Угол

Дмитрий Зильберман
1
,как если бы я, читая "Тысячу и одну ночь", сам оказался на ее потертой, матовой обложке. Вовсе не нужно, чтобы я был одним из изображенных на ней героев, но лишь наблюдателем, замершим где-то на поверхности шероховатой бумаги, покрытой символами восточного города: минаретом, протыкающим серебристую луну, четкими кубами глинобитных домов, силуэтами мечетей и проч. Хотя сейчас можно сказать, что разбойник, помещенный художником на угол квартала, - это и есть я. Правда, у меня нет такой же С-образной сабли, да и побрился я не более четырех часов назад.
Я стою в самом центре Азии, то есть возле ржавого фургончика с квадратными фанерными глазами окон. Они забиты изнутри, треугольник лунного света падает на стенку, ломается на сгибе, вдоль которого тянется пуговичный ряд выпуклых болтов. На них кое-где сохранились кусочки краски, остальная, видимо, отшелушилась. Колеса сняты и кузов стоит прямо на осях, чуть погрузившихся в пыль.
Я стою на асфальтированной улице, у меня за спиной тянутся одинаковые кварталы невысоких домов, их штукатурка кое-где отбита или покрыта трещинами. Впрочем, их не удается слишком хорошо рассмотреть, - электричество отключено повсюду, так что здания стоят как мертвые соты, изредка выделяясь несколькими пятнышками маслянисто-желтого света. Передо мной голое и сухое земляное поле, на котором приютился уже описанный фургончик, и еще несколько - поодаль. Между ними несколько проволочных заборов, ближайший из них тускло поблескивает крупными ячейками порванной сетки. Ее вывороченные прорехи делают ее похожей на модель искривленного пространства.
Духота. Черная, пахнущая гарью духота. Я вынимаю из кармана костюма платок, отираю пот со лба, поправляю солнцезащитные очки, переключая их в режим удаленного видения, осматриваю поле. Пересекающиеся елочки автомобильных следов, бугорки, бесформенные островки пожухлой травы, насекомые. Видя огромного жука, выползающего из клиновидной рытвины, я невольно переступаю с ноги на ноги. Сужающиеся зеленоватые квадратики тепловизорного дальномера указывают на живое существо. Скорее всего, кошка. Холмик, переливающийся красным, оранжевым и синим. Пригнулась к земле, нюхает, пробежала немного, вылизывает лапку. Огненно-яркий язычок. Да, тощая кошка цвета грязного угля.
В костюме наконец-то включается кондиционирование и прохладная майка противно соприкасается с кожей. Снова дотрагиваюсь до очков, включая подсветку. Расстегнув молнию на боку, я вынимаю пистолет, похожий на металлическую акулу с полуовальным вырезом в нижнем плавнике. На нем можно различить даже мелкие чешуйки. Осторожно нажимаю на одну из плоских кнопок на рукоятке, полностью покрытой прозрачной пленкой. Под ней (пленкой) тут же загорается миниатюрный голубоватый дисплей с темно-серой каймой. Моя уродливая тень на секунду выпрыгивает на неровный асфальт (я вижу это краем глаза). Обхватив пистолет ладонью, я надавливаю ногтем большого пальца на крохотные прямоугольники под дисплеем: вхожу в "меню" и выбираю опцию "ближний бой".
Я извлекаю из кармана своего многострадального костюма колоду карт с рубашками в стиле "поп-арт", нахожу четверку пик. Номер и масть, однако, выполнены в виде готических трезубцев. Я разрываю карту пополам, затем начетверо, навосьмеро, а затем и вовсе на бесформенные мелкие кусочки. Деконструировать дальше становится все труднее, и я, размахнувшись, бросаю их на дорогу. Метель. За ночь азиатский ветер распробует незнакомое лакомство и разнесет его.
     Я натягиваю услужливо выпавшие из рукавов песочно-резиновые перчатки, неудобно держа пистолет то в одной руке, то в другой. Подняв собранный в складки воротник, я закрепляю на подбородке и скулах дыхательную маску, в буквальном смысле висевшую у меня на шее. Еще неизвестно, какую заразу можно подцепить в этом фургоне, даже от простого взгляда на неизбежно лежащее там кислое тряпье.
