И мое сердце стучало: «Тук, тук, тук», вторило не умирающему сердцу поезда «Тук, тук, тук». Море было везде: в душном вагоне, в воспоминаниях, в пропитанных солью волосах, за грязным окном прорезающего пространство поезда. Я не прощалась с морем, не говорила «Прощай», не бросала монетки и не загадывала желание вернуться еще раз: я знала, что все мои желания исполнятся и без глупых придуманных неизвестно кем ритуалов и обычаев. Потому что….
Двор, старый, пропитанный старушечьими сплетнями и детскими голосами встретил меня вполне дружелюбно.
«Зайду к своим, и сразу же к вам».
Зелень била в глаза, настырно кричала о своем превосходстве. Над кем? Ей было лучше знать… Когда я покидала этот пропитанный сплетнями двор в начале мая, почки только набухали, как грудь кормящей матери набухает молоком. А сейчас природа брала свое, настырно лезла в глаза своей июньской полупривочной роскошью. Для меня, покинувшей свое обычное местообитание в начале мая, когда природа смущенно просилась выпустить наружу положенный ей экстаз, было слегка необычно видеть еще блестящие и девственные листья, украшавшие собой обычный «хрущевский» двор.
Дедушка вылавливал из-под кровати котенка, оставленного ему на время моих морских странствий. Бабушка впервые за все время не сказала, что у меня мешки и круги под глазами. Я взапой рассказывала ей о море, а она слушала и не перебивала, делала вид, что ей это все не знакомо, восхищалась моими же чувствами, переживала моими же эмоциями, моя любимая бабушка…. Потому что…
Старая покосившаяся беседка хранила тайны времен моей матери и ее подруг, свято соблюдала приличия и никогда не выдавала тайн, которые ей были доверены в минуты отчаяния, и только полуистертые новой краской надписи заставляли играть воображение и представлять себе побитых временем прошлых посетителей беседки. Моя подруга, моя ровесница, в коротких шортах и растянутой майке пробегала взглядом по старым, почти разрушенным стенам дворовой беседки, и слушала, что говорил ей жутко красивый парень, старше ее лет на восемь, нежно поглаживающий привыкший к ласкам гриф гитары. Эхо заиграло в моих волосах, взгляд взорвался звездным небом, когда она представила мне этого парня:
-- Виталик. Он недавно переехал с родителями в наш дом.
Он улыбнулся слегка наигранной улыбкой, а я зажмурилась от дикого и странного не по возрасту ощущения: «Он будет моим. Мне все дозволено, и моим желаниям свойственно сбываться». Потому что ….
Он смотрел в мои переполненные глаза и дрожал. Я чувствовала его дрожь в гордой осанке, в нелепо повисших вдоль туловища руках, в бегающих глазах, в срывающемся голосе. Я прятала улыбку и молчала, пыталась поудобнее устроиться на щербатом подоконнике в подъезде, наигранно- нервно перебирала в кармашке сарафана камешки Я была влюблена в него, первой любовью взрослого скворца в весеннюю капель.
Он был влюблен в меня.
Мои желания всегда сбывались, потому что … мне было только двенадцать лет…