- Почему ты грустишь? – девушка спросила у меня так, словно я ее не только что увидел, а как будто нас связывали годы дружбы, - Ты влюблен? – спросив, она села рядом со мной, также как и я, свесив ноги в пропасть. Она явно решила не оставлять меня сегодня.
- Я никогда не грущу когда влюблен, хотя сколько я себя помню, я всегда в этом состоянии. Нет, сегодня мне грустно потому что я потерял людей.
- Я знаю, что тебе нужно делать!
- Не думаю...
- Тебе нужно принять ванну из льда, кокаина и радуги...
- Не ты это придумала, не тебе и советовать...
- Ты всегда пытаешься скрыть свою расстерянность грубостью?
Я взглянул на нее. Ни лица, ни фигуры я не видел, только внизу, над пропастью, в бликах луны слегка светились ее белые кроссовки. Зачем ей этот разговор, подумал я? Почему они не оставят меня в покое? И снова советы. А потом неожиданно для себя заговорил:
- А ты когда-нибудь испытывала ощущение, словно тебе завязали глаза и тебе надо ходить ориентируясь на ощупь, постоянно спотыкаясь о предметы, не видя людей. И казалось бы это еще ничего – тяжело, но можно привыкнуть – но нет! Ко всему прочему, они сказали тебе, что где-то здесь край, а за ним ничего. И вот ты ходишь, зная, что каждую секунду ты можешь сделать один шаг. Один шаг! Всего один шаг и через мгновенье ты – кусок мяса и костей. Когда страх и безысходность уступают место отчаянию и безнадежности (а проклятая повязка вросла в кожу, слилась с глазами), ты начинаешь молиться чтоб скорее уже сделать этот шаг, ты начинаешь искать избавительный край...
Я продолжал еще что-то говорить, но в то же время будто видел себя со стороны, наблюдал, удивляясь собственному голосу (какой непривычный и странный!). Меня это даже увлекло. Стало интересно, как далеко меня уведет этот порыв. Выпученные глаза, сумасшедший взгляд. Я закончил говорить также неожиданно, как начал. Обратно в мое тело меня вернул ее печальный голос.
- А что ты видел там, за краем, когда ты сделал этот шаг?
- Я не увидел ничего, и я даже не разбился. Это самое ужасное – повязка спала, но ничего не изменилось. Все та же темнота.
- Я не верю тебе. По-моему даже ты сам не веришь себе.
- Ты меня не знаешь.
- Зато я тебя чувствую, - мне показалось она улыбнулась. Лица ее я, конечно, по прежнему не видел, но откуда-то появилась уверенность, что она улыбается куда-то далеко, чему-то известному только ей и... да, она меня чувствует.
Я оторвал руку от холодных железных перил и потянулся к ней. Коснулся ее мягкой горячей щеки. Странное чувство в животе, как будто в ночь перед долгожданным праздником. Я почувствовал ее руку на себе. Через минуту мы шли по мосту в сторону парка, держась за руки и не произнося ни слова. Когда, уже в парке, мы спрятались в укромном местечке среди сосен и одиноких, но гордых тополей (а сидели мы спина к спине) она сказала:
- Что бы ты сделал, если бы я сегодня не пришла?
- Завтра бы начал четвертую жизнь, - не задумываясь ответил я. – Перед этим я конечно бы проснувшись пошел в ванную, взял зубную щетку и убил бы себя счистив все прошлые жизни, затем вооружился бы бритвой и отважно сбрил остатки памяти. После чего, счастливый и радостный, вышел бы из утробы ванной и отметил бы день рождения яичницей с нежными кусочками витчины, запил бы все это черным чайком с черным же шоколадом и вышел бы искать людей.
- А из-за чего ты умирал раньше? – спросила, а я только заметил, что ее голова уже лежит у меня на коленях.
- Второй раз я умер из-за любви, из-за иронии жизни, из-за расстояния, и наверное чуть-чуть из-за озера.
- Расскажи пожалуйста.
