Я взял бинокль, чтобы лучше разглядеть гостей, посмотрел вниз. Арба, запряженная ишаком, два махровых душары, громко разговаривая и размахивая руками, они двигались по дороге.
Понятно, бородачи в такую рань двинулись куда-то. Интересно, откуда они? Жилья тут никакого нет, до ближайшего кишлака километров двадцать. Значит, шли под дождем, зачем? Что у них на повозке, под кошмой. Так, посмотрим, что за птицы пернатые? Руки вроде крестьянские, рожи тоже в соответствии с традицией небритые, халаты не первой свежести, мокрые, но добротные, чистые, ведут себя как на рынке. Ишак, животина откормленная, невозмутим упрям и спокоен. Настояший душарский ишак со стажем. Остановились, закурили, присели на корточки, вроде, местные, может, что приторговали или украли успешно? Нет, это уже не та эстрада!
В руках одного появился полевой американский бинокль и, не переставая разговаривать, он стал в него рассматривать окрестности. Второй подошел к арбе и неспешно достал из-под кошмы ручной пулемет и снайперский комплекс. Во, как оно нарядно.!
Богатые гости, недурно к пикничку готовятся! Чем дальше, тем интереснее, как в сказке. Что там у них ещё? Во, барахло-то богатое! Портативный кмплекс слежения оперативной разведки, два чемодана, где это всё они разложат? Радиостанция, четыре гранатомета, прочий хлам. Да что это, рынок здесь, что ли? Нет, не рынок, потащили по склону вверх. Интересно, куда? Вот как здорово, да у них тут всё готово! Камни в сторону. Ба ля! Да тут целый схрон! Всё туда складывают, не торопятся, спокойны сыны Аллаха, Азаматы херовы! Так, лирику в сторону!.
- Первый… второй… третий, внимание всем! У нас тут гости, готовность один, смотрим, что будет дальше! Первый… третий, общее наблюдение, второй, контроль основной цели. Основная цель -гнус с биноклем. Работа на поражение по команде, как поняли, приём?
- Первый, вас понял! Виноват, понял, что вижу! Виноват, вижу что понял!
- Второй, вас понял, почти проснулся!
- Третий, вас понял без сурдоперевода!
- Зубоскалы, конец связи!
Интересно, лишь немногим удается усмотреть проблему в том, среди чего мы живем, к чему мы привыкли издавна. Наш глаз как раз для этого не приспособлен. Мне представляется, что это в особенности относится к нашей долбаной морали. Проблема - «каждый человек как объект для других» - достаточный повод для оказания высшей чести другим; себе же самому - нет!
Вот Шопенгауэр и пишет
–«Восемнадцатый век весь под властью женщины, мечтательный, остроумный, поверхностный, но умный, где дело касается желаний и сердца, libertin в самых духовных наслаждениях, подкапывающийся подо все авторитеты; опьяненный, веселый, ясный, гуманный, лживый перед самим собою, au fond - в значительной мере canaille, общительный...
дааа, женщины штука хорошая! Так, сколько раз себе говорил –не думать о старой противной обезьяне!!!
Девятнадцатый век более животный, подземный, он безобразнее, реалистичнее, грубее, и именно потому, «лучше», «честнее», покорнее всякого рода действительности, истины. Зато, слабый волею, зато печальный и,...... зато фаталистичный. Нет страха и благоговения ни перед «разумом», ни перед «сердцем»; глубокая убежденность в господстве влечений»
Шопенгауэр говорил «воля», но ничего нет характернее для его нудной философии, как отсутствие в ней действительной, реальной воли. Сплошные комплексы. Даже мораль сведена к инстинкту («сострадание»). Впрочем, Ницше тоже гусь тот еще, говорить хорошо, а следовать самому слабо было. Шизик конкретный.
Огюст Конт, продолжение восемнадцатого века (господство «du coeur» над «la tete» сенсуализм прет в теории познания, альтруистическая мечтательность, ох уж эти альтруисты, его бы в кишлак дикий закинуть, там бы ему альтруизм вместе с кишками бы и выпустили).
«Та степень, в которой стала господствовать наука, указывает, насколько освободилось девятнадцатое столетие от власти идеалов. Известное «отсутствие потребностей», характеризующее нашу волю, впервые дало возможность развиться нашей научной любознательности и строгости - этому по преимуществу нашему виду добродетели...»
Романтизм - голимая подделка под восемнадцатый век, род раздутого стремления к его мечтательности высокого стиля (в действительности порядочное таки все-таки комедиантство и самообман; хотели изобразить сильную натуру, великие страсти, а получилось!? Хы хы).
