Постановка проблемы
Интереснейшее наблюдение фрактальной геометрии состоит в том, что размерность – число измерений геометрической фигуры, является не только внутренней характеристикой объекта измерения, но и характеристикой наблюдателя, его отношения к измеряемому объекту.
В книге «Фрактальная геометрия природы» Мандельброт вводит представление об эффективной размерности, которая меняется в зависимости от положения наблюдателя и характеризует предмет измерения .
Мандельброт приводит пример с клубком ниток. На достаточно удаленном расстоянии от наблюдателя клубок имеет нулевую размерность, клубок наблюдаем как точка.
При приближении наблюдателя к этому клубку, его размерность становится равной двум: клубок превращается в плоскую фигуру. При более детальном рассмотрении наблюдатель начинает видеть линии нити – размерность фигуры становится равной единице.
Ясно, что точка, линия, плоскость – суть разные понятия, применяемые для описания и измерения одного и того же предмета.
Познавательный ход, примененный Мандельбротом для анализа этих понятий и введения понятия фрактала, состоит в том, чтобы ввести в систему наблюдателя и рассмотреть зависимость результатов измерения от позиции наблюдателя, его измерительных прагматик.
Наблюдатель может менять масштабы своего наблюдения, и в зависимости от масштаба применять различные схемы интерпретации исследуемых предметов.
На основании процедур анализа понятий и предметов с позиций «фрактального» наблюдателя, Мандельброт вводит фрактальную геометрию – концепцию формы, позволяющую по-новому измерить и оценить сложные природные и социальные предметы. Методологические вопросы принципов теоретизации Мандельброта я рассмотрел в своей книге "Фрактальная логика" .
Проблема нашего исследования состоит в том, чтобы исследовать познавательные процедуры фрактальной геометрии с позиций семиотики и на этой базе выстроить инструментарий, применимый к исследованию знаковых систем различной природы.
Аксиомы исследования.
Что такое знак? Как его отличать от понятия и предмета?
Как известно, фундаментальные категории трудно поддаются точному определениию, поэтому однозначных ответов на эти вопросы до сих пор не существует .
Однако, это не мешает семиотике использовать понятие знака при введении различных схем объяснения.
Следовательно, семиотика создает интуицию использования понятия "знак". Интуицию можно зафиксировать введением аксиомы, фиксирующей фундаментальную категорию. То есть, аксиому можно пометить, но сложно определить.
Кроме аксиомы знака, нам потребуются аксиомы понятия и предмета. Эти аксиомы являются фундаментальными положениями, которые составляют концептуальный каркас семиотической схемы объяснения.
Кроме того, для интерпретации практик фрактальной геометрии нам необходимо расширить категориальную конструкцию и ввести понятие наблюдателя на уровне аксиомы.
Введем аксиоматическую схему объяснения: Предмет – Знак – Понятие (Смысл) – Наблюдатель.
Под Предметом будем интуитивно понимать вещь или явление, которое описывает наблюдатель. В примере, приведенном ранее, это клубок ниток.
Под Знаком будем интуитивно понимать результат восприятия Наблюдателем Предмета, устойчиво воспроизводимый и повторяемый (узнаваемый) в лингвистических (квазилингвистических) ситуациях восприятия.
Специфика знаковой ситуации восприятия состоит в наличии языка (квазиязыка). То есть, эту ситуацию наблюдатель (или наблюдатель наблюдателя) может интерпретировать с помощью анализа языка (лингвистическая ситуация) или метафоры языка (квазилингвистическая ситуация).
Результатом восприятия в лингвистической (квазилингвистической) ситуации может быть:
- термин,
- результат измерения,
- распознаваемый образ, фиксируемый в языке,
- представление, качественная оценка предмета, обладающая коммуникативными (языковыми или квазиязыковыми) свойствами.
Под языковыми (квазиязыковыми) свойствами будем понимать свойства трансляции, воспроизводства, однозначности воспринимаемого при заданных условиях.
Эти свойства можно зафиксировать по подобному (схожему) поведению. То есть, если мы установили подобие реакций человека (животного) на подобные знаки, то указанную ситуацию мы можем подозревать как языковую (квазиязыковую).
Знак указывает, с одной стороны на Понятие, которое использует Наблюдатель, с другой стороны, знак характеризует Предмет.
Под Понятием (Смыслом или Концептом) будем интуитивно понимать процедуру наблюдателя, которая отождествляет (делает неразличимыми) различные предметы.
Понятие (Смысл) всегда с мыслью, то есть, наличие Понятия указывает на мыслительную активность Наблюдателя в языке.
Под Наблюдателем будем понимать живое существо (человека, животное), наблюдающее предмет, и использующее Понятия и Знаки для этого наблюдения. Наблюдатель всегда находится в контексте – множестве факторов, влияющих на наблюдение. Понятие контекста будет обсуждено ниже.