- Ты действительно хочешь чтоб я рассказал?
- Очень хочу, рассказывай, - и она, приготавливаясь слушать поерзала головой на коленях будто усаживаясь поудобнее в кресле.
- Ну что ж...- и я начал рассказ о моей второй жизни или второй смерти.
...Тогда я был довольно популярен среди девушек (впрочем, как и сейчас наверное). Многие старались обратить мое внимание на себя. Кто как мог. Как позволяла фантазия или раскованность. Я увлекался часто, любил авантюры, интриги, бесконечный флирт. Сразу скажу, что история второй жизни была довольно короткой и длилась всего год, а агония смерти продолжалась еще месяца четыре, хотя наверное я уже бы мертв все эти месяцы. Но давай по порядку. В той жизни конечно же была она. Она безумно меня любила. Так по крайней мере говорила она сама. Как это часто бывает, я на нее не обращал никакого внимания, причем иногда делал это с особой жестокостью. Мне не нужна была любовь, мне нужны были ощущения и эмоции, всегда новые и непременно неповторимые.
Не знаю, то ли моя недоступность для нее, то ли действительно сильное чувство толкали ее все время ко мне. Может я превратился для нее в мечту, в идола, которому можно только поклоняться, в смысл, из которого она черпала силы жить, в надежду, которую я ей никогда не давал. И вновь, как это часто бывает, она стала моей тенью. Она появлялась в местах куда ходил я, знакомилась с девушками, с которыми я гулял, ловила каждый мой жест, а если повезет – взгляд. Я уверен, что слово, которое я мог небрежно обронить в ее адрес, она одевала в тайный смысл, усматривала в нем скрытый намек, находила повод для надежды и конечно источник мечтаний и снов. Я в это время с каким-то ожесточением окунулся в омут страсти. Я вкушал плоды сладострастия и делал это настолько публично, насколько позволяли приличия. Когда ее «преследования» становились особенно обременительны и надоедливы, я начинал при ней заигрывать с ее же подругами и, однажды, даже соблазнил одну из них.
Не помню из-за чего это случилось, но в один прекрасный (а может несчастный) момент в ней проснулась несокрушимая женская гордость. Она нашла в себе силы расширить свой мир до рамок, в которых жил не только я. И она увидела в себе женщину. Она почувствовала, что женщина в ней устала от пустых надежд, унизительных страданий и литров слез в подушку. Женщина в ней вскинула голову, распрямила плечи, грациозно прошагала к зеркалу, разделась до гола и жадно, ненасытно влюбилась в свое тело, в каждую плавную линию, в каждую мягкую выпуклость, в нежную упругость, во всю себя без остатка.
Она преобразилась. Ее сердце и тело, изголодавшиеся по нежности и ласке, с дикой страстью и безотчетной агрессивностью бросили ее в водоворот отношений, которые с сотворения мире были главными двигателем и смыслом человеческого существования. Но тебе наверное не интересно слушать эти банальные и вполне обыденные рассказы. Может поговорим о чем-нибудь другом?
- Нет, умоляю тебя, продолжай, не останавливайся.
Ну что ж, хорошо. Как я уже сказал, она наконец сбросила мое иго и стала отчаянно увлекаться парнями. Только вот если у меня с девушками это был образ жизни, философия моего существа, то у нее скорее парад и демонстрация силы и обаяния. И правда, голод она скоро утолила, а парней продолжала менять снова и снова, только чтоб показать мне: «Видишь, я тоже нравлюсь мужчинам, меня тоже любят. Смотри от чего ты отказался. Смотри, что уже никогда не будет твоим!» Меня это ничуть не трогало и не расстраивало, я скорее радовался, что она наконец оставила меня в покое. К тому времени прошло уже семь месяцев отпущенного мне года (но тогда я еще не знал, что мне предстоит скоро умереть).
