- Кофе будешь? – она насыпала в старинную погнутую кофеварку - турку три ложки кофе. Звякнула ложка. Он посмотрел в окно и потянулся за сигаретой. Она поставила перед ним его чашку.
- В чашку посмотришь? – она отмахнулась, затянула пояс на шелковом кимоно и села напротив него. Чиркнула зажигалка, запахло ванилью. Он не любил сигареты с ароматической добавкой, но ваниль ей шла. Гога отпил кофе и который раз поразился его вкусу. Дело было вовсе не в том, по какому рецепту она его варила, а в том, что она не обращала на рецепт никакого внимания: купила кофе, смолола, сварила и выпила. А вкус… Он допил кофе и умоляюще посмотрел на тетю. Она сложила губы в ироничную улыбку и взяла чашку племянника, вылила гущу на тарелку и перевернула чашку верх дном.
- А…
- Хватит, тебе все равно какой кофе пить. – она убрала полную пепельницу и поставила чистую, а он терпеть не мог чистых пепельниц и тарелок. Он пристроил дымящуюся сигарету и откинулся на спинку стула.
Тетя вернулась на кухню умытая, причесанная и одетая на выход.
- Куда?
- По делу, - она налила себе полчашки кофе и долила наливкой. Он покосился на бутылку, но не посмел промолвить даже слова – все равно ничего не получится.Она посмотрела на кухонные часы и села.
- Дай твою чашку. – он протянул ей чашку, взял сигарету. Она мельком взглянула на чашку, потянулась за картами, с недовольным выражением надела очки и наморщив лоб, разложила карты в два ряда.
- Занялся бы ты делом. – она перемешала карты.
- Это ты в чашке увидела?
- Да, - она разложила карты в три ряда по четыре карты в каждом.
- А каким делом – не видно?
- Погоню в шею – сразу увидишь. – предупредила тетя и начала перекладывать карты из ряда в ряд. Он завороженно следил за ее руками. Карты ложились бесшумно, ровно. Колода выдавала нужные карты, которые ложились на свое место, а ненужные откладывались в сторону.
- Я ничего не могу сказать тебе. – тетя подошла к раковине и подставила чашку под струю воды.
- Что - нибудь плохое?
- Я не сказала – плохое. Я ппросто не увидела ничего важного, кроме… - она поставила чашку в кухонный шкаф. – Мне пора идти, повезешь меня?
- Конечно.
Светофор наконец загорелся, и машина тронулась с места.
- Ты так и не сказала, что увидела.
- Разве? - тетя сидела со сложенными на коленях руками.
- Да, ты сказала, что не увидела ничего важного, кроме… Кроме чего?
- Какая тебе разница? Ты все равно не веришь в «эту дребедень».
- Кто тебе сказал? Я верю, если говорят правду.
- Никаких если. Или веришь, или нет.
- Верю, верю, только скажи, что видела.
- Женщину.
- Господи, я – то думал… - он высунул левую руку в окно и свернул на узенькую улочку. Машина остановилась перед одноэтажным кирпичным домом. Тетя сидела, не шевелясь.
- Я увидела женщину.
- Что в ней было такого, что ты не захотела мне сказать? - он повернулся. Тетя копалась в сумочке, выуживая сигареты.
- Не знаю. Я что – то почувствовала, когда ее увидела.
- Что – нибудь плохое?
- Нет, не плохое. – она явно подыскивала слова.
- Кто – нибудь помрет?
- Типун тебе на язык. Смерти я не видела, а то сказала бы. Просто мне показалось, что эта женщина неживая.
- А почему она в моей чашке?
- Не знаю. Мне это напомнило историю о девушке, которая влюбилась в мужчину на фотографии.
- И как заканчивается эта история?
- Она влюбилась в портрет мужчины, который умер триста лет тому назад.
- В какой портрет?
- В портрет Ипполито Риминальди кисти Тициана.
- А причем эта женщина?
- Ну, не знаю. Просто вспомнилось…
- Хоть скажи, какая она из себя. Может, на похоронах узнаю покойную.
- Тебе все дурачиться… Хорошо, можешь считать меня выжившей из ума старухой, но это молодая женщина , с гладкими волосами, уложенными в прическу. У нее бледное лицо, холодное какое – то. Красивые глаза, маленький нос и красивые губы
- Это ты все в моей чашке увидела? - он посмотрел на обшивку салона. Там было пятно, которое напоминало ему облезлую соседскую собаку.
- Ладно, я пошла. Ты придешь вечером?
- Ага. – тетя вышла из машины.
