Коллаж Станислава Фурты по картине Иеронима Босха "Страшный суд"
Эта старая статья может быть вполне актуальна в преддверии окончания Календаря Майя
ЖЁСТКОЕ ПОРНО ИЛИ ФИЛОСОФСКАЯ ПРИТЧА?
(рецензия на повесть Александра Потёмкина "Мания")
Как учили в начале ХХ в. представители Венского философского кружка, процесс познания устроен так, что получаемая извне информация воспринимается лишь в том случае, если она может быть верифицирована, соотнесена с прошлым или настоящим эмпирическим опытом. Так же и с произведениями искусства. Их суть не может быть усвоена до тех пор, пока в сознании не возникнет некий ассоциативный ряд, основанный на том, что человек читающий, слушающий или созерцающий не знал, не видел или не слышал ранее. Первая же ассоциация, возникшая у меня лично после прочтения повести "Мания" Александра Потёмкина, может показаться довольно странной.
Где-то в 70-х годах прошлого века и прошлого уже тысячелетия журнал "Иностранная литература" опубликовал… детектив. Выписанный по всем законам жанра политического детектива роман итальянского писателя Энцо Руссо "Логово горностаев" повествует о том, как честный следователь прокуратуры города Рима Андреа Балестрини пытается предотвратить фашистский путч. Ценой невероятных потерь (семья разрушена, лучший друг погиб) ему удаётся собрать необходимые доказательства и добиться аудиенции у некоего правительственного бонзы, для того, чтобы сообщить, что путч намечен на такое-то число, и что для его пресечения остались считанные часы. Чиновник же в ответ говорит незадачливому следователю, что тот… ошибся годом. События, которым тот изо всех сил старается помешать, произошли точно в указанный день, но только… годом раньше. Фашистский переворот в стране УЖЕ совершился. И никто его не заметил.
Какова же связь между остросоциальным романом Энцо Руссо и повестью Александра Потёмкина, эпатажной, граничащей с порнографией, да к тому же написанной более, чем тридцать лет спустя?
Согласно библейским предсказаниям, а вернее, всевозможным вольным толкованиям библейских текстов, мы живём в последние времена. Мы ждали конца света и в 1914-м году, когда началась Первая мировая война, и в 1999-м, когда по некоторым прогнозам Земле грозило столкновение с крупным метеоритом, и раньше, и позже, не задумываясь над тем, что конец света… уже настал. Только, в отличие от Балестрини, мы календарной даты не знаем. А о том, что "дано <дракону> вести войну со святыми и победить их" (Откр. св. Иоанна Богослова, 13:7), и что свершилось это de facto, доподлинно известно избранным, например, Александру Потёмкину, недвусмысленно предварившему свою повесть эпиграфом, приписываемым Эммануилу Канту: "Конец света надо искать не вне, а внутри себя". Конец света, растянувшийся во времени – архетипический образ. И здесь снова литературная ассоциация – финал романа Алексея Варламова "Лох" (М., "Молодая гвардия, 2002г.): "…конец света действительно настал, правда, совсем не такой, как в Апокалипсисе. Он наступал не мгновенно и не сопровождался никакими катастрофами, а скорее напоминал спланированную и тщательно организованную эвакуацию". Эвакуацию откуда куда? Эвакуацию, читай – регрессию, от человека духовного к человеку потребляющему, человеку алчущему.
В связи с эпиграфом к книге ещё одна цитата приходит на ум: "Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?" (Лука, 11:35). Трудно удержаться от соблазна прибегнуть к словесной игре вокруг этого евангельского изречения и определить основную тему повести "Мания", как "эротическая жизнь "новорусского света", который есть тьма". Свет – это "высшее общество", свет – это клан, свет – это тусовка, свет – это прослойка людей, достигших определённого материального и социального статуса.