Как-то случилось так, что мы с ней сдружились. Да-да, не удивляйся, мы чаще стали с ней разговаривать (в основном по телефону). Она спрашивал у меня советы о том, что больше нравится парням, маленькие секреты обольщения, на которые мы особенно падки, рассказывала о своих похождениях и приключениях. Я рассказывал о своих пассиях, о подвигах и поражениях (да, таковые у меня тоже были, и я никогда не стыдился это признавать). Однако, я пропущу эти, так скажем, «будни», чтоб не терять главную нить рассказа. Ты не спишь там случайно?
Нарочито строгий удар по плечу и наигранно обиженный голос: - Ты что? Конечно я не сплю. Расскажешь ты мне сегодня эту историю до конца или так и будешь глупыми вопросами портить мне впечатление. Продолжай рассказ и попробуй еще раз остановиться.
- И что тогда будет?
- Тогда, завтра утром тебе придется счищать, сбривать, ну и проделывать все твои приготовления к четвертой жизни. Лучше тебе меня не злить, - потрясла кулачком в воздухе.
- Так как я напуган угрозой физической расправы, а использованные непедагогические методы не оставляют мне иного выхода как сдаться власти обстоятельств, оставив за великим временем право расставить все по своим ме... (я почувствовал легкий толчок в бок).
- Хватит умничать, дурачок. Давай рассказывай уже.
- Я конечно продолжу рассказ, но не думай, что тебе сойдет с рук это «дурачок». У меня очень хорошая память. Итак, на чем мы остановились:
...да «будни». Однажды, по телефону, она сказала, что встретила одного парня и, что кажется она в него влюбилась. Мне стало интересно, потому что все ее предыдущие увлечения были не больше чем увлечениями, и они очень быстро ей наскучивали и надоедали. Каждый раз я просил ее чтоб она рассказывала мне об их отношениях, хотя по-моему она и без того спешила обрушить на меня водопад восторженных чувств и бурлящий поток новых эмоций. Я начал замечать за собой, что я стал обращать особое внимание на то, как она описывает свои чувства, на то с каким жаром она говорит о нем. Со временем, меня стало злить и раздражать любое ее упоминание о нем. Я не понимал с чем это связано, но ей ничего не сказал. И вот, однажды ночью, после того как она призналась мне, что ей кажется это тот парень, с которым она готова и хочет пойти дальше чем со всеми, что это тот особый мужчина в ее жизни, после этого признания, я лежал у себя на кровати, помню даже, что уже несколько раз по моему желанию для меня пел Стинг про shape of his heart, а со стены, из полумрака, мне соблазнительно улыбалась полуиголая красотка, как раз в это время я сделал открытие – я вдруг понял кем я был для нее. Потом в голове высветилось слово «был». Я понял, что теперь в ее жизни другой идол, более справедливый, более любимый, более любящий чем был я. Я понял, что эта новая религия больше подходит ее пострадавшей душе. И на ее любовь она ответит любовью...
Что-то случилось со мной. Я словно потерял что-то важное, что-то, что было только у меня и уже нигде не достать, нигде не найти. Я испытал какую-то глубинную, первобытную обиду. Может, это было проявлением моей собственнической натуры, может привычкой всегда и везде быть первым и единственным, может осознание потери чего-то, что никогда не было по-настоящему моим и уже никогда не будет. Может все вместе. Ясно одно, это ее признание меня тронуло, меня расстроило, мне причинило боль. Прибавить к этому еще и то, что я как раз в это время переживал одно очень неприятное фиаско, то можно понять как грустно и пусто мне было в ту ночь.
Некоторое время я ее не видел. Она упивалась своим новообретенным счастьем. А я, я со своим приятелем Стингом и белозубой красоткой рисовал в воображении их свидания: доводил накал страсти до апогея и в самый трогательный и желанный момент, когда (по моему желанию) им казалось, что они остались вдвоем во всем мире и не нужен им больше никто, в тот момент появлялся я и с улыбкой идиота и подносом в руке, вежливо предлогал им горячий расстворимый кофе, который непременно затем проливал на брюки нашего ловеласа.