Встает вопрос о том, есть ли понятия в квазиязыковых ситуациях, которые мы рассматриваем с точки зрения семиотического различения знака, понятия и предмета. Например, есть ли понятия у самца корюшки, демонстрирующего знаки внимания к самке во время брачной игры и воспроизводящего брачное поведение? Или, говоря острее, мыслит ли понятиями в этом случае самец корюшки?
Юрий Сергеевич Степанов посвятил отдельный раздел своей книги "Семиотика" биосемиотике – как учению о знаковом поведении животных :
"Этологи обнаружили, что весь комплекс инстинктивного поведения животных, в особенности низших, распадается на ряд довольно отчетливо ограниченных друг от друга типичных "кадров". Благодаря этому исследователи смогут составить "каталоги", или "инвентарь" актов поведения ("этограмму" поведения). Этот вывод так же очень важен для семиотики; если инстинктивные акты, по крайней мере некоторые (например, акт распознования), основаны на явлении сигнала или знака, а поведение животного распадается на цепь таких актов, то, следовательно, по крайней мере, некоторые звенья этой цепи являются постоянно регулярно и в типичной форме воспроизводимыми знаками.
До сих пор односторонне ставился вопрос о "языке животных". Между тем, с точки зрения современной семиотики, вопрос следует ставить не так: "Есть ли "язык животных" и в чем он проявляется?", а иначе: само инстинктивное поведение животных есть род языка, основанного на знаковости низшего порядка. В гамме языковых, или языкоподобных явлений оно, по сути дела, не что иное, как "язык слабой степени"."
Таким образом, можно предположить, что в квазиязыковой ситуации поведения у самца корюшки есть квазипонятия. Ими могут быть устойчивые поведенческие образцы, связанные с теми или иными знаками. Знаки отсылают к образцам брачного поведения при размножении. То есть, устойчиво воспроизводимую поведенческую реакцию в данном случае можно отождествить с понятием, так как "мыслительная активность" (активность нервной системы) сопряжена с телесными поведенческими актами самца корюшки.
В квазилингвистической ситуации поведения животного (знаковые системы брачного поведения, статусных различий в стае) понятия отождествляются со специфическими (устойчивыми, воспроизводимыми, транслируемыми) поведенческими инвариантами, которые демонстрируются знаками.
Нейробиологи и эпистемологии Матурана и Варела систематизировали данные исследований и показали, что поведенческие инварианты имеют характер артефактов – животные могут обучаться и транслировать образцы поведения. Таким образом, поведение животного может быть рассмотрено с точки зрения эволюции знаково-семиотической (квазилингвистической) ситуации.
В качестве маргинальной ремарки заметим, что эту же объяснительную конструкцию можно применить к интерпретации знаковых артефактов мифопоэтических сообществ. В этом случае знаки интерпретируются не через архетипы бессознательного или подсознательного, а через поведенческие образцы, имеющие квазиязыковую природу, с накладываемыми поведенческими и социальными артефактами.
Определения исследования – фиксация понятийного аппарата
Введем следующие определения.
Семиозис – знаковая система (знаки, их окружение и совокупность структур связей и окружения), распознаваемая наблюдателем в процедурах наблюдения.
Семиотика – наука (понятийный аппарат), изучающая, знаковую систему, знаковую систему и коммуникацию, осуществляемую посредством знаков.
Семантика – отношение между знаком и предметом.
Синтактика – отношение между знаками.
Прагматика – отношение знака к наблюдателю.
Логика – отношение между понятием и знаком, а так же между понятиями. Кроме того, логика может рассматривать предметы, которые являются понятиями.
Методология – отношение между понятием и наблюдателем, в более широком смысле – между концепцией и наблюдателем.
Рациональность – выделение наблюдателем некоторой методологии (или совокупности методологий) как ценности в конкретной прагматике и развитие на базе этой ценности контекста наблюдения.
Под ценностью понимается совокупность идеалов, норм, правил, представлений о разумности и необходимости использования именно этой методологии.
Например, под одним из типов рациональности можно понимать установку на ценность рефлексивных и деятельностных контекстов (определение рефлексии и деятельности дано ниже).
Коммуникация – отношение между наблюдателями или наблюдение наблюдателем другого наблюдателя.
Наблюдение – отношение наблюдателя к предмету (который может быть другим наблюдателем), опосредованное прагматикой. Наблюдения вне знаков не существует. Наблюдения вне наблюдателя не существует.
Установки исследования
Примем следующие установки нашего исследования.
Установка первая. Предмет существует.
Предмет есть как нечто, различимое наблюдателем от знака и понятия. Есть подозрение, что предметы бывают разными:
• природными (деревья, звезды),
• социальными (сообщества, организации),
• идеальными (числа, геометрические фигуры),
• симулятивными, мифопоэтическими (конструируемые наблюдателем в процессе наблюдения и являющимися знаками с позиций другого наблюдателя).
Установка вторая. Наблюдатель существует.