Сюжет повести предельно прост, если не сказать, примитивен, поскольку играет роль второстепенную. Состоятельный бизнесмен Борис Мегалов с помощью опытных хирургов перевоплощается в обворожительную молодую женщину Наталью Мегалову, одержимую манией секса. А дальше на этот незатейливый каркас нанизываются эротические похождения госпожи Мегаловой, одно из которых заканчивается для неё фатально. Вот, собственно говоря, и всё. Я было пытался по началу подсчитать, сколько в книге описано половых актов, обычных, т.е. мальчики-сверху-девочки-снизу (таких – меньшинство), оральных, анальных, лесбийских и т.д. и т.п., да, откровенно говоря, к середине книги сбился со счёту. Причём описано всё это "непотребство" мастерски, образно, с буйной и изощрённой фантазией, которой местами мог бы позавидовать и сам маркиз де Сад. Чего стоят одни картинки "эротических скачек" на восемнадцати автомобилях по Новорижскому шоссе! И с чем же мы имеем дело? Неужто всего-навсего с филигранно выделанным образчиком жёсткого порно? Для такого писателя, как Александр Потёмкин, это было бы чересчур просто. Повествование настолько "забито" сексуальными сценами, что очень быстро внимание начинает рассеиваться, испытываемое поначалу естественное любопытство и возбуждение ослабевает, эротика начинает играть против самой себя, подводя к сакраментальному вопросу: "А к чему всё это?" Определённую роль в неизбежно наступающей расслабленности играет и авторский стиль Потёмкина, язвительно-ироничный, временами граничащий со стёбом (например, сцена "артиллерийской канонады" в номере люкс гостиницы "Украина"), и при том самоотрицающий язык "белого клоуна": стёб – в отсутствии стёба, гротеск – в непризнании гротеска, всё описывается якобы на полном серьёзе.
На вопрос "К чему?", казалось бы, дал ответ сам Александр Потёмкин в интервью, данному Владимиру Бондаренко ("День литературы", №10(98), 2004г.): "Психоз этот <психоз секса> искусственно смоделирован, навязан обществу специально, чтобы создать на его основе новую мощную индустрию потребления". И далее. "Вот как выглядит порок, превращённый в бизнес, вот к какому перерождению приходит человек, когда сексуальные извращения и излишества… ничем не ограничиваются и остаются ненаказуемыми". Стало быть, глобальная идея книги "секс против секса", разоблачение сексуальной индустрии? Стоп. Александр Потёмкин – выдающийся мастер мистификаций и, на мой взгляд, сказал в этом интервью далеко не всё.
Вот уже на 80-й странице повести мы встречаем такое описание ожидания оргазма: "Её суть настойчиво требовала его. Так мазохисты ожидают вожделенных ударов кнута. Так некоторые финансисты испытывают половой экстаз при шуршании купюр. Так мечтающие о власти поллюционируют, получив высокое назначение". Эти несколько фраз – как три косые красные полоски, первый предупреждающий знак перед железнодорожным переездом. А вот страницы 90-91 (две красных полосы): "Как же можно жить в таком замечательном мегаполисе без оригинальных и сумасбродных идей? Тут, конечно, надо отметить, что нынче современному москвичу нередко приходят в голову самые несуразные мысли. Слава богу, что не пришло ему в голову стать президентом. А президент может быть лишь один. Или заиметь нефтяные вышки, и не пару десятков, а на четверть российской тайги, а ещё лучше – даже несколько побольше. Чего уж там мелочиться!" Заметьте, это ключевой отрывок, и в нём нет ни слова о сексе! Последний рубеж, страницы 96-97 (одна полоса): "Эпоха-то нынче рыночная, а значит, потребительская. А век расходов имеет свои законы, свою ментальность. Тут экономика формирует нравы субъектов рынка. Поэтому поэзия, симфоническая музыка, художественная литература, христианские заповеди канули в Лету. Они мешают ежегодному росту валового продукта. Умнейшими книгами бюджет страны не пополнишь. Нужен массовый товар, а таким феноменом, удовлетворяющим массы потребителей, может стать лишь полная свобода, но свобода не политическая, не экономическая, а внутренняя". И, наконец, вот она – магистральная железная дорога, по которой мчится локомотив вседозволенности (страница 98): "…разве позволительно осуждать поиск человеком самого себя? В любом его выражении! Вот почему нет никаких веских оснований порицать выбор своего места в жизни каждым из нашей породы. Человек, иди куда хочешь! Мир в своём многообразии ждёт тебя! Открой его! Познай его! Возьми его!" И вот хвост поезда (страница 135): "У нас полностью потеряно чувство умеренности, уравновешенности, рациональности, потому что мы все инфицированы манией".
Итак, главное слово вынесено в заголовок: "Мания". Не "сексомания", не "эротомания", не "порномания", а просто – "Мания". И возможно, секс в книге – вообще не главное?