Да, я уже упоминал, что история эта иронична, и еще упомяну не раз, эта история не просто иронична, она издевательски иронична.
Вскоре я понял, что подобными приемами воображения ничего не изменишь (а хотел ли я изменить что-нибудь? это я спросить забыл). Я позвонил ей и предложил встретиться прогуляться, объяснив, что мне грустно из-за того что меня бросила девушка (я не врал это как раз и было тем фиаско о котором я уже говорил). Когда мы гуляли, ты не поверишь, я попытался с ней флиртовать и заигрывать, от чего чувствовал себя глупо и скорее всего так и выглядел. Она не подала виду, что заметила мои ухаживания, равно как и мой нелепый вид. Подобные прогулки повторились несколько раз. Я снова выглядел нелепо, а она, не замечая грезила о своем Принце.
А тем временем наступило лето, шел уже одиннадцатый месяц моей второй жизни. Приближалась одна вечеринка, очень большая, с огромным количеством народа, которую мы ждали весь год. Все это время, я томился каким-то нервозным состоянием ожидания, был рассеян и раздражителен. А за два дня до вечеринки я набрал ее номер. Был час ночи. Нет, все, не буду больше рассказывать ерунда какая-то.
- Убью на месте!
- Ну ладно, ладно, не горячись. Итак, я набрал ее номер. Сразу же после ее «Алло» я сказал: «Ничего не говори и слушай». И я стал говорить. Сначала, спотыкаясь и сбиваясь, потом, по мере того как росло возбуждение, более вдохновенно и с жаром. Я смутно помню, что именно я ей говорил, помню только, что я и ругал себя последними словами, называл черствым, бесчуственным пнем, говорил, что не заслуживающий ничьей любви, кажется еще сказал, что был глупым слепцом. Одним словом, обычный романтический бред отчаявшегося влюбленного, у которого вдруг открылись глаза. Свелось все к горячим признаниям в любви, мольбе простить, дать шанс и прочей сопливой ерунде (снова толчок в бок). Хотя справедливости ради должен сказать, что говорил я все это абсолютно искренне и без тени лицемерия, притворства или игры. На мою напыщенную тираду, на признания и порывы сердца, она ответила одной фразой: «Но я больше не люблю тебя, я люблю его!» и поставила жирную точку. Я сделал отбой, а потом еще долго слушал точку. (That’s not the shape of my heart…)
Прошло два дня, еще два дня моей жизни. Вечеринка. Я конечно пошел (слишком уж я себя люблю, чтоб придаваться грусти в одиночестве). Но сразу же войдя в помещение, я обнаружил, что невольно ищу глазами ее. А мое тело само находит дорогу, а мой рот сам придумывает, что отвечать знакомым и друзьям. Ее не было очень долго. Наконец, она появилась. Ты не представляешь, как я обрадовался, увидев, что пришла она одна. Может он срочно и навсегда уехал домой – на марс, или может она узнала, что у него жена и 15 детей, а может он неожиданно услышал Господа и решил отойти от земных дел, проведя остаток жизни в молитвах и воздержании... Такие мысли закрались мне в голову, когда я увидел ее одну, стоящую в фойе. Конечно, ничего подобного с ним не случилось, просто возникли какие-то срочные и неотложные дела. Все равно, главное она пришла одна. Она заметила меня и помахала мне рукой, я тут же подлетел к ней. Мы поздоровались дружеским поцелуем в щечку. Моя щека тут же зажглась миллионами божественных иголок, навсегда впечатывая поцелуй через щеку в сердце. А потом, она прошептала мне на ухо, что хочет сказать мне нечто важное. Неудержавшись, я вскричал: «Так говори же!» Она сказала, что не сейчас и не раньше чем ровно в поночь. В ту же секунду я убежал от нее, прибежал на кужню (там была кухня и еще много чего), схватил первый попавшийся нож и опрометью бросился обратно. Она стояла там же, видимо слегка шокированная моим поведением. Я подбежал к ней, плюхнулся на одно колено, протянул ей нож и сказал: «Если не скажешь сейчас, лучше перережь мне горло, так как иначе я все равно не доживу до 12». Она игриво так улыбнулась, подняла меня, чмокнула в лоб и сказала: «Ровно в 12», грациозно повернулась и уплыла. А я остался с ножом, терзаемый догадками. Стоит ли говорить, что до 12 часов вечер был испорчен. Я не мог ни веселиться, ни отдыхать.