Еще раз оглядываюсь по сторонам, осматриваю себя. Обычно я предпочитаю ставить костюм на тускло-серебристый цвет ("серо-стальной"). Но то ли из-за пыли, то ли из-за жары его лоснящаяся фасетчатая поверхность покрылась небольшими сиреневыми пятнами. Впрочем, терпимо.
Механически повторяя несколько зазубренных фраз на гортанном туземном языке, я подхожу к  покрытой царапинами и рыжими разводами двери фургончика, стучу. За тонкой стенкой раздаются "arlarlarlarla", осторожные шаги, местный ктотам. Нахожу в мешанине словосочетаний нужное, спрашиваю "Хозяин дома?". В металлической коробке начинается возня, что-то лязгает, падает: наверняка спрошенный ищет и заряжает автомат. Наконец кто-то берется за внутреннюю ручку и раздается бесконечно долгое, отвратительное, уключинное "тцсцццсцссс".
 2
Да, звук, признаться, вышел премерзкий, так что генерал Ли поморщился и даже, что было уж совсем удивительно, слегка поежился. Пожалуй, видеоролик, вызвавший такое небывалое событие, стоило смотреть без стереофонического сопровожденья, но генерал во всем любил идти, как говорится, до конца; в этом своем устремлении он являл противуположность своему достославному однофамильцу, также генералу, но бородачу и любителю выкурить трубочку-другую после обеда. Итак, генерал наш был совершенно лыс, так что его загорелая голова с двумя тяжелыми складками на затылке, казалось подобьем тех залежалых дынь, которые в изобилии раскладываются под пыльными навесами харсанских рынков, и разбираются благодаря туристам в белых шортах, большим знатокам всяческих экзотических вещиц. Вы, должно быть, уже хотите узнать, что же за ролик был узрет генералом? Отчего ж, можно и рассказать: представьте себе азиатское небо, вовсе не похожее на привычное нам, нечесаное и белесое северное. Подобное азиатское небо может в последний миг увидать несчастная муха, пойманная за кружением над блюдцем с вишневым вареньем, и накрытая синей фаянсовой чашкою. Мы, однако ж, видим его не снизу, а как бы сбоку; где-то совсем близко мы слышим тонкий свист и звон, и земля с матово-желтыми лепестками  пустынь, очерченных острозубчатыми горными грядами, приближается к нам словно целуемая щека. Наблюдали ль когда-нибудь вы, как  движутся стрелки в циферблатных часах? Кажется, кроме секундной, ни одна и не пошевелится, а взглянешь раз два: чепуха-то какая, целый час прошел! Так и здесь: только что в птичьем полете были, а теперь и рябь барханов на рыжеватом песке угадывается, и жирный пунктир на нем. А еще секунда - и ух, понесло! - набухают его черточки, и вот уж на вытянутые сковородки похожи, и ползет, рыча на подъеме, пред нами такая-то колонна, с громоздкими туловами и толстыми дулами, а там и танкист с вытаращен…
Видеоглазок укреплен прямо на носу крылатой ракеты, и генерал Ли, отключив звук, еще раз смотрит запись. Затем закрывает коричневый ноутбук и, не вставая с одноногого стула, поворачивается к опущенным оконным жалюзи. Они пронизаны парными вертикальными шнурами и похожи на серые волны окоченевшего моря. Кабинет полутемный: электричество отключено повсюду, а локальную подстанцию до утра не восстановить. Белая и гладкая поверхность стен теперь покрыта  наползающими друг на друга эллиптическими пятнами тени и света: дежурные офицеры прикрепили тяжелые портативные фонари в четырех неглубоких нишах и один -  на письменном столе.