Наблюдатель есть как нечто, всегда различимое наблюдателем от знака и понятия. Знаки не могут существовать без наблюдателя. Наблюдатель следит знаками, оставляя отпечатки своих знаков на предметах. Наблюдатель следит за знаками, он постоянно распознает знаки. Следы и знаки наблюдателя видны в тексте. Автор – это наблюдатель, генерирующий, производящий знаки. Следом (знаком) автора является другой наблюдатель.
Установка третья. Для корректного описания наблюдения необходимо различение прагматики и семантики.
Этой установки не было в моей работе «Фрактальная логика» - знаки редуцировались к понятиям, на базе которых рассматривались суждения фрактальной концепции. Семантика рассматривалась с точки зрения процедур введения истинности и ложности этих значений.
Различение семантики и прагматики предполагает наличие знаков, которые нельзя редуцировать к предметам и понятиям.
Поэтическое отступление: Николай Заболоцкий. "Лодейников"
В качестве иллюстрации первых трех установок рассмотрим отрывок из стихотворения Николая Заболоцкого: :
А сам Лодейников на возвышении
сидит, поднявши руки,
и говорит: «В душе моей сражение
природы, зренья и науки.
вокруг меня кричат собаки,
цветет в саду огромный мак, -
я различаю только знаки
домов, растений и собак.
Заболоцкий различает следующие уровни описания:
• уровень наблюдателя («Лодейников»),
• уровень предмета («природа»),
• уровень знака («зренье», «знаки»),
• уровень понятия («Наука»).
Подчеркнем, что наблюдатель видит не предметы, а их знаки, которые упрощают предметы до понятий, которые, по мнению наблюдателя:
Не мир живой, на тысячу ладов
Поющий, прыгающий, думающий, ясный, -
Но мир, испорченный сознанием отцов,
Искусственный немой и безобразный.
Мир природы не виден за знаками и понятиями. Лодейников молит:
О, если бы хоть раз на землю посмотреть
И разорвать глаза и вырвать жилы!
Для того чтобы посмотреть, Лодейникову надо разорвать глаза – выйти из прагматик, провоцирующие искусственные, на взгляд наблюдателя, семантики.
Таким образом, различение прагматики и семантики вещь не очень приятная и даже опасная, обманывающая наблюдателя. Наблюдатель желает наблюдать "чистый предмет" - природу, а вместо этого ему приходится рассматривать культуру – понятия «мира отцов».
Предмет ищется феноменологически. Лодейников пытается осуществить гуссерлевскую феноменологическую редукцию – очистить взгляд и ум от оков и ограничений культуры.
Попытка видения Лодейниковым – попытка выявления феноменологии как знания о такой редукции или непосредственной попытки редукции, попытка рассмотреть феномен «в чистом виде» – вне концепции, смысла, понятия, культуры.
Установки исследования (продолжение)
Установка четвертая состоит в том, что попытка «чистой феноменологии» обречена на провал, если феномен подается через мыслительный акт, разворачиваемый в языке. То есть, «чистый феномен», свободный от знака и понятия не наблюдаем.
Эта установка следует из введенных выше определений наблюдения и наблюдателя. Наблюдение и наблюдатель всегда в языке. Они болтливы и концептуальны. Они видят понятия и знаки, а не феномены и интуиции.
Говоря проще, феноменологическая философия как описание феноменов «самих по себе» принципиально невозможна. Сам термин «феноменологическая философия» противоречив, если его интерпретировать как «понимание феноменов вне понятий».
Будем исходить из установки, что феномены перестают быть феноменами в актах языкового понимания. В актах понимания создается лингвистическая (квазилингвистическая) ситуация, порождающая семиозис и соответствующие ему знаки.
Ситуация наблюдения знака напоминает ситуацию в квантовой механике. У физика нет возможностей представить элементарную частицу «саму по себе». Но у него есть возможность представить ее через понятийную конструкцию и рассчитать ее знак – след, оставляемый в пузырьковой камере Вильсона.
Неудачную попытку «чистой феноменологии» осуществляет Лодейников, пытаясь взглянуть на землю без помощи глаз.
Объясняя сделанное Лодейниковым, Заболоцкий становится философом, и здесь философия предстает как знание, подаваемое через понятийное оформление актов мышления в языке. Философия наблюдается в мысли Заболоцкого, которая выражена в его поэтическом языке.
Этим философия отличается от религии, в которой знание подается через откровения или акты веры в эмоционально-аффективных практиках. Религия распознает предметы своего наблюдения в аффективных актах веры. Вера может быть окрашена мыслями и понятиями языка. Базовой ценностью и инструментом создания наблюдаемых величин в религии является вера, а не мысль.
Если мы становимся на позицию философии, и берем в качестве базовой ценности мысль, то мы неизбежно сталкиваемся с проблемой выражения мысли в языке. Мы становимся, как и Лодейников, узниками "языковой тюрьмы", редуцирующей непосредственные феномены к понятиям и смыслам.
Языковой тюрьмой становится и дискурсивная практика науки, рождающая правила языковой игры, заставляющая, например, меня сейчас прибегать к конструкциям и понятиям, а не к метафорам и заклинаниям.