Он открыл глаза и тут же их закрыл. Голова болела, во рту было сухо и мерзко. Не открывая глаз, он встал и голый зашлепал в душ.
- Куда ты? - донесся до него сонный голос, когда он закрывал двери.
В голове начало проясняться. Он быстро побрился, почистил зубы и оделся. Чайник уже плевался.Он выключил плиту, налил себе чай. Чайный пакетик в чашке не тонул.
- Ты куда – то уходишь и бросаешь меня ни свет, ни заря. – Нелли обхватила его за шею и поцеловала куда –то ниже уха. Она вычитала где –то, что там находятся эрогенные зоны, и считала, что ему нравится, когда она его туда целует. Он не пытался ее разуверить. Это было бесполезно. Роскошное тело, красивое лицо и … полное отсутствие мозгов.
- Лады, я побежал. Вечером увидимся. – он чмокнул ее в затылок.
- Вечером я не могу, - протянула Нелли и села, закинув стройные ноги одну на другую. Он погладил ее колено – божественное ощущение. – У меня вечером показ.
- Когда освободишься?
- Не знаю, наверное, поздно. – она погасила сигарету. Дым расползся по комнате и вытянулся к окну.
- Хорошо, если задержишься, позвони. – она кивнула и запахнула халат на груди.
На улице он уронил ключи и нагнулся, сверху шлепнулся лист бумаги.
- Тебе звонили вчера, я забыла сказать. - он подобрал ключи и бумагу. Нелли высунулась в окно по пояс.
- Что – нибудь срочное?
- Тебя искал Дима, потом оставил это. Сказал, передать обязательно.
Он нажал на клавишу, и компьютер ответил ему писком. Он встал, хрустнул коленом, поморщился и захромал к дверям.
- Все? – девочки дружно качнули головами, не отрываясь от экранов своих компьютеров. – Тогда я пошел. – головы снова качнулись, и он вышел.
-
В лифте он нащупал что – то во внутреннем кармане пиджака. Он развернул бумагу. На ней тиснеными буквами было напечатано приглашение на выставку достижений археологической экспедиции, недавно закончившейся в старой столице. На оборотной стороне, наискосок шла неряшливая надпись рукой Димы: «Старик, мы ждем, Открытие в восемь! Потом будет самое интересное. Не забудь.» Самое интересное – это студентки из Академии художеств, либо избранные из его списка хорошеньких и покладистых. Он посмотрел на часы и свернул к машине. Надо успеть переодеться.
В галерее было много народу. Умные разговоры. Дима мелькал во всех концах зала. Он был везде. Издалека помахал рукой. Гога прошелся по залу. Кто – то незнакомый хлропнул его по плечу, улыбнулся ему, пожал руку и пошел дальше.
Под конец остались только свои. Главный вход прикрыли. К нему подошел Дима и обнял за плечи.
- Ну, как ? Класс! – Дима торжественно развел руками. – Знаешь, какой успех? Через две недели везем во Францию. Ты еще не все видел. Остальное в хранилище. Я устрою тебе пропуск. Там такое – закачаешься. – его позвали, и он сжал Гоге руку. – Ту тут подожди, я сейчас приду и поедем кутить за успех нашей экспедици. Такие девочки будут…
- Закачаешься. – закончил вместо него Гога и усмехнулся. Дима укоризенно покачал головой.
- Разве можно перебивать старших? – и убежал. – Посмотри отдел домашней утвари! - прокричал он издалека.
-
Гога неспеша прохаживался по залу. Слева и справа шли стеллажи с золотом, серебром, светильниками и украшениями для дома. В конце на возвышении стоял стеклянный квадрат, выстланный синим бархатом. Подсвеченный со всех сторон, квадрат медленно вращался. Гога подошел поближе. На бархатной подушечке были выставлены две фарфоровые чаши. Это и было сенсацией. Две фарфоровые чашечки, завезенные из Китая. Неведомо как и когда попавшие в дом грузинского вельможи, который рассыпался в прах две тысячи восемьсот лет назад. Все экспонаты выставки были изделиями местных мастеров. Гога подошел поближе. Это были совершенно одинаковые чаши. Одна чаша лежала на боку. Узоры винного цвета и рисунок – сложенные ладони. Женские. Квадрат повернулся боком, выключился большой свет, квадрат остановился.
- Мощно, да? – Дима сзади хлопнул по плечу. Гога оглянулся. Дима ухмылялся. Гога смотрел на бархатную подушку, на фарфоровую чашку, лежавщую боком…Зачесанные гладкие волосы… красивые глаза… маленький нос, красивые губы.. белое лицо…