Генерал Ли перебирает предметы на этом столе, кладет рапорт на шершавый корпус ноутбука, на него - плоскую квадратную коробочку от ND-диска со стратегическим симулятором. Сверху он водружает хрустальную пепельницу в форме кратера, забытую прежним хозяином кабинета, всего дворца и всего города Харсана, где и происходит действие. Затем он, сидя вполоборота к  своей пирамидальной конструкции, массирует висок тремя пальцами правой руки. Генерал одет в мундир постоянного лиственно-зеленого цвета с выпуклыми пуговицами, придающий ему еще большую грузность.
Он вынимает из прикрепленного к поясу пластикового ложа мобильный коннектер, агатовый прибор с вечносиним дисплеем, чаще называемый "е-секретарша". Открыв список "Штаб", генерал вызывает Крайковича.
Проходит около минуты, и филенчатая дверь распахивается. Настоящие покои прежнего правителя расположены на четвертой этаже, генерал сидит на третьем,  в его рабочем кабинете, а штабные офицеры заняли комнаты на втором. Звукоизоляция почти идеальная, по крайней мере, генерал не услышал, как Крайкович поднялся по винтовой лестнице и прошел по коридору.
На Крайковиче костюм-"хамелеон", сейчас - изжелта-белый, как постаревшая луна. Он кажется худощавым, лицо асимметричное, с выпирающими скулами. Если бы не нос, тонкий и слегка изогнутый, оно напоминало бы индейскую маску, покрытую бледной (видимо, скальпированной) кожей.
3
Как ни странно, звали его генерал Ли. Впрочем, это было скорее некое промежуточное наименование. В полумраке комнаты секретных совещаний собирались командующие армиями и главы министерств, ограждены глухими, стилизованными под дерево, коричневыми стенами. Там, блестя красными звездочками на ворсистых погонах, он был генералом Ли Минем. На продолговатом балконе премьера, в его вкрадчивых фразах, он был просто Ли, старина Ли, облокотившийся на эбонитовые перила с их учтивой прохладой. "Что ты об этом думаешь, Ли?" - спрашивал премьер и застывал, ожидая ответа. Выступивший пот придавал его золотисто-палевому лицу преувеличенное сходство с бронзовой статуей на площади Времен Года, и в квадратноватых зрачках отражались огни ячеистых небоскребов и точечные шлейфы неоновых реклам.         
 Офицер связи, которого генерал Ли ждал, мысленно чиня ему и его известиям всяческие препятствия, чеканно ступал по гладким половицам темного коридора (сизая дорожка и однообразно наползающие и исчезающие за спиной лоснящиеся стены и плинтуса) здания, бывшего когда-то советской канцелярией, превратившейся в местную службу безопасности и сохранившего как геральдический знак стрельчатую решетку арочных окошек, алчущую пустоту внутреннего дворика и апофеоз сизой облупившейся штукатурки. Теперь здесь размещался, проворно заменив комнатные портреты, почти весь штаб двенадцатой полевой армии.
Генерал Ли сидел в одном из многочисленных кабинетов, освещенным сверху пузатой граненой лампой, от которой на желтоватых обоях танцевали иероглифические тени, стоило только пошевелить вытянутой рукой. Занеся широкоскулое оливковое лицо над низким ореховым столом, покрытым скатертью с угловатым орнаментом, он с мышиным шорохом отодвинул карту местности с замусоленными краями и стойкими треугольными флажками, предпочтя ей трофейную шахматную доску из потертой слоновой кости. Шел ясный, погожий миттельшпиль, и в изгибах хрупких агатовых фигур застыли маслянистые блики.
После глухого стука, в кабинет вошел офицер. Закрытая не до конца металлическая дверь с решеткой в верхней половине стала тянуть "тцсцсссс", пока офицер не исправил оплошность. Затем он встал чуть за порогом, в нескольких шагах от генерала. Его угристый подбородок был выбрит, и над кадыком розовели две длинные царапины с засохшей тускло-багровой кровью.
Генерал Ли еле заметно кивнул и связист подошел к его столу, покачивая рукой с безымянной картонной папкой у черного лакированного пояса, заставлявшего топорщиться низ грязновато-зеленого мундира. Генерал смотрел  безучастно, даже брезгливо, что придавало его лицу сходство с комком чуть подсохшей желтоватой глины с его бугорками и уплощениями. 