Языковой тюрьмой становится текст поэта. Поэт конструирует свой образный язык, стилистику, и начинает жить по созданным им самим правилам языковой игры. Читатель ведется игрой поэта, принимая актом чтения, своим интересом правила игры, диктуемые поэтом.
«Языковая тюрьма» неизбежная данность, на которую обречено мышление. Даже если мы уподобимся самцу корюшки, и будем выражать мысли поведением или движениями, всё равно, тем самым мы провоцируем языковые (квазиязыковые) ситуации.
Допустим, что мы попытаемся выявить акты мышления вне языка – например, через телесные или эмоционально-аффективные практики.
В этом случае, знаки будут отсылать нас не к понятиям и смыслам языка, а к телесным, культурным или биологическим инвариантам, характерным для изучаемого сообщества людей или животных.
Но и в этом случае мы будем интерпретировать знаки через понятия. В качестве результата наблюдения мы будем предъявлять не вещи (аффекты, телесные практики, сигналы животных, гены и части тела), а слова - описания вещей в создаваемых нами концепциях.
Контексты прагматик и характеристики семиосферы
Для целей дальнейшего исследования более детально рассмотрим представление о контексте – как о ситуативных факторах, влияющих на наблюдение.
Эти представление связано с представлениями Р. Якобсона, создавшего модель коммуникативной ситуации с помощью понятий адресанта, контекста, сообщения, контакта, кода:
контекст
сообщение
адресант……………….адресат
контакт
код
Ю.М. Лотман, анализируя схему Якобсона , показал различие систем "Я-ОН" и "Я-Я", обсудив примеры автокоммуникации и сдвига контекста.
Текст, как автокоммуникативная реальность, способная сдвигать контексты в процессах коммуникации, предстает как смыслопорождающая среда, и Лотман обсуждает различные структурные механизмы смыслопорождения.
Такой смыслопорождающей структурой на глобальном масштабе, по мнению Лотмана является семиосфера, как семиотическое пространство наблюдателя – сложная система знаков и символов, в которую погружен наблюдатель в актах наблюдения .
Различим понятия семиосферы и контекста по масштабам их наблюдения. Контекст наблюдаем в актах коммуникации наблюдателя (на микоромасштабе), семиосфера разворачивается на макромасштабе культуры и социума в коллективном взаимодействии множества семиозисов.
Выдвинем гипотезу, о том, что наблюдателей можно различить по различным контекстам прагматик и характеристикам семиосферы.
То есть, прагматика является характеристикой наблюдателя и семиосферы. Прагматика есть граничный феномен контакта наблюдателя и знака.
Наблюдатель может иметь, приобретать (осваивать) и отторгать от себя тот или иной контекст.
Контекст может быть ненаблюдаем наблюдателем в непосредственных актах коммуникации, но вообще ненаблюдаемых контекстов не существует. Любой контекст должен наблюдаться хотя бы одним наблюдателем (например, наблюдателем семиотики) с помощью знаков.
Таким образом, общая структура семиозиса с наблюдателем может быть иллюстрирована следующим рисунком.
Рисунок 1. Семиозис с наблюдателем
Рисунок 2. Семиосфера как коллективный феномен взаимодействия семиозисов наблюдателей
Ведем следующие определения для описания отношений внутри семиозиса и семиосферы.
Рефлексия – наблюдение и интерпретация наблюдателем собственного контекста и (или) семиосферы в знаках и понятиях специального языка (мета-языка). Назовем такой контекст с рефлексией рефлексивным контекстом.
Деятельность – прагматика рефлексивного контекста, частный случай прагматики наблюдателя.
Опишем основные виды контекстов, которые я (Владислав Тарасенко - как наблюдатель в рамках семиотической рефлексии), могу наблюдать в других наблюдателях через знаки.
Физический масштабный контекст прагматики – физическая (размер тела, рост) характеристика наблюдателя по сравнению с физической характеристикой предмета.
Так как наблюдатель является живым организмом, то в некоторых случаях мы не можем пренебречь его размерами при наблюдении им предмета.
Спекулятивный масштабный контекст прагматики – семиозисно-семосферная характеристика наблюдателя по сравнению с семиозисно-семиосферной характеристикой предмета.
Семиозис и семиосфера различаются масштабом. Употребляя метафоры, можно сказать, что семиозис подобен звезде, а семиосфера – галактике. В связи с этим надо различать спекулятивные контексты наблюдения – на каком масштабе наблюдения находится наблюдатель – что он наблюдает – семиосферу или семиозис.
Топологический контекст прагматики – расстояние от тела наблюдателя до исследуемого предмета.
Кинестетический контекст прагматики связан с влиянием положения тела (вертикальное, горизонтальное) и особенностью телесных практик (дыхание, ходьба, бег, болевые ощущения, сексуальные практики) на создание (распознавание) знаковых структур в актах наблюдения.
Эмоционально-аффективный контекст прагматики связан с влиянием эмоциональных, аффективных состояний и особенностей наблюдателя на создание (распознавание) именно таких, а не иных перцептивных схем и знаковых структур в актах наблюдения.