Книга Потёмкина – о древних языческих разрушительных инстинктах человечества. Инстинктах, которые по иронии судьбы дремали в подлинно языческую эпоху античной культуры и, как ни странно, пробудились именно в эру христианства, что прозрел святой Иоанн Богослов на острове Патмос, и достигли своего апогея в нынешнюю постиндустриальную эпоху. Языческий характер мистерии, происходящей на страницах повести "Мания" подчеркнул Александр Проханов, выступая 12 апреля 2005г. в культурном центре "Дом" на совместной презентации книги Потёмкина и перформанс-проекта художника Германа Виноградова "Рождение ГермАфродиты". Проханов сказал тогда примерно следующие слова: "Я верю, я чувствую, что на тех, кто находится в этом зале, кто читает эту книгу, кто смотрит на это действо, и на меня в том числе, прольётся адский огонь. Мы будем покараны". Разумеется, перформанс – всего лишь навсего театрализованное представление. И воспринимая происходящее на сцене, нужно делать поправку на условности жанра. Но организаторам превосходно удалось воссоздать атмосферу языческого шабаша. Кстати, актёры удачно "подыграли" Проханову. Адский пламень на головы зрителей не пролился – его достаточно было на самой сцене, но над головой писателя был водружён колокол, в который один из артистов три раза громко ударил – весьма неплохой символ кары Божьей.
Вообще, о перформансе, состоявшемся 12 апреля, стоит поговорить особо. Это было странное представление, тем не менее, абсолютно соответствующее поп-артовскому понятию "перформанс". На сцене расхаживали странные люди со странными выражениями лиц, облачённые в не менее странные одежды. Всё действо озвучивалось довольно искусно исполняемым шаманским воем в сопровождении музыкальных инструментов, единственным привычным из которых была акустическая гитара. Всё остальное – сирена воздушной тревоги, многократно увеличенные в размерах восточные "звонилки", знакомые каждому, кто когда либо посещал магазин "Путь к себе", нечто напоминающее древнеегипетский систр, плюс какая-то электроника, название которой я определить затрудняюсь. Освещение состояло из колоссальных подсвечников, смонтированных из велосипедных колёс (автор этих строк не смог удержаться от того, чтобы не сфотографироваться у одного из них), да парочки пиротехнических гирлянд, зажигавшихся… мужским причинным местом. Да-да, я не оговорился. Один из актёров скинул с себя одежду, и потрясённый зритель увидел, что между ног у него прикреплена паяльная лампа, коей актёр и не преминул воспользоваться. Кульминация представления – возлежание на ложе девушки с дымящимся лобком. Финал – появление фотоинсталляции Германа Виноградова – ГермАфродиты, двухметрового портрета обнажённого мужчины гм-м… с женскими первичными половыми признаками. Голос за кадром время от времени зачитывал наиболее шокирующие фрагменты из повести Александра Потёмкина. В довершении ко всем перечисленным деталям на экране периодически возникало изображение сморщенного мужского члена.
Да простит меня читатель за иронию, с которой я сегодня описываю увиденное и услышанное. Сегодня это возможно. Но в тот день… я испытывал, если и не суеверный ужас, то, во всяком случае, чувства, к нему близкие… и, разумеется, весьма далёкие от сексуального возбуждения. В том-то и загадка такого культурного явления, как перформанс, что оно представляет из себя некоторую совокупность магических приёмов, на первый взгляд абсолютно бессмысленных, но весьма и весьма эффективно воздействующих на подсознание. Конечно, игры с человеческим подсознанием – штука опасная, но, скорее всего, организаторы представления нашли единственную форму, чтобы вызвать у зрителя чувство страха и омерзения, чувство… ада.
Ещё до знакомства с иллюстрациями Владимира Сальникова по прочтении повести Александра Потёмкина "Мания" помимо ассоциаций литературных, вербальных, у меня возникли невербальные, зрительные образы, навеянные картинами Иеронима Босха. Будь "Мания" написана в XV веке, Босх стал бы лучшим её иллюстратором. И "Воз сена", и "Страшный суд", и "Сад земных наслаждений" – о том же. О присущей человечеству неуёмной жажде порока. О мании. И о возмездии. Но если XV век диктовал искусству свои законы, дозволяя изображать человеческие грехи, хоть и в страшном обличии, но иносказательно, аллегорически, то в начале XXI века Владимир Сальников считает возможным показать распутство буквально, в шокирующем, неприкрытом виде. Предвижу, что в адрес художника Сальникова, как и в адрес писателя Потёмкина посыплются обвинения в порнографии. Однако, с моей точки зрения, порнография, как жанр, обязана содержать в себе побудительный мотив: "Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас". Мне достаточно сложно представить себе человека, у которого действительно непристойные иллюстрации Сальникова вызвали бы чувства, отличные от стыда и отвращения, а, стало быть, и побудили к действиям, квалифицируемым обществом, как развратные.
