По разбитой таёжной просеке, покряхтывая рессорами, неторопливо полз Уазик с чёрными номерами. Командир ТРБ полковник Тихонов, “по утрянке” выехавший на охоту, любовно поглаживал шоколадный приклад ТОЗ-34 и напряжённо вглядывался в предрассветную хмарь. Ночью моросил нудный дождик, теперь же, чтобы избежать прикосновений мокрой листвы, на дорогу, по обыкновению, выходили косули, по-простому - козлы и козлухи, становясь лёгкой и желанной мишенью. Тихонов находился в наилучшем расположении духа:
- Что, Павел, дорос до фазана?
- Так точно, трщ полковник! – водитель украдкой посмотрел на часы – пять утра, до крика дневального: “Рота, подъём!” ещё спать и спать.
Павлу Марченко, выросшему в городе, да не где-нибудь, а в подмосковных Мытищах, и волей судьбы распределённому в ракетные войска, амурская глухомань пришлась не по вкусу. Редкие поездки в Свободный и вылазки на охоту, куда Павел в качестве водителя сопровождал командира, были единственным развлечением. Первая охота запомнилась надолго. Подумать только, как в такой козочке помещается столько внутренностей! Вываленные на землю из влажного розового нутра голубоватые с бело-жёлтыми бляшками жира потроха студенисто тряхнулись, как живые. Из распоротого охотничьим ножом рубца выпирало грязно-зелёное содержимое. Пашку тогда чуть не стошнило. Ободранная косуля смотрелась вполне аппетитно, но есть традиционную сырую печень, сдобренную чёрным перцем и солью, Марченко отказался наотрез. Ещё не понравилась летняя жара и донимавший в лесу гнус. То ли дело родные Мытищи - считай Москва…
Уазик въехал в безобидную на вид лужицу, дернулся и остановился. Пашка втопил педаль газа, потом дал задний ход – бесполезно. Колёса нещадно пробуксовывали.
- Сидим?
- Так точно, трщ полковник, наглухо!
Открыв дверцу, Тихонов поглядел вниз. УАЗ плотно сидел на мостах.
- М-да… Ладно, Павел, руби вагу, я - на “точку ” за тягачом, - полковник сплюнул в мутную жижу и вылез из машины. До ближайшей площадки часа полтора хода, охота испорчена, к девятичасовому разводу не успевали.
Водитель, проводив взглядом в зеркале заднего вида удаляющегося командира, покопался под сидением, отыскивая топор. Нехотя вылез из машины, огляделся. Тишина в тайге в эти часы бывает такая, словно заложило уши. Пашка даже сглотнул слюну для уверенности.
Светало, сумерки рассеивались и тайга начинала обретать привычную цветовую гамму. Справа простиралась заросшая мелким чапыжником марь, слева – ставший прозрачным после листопада березняк, впереди темнели сосны. Зелёный ковёр мха, усеяный листиками-сердечками копытня, густо зарос брусничником. Пашка набрал полную горсть красных с белым бочком твёрдых ягод, сдунул глянцевый листик и с наслаждением прожевал.
Первый удар топора по стволу тонкой берёзки окатил градом холодных капель с веток. Сразу почувствовалась осенняя сырость. От съеденных ягод засосало под ложечкой. А ведь лохонулся, как солобон! Ну, не в первый раз в тайге, а так машину посадить! Надо бы потихоньку, в раскачку… Сиди теперь тут, как мокрая курица, ни поесть, ни …
Сбоку затрещали ветки. Что-то большое и тёмное копошилось в чапыжнике. Корова что ль? Пашка злобно полоснул веткой по кусту:
- Ну, пошла… - смачное матерное словечко так и не успело сорваться с губ.
Конечно, Павел не раз уже видел медведей в цирке и в Московском зоопарке, но к встрече тет-а-тет с хозяином тайги был явно не готов.
Прибывший на место в сопровождение дежурного тягача Тихонов возле УАЗа водителя не обнаружил. Посигналили – тоже ничего, Марченко не отзывался. Следы сапог вели в березняк неподалёку. Там же нашли срубленную берёзку и брошенный рядом топор. Солдат же как сквозь землю провалился. Дела-а! Тихонов поднял глаза к небу. В метрах восьми над землёй чернели подмётки пашкиных кирзачей.
- Да, фазан, высоко взлетел! – полковник присвистнул – Рядовой Марченко, спуститься на землю!
Павел не отвечал. Крепко обхватив руками-ногами ствол берёзы, трогательно прижимаясь к нему щекой, он задумчиво созерцал невидимые Тихонову дали.
-Товарищ полковник, как Вашего папуаса снимать будем? – старший по тягачу лейтенант Красников обошёл вокруг берёзы. Первые сучки начинались метрах трёх над землёй, добраться, даже подсаживая друг друга, было практически невозможно. На все приказы и уговоры Пашка не реагировал. Предложение водителя Урала рядового Засухина срубить берёзу было отклонено.
- Паша,- полковник мучительно кашлянул: - сынок! Ну, давай, спускайся!
Наконец, согретый тёплыми увещеваниями, Павел подал признаки жизни. Неловко, как впервые высоко забравшийся котёнок, ломая сучки, сполз по стволу и грузно шлёпнулся в заботливые офицерские руки.
На базу возвращались к обеду. Полковник Тихонов сидел за рулём Уазика, поминутно ухмыляясь и бросая на рядового насмешливые взгляды:
- Ну, Пашка, ну москаль! – его пальцы выбивали дробь по плексиглазовому с замурованной красной розочкой набалдашнику переключателя скоростей: - Ну, мартышка хренова!
Павел покачивался рядом на пассажирском сидении, безучастно глядя в окно и с тоской вспоминая родные Мытищи.