Ровно без трех минут 12, она ловко увела меня на второй этаж, мы вышли на уютный балкончик с видом на озеро, которому тоже было суждено сыграть роковую роль в этой истории, но это в будущем, а пока, мы на балконе, луна, озеро, все как в несуществующем романе. Она попросила меня закрыть глаза, что я незамедлительно исполнил. Несколько мгновений она мучала меня неизвестностью, а потом все произошло очень быстро. Нет, она не сбросила меня с балкона. Я почувствовал на своей шее две ее руки, она потащила меня на себя, а потом я уже не мог открыть глаза по совсем другой причине – она жадно и страстно поцеловала меня в губы. Кажется, это было часа через четыре, когда мы в первый раз расцепились, когда нас снова стало двое. Она сказала, что в тот вечер соврала мне, что чувство ко мне никуда не исчезало, может впало в спячку, чтобы вновь проснуться со всем безумством и влажными губами. Больше говорить я ей не дал...
Закружилась и завертелось, исчезли все или мы стали слишком большими, что уже не замечали снующих повсюду насекомых-людей. Все в сторону – наше время! Но я не буду рассказывать тебе эту мыльную оперу, а перейду к заключительной части, то есть к моей агонии. Вск...
- Что ты, что ты! Не смей пропускать ничего, ни одной мелочи. Я хочу знать все. Особенно, о том как вы любили друг друга. Ну пожалуйста.
- Любопытной Варваре... А впрочем, почему бы и нет, это ведь тоже было частью моей второй жизни, и довольно яркой частью.
...Прежде всего я должен сказать, что придя в тот вечер ко мне, она еще не успела разбить сердце своему уже бывшему ангелу. Он действительно уезжал по делам и она не хотела его расстраивать перед дорогой (у женщин своеобразное понимание гуманности и благородства)...(снова тык в бок)...
Подошло время очередной, но не последней иронии судьбы этой истории. Однажды вечером, дней через пять после судьбаносной (понимай роковой) вечеринки, я пришел к ней. У подъезда, совершенно случайно встретил приятелей и разговорился с ними. Как раз вскоре после этого из подъезда буквально вывалился парень, видимо чем-то расстроенный и в порыве раздражения толкнул плечом одного из моих приятелей. Надо сказать, что ребята были очень щипитильны в вопросах уличного кодекса чести. Но на пока еще вежливые замечания относительно того, что следовало бы быть по-осторожней, раздраженный парень ответил какою-то колкостью. Большего повода моим приятелям нужно не было и я уже сочувствовал бедолаге. Но меня ждала она и, я решил отказаться от удовольствия поучавствовать в воспитательной работе, ради удовольствия гораздо большего и безусловно намного приятного. Я пошел к ней. Застал я ее всю в слезах. На мои расспросы, она сказала, что Он только что был у нее и она все ему сказала. Она говорила, что он будет очень страдать, из-за чего она теперь чувствует себя последней стервой. Стоит ли говорить, что тот парень которого во время нашей беседы наверняка отделывали мои знакомые и был несчастным брошенным. Я конечно ничего ей не сказал, чтобы не обострять комплекс вины. Вместо этого я употребил все свое обаяние и некоторые другие навыки физического свойства, чтобы она поскорее забыла о неприятном происшествии. И мне это легко удалось, так как она, как и большинство женщин, достаточно легкомысленна чтобы печалиться об одном парне, когда рядом другой, и весь к ее услугам.