Итак, повесть Александра Потёмкина озаглавлена "Мания". Если не "эротомания", не "сексомания", то мания чего? Всего. Мания богатства, мания власти. Секс – лишь самый понятный иллюстративный материал для показа охватившей общество мании потребления, недаром же все наиболее мрачные библейские пророчества содержат образ Вавилонской блудницы. Мания потребления – та самая апокалиптическая "саранча", пожирающая "человеков". Алчность в широком, обобщённом смысле – человеческая черта, появившаяся не сегодня. Недаром на пороге IV века Блаженный Августин пишет о "похоти очей".
"Похоть очей" трактуется им как любопытство, страсть к чрезмерному знанию, как действие в соответствии с этим полученным знанием, как страсть видения "дел рук своих", как неизбежно наступающее разочарование и далее – повторение всей цепочки. Вспомним же ещё раз цитату из "Мании": "Человек, иди куда хочешь! Мир в своём многообразии ждёт тебя! Открой его! Познай его! Возьми его!"
А теперь, пожалуй, о самом главном в повести. Если бы это была книга, просто обличающая распутство, то сюжет с превращением мужчины в женщину становится избыточным. Читателю вполне хватило бы приключений или Бориса Мегалова, или Натальи Мегаловой (на выбор). Но на страницах "Мании" Борис принимает решение о превращении в Наталью и мечтает о том, что по прошествии совсем короткого промежутка времени любой мужчина сможет легко превращаться в женщину, а женщина в мужчину и обратно. Вот где основной замах! Человек берёт на себя функции, изначале принадлежащие Богу! Поясню для атеистов – матушке-природе. Это и есть основная "мания". Тут-то и происходит превращение далеко не безобидной мании "хочу" в куда более страшную и разрушительную манию "могу". У героев повести – радикально антропоцентрическая картина мира. Антропоцентризм, вообще характерный для языческих религий, не давал таких страшных рецидивов в античности по одной простой причине. Человек считался, если не равным, то, во всяком случае, близким богам. Положение радикально изменилось с воцарением монотеистических религий, провозгласивших примат единого всемогущего Бога. Именно тогда и расцвело богоборчество, как явление, потому что нет более сильного искушения, как потягаться с тем, с кем a priori тягаться невозможно. Тут впору проводить параллели с библейскими пророчествами о наступлении царства Антихриста, если трактовать последнего, как человека, возомнившего себя равным Богу. И снова привожу формулировку, приемлемую для атеистов. Конец света заключается в вере человека в возможность изменить и отменить ЛЮБОЙ закон природы.
Повесть Потёмкина насквозь пессимистична. Единственный персонаж повести с положительным обаянием Яков Ваханя бродит по её страницам, как в кругах Дантова ада и, в конце концов, погибает. Признаюсь, что для этого героя мне хотелось бы иного конца. Но упрёк писателю в жестокости к своему герою равносилен требованию непременного "хэппи-энда".
Перефразируя библейское "Иди и смотри!", я бы обратился к читательской аудитории так: "Возьми и читай!" Да, читая повесть Потёмкина, проходишь, подобно Вахане, сквозь все круги ада. Но, может быть, дорога к раю лежит именно через ад?
P.S. Не скрою, что начиная писать эти строки, я побаивался обвинений в том, что ищу "чёрную кошку в тёмной комнате, в которой её к тому же нет" и, как следствие, сомневался в правильности своих трактовок. Мои сомнения развеялись после выступления в ЦДЛ во время круглого стола, посвящённого выходу в свет повести "Мания", 21 апреля 2005г. некоего Дмитрия Вершинина, простого, не связанного с литературой человека, абсолютно неангажированного, благодарившего Александра Петровича Потёмкина за то, что именно после прочтения его повести он начал изучать Библию.