Девятнадцатый век, интуичит, инстинктивно ищет теорий, которые оправдывали бы его фаталистическое подчинение факту. Уже успех Гегеля, в противовес «чувствительности» и романтическому идеализму, основывался на фатализме его образа мышления. На его вере в то, что преимущество разума на стороне победителей, на его оправдании реального «государства» (вместо «человечества» и «сострадания»).
Так, сложили вещички в схрон, замаскировали его и ждут возле арбы. Сваливали бы вы, мучачос, не доводили до греха! Такая рань, идите спать, в рубашке вы родились. Не те вы люди, вы просто овцы.
- Первый, сканер диапазона! Проверить на наличие передающих источников. Падаем в ЗАС. Как поняли? Приём!
- Вас понял, уключаю, рукоятку крутану тока…гыыыыы…
- Разговорчики в эфире!
Так, ситуация нештатная! Никто здесь никого типа не ждал, просто встретились два одиночества. Дудки, так тут не бывает! Задача была в свободном поиске и контроле предполагаемого маршрута колонны, а об этом знали только наверху. С базой связь в крайнем случае, если будет жарко. Только пользы от нее? Если чё так нам уже ничё будет. Что делать, что делать, вот незадача! Тра-ля- ля-ля... Сняться под вечер теперь даже и не светит, надо досмотреть шоу до конца. Колонна пойдет или нет, мама надвое сказала! Неизвестно, где она пойдёт. Маршрутов несколько, а я должен отвечать за свой участок.
Тот, что в зелёном халате, подошел к телеге и достал радиостанцию. Включил ее и что-то забормотал. Хотя в наушнике было все прекрасно слышно - толку от этого ноль. Язык у них другой, всё у них другое.
- Четвёртый, я - первый! Есть радиомаяк. Мощность 0,125 ватта. Излучение импульсное, частота плавающая, как поняли? Прием!
- Первый, вас понял!
- Ну, теперь понятно, проверяют, кто клюнет на растяжку. Мощность небольшая, и обнаружит тот, кто недалеко. Ххеххх… проходили мы это! Дешевые трюки. А нету нас тут!
Опять Шопенгауэр, что он привязался то!?
Проблема вечная, «ты должен», «Долг». Влечение, которое подобно половому, не в состоянии даже обосновать само себя. Оно не должно подпадать под действие осуждения, выпадающего на долю других инстинктов! Наоборот, оно должно служить масштабом их ценности и быть их судьей!
Проблема «равенства». Все мы жаждем отличий, а от нас в этом случае Шопенгауер требует наоборот, чтобы мы предъявляли к себе точно такие же требования, как к другим. Уравниловка! Это - страшная безвкусица, это - явное безумие! Но оно трактуется им как нечто святое, возвышенное, реальное противоречие разуму совершенно не замечается.
Самопожертвование и самоотверженность, как заслуга, как подвиг, безусловное повиновение морали и вера в то, что перед ней мы все равны.
Здесь говорит авторитет. А кто он, этот авторитет? Нужно простить человеческой гордости, что она искала его как можно выше, чтобы чувствовать себя возможно менее приниженной под его властью. Итак, говорит Бог! Типа, говорит Москва! Или дядя Слава КПСС
Бог нужен был, как безусловная санкция, для которой нет инстанций выше ее самой, или, поскольку дело идет о вере в авторитет разума, требовалась метафизика единства, которая сумела бы сообщить всему этому логичность.
Предположим теперь, что вера в Бога исчезла. Возникает снова вопрос, кто говорит? Москва? Нет! КПСС?! Нет! Ответ, взятый не из метафизики, а из физиологии животных - говорит стадный инстинкт. Кто-то, «Он», « Власть», «Жиды», «Китайцы», «Дети лейтенанта Шмидта», хочет быть господином (отсюда его «ты должен»), «он» признает отдельного индивида только в согласии с целым и в интересах целого, в своем личном интересе, он ненавидит порывающего свои связи с целым, он обращает ненависть всех остальных единиц против этого индивида. В основе всякой «европейской», вернее навязанной европейцам морали лежит и лежала польза стада – «скорбь» всех «высших», «редких», людей заключается в том, что все, что их отличает от всех нас, связывается в их сознании с чувством умаления и унижения нас. Преимущества теперешнего человека, его стремление к свободе, независимости, являются для власть держащих источником мистической удрученности. Посредственность же, которую, как и стадо, мало беспокоят разные вопросы и совесть, чувствует себя прекрасно к радости сильных. Писали об этом Паскаль, Шопенгауер. Толку-то?! Верно, кроме головной боли и трепотни на кухне, НИ-КА-КО-ГО!
Чем опаснее кажется стаду и пастухам некое известное свойство, тем основательнее оно, свойство это подвергается опале. А строптивого барана можно и на бойню.