Только от жизни собачьей

 
   - Дышшши же!
   А-нюта... Нютка... твое заплаканное лицо пересекает радуга, голоса становятся телефонными, чьи-то крепкие руки давят мне на грудь...
   - Давай, дыши, зараза, дыши!
   Анютка... Нюточка... не пла-чь...
   - Дохлый номер, Романыч...
   А-н...
   - Похоже на то...
   
   ***
   Вы никогда не замечали, как собаки похожи на ангелов? Нет, конечно, мне бы и в голову не пришло лепить им нелепые пегасьи крылья или выкрашивать их в больнично-белый цвет. Но есть, есть какая-то порывистая окрыленность в этих размашистых движениях, небесное дружелюбие во взгляде и остраненная кротость в характере.
   
   - Ну ты и загнул - ангелы, - смущенно усмехается большой боксер с подпалинами. Одно ухо у него надломлено, сложившись конвертом, большая голова приветливо склонена набок, черная пасть растягивается в застенчивой улыбке, обнаруживая беззащитно-розовый язык.
   Он шумно дышит и так же шумно скребет лапой поджарое брюхо.
   - О...- пораженно выдавливаю из себя я.
   - Да, - соглашается собеседник, - Я тоже так раньше думал.
   Он неспешно поднимается, наклоняет морду ко мне:
   - Пойдем, что ли. Да все в порядке с тобой, посмотри сам, если не веришь.
   Я смотрю: и правда, лапы-бока целы; скосив глаза, оцениваю свою морду(надо же, а я доберман, вроде), энергично виляю купированым хвостом. Что еще человеку надо?
   
   Мы трусцой пересекаем дороги, громко шлепая лапами по обиженно вздрагивающим лужам, огибаем еще голые деревья на тротуарах, не забывая щедро пометить избранные, ныряем в гулко ахающие подворотни. Мой язык по-щенячьи болтается сбоку, и прохладный весенний воздух будоражуще щекочет глотку.
   - С возвращением! - от неожиданности я рефлекторно отпрыгиваю в сторону на бегу, разворачиваясь на всех лапах.
   Старый пес негромко смеется, довольно щуря подслеповатые глаза: фокстерьерская задорная морда и неподходяще коротколапый лохматый торс.
   - С возвращением? - удивляюсь я, - Но я думал, что...
   - Реинкарнация? - не по возрасту живо интересуется полутерьер, подмигивая давешнему спутнику.
   Боксер хмыкает и деликатно отворачивается, со рвением принимаясь за изучение содержимого стоящего рядом зеленого грязного бака с мусором.
   - В известном смысле - это де-реинкарнация, но терминология может нас сбить со следа, - дружелюбно говорит старик, видя мое смятение. Он старательно незаметно подтягивает разъезжающиеся в стороны слабые лапы. - Ты был раньше собакой. Потом некоторое время - человеком, а теперь снова вернулся домой.
   Он дружелюбно улыбается, но я опять ничего не понимаю. Наверное, все-таки сбился со следа.
   
   - Ну, вот смотри, - с трудом почесав лапой за ухом, полутерьер решает смилостивиться. - Твой друг, увлеченно потрошащий сейчас мусорный пакет, был директором химкомбината, а до того - точно таким же псом, которого хозяева сдали на живодерню. А вот та симпатичная, но молчаливая чиа-хуа-хуа, перебегающая двор вдалеке, видишь ее? - была известной телезвездой, а до того - несколько двуногих придурков поймали ее, запихнули в черный пластиковый пакет и выбросили на автотрассу. Просто так.
   Я вздрагиваю, непроизвольно сглотнув:
   - Значит, реинкарнация в человека... человеком... в общем, это - награда?
   - Это как посмотреть, - мрачнеет собеседник, отводя взгляд, а уши его удрученно слегка опускаются в стороны. - Директора химкомбината убили двумя выстрелами в голову, а телезвезда перебрала с дозировкой после очередного скандала с очередным любовником.
   - А ты - кем?
   - Я был привокзальным бомжем, - доверительно и отчего-то довольно делится полутерьер, опять собирая лапы воедино.
   - А... теперь что будет? - осторожно интересуюсь я.
   - А теперь - все будет по-прежнему, - счастливо улыбается тот и, встав, трусит прочь на своих не по-терьерски коротких лапах, довольно втягивая носом свежий воздух.
   Я опешиваю:
   - Эй!....Погоди!... - он останавливается вполоборота, глядя на меня вопросительно.
   - А я? Кем я был?
   - Откуда же мне знать? - искренне изумляется полутерьер. - Это только ты сам можешь вспомнить.
   
   И я иду по следу.
   Улицы разветвляются на переулки, натыкаются на тупики, снова объединяются, сжатые в горсти перекрестков. Солнце выпархивает, как воробей, то с одной стороны домов, то с другой. Птичий весенний галдеж что есть силы кричит о скорых гнездах. После обеда с давешним боксером возле того самого бака мой живот упруг и вполне счастлив.
   Мелькание ног, пустынные дворы, где я киваю смутно знакомым пекинесам и бультерьерам. Мои лапы пружинисты и сильны, нос по ветру, шерсть антрацитно поблескивает, обтекая крепкие мускулы, уши напряженно ловят звуки, отсеивая ненужные. Я мысленно улыбаюсь: быть собакой отчаянно хорошо.
   
   Непонятно знакомый запах вынуждает меня затормозить на полном ходу, сбив с выбранного произвольного маршрута.
   - Давай, дыши, зараза, дыши!....
   Нахмурившись, я недоуменно втягиваю носом воздух, медленно приближаясь к толпе зевак. Опустив морду, безуспешно пытаюсь угадать источник запаха сквозь десятки ног.
   Тогда я стратегично огибаю толпу и ползком пробираюсь под брюхо стоящей там же белой большой машины.
   - Дохлый номер, Романыч...
   Дюжий медбрат раздраженно вытирает локтем лоб, но продолжает что есть силы надавливать обеими ладонями на грудную клетку пожилого человека.
   Тот лежит, беспомощно запрокинув седую голову, вытянув руки, неподалеку на боку - инвалидная коляска, на которой сверкает стальными спицами медленно вращающееся колесо. Как завороженный, я смотрю на это методичное поблескивание, положив морду на вытянутые передние лапы.
   Вдруг кто-то горько всхлипывает. Вздрогнув, осторожно выглядываю из-под машины: немолодая женщина в легком пальто стоит совсем рядом со мной, судорожно прижав руки к лицу и, тихонько раскачиваясь, плачет, а запах... Запах! Тот, остановивший меня - такой теплый, домашний, уютный, пленительный, дурманящий, родной, родной, родной...
   Не выдержав, я подползаю, как можно незаметнее тыкаюсь носом в ботинок женщины - и блаженно закрываю глаза, вдыхая и вдыхая...
   
   - Похоже на то...
   Доктор с досадой захлопывает свой чемоданчик:
   - Оставь, Вить, все уже.
   ...нннютка...
   - А! - радостно восклицает медбрат, наклоняясь ко мне, - Жив - жив, курилка! Заррррраза! - удовлетворенно рычит он.
   
   ...окружающее потихоньку утрачивает свою иллюзорность, обретая цвет, объем и смысл. И твое заплаканное лицо - светлее всех.
   
   Я слабо осознаю, что меня кладут на носилки; потом вдруг неровно взмываю в воздух и силюсь повернуть голову в твою сторону. Краем глаза я замечаю неторопливо бегущих по обочине двух одинаковых желтошерстых дворняг, которые почему-то вдруг так напоминают мне ангелов.