- Ходи.
Голос генерала был хриплый, с мокрыми горловыми путешествиями. Офицер понял, что можно докладывать неофициально. Взяв костистой пятерней своего слоновокостного коллегу, он осторожно переставил его на d4.
- Товарищ командующий, янки контролируют северную часть Харсана, несколько кварталов в южной, и все мосты через реку, разделяющую их, - он удивился: четко артикулированные слова падали как бы во влажную вату, - в сотне километрах к северу отсюда идет подкрепление, четыре наших дивизии.
Генерал Ли потянулся к пешке, хотел было притронуться к ее вершине, но,  увидев, что та обгрызена, поморщился и указал на нее мизинцем, затем все же держа резную туру за покатое основание, приподнял ее и вопросительно посмотрел на офицера.
- Да, три мотострелковых и танковая, -продолжил тот, - и еще комендант юго-восточной зоной товарищ Е Цзяо -
4
Джафар-бен-Шейх выпрыгнул из окна. Несколько секунд он видел, как летят вверх темные квадраты бетонных плит, которыми была вымощена лысая площадь с безголовой статуей на треугольном мраморном постаменте. Наконец падение кончилось, и Джафар, ыхнув, приподнялся на левом локте и прополз несколько метров. Раздалось несколько одиночных выстрелов; Джафар привстал и побежал через площадь. Затем он обернулся и сжав "калашникофф", болтавшийся на кожаном ремне, дал очередь по стеклам только что покинутого здания. Чистый и как бы прозрачный треск был прекрасен, но ответная пуля застряла в предплечье. Джафар пересек цепь граненых фонарных столбиков, полукольцом окружавших статую и черневших возле нее наподобие почетного караула или конвоя. За одним из них Джафар обнаружил аптечку - плотную коробочку с гуманитарной помощью. Разорвав ее и проглотив содержимое, Джафар залечил простреленную руку и голень, превратившуюся в сплошной синяк.
Впереди были чуть раздвинутые стены соседних домов, образовывавшие улочку. Джафар остановился на углу квартала. Ветер, заставлявший дрожать кончик его курчавой бороды,  как прилив, прибивал к основанию стены легкий мусор: сигаретные окурки, клочки бумаги. Вверху этой гладкой, слепой стены проходила серая полоса от луны, половину которой закрывал карниз ближайшего дома.
Джафар побежал по улочке и справа увидел квадратный пролом - там, где потрескавшаяся штукатурка переходила в асфальт. Он присел на корточки, заглянул в него и, извиваясь, спустился туда полностью. Джафар оказался в пустой и сырой каморке, и поморщился, услышав назойливый писк, исходивший снизу. Кое-как он нащупал ступени, а затем и покрытые плесенью перила. Лестница оказалась винтовой, и Джафар поднялся по ней на крышу. Послышались отвратительные хлопки, похожие на слишком частые и громкие аплодисменты. Успев обернуться, Джафар увидел двух одинаковых китайских солдат, паливших в него. "Ашшурави!" - выплюнул он.
Джафар-бен-Шейх выпрыгнул из окна. Встав с окровавленных колен, он пересек площадь с черным уродливым обрубком статуи посередине. Одна из выпущенных вслед ему пуль пробила горло, и Джафар чуть не захлебнулся. Подобрав под фонарем гуманитарную аптечку, он оторвал крышку и высыпал содержимое в рот. Лекарство помогло, но не совсем: серьезная рана превратилась в легкий бронхит. Наконец Джафар добрался до узкой улочки, вьющейся между тяжелыми кубами зданий.
Пройдя несколько метров и отдышавшись, Джафар снял с пояса гранату, похожую на гибрид шишки и черепахи, и забросил ее на плоскую крышу невысокого дома. Раздались сдавленные крики "Ma!", и с карниза свесилась еле заметно дрожащая человеческая рука. Внизу стены особой темнотой выделялось небольшое отверстие, куда Джафар и спустился. Упал он неудачно, нога скользнула, и он ударился о холодный  пол копчиком. Зашуршали  разбегающиеся мыши. Зашипев на них, Джафар ощупью нашел лестницу, ведущую наверх.