Настало время приоткрыть еще одну завесу. На счастье у нас с ней был ровно месяц, потому что спустя 30 дней и она и я должны были разъехаться по разным странам, чтобы не видиться аж до зимы (кто мог знать тогда, что наша зимняя встреча окажется такой, какой она оказалась). Мы не думали тогда о скорой разлуке. Нам казалось, что впереди вечность, одна вечность для двоих. Мы, как и миллионы влюбленных, строили иллюзии и истово верили в них. Я знаю, ты хочешь услышать описание тех безумных, страстных ласк, которым мы предавались., каждую секунду, каждый миг вместе, но я не буду о них говорить по двум причинам: мне не приятно об этом говорить после того что случилось позже и еще потому, что я пока не в состоянии описать словами то буйство и эйфорию, которые я испытывал. Слова меркнут, определения становятся куцыми, краски мутными, а запахи едкими когда я пытаюсь матеарилизовать свои чувства. Мы провели месяц, в котором было все кроме грусти и ссор, там были и бесконечные романтические ночи, и прогулки с тонкими пальчиками в моих руках, и ее глаза на моих губах, я узнал что значит быть у девушки первыми мужчиной, было там и злополучное озеро, и беседы по телефону под одеялом и ее пупочек. Если я буду перечислять все, то я никогда не закончу историю. Однако, време имеет обыкновение проходить. Настал момент расставания. Она уезжала на несколько дней раньше. Я помню, что прощаясь я предложил ей расстаться чтоб не бояться возможных искушений и не чувствовать себя связанным. Тогда же она сказала, что уверена в своих чувствах и не нуждается в подобных ухищрениях. Мы пообещали ждать друг друга и скрашивать ожидания письмами, а также еженедельными звонками по телефону. Она уехала, а я остлася с остывающим поцелуем на губах и видом неуклюжего трапа перед глазами. Вернувшись домой, я излил душу в огромном письме страниц на 20, которые и отправил на следующий же день. А через пару дней улетел и я, что позволило нам с тобой сейчас так мило беседовать, пусть даже и целую жизнь спустя.
- Давай прогуляемся, а то мне немного холодно.
- Пойдем, я тут знаю одно место, откуда хороший вид на мост и ущелье.
- Хочешь шоколадку?
- Я всегда хочу шоколад. Слушай, а почему бы тебе не рассказать немного о себе. Начни, например, с того, что ты делала в этом парке так поздно?
- Не пытайся меня обхитрить. Ничего я тебе не скажу пока ты не закончишь свою историю. А ты, как я поняла ее еще не закончил. И не пудри мне мозги. Что было после того как ты приехал сюда?
...Что было когда я приехал? Что было... Я каждый день (каждый!) писал ей письма. Эти письма были живыми. Нет, я не говорил с бумагой, нет я не был чернилами. Передо мной была она, осязаемая и ароматная, а писал я сердцем и мои чувства были чернилами. Вскоре, я начал писать ей стихи, и каждое письмо теперь еще и включало стихотворение. Это были корявые, неумелые, некрасивые стихи, но они были продолжением моих мыслей, моих грез и чувств. Я считал дни, часы, минуты и секунды до заветного звонка, когда я услышу ее голос – такой близкий и такой далекий. Вся моя жизнь здесь была лишь убийством времени до нашей встречи. По-настоящему я жил лишь в своих письмах, которые писал много и часто.
Ах, я забыл сказать, что там куда она поехала у нее что-то незаладилось и она вернулась домой. Из ее писем я точно знал все, что она делала, чем занималась, чем увлекалась, с кем знакомилась. Где-то за месяц до приезда, я почувствовал какой-то надлом в ее письмах, в наших разговорах. Тогда я думал, что может это из-за ее участившихся проблем с родителями и на работе, поэтому стал писать более нежно и заботливо. Дома, перед отъездом, я попросил своего двоюрдного брата (парня с добвольно большим весом в городе) приглядеть за ней, чтоб никто ее не обижал. И вот, когда моя жизнь здесь превратилась в один большой день ожидания, томления, предвкушения – ниточка была разорвана звонком моего брата. Так, я узнал все! Через два дня после звонка брата, я в условленный час говорил с ней. Ни слова, ни намека, все те же: люблю, целую, жду, пока. И разве что этот надлом.
