некоторые аспекты армейской мастурбации

Сергей Коломицын
Наверное, прав тот, кто скажет, что иногда мы  заложники собственной воспитанности. Я лежал на верхней койке, под полушерстяным армейским одеялом и терпеливо дожидался пока мой сосед снизу закончит мастурбировать. Надо отдать ему должное, делал он это всё притаившись и накрывшись, но, всё равно, кровать раскачивалась страшно, да и дыхание его здорово выдавало. Если я чём-то и думал, так это о том, как завтра посмотрю ему в глаза с таким видом, как будто ничего не произошло и о повести Андрея Платонова "Котлован", в которой когда-то вычитал похожий эпизод.. Ещё двое ребят, которые кроме меня и него спят на этих чёртовых армейских двухярусках, поставленных по двое и связанных между собой скотчем, чтобы конструкция приобрела ну хоть какую-то прочность, думают, наверняка, о том же.
Для кого-то воинское братство начиналсь с драк с дедами, фляги воды, последней сигареты. Для меня воинское братство, как и для остальных ребят из моего взвода, было ознаменовано молчаливым закрыванием глаз и ушей на маленькие слабости сотоварищей по воинскому подразделению.
 С мастурбацией в армии вообще  не очень. В смылсе, просто нет места, где ты можешь сам с собой уединиться. Помню, как-то офицеры притащили в казарму видик и несколько кассет с порнухой. Потом все бойцы батальона, как один, расхаживали со вздыбленными ширинками наперевес и с лошадиным ржанием показывали друг на друга пальцами.  Мне как-то по статусу не пристало заниматься мастурбацией при боевых товарищах, тем более, что все знали, что я не просто с высшим образованием, но ещё и психолог. Не возможно днём отговаривать ребят делать глупости, а ночью преспокойно дрочить в постели, где кроме меня спят ещё трое мужиков.
Не поймут.
 И дело было вовсе не в том, что мастурбация – это плохо, - напротив, иногда очень хорошо, и не в том, что надо было отстраниться и показать сослуживцам как работает принцип помоги себе сам. Привычные современные психологические приёмы не всегда функционируют в мужском армейском коллективе, тем более, когда речь идёт о русской армии.  В ней до сих пор средневековые порядки,  в том числе и презрительное отношение к онанизму. В чужой монастырь со своим уставом, как известно, не полезешь. Даже если ты дипломированный военный психолог.
Тем не менее, самоудовлетворялась солдатня везде, где только можно – в туалетах,  на боевых постах в караулах,  в нарядах по автопарку и даже...сделайте вдох...на посту у боевого знамени. На том самом посту, с которого нельзя сходить и если ты делаешь хотя бы один шаг с тумбочки, на которой ты должен стоять с автоматом и в парадной форме, то на всю часть визжит сирена и прибегает взмыленное дежурное подразделение, вооружённое до зубов. 
Умельцы , как только менялись на посту, набрасывали  автоматный ремень на здоровенную подставку для цветов, стоявшую рядом со знаменем, на которой в горшках, вставленных в специальные отверстия,набитых окурками и фантиками от ирисок , росла герань. Подставка подтаскивалась к почётной «фишке», передние её  ножки ставились на тумбочку и всё- нужный вес обеспечен, и герой солдат ложиться спать около батареи или , как и указывалось выше, делает всё что ему хочется. Кончали, между прочим, в основном всё в  те же самые горшки с геранью. Наверно, поэтому бедные цветы и выживали, потому что я так и не  увидел за всё время службы, чтобы эти цветы хоть кто –то поливал.
По мню, как у же после службы, я навстил одного своего армейского товарища. Зашли к нему  домой. В салоне, среди книг и хрусталя, была вывешена фотография моего друга в парадной форме, при всех регалиях на фоне знамени части, которой его наградили в конце службы. Мы посмотрели на эту фотографию...переглянулись..и заржали, как кони...
Моя сексуальная жизнь в армии , за исключением редких побегов из части к боевым подругам, которые были настолько редки, что и не считаются, ограничивалась бурными ночными поллюциями, после которых на нижнем белье оставались здоровенные пятна, твердеющие при зысыхании. Поскольку поллюции у меня случались регулярно, а нижнее бельё нам меняли только раз в семь дней, то я переставал бояться  холода и внезапного удара в живот уже к середине недели - выростала  надёжная защита от внешних травмирующих факторов. За всю службу  мне удалось только один раз «передёрнуть затвор». В душе, когда все уже спали.
Мы, как обычно вернулись в казармы после очередной  рабочей "командировки" ,но со мной что-то случилось. Я ни как не мог заснуть. Меня продолжало трясти от вида чужой смерти.  Спирта не было.  Курево не помогало.
Я несколько раз поливал себя то горячей, то холодной водой, но тревога не уходила, становилось только хуже.  Тогда пришлось прибегнуть к крайней мере. 
 Я  уже сделал все свои дела , как в душ зашёл один из ребят моего призыва с бутылкой спирта и банкой консервов. В каптёрке сегодня спал старшина, кроме душа свободных мест в казарме не оставалось..   Заподозрил он что-то, или нет,  я об этом так и не узнал. Мы выпили спирт, съели консервы, а потом ещё два месяца служили вместе и  какого-либо напряжения между нами я так и не почувствовал. Может быть, он ничего не понял, а  может, был просто благодарен за то, что я, и ещё двое парней тоже делали вид, что ничего не замечают, когда он не давал нам спать и наши сдвоенные двухяруски раскачивались в такт его правой руке и эротическим грёзам..