чем, я, пожалуй, четко сформулировать не могла.
Потом появилась Рэчел. Она была неописуемо хороша в свете софитов и мерцании вспышек. Ее вел под руку отец, маленький кругленький еврей в расшитой малиновой кипе. Я почему-то вспомнила, как он приезжал к нам в Универ из какой-то глуши, как мы все вместе ездили показывать ему Бостон, а он засматривался не на дома времен Пола Реверы (лидер войны за независимость – прим. ав.), а на девчонок с голыми пузиками.
Заиграла музыка, все затихли, появился священник, облаченный в белый балахон с золотой инкрустацией. Началось какое-то действо. Монотонность происходящего расслабила мозг, что позволило мысли о вчерашней ночи выползти из-под сознания. Стало душно и жарко... или это только мне так показалось. Вот священник спросил собравшихся, не имеет ли кто-нибудь что-нибудь против этого союза. Повинуясь какому-то неосознанному порыву, я вскочила:
- Я, я против – заорала, как мне показалось, я на всю церковь... но крик застрял у меня в горле, и, так и не найдя достойного выхода, выполз каким-то хрипом.
- ??? – Священник взирал на меня с неподдельным удивлением, все повернулись ко мне, даже Рэчел.
- Извините, я ... – еле выдавила я, - мне что-то не хорошо. – и я пулей вылетала из церкви.
Резко захотелось курить. И выпить тоже не помешает. Через улицы по диагонали я увидела бар. Еще слишком рано, и народу никого – то, что надо. Бармен в полудреме покачивается над стойкой.
- Две стопки водки. Безо льда. И пачку Мальбора, - выпалила я без предисловий.
- Друг женится? И не на тебе? – вяло поинтересовался бармен.
- Подруга замуж выходит, - машинально ответила я, опрокидывая первый стопарик.
- Парень-то хороший? – в голосе не прозвучала даже намека на интерес. “Хреновый бармен,” – так же машинально подумала я, - ”в Нью-Йорке такой не задержится”.
- Не знаю... по-моему – говно. Да и она – дура порядочная, - второй стопартик последовал за первым.
- Что-то вы не... – что-то в моем взгляде ему помешало договорить, - Еще? – указал он на пустой сосудик.
Я отрицательно покачала головой и затянулась. Бармен потерял ко мне интерес и снова впал в оцепенение. Выкурив две сигареты и осушив еще стопку, я расплатилась и не очень уверенно отправилась обратно. Даже через обилие оберточной бумаги розы покалывали пальцы, что было даже приятно. Вот я и в церкви. Удачно пропустив первый поцелуй, который я бы вряд ли перенесла спокойно, я успела встать в очередь к поздравлению молодых. Судя по всему, в конце очереди были только друзья и родственники Рэчел. Ричард откровенно скучал и даже перестал изображать улыбку. А невеста была хороша, румянец на фоне белой кожи и рыжих волос делал ее безумно соблазнительной. Я вручила ей розы и конверт, и, стараясь не смотреть ей в глаза, произнесла пару банальных фраз о том, как я рада, и какое светлое будущее их ждет. Рэчел бросилась целоваться, пришлось ее то же клюнуть в щеку.
Обязательная часть к семи закончилась, все потянулись на банкет. Идти на банкет не хотелось, но какие-то подруги невесты подхватили меня за руки и потащили обратно в лимузин.
Банкет был шумен и несуразен. Итальянцы с евреями старались перещеголять друг друга в веселость, щедрости, радушии и балагурности. Рэчел, изрядно выпившая и веселая, мной не интересовалась совсем, и посему я решил незаметно исчезнуть.
По дороге домой сняла с ответчика десять встревоженных сообщения от Дэвида. Оказывается, мой мобильник сел еще в понедельник и, так и, валялся у меня в сумочке. Позвонила моему бедному ухажеру, сказала, что еду домой, но от его прихода наотрез отказалась. Потом позвонила знакомому репортеру и заставила его пригласить меня в бар. В полночь я, в джинсах и невыразимо вытянутом свитере сидела за стойкой в обществе немытого и начесанного репортера и слушала о том, как он пробрался под сцену, на которой выступали Ролинг Стоунз, и умудрился сфотографировать Микки Джагера снизу. Через час, выпив три сухих Мартини, обалдев от звука репортерского голоса, я отправилась домой. С трудом отбилась от навязчивого предложения проводить меня до кровати. Пришла, разделась до гола и, рухнув на кровать, моментально уснула.
Мне снилось, что я гуляю по кладбищу, ночью, и вдруг слышу, как Рэчел зовет меня. Я бегу, спотыкаясь о могилы, царапаясь о кусты, и, наконец, добегаю до каменного склепа. Дверей в склепе нет, зато есть зарешеченное окошко. Оно высоко, поэтому Речел я не вижу, а только руки, которые она тянет ко мне. Я беру их, они холодные... мертвые, и ... тут я просыпаюсь.
Бледный рассвет тоскливо заглядывал в комнату. Будильник показывал 5 утра и почему-то звонил. Несколько ударов по нему, и я осознанию, что это не будильник. Еще усилие, и я понимаю, что это не телефон. Кто-то трезвонит снизу. Доползаю до переговорного устройства и нажимаю на кнопку:
- Кто? – с трудом выдавливаю из себя.
- Открывай сейчас же, - я даже сначала не узнала голос Рэчел.