Я иду в ювелирный магазин моей тети и заказываю серебрянный кулон из двух половинок сердца с напими инициалами на каждой из половинок. Кулон получился очень красивый. С этим кулоном в нагрудном кармане куртки, я лечу домой, на неделю раньше намеченного срока. Делаю всем сюрприз...
Ее мама (милая женщина, к тому же была без ума от меня) с радостью разрешила мне дождаться прихода дочери в ее комнате. «Вот дочурка обрадуется!» говорила наивная женщина. «Конечно обрадуется. Только ничего ей не говорите. Это сюрприз!» говорил наивный я.
Кажется, я ждал не долго, а может целую вечность. Но я отчетливо помню момент, когда она открыла дверь своей комнаты, увидела меня и... так и осталась стоять в дверях, растерянно глядя, то на меня, то на свои руки почему-то. Я стоял и молча улыбался. Ничего на ее лице кроме растерянности и испуга я не замечал. «Не такой встречи я ожидал, родная», наконец сказал я. «Почему ты не предупредил?», какой же нелепый вопрос. Что ж, продолжим комедию: «Хотел сделать тебе сюрприз. Не мог больше без тебя. Я вижу ты не рада меня видеть?», чего стоили мне эти слова. «Нет, я конечно рада, просто я...». «Что ты просто?» «Я не ожидала увидеть тебя вот так», и вместо того чтоб броситься мне на шею, как должна была сделать измученная тоской и ожиданием, истосковавшаяся по своему любимому девушка, она прошла мимо и села на кровать, уставившись себе на руки. Я ждал. В глубине души, я надеялся, что она мне все расскажет, будет умалять простить ее, попытается убедить, что это было мимолетным увлечением. И честно тебе скажу, может быть я бы и простил ее. Я бы мог дать ей убедить себя. Но почему же она медлит? «Что-то случилось?», спрашиваю, «ты можешь мне рассказать, ты же знаешь я всегда пойму и помогу тебе», я думал может ей трудно признаться и надо помочь. Однако ее ответ убил все мои сокровенные надежды: «Нет, нет все нормально. Я просто должна прийти в себя. Я так по тебе скучала!» при этом она упрямо смотрела на свои руки и по-прежнему ни малейшего признака радости. Тогда я решил сыграть эту роль до конца, ведь черт побери, я же все знаю! Разве ты не видишь!?
Я сел на полу возле нее и обнял ее за ноги. Мы любили так сидеть и болтать, а еще она игралась моими волосами. «Ну что случилось малыш? Я с таким нетерпением бежал к тебе. Все эти месяцы, я представлял как вот так вот обниму тебя. Ну что с тобой, родная, скажи?» Она молчала. «Смотри, я привез тебе подарок!», я встал и положил на стол две половинки сердца, затем подошел к ней, нежно взял за подбородок, поцеловал в щеку и молча вышел. Уже в дверях она окликнула меня. Я вернулся. Она протягивала мне половинку сердечка со своим инициалом: «Ты забыл свою половинку». Я посмотрел ей в глаза. «Этой поливинки больше нет в моем сердце», и на этот раз ушел окончательно и больше я ее не видел. Агония прекратилась. Ты наверное скажешь, что из обычной житейской ситуации, я раздул целую эпопею, но для меня это было целой жизнью.
- Ничего я не скажу. И позволь мне решать, что сказать. Скоро рассвет, ты заметил?
- Да, ты спасла меня от третьей смерти. Я решил, что третья жизнь еще себя не исчерпала и еще преподнесет парочку другую сюрпризов.
- А из-за чего ты чуть не умер?
- О, это уже совсем другая история.
- Ну так расскажи.
- Как-нибудь расскажу, как-нибудь...