Оба китайца были убиты, и глиняная пыль вокруг них еще не успела осесть. Джафар сделал несколько гулких шагов и остановился. В углу квадратной площадки, освещаемой сверху звездами, лежал заряженный гранатомет и магазин для "калашникофф". Джафар подобрал их и огляделся.
Город напоминал коричневый пирог, нарезанный маленькими кусками, с крохотными желтыми ягодками огней. Было душно, и Джафар отер пот со лба. До него долетел скрип и нарастающее механическое рычание, затем в той стороне, где находилась обезглавленная статуя, зажглись два тускло-лимонных глазка. Затем еще одна пара.
Джафар вскинул гранатомет на плечо и выстрелил в нее. Раздался свист, и красное, с сизыми прожилками, пламя на несколько секунд озарило пространство возле полукольца фонарей: один военный автомобильчик с развороченным корпусом взлетел вверх, другой бестолково кружил по рыжеватым бетонным плитам. Из открытых цинково-серых ворот возле Здания выползал бронетранспортер, прямо на корпусе сидело четверо солдат. Затем пламя почернело,  и остался только тлеющий кружок вокруг изувеченного металлического зверька.
Бухнуло три раза, и хвостатые змеи полетели в сторону Джафара. Одна из них ударила под карниз, и Джафара засыпали брызнувшие мелкие осколки. Он отряхнул бороду и побежал к краю крыши. От соседней ее отделяла пропасть шириной в метр, так что Джафар прыгнул.
5
Полковник Кван выключает игру и снимает с пояса пищащий коннектер, смотрит на бледно-зеленый дисплей.
Полковник Кван. Ну вот (читает сообщение)… Подняться к генералу Ли…Опять не успел доиграть.
Вынимает из ящика письменного стола колоду карт и бросает ее в боковой карман костюма. Встает с откидного кресла, выходит из комнаты.

Кабинет генерала Ли. От предыдущей комнаты отличается только большей освещенностью. Опираясь о стол генерала, стоят Крайкович и полковник Кван. Перед генералом Ли - открытый ноутбук.
Крайкович. Мы только не можем понять, почему они движутся именно сюда, сэр.
Генерал Ли. Черт возьми, ты думаешь, я могу? Зачем захватывать второстепенный пункт в трех сотнях миль от столицы?
Крайкович. Провокация, сэр?
Генерал Ли тяжело переводит взгляд на полковника Квана.
Крайкович. У них четыре дивизии, идут почти без зенитного прикрытия, прямо через пустыню, сэр.
Крайкович. Но это чистое безумие, сэр.
Его тонкая бледная кожа покрывается мелкой испариной.
Генерал Ли. Похоже у тебя есть особое мнение, Алекс?
Полковник Кван. Да. Мне наплевать на то, что у них туз и три валета без козыря, эти ребята не шутят, когда начинают люмбюдючить.
Крайкович. Полковник Кван, сэр, вам не тряпсится, что оуграция четырьмя гого - это не лучшая цырпха, которую можно предпринять??
Генерал Ли (краснея и раздражаясь). Достаточно! Какой бы ни была оуграция, какой бы смагч не преследовала,  прэктуц фкхнаба и нас, как лорробидисс - флючмануть ее. Разве не так, джентльмены?
Один из фонариков, установленных в нишах по стенам комнаты, дважды мигает.
 Крайкович (подчеркнуто обращаясь к генералу). Простите, сэр. Я погорячился.
Полковник Кван. Я почти внюзор, что у противника есть жир среди местного бджуна.
Генерал Ли. Вы полагаете, марьяж?
Полковник Кван. По крайней мере, я бы не стал оттилух такую тряпсю. Сэр.
Повисает тишина. Генерал Ли невозмутимо разбирает стоящую справа от ноутбука конструкцию: снимает хрустальную пепельницу, коробочку от ND-диска. Все это он прячет в верхний ящик стола. Остается только пухлый рапорт.  Крайкович делает несколько судорожных движений шеей, выбритое лицо полковника Квана как будто обмякает.