- Входи, - я нажала на кнопку замка, натянула свитер и пошла открывать.
Она стояла на площадке в бывшем шикарном свадебном платье, сжимая в руках мои розы. По щекам ручьями текли слезы. Один из шипов вонзился в палец Рэчел, и из ранки высочилось несколько капелек крови. Искорка в глазах... Коротких взлет роз... Вот сейчас их божественные головки опустятся с размаху на мое лицо. Я зажмурилась...
- Ты... ты... – удара не последовало, я открыла глаза.
Рэчел как будто сдулась, рука безвольно опустилась, розы выпали, и сама она, как-то сжавшись, осела на пол, обхватив мои ноги, уткнулась в мои голые колени и разрыдалась. Громко, протяжно, в голос. Я кое-как затащила ее в квартиру, ступая босыми ногами по тому, что еще недавно было “божественными” розами, и захлопнула дверь.
- Ты... ты предала меня... Ты сбежала... – с трудом разбирала я сквозь рыдания. – Я звала тебя... он трахал меня, а я звала тебя... А ты... ты... бросила меня. А он трахал меня, и я не могла уже защищаться... А потом он уснул, и я убежала...
- Милая моя...- выдавила я, и, опустившись рядом, разрыдалась вместе с ней.
Сколько времени мы так прорыдали в обнимку, - не знаю... В какой-то момент я почувствовала, что мои руки гладят ее по голове, по плечам, по спине, совсем как тогда ... вчерашней ночью. Она поймала мою руку и стала целовать мои пальцы. Сначала в каком-то неистовстве, а потом все нежнее и нежнее. Рыдания постепенно затихли, и вот мы уже целуемся на полу, путаясь в бывшем платье Рэчел. Правда, через некоторое время мы все же перебрались на кровать, не выпуская друг друга на протяжении всего двадцатиметрового пути от входной двери до спальни.
За окном рассвело, потом стемнело, потом, наверное, опять рассвело и стемнело. Мы потеряли ощущение дней, ночей, времени... Звонил телефон, оставлялись сообщения, кто-то стучал в дверь... Все это было где-то далеко, за пределами нашего мира, нашего восприятия, нашего измерения. Мы были стонущим, всхлипывающим, самодостаточным клубком рук, ног, волос... И нам не надо было ничего и никого...
... Радужные мыльные пузыри лопались и разлетались фейерверком искрящихся брызг... Дети бегали по радугам и заливисто смеялись... Я лежала в высокой траве, засунув руки под голову. Пахло летом, свободой и счастьем... Вдруг я не услышала, а почувствовала, что кто-то зовет меня... сразу исчезли радуги, дети, пузыри, а зеленая трава сменилась белоснежной простыней. Я зажмурилась от яркого света, но не солнца, а софитов... Сознание возвращалось медленно и болезненно. Появилась какая-то тупая барабанная дробь где-то около виска. Наконец, из пятна света появилась голова в очках.
- Она очнулась, - донеслось до меня сквозь туман и стук.
Сразу набежала толпа людей в халатах. За их спинами я узнала лицо Дэвида. В глазах его был страх, любопытство, надежда... Почему он так осунулся? Сам на себя не похож.
- Где я? Что случилось? – попробовала спросить я, но на меня никто не обращал внимания. Точнее только на меня и обращали, но не на мои слова.
- Пульс в норме. Кардиограмма.
- Оставить кислород и ... – дальше пошли термины, которые я не понимала, я постаралась отключиться от них и сосредоточиться на том, где я и как я.
Наконец, они ушли. Остался один Дэвид. Он сел ко мне на кровать и ласково взял мою руку. Мне стало тепло и хорошо.
- Дэвид, что случилось? Почему я тут?
- О.Д. (overdose – передозировка – прим. ав.) Я нашел тебя две недели назад. Когда это ты начала колоться? И почему?
- Что?!!!
- Врач говорил, что ты можешь не очнуться...
- А Рэчел? Где Рэчел? Что с ней?
- Какая Рэчел?
- Девушка, с которой ... - я осеклась, не зная как сказать.
- Не знаю ни какой Рэчел. – Чуть ли не обиженно сказал Дэвид, - Когда я тебя нашел, ты была одна. И без сознания... и рядом шприц... и...
- Одна... – слезы навернулись на глаза. Я отвернулась. Дэвид испугался и побежал за медсестрой.
Одна... О.Д.... Сука... Слезы исчезли моментально. Я даже попыталась уговорить себя зареветь, но не тут то было. Больно, до чертиков больно, в горле комок, руки судорожно сжимаются в кулаки, и пустота, черная, бархатная пустота, а слез нет...
Через два дня меня выставили из госпиталя.
Месяц я просуществовала в темноте, мало, что, замечая и мало, на что, реагируя. Дэвид, лапушка Дэвид, ходил за мной как за умалишенной. Заставлял зубы чистить и чуть ли ни задницу мне вытирал. Через месяц я постепенно стала приходить в себя. Я сожгла все, что хоть как-то, даже очень отдаленно, могло напомнить о Рэчел. В конце концов, я даже смогла заставить себя не думать о ней хотя бы некоторое время дня. Еще через месяц я согласилась на предложение Дэвида, попросив полгода на приведения себя в порядок.
Полгода прошли. Завтра свадьба....
Зачем, спросите Вы меня, я все это Вам рассказала? О, Рабби, Вы – мудрый человек. Помогите мне. Я вчера получила письмо от Рэчел...