Инструментальный контекст прагматики связан со средствами и инструментами, которые расширяет телесные практики наблюдателя (очки, телескопы, микроскопы, музыкальные инструменты).
Социокультурный контекст прагматики - влияние культуры (общества) и семиосферы на создание именно таких, а не иных перцептивных схем и знаковых структур, на изменение и развитие контекстов. Эта прагматика учитывает принципы и ограничения, накладываемые этикой, культурой, рациональностью наблюдателя.
Онтогенетический контекст прагматики связан с принципами и ограничениями, накладываемыми онтогенетическими особенностями наблюдателя – например, цветом кожи, полом, наличием наследственных заболеваний (дальтонизм, наследственные синдромы).
Филогенетический контекст прагматики – аспект, связанный с принципами и ограничениями, накладываемыми с приобретенными телесными особенностями наблюдателя – например, травмами, болезнью, моторными навыками (печатанье на пишущей машинке, владение азбукой Морзе и т.п.).
Временной контекст прагматики – связан с изменением наблюдателя, предмета, семиозиса.
Временной контекст можно различить по трем аспектам:
Классический временной контекст (КВК) – тип рациональности наблюдателя. Рациональным для наблюдателя является допущение о том, что наблюдатель, предмет, семиозис и аспекты прагматик не меняются после наблюдения – то есть, акты наблюдения в общем не воздействуют на семиозис.
Неклассическая временной контекст (НВК) – тип рациональности наблюдателя. Рациональным для наблюдателя является допущение о том, что наблюдатель, предмет, семиозис и аспекты прагматик изменяются после наблюдения.
Флуктуации и провокации семиозиса и семисферы. Взрыв и развитие. Лотман и Пригожин.
Семиосфера – коллективный эффект коммуникации наблюдателей, сложная система, состоящая из очень большого числа наблюдателей, знаков, контекстов, понятий.
В духе прочтения Лотманом работ Ильи Пригожина, введем представление равновесной и неравновесной семиосфере и семиозисах.
Для этого введем понятия флуктуации и провокации семиозиса. Под флуктуацией и провокацией семиозиса будем понимать введение в семиозис нового компонента (наблюдателя, знака, понятия, контекста) или редукцию (элиминацию) наблюдаемого компонента. Это общее между флуктуацией и провокацией.
Теперь о различиях. Флуктуация – акт спонтанности наблюдателя по наблюдению или изменению семиозиса. Флуктуация может быть случайной, или быть результатом творческого акта.
Провокация есть акт деятельности наблюдателя. То есть, провокация подразумевает наличие рефлексируемой наблюдателем прагматики. Провокация несет сознательный и целенаправленный.
Так как акты коммуникации между наблюдателями происходят в семиосфере постоянно, то в семиозисе наблюдателя постоянно присутствуют спонтанные флуктуации и сознательные провокации.
Флуктуации и провокации способны вызвать качественное изменение семиозиса и семиосферы, только в неравновесных условиях.
Неравновесная семиосфера это семиосфера чувствительная к флуктуациям и провокациям наблюдателей.
Соответсвенно, семиосфера нечувствительная к флуктуациям и провокациям является равновесной.
По аналогии введем представление о равновесном и неравновесном семиозисе.
Если флуктуация или провокация наблюдателя может привести к срывам коммуникации между наблюдателями, коммуникативным катастрофам, смещению контекста, то такой семиозис неравновесен.
Если семиозис нечувствителен к флуктуациям и провокациям наблюдателей, то это равновесный семиозис.
Чувствительность семиозиса и семиосферы к флуктуациям и провокациям может описывать с помощью резких и постепенных изменений структур.
В духе Лотмана дадим представление о взрыве и о развитии.
Взрыв – это резкое изменение структуры семиозиса или семиосферы при слабом изменении характеристик наблюдателя. Аналогом взрыва в математике, геометрии физике может выступать катастрофа, фазовый переход первого рода.
Будем различать микровзрыв - изменение структуры семиозиса и макровзрыв (структурную революцию) - изменение структуры семиосферы.
Развитие – это плавное изменение (усложнение, упрощение) структуры системы (семиозиса или семиосферы) при слабом изменении характеристик наблюдателя.
Развитие может быть провокацией наблюдателя. В этом случае можно говорить о планировании, целеполагании и конструировании, которые связаны с рефлексией и деятельностью наблюдателя.
Развитие может быть внутренней характеристикой системы. В этом случае можно говорить об эволюции и самоорганизации.
То есть эволюция и самоорганизация не есть результаты деятельности наблюдателя, а есть результаты сложности системы. Эволюция и самоорганизация рождаются как коллективный эффект сложности и структурируются за счет флуктуаций.
Культурные взрывы, описываемые Лотманом в работе «Культура и взрыв» можно интерпретировать как феномены, порождаемые флуктуациями и провокациями в неравновесной семиосфере или неравновесном семиозисе. Эти феномены порождают ситуации самоорганизации семиосферы.
Редукции семиозиса. Треугольник Фреге как редуцированный семиозис.
Введем представление о редукции семиозиса.
Редукция семиозиса – устранение какого либо отношения или компонента семиозиса в рефлексивных актах интерпретации семиозиса или в актах наблюдения предмета.
В качестве примера редуцированного семиозиса можно привести треугольник Фреге: знак-смысл-предмет. Это семиозис с редуцированным наблюдателем и редуцированными контекстами прагматик, основанный на классической рациональности наблюдателя.
Выдвинем возможную интерпретацию этой редукции.
Данная редукция может быть связана с тем, что треугольник Фреге применялся для описания не телесных, а знаковых предметов. То есть, предметами этого треугольника являлись суждения языка (знаки низшего уровня), а знаками – логические содержания этих суждений (истина и ложь – знаки второго уровня).
Редукция наблюдателя связана с тем, что для наблюдения знаков не прагматичны были телесные контексты. Тело наблюдателя, его физическое расстояние до предмета, особенности взгляда его характеристики не влияли на прагматику.
Поэтому наблюдателя можно было редуцировать из актов наблюдения, редуцировав наблюдения к интеллигибельным актам описания символических предметов.
Кроме того, наблюдение треугольника Фреге подразумевало равновесный контекст прагматики. Понятия знака, понятия и предмета имели четкие границы применимости. Акты наблюдения не влияли на семиозис.
Редукция семиозиса к треугольнику Фреге – это тип редукции, в котором наблюдатель вообще элиминируется из семиозиса при рассмотрении знаковой системы.
Фрактальный семиозис физического измерения. Может ли точка быть гладкой?
Вернемся к примеру с клубком ниток.
Рассмотрим три топологических контекста прагматики.
Контекст 1: расстояние от наблюдателя до предмета (клубка) равно 20 метрам.
Понятием, описывающим предмет в этом случае является точка - как мысль наблюдателя, которая умеет отождествлять световые пятна с конструктом евклидовой геометрии. Понятие наблюдается по поведению наблюдателя - наблюдатель указывать на отождествление знаками.
Знаком, указывающим на корректность применения этого понятия, является набор звуков или записей, которые может сообщить наблюдатель другому наблюдателю в языковой ситуации описания понятия точки.
Контекст 2: расстояние от наблюдателя до предмета (клубка) равно 1 метру.
Понятием, описывающим предмет в этом случае, является плоскость или круг – как процедура отождествления специфической формы поверхности. Предмет представим наблюдателю как фрагмент плоскости.
Знаком, указывающим на корректность применения этого понятия, является термин – «круг».
Контекст 3: расстояние от наблюдателя до предмета (клубка) равно 20 сантиметрам.
Понятием, описывающим предмет в этом случае, является линия.
Знаком, указывающем на корректность применения этого понятия является термин «линия», применяемый наблюдателем в языковой ситуации распознавания линии.
Зададимся вопросом о том, как осуществляется переход от одного контекста к другому.
Можно ли провести границу изменения контекста – когда наша точка превращается в круг, а круг в линию?
Для корректной интерпретации этого перехода предложим следующую ниже схему объяснения.
Изменение масштаба – движение наблюдателя изменяет количество знаков им распознаваемых. Можно предположить, что величина изменения этого количества знаков непостоянна в зависимости от величины приближения наблюдателя к предмету.
Можно выделить два режима.
Режим первый – "линейный": количество распознаваемых знаков не меняется при приближении наблюдателя к предмету. То есть, при приближении к предмету мы не обнаруживаем новых деталей.
Режим второй – "фрактальный": количество распознаваемых знаков увеличивается – при приближении к предмету измерения мы обнаруживаем всё новые и новые детали.
В качестве метафоры процесс движения наблюдателя и изменения семиозиса можно проиллюстрировать следующим образом.
Представим себе наблюдателя, который двигается из бесконечности в точку G.
Наблюдатель видит различные знаки – пятнышки, блики, цветовые пятна. Количество этих знаков увеличивается, но нет еще понимания того, что они имеют отношение к клубку.
Предположим, что в точке G произошло понимание наблюдателя – наблюдатель стал интерпретировать предмет измерения как клубок-точку.
Это означает, что знак – перцептивно-лингвистически выраженный понятием точки, стал однозначно ассоциироваться с предметом-клубком.
Далее, при дальнейшем приближении, у точки не появляется новых деталей-знаков. При увеличении точка остается точкой. Мы не наблюдаем и не интерпретируем новых деталей клубка. В этом смысле точка гладкая фигура – такая же, как гладкая линия или плоскость.
Точка в этой интерпретации – это устойчивый семиозис. Появляющиеся знаки-флуктуации в этом семиозисе элиминируются наблюдателем как несущественные. Новых знаков нет.
В точке F происходит микровзрыв – появляются знаки (размеры фигуры увеличиваются, наблюдаются новые детали), которые проблематизируют использование понятие точки для интерпретации предмета.
Этап FE – этап проблемы. Этап регулярных микровзрывов. Старое понятие – понятие точки не работает, а нового понятия еще нет. Увеличивающееся число знаков при изменении масштаба не отсылает к фиксированному понятию.
Семиотический фрактал: первое представление
Назовем зону FE фрактальной областью или зоной фрактального семиозиса или семиотическим фракталом.
Почему фрактал? Потому, что в этой области при изменении масштаба наблюдения появляются всё новые и новые детали. Получающаяся структура обладает свойствами самоподобия – на крупные знаки начинают накладываться небольшие знаки-детали, чем-то похожие на крупные.
В точке Е опять происходит понимание – знаки соединяются в целое и начинают ассоциироваться с понятием круга.
Аналогично – зона ЕD – это линейная зона, в которой функционирует гладкое понятие круга. Клубок интерпретируется как плоская фигура.
Ситуация напоминает ситуацию наблюдения точки. Новые понятия элиминируются наблюдателем. Взрывов нет. Всё понятно. Семиозис нечувствителен к флуктуациям и провокациям.
Ясно, что понятия точки и круга, применяемые при объяснении предмета в данной интерпретации находятся в состоянии дополнительности. Клубок ниток не может на одном масштабе быть точкой и кругом одновременно.
Аналогично, в точке D происходит взрыв – перцептивно-лингвистическая проблематизация понятия с точки зрения схем интерпретации предмета как круга, и опять наступает фрактальная область DC.
В точке С наблюдатель начинает распознавать линии, и интерпретировать клубок как линейную фигуру. Линия – фигура гладкая потому, что при приближении к ней на участке СВ наблюдатель не видит новых деталей, а наблюдает только линию.
Определение семиотического фрактала и линейных семиотических структур. Фрактал как маргинальный феномен восприятия.
Исходя из примера, представленного выше, можно дать определение семиотического фрактала:
Семиотический фрактал – это перцептивно-лингвистическая (квазилингвистическая) знаковая структура, при наблюдении которой наблюдатель в некотором диапазоне изменения масштабов наблюдения, наблюдает новые знаки при изменении масштаба наблюдения.
Различим семиотический фрактал первого рода (негативный фрактал) и семиотический фрактал второго рода (позитивный фрактал).
Под семиотическим фракталом первого рода (негативным фракталом) будем понимать ситуацию масштабного появления новых знаков, проблемную для наблюдателя в масштабном преобразовании.
То есть, семиотический фрактал первого рода – это фрактал в неустойчивом семиозисе или семиосфере.
Примером фрактала первого рода будут проблемные фрактальные зоны наблюдения с между точкой и кругом, кругом и линией, предъявленные выше. При этом рациональность наблюдателя в актах наблюдения направлена на поиск гладких форм.
Под семиотическим фракталом второго рода (позитивным фракталом) будем понимать ситуацию масштабного появления новых знаков, интерпретируемую в рамках представлений и моделей фрактальной концепции.
То есть, в этом случае появляющиеся новые знаки при масштабном преобразовании интерпретируются наблюдателем через положения фрактальной концепции. То есть, знаки связываются наблюдателем не с проблемой, а с устойчивыми семиозисами фрактальной геометрии.
Встает вопрос о том, какой знак должен интерпретироваться как "новый", а какой как "старый" при осуществлении масштабного преобразования.
Новые знаки это те знаки, которые наблюдатель не наблюдал, не распознавал до изменения масштаба. Новые знаки наблюдаются при изменении контекста - осуществлении масштабного преобразования прагматики наблюдателем.
Новизна знака интерпретируется наблюдателем и является характеристикой связи знака с концепцией, понятием, характеристикой контекста наблюдения.
Концепция и контекст интерпретируют знак как новый в актах наблюдения или делают знак вообще не наблюдаемым. Вопрос о новизне знака относится к концептуальной компетенции наблюдателя и социокультурной нагруженности наблюдения. Новизна детерминирована механизмами введения наблюдателем сходств и различий между знаками и способностей к отождествлению и дифференциации знаков.
В наблюдателя встроены концептуальные "интерфейсы", которые диктуют ему то, какие знаки надо рассматривать как новые, а какие – как старые.
С этой точки зрения для интерпретации знаков при масштабном преобразовании важны коммуникации между наблюдателями. Наблюдатели сообщают друг другу с помощью языка то, что они увидели, и благодаря этому видят новое. Без этой коммуникативной нагруженности, на мой взгляд, акт наблюдения невозможен.
Эту сторону наблюдения можно проиллюстрировать блестящей цитатой из романа Виктора Пелевина "Жизнь насекомых" :
“Максим взял лупу и склонился над листом. Сначала он не заметил ничего необыкновенного в увеличившихся в несколько раз обломках листьев, но потом увидел на них странные симметричные полоски и внезапно узнал в этих полосках прижатые к брюшку лапки. И сразу же, как это бывает с ребусами, где нужно выделить осмысленный рисунок в хаотическом переплетении линий, произошла удивительная трансформация - весь лист, который только что был покрыт конопляным сором, оказался усеянным небольшими плоскими насекомыми буро-зеленого цвета с длинной продолговатой головкой (ее Максим принимал за обломок ножки листа), треугольным жестким тельцем (у клопов остались, видимо, рудиментарные крылья - можно было даже различить разделяющую их тоненькую линию) и лапками, которые были поджаты к телу и сливались с ним.
- Они дохлые, - спросил Максим, - или спят?
- Нет, - ответил Никита. - Это они притворяются. А если на них долго не смотреть, то они ползать начинают.
- Никогда бы не подумал, - пробормотал Максим. - Во, один шевелится. И давно ты их заметил?
- Вчера, - сказал Никита.
- Сам?
- Не, - сказал Никита. - Показали. Я тоже не знал.”
В рамках концептуальных установок у каждого наблюдателя возникает такая характеристика как разрешающая способность – способность интерпретировать некоторую мелкую деталь наблюдения не как погрешность наблюдения, а как феномен наблюдения.
Предположим, что разрешающая способность меняется при сдвиге контекста – изменении масштаба наблюдения. Поэтому могут появляться новые детали, не интерпретируемые ранее или интерпретируемы ранее как малозначимые погрешности.
Процессы отождествления и дифференциации "новых" и "старых" знаков связаны не только с динамикой семиозиса, но и со спецификой семиосферы. Поэтому генезис семиотического фрактала может быть рассмотрен как с позиций динамики семиозиса, так и с позиций эволюции семиосферы – на разных масштабах наблюдения семиотического мета-наблюдателя.
Заметим, что данное выше определение фрактала феноменологично – оно не аппелирует к генезису фрактальной структуры, а лишь фиксирует наличие или отсутствие наблюдения наблюдателем тех или иных знаков.
Это определение, на первый взгляд, противоречит представлению о фрактале как о структуре, инвариантной относительно масштабных преобразований и воспроизводящей подобную фигуру-структуру на новых масштабах.
В том то и дело, что именно во фрактале эти подобные структуры наблюдатель распознает как новые и самоподобие возникает из установления сходств и различий нового на микро-масштабах и старого на макромасштабах.
Таким образом, семиотический фрактал надо отличать от линейных (гладких) семиотических структур, в которых наблюдатель не наблюдает новых знаков при масштабном преобразовании. Говоря иначе, линейные семиотические структуры обладают знаковыми инвариантами при масштабных преобразованиях прагматики наблюдателем.
Определение семиотического фрактала включает в себя понятие масштабного преобразования – как типа прагматики наблюдателя. Несомненно, что для того, чтобы интерпретировать ту или иную лингвистическую (квазилингвистическую) ситуацию с помощью понятия семиотического фрактала, нам надо каждый раз уточнять понятие масштабного преобразования - переводить метафоры трансформаций контекста наблюдателем в понятийный аппарат фрактальной семиотики.
С точки зрения линейных контекстов, фрактал – это "монстр" и маргинальный феномен, так как он не связан с пониманием. За фракталом нет понятия. В нашей схеме это переход – временное помутнение, переключение от одного понятия к другому.
Покажем, что данное выше определение семиотического фрактала применимо к геометрическим фракталам – множеству Мандельброта и кривой Коха, а представление о линейной семиотической структуре отражает специфику аксиоматизированных форм евклидовой геометрии.
Множество Мандельброта как семиотический фрактал. Гладкие семиотические структуры.
С точки зрения представлений о семиотическом фрактале можно интерпретировать процедуру наблюдения компьютерного множества Мандельброта.
Наблюдатель множества Мандельброта изменяет масштаб своего наблюдения, выделяя и увеличивая фрагменты этого множества.
В наблюдаемых фрагментах видны новые знаки, которые можно обозначать терминами "усики", "спирали", "детеныши". Важно то, что каждый раз, с изменением масштаба, появляются всё новые и новые знаки – наблюдатель распознает новые формы.
Похожая ситуация обстоит и с множеством Коха. Наблюдатель, при изменении масштаба, распознает новые "треугольники", новые детали, становящиеся наблюдаемыми при масштабном преобразовании.
Этим семиотические фракталы отличаются от линейных форм – точки, линии и плоскости.
Проделаем мысленный эксперимент. Будем увеличивать точку на плоскости. При этом, для чистоты эксперимента, мы оговоримся, что мы будем увеличивать именно спекулятивную точку, а не след от карандаша или мела.
Так вот при увеличении спекулятивной точки, наблюдатель не распознает новых знаков – точка не предъявит новых деталей, форм или цветов. Поэтому точка – линейная, а не фрактальная форма.
Аналогичным образом дела обстоят и с линией. Линия не демонстрирует новых знаков и деталей при ее увеличении. У нас нет концепции, которая бы позволила различить нечто на линии как новое при масштабном преобразовании и зафиксировать это новое в знаковой схеме объяснения, провоцирующей лингвистическую ситуацию.
(с) Владислав Валерьевич Тарасенко