Генерал Ли (хрипло). Ну что ж…(преувеличенно громко, прочистив горло) Лвачкю!
Полковник Ли (кивает). Лвачкю!
Крайкович (лицо окончательно превращается в маску). Лвачкю!
Оба (с разных сторон) обегают столик и склоняются над ноутбуком.
Генерал Ли (голос не теряет решительности, но становится чуть скрипуче-виноватым). Джек (повернув голову влево, к Крайковичу), подсоедини, а то я с хрючлвэ не очень впридзе.
Крайкович молча кивает, обнажив неровные верхние зубы. Генерал подается вправо, чтобы дать ему место, подает ему  коннектер. Крайкович кладет устройство рядом с компьютером, тут же издающим радостное жужжание. Затем следует немая фуга на клавиатуре.
Генерал Ли (наклонив голову и подмигиваю полковнику Квану). Когда я только остфрягивал, всего этого не было. Помню, мы просто длюкали квеги в працу, или харриф по жлюджам, но вот так, чтобы везде было хрючлвэ, и можно было вести бой без вжжаги - невозможно представить.
Полковник Кван (неохотно разлепив губы). Вы лыхнац ицуррах, что не остались на длюгере и приехали в Харсан, генерал.
Крайкович. Готово, сэр (уступает ноутбук генералу). У нас есть почти тридцать четыре минуты на флючман - потом чвиргир ухудшится, сэр.
Генерал Ли изучает изображение на дисплее: тускло-желтая, морщинистая пустыня с рваными синусоидами барханов. Китайские колонны неожиданно появляются совсем близко, в промежутках между грузовиками видны ячеистые следы, оставляемые их колесами.
Генерал Ли. "Удав", джентльмены?
Полковник Кван. В хвост и в гриву? Да… пожалуй.
Крайкович (перебивая полковника) Фхэдцвери, сэр.
6
Дверь фургончика распахнута и еле заметно поскрипывает под порывами ветра. Хозяин, прижав полусогнутую руку к поясу, лежит на полу, покрытом трехмиллиметровым слоем ребристой черной резины. Судя по всему,  он упал лицом вниз, а затем был перевернут. Он уже мертв, и кровь, залившая его курчавую бороду, застыла причудливыми комками в виде темно-багровых сот с их арками и перепонками. Хозяин, как и его гость, одет в болотно-зеленую пятнистую форму со следами споротых эмблем на рукавах.
Гость сидит за откидным столиком, похожим на вагонный. Вместо скатерти  столик с блестящей металлической каймой покрыт бумажной картой с фломастерными отметками. На ней - еще несколько мелко исписанных листов, блокнот и агатовый органайзер с линейкой, ластиком и ножницами.
Гость смотрит на толстое дуло пистолета в нескольких дюймах от его переносицы. В помещении еще трое солдат в костюмах-"хамелеонах" и мягких изжелта-серых шлемах с надписью "Foreign Police". Один из солдат допрашивает гостя, двое других обыскивают фургончик. Их узловатые тени вытягиваются по клетчатым покатым стенам и сводчатому потолку, обитому грязноватым фетром.
В воздухе кислый запах разноцветного тряпья, лежащего двумя холмами на низкой кровати. Под ней солдат2 находит тяжелый ящик с патронами для автомата и аптечку первой помощи.
В воздухе сплетаются две гортанные речи: одна громкая, на грани крика, другая неуверенная и даже плаксивая. Иногда они перемежаются репликами, поясняющими солдату2 и солдату3 смысл ответов гостя.
- Говорит, что ничего не знает, и пришел навестить друга.
Изнутри помещение освещено двумя тусклыми лампочками, горящими под потолком, что делает их похожими на глаза, окончательно вылезшие из орбит и теперь висящие на нервных ниточках.
Второй тайник солдат3 находит, проведя веретенообразным детектором над коричневым плинтусом. Это небольшой квадратный отсек между тонкими стенками, обозначенный еле заметными черточками на внутренней. Учитывая обилие трещин и царапин на ней, обнаружить тайник не так просто, как, впрочем, и открыть. Солдату3 приходится, опустившись на колени и включив лимонный фонарик на шлеме, соскребать с дверцы эмалевую краску, чтобы найти замочную скважину. Затем он, обследовав ее серебристым инсканером, подбирает на встроенном в детектор универсальном ключе нужную комбинацию зубчиков и бороздок.
Как ни странно, замок, крапленый пятнышками ржавчины, открывается почти бесшумно. Отсек похож на старый  и плоский почтовый ящик.
- Что там?
Дно  покрыто слоем пушистой пыли, смешанной с мелким сором, угол заштрихован тугой сизой паутиной. Солдат3 разрывает пальцем (янтарно-желтая перчатка, 5 отростков) несколько нитей. Невесомая конструкция скрывала одинокое крыло бабочки, рыжеватое, с парой зеленых глазок у темной окантовки. Где же паук?
- Кажется, ничего.
Солдат1, прервав беседу, бросает:
- Проверь еще раз.            
Сопя, солдат3 проводит ладонью по задней стенке, надавливает на нее. Неожиданно широкая пластинка в ней полностью переворачивается. На обратной стороне оказываются два ряда небольших стальных зажимов, держащих игральную карту - восьмерку пик.
- Господи, что же это?
Он вынимает карту и показывает ее остальным. Четыре секунды молчания.
Гость делает неосторожное движение, пытаясь, видимо,  встать из-за стола. Солдат1, мгновенно оглянувшись, коротко  кричит на него, еще ближе приставляя дуло к его переносице.         
- Ты думаешь,  это один из наших?
Солдат3 встает с колен.
- Надеюсь, что нет.
- Нужно отправить сообщение в штаб. Может быть, он попал в засаду.
- Это все, что ты нашел?
Отрицательно качнув головой, солдат3 подходит к солдату1 и кладет карту рубашкой вверх на сглаженный угол столешницы, покрытой бумажным ландшафтом. Гость и солдат1, следя друг за другом, изучают взглядами ее сплошной рисунок.      
Глянцевая поверхность выдает пластик с его упрямой прочностью и острыми краями. Морковно-рыжий сетчатый фон имитирует скатерть, с несколькими маслянистыми пятнами. Источник их появления ясен: открытая консервная банка - ребристый жестяной цилиндр, рассматриваемый сверху и как бы сбоку. Он заполнен крохотными куколками Барби, одетыми в самые разные наряды: манекенщиц, медсестер, полицейских, стюардесс, деловых леди, пожарных, учительниц, рок-звезд, военных, секретарш, заключенных, конькобежцев, пловчих, строителей и нудисток. Они переплетены в самых невероятных позах, кое-где выглядывают ножки и ручки, чьи невидимые обладательницы составляют следующий слой. Но все куколки погружены в чуть блестящую жидкость, наполняющую банку.
Солдат2, поднеся к губам салатовый яйцевидный диктофон, описывает трофеи, рядком лежащие на лоскутном одеяле кровати: самодельный гранатомет, четыре автомата цвета вулканизированной резины, магазины к ним. Его тень тянется по стене, ломаясь на границе разинутого дверного проема, и падает за порог, на конус озаренной светло-коричневой земли.
7
Еще один бархан. Мир перед моим танком накреняется влево и голова несколько раз несильно ударяется о шлем. Изображение на огромном, "трехстворчатом" дисплее похоже на туристическую открытку: сине-желтый пейзаж, запеченная корка бугристой поверхности, шоссе. Другой дисплей на приборной панели показывает 3D ландшафт с синими фигурками танков, красная галочка над одним из них отмечает мой.
Справа от светящего жидкокристаллического квадратика - матовая фотография Каи Мурао. Почти обнаженная японка в ярко-красных трусиках на фоне рощи, слепленном из бурых и нежно-зеленых пятен. Она сидит на коленях, раздвинув их так, что на ее  маленьких ступнях угадываются  туфельки с широкими деревянными подошвами. Она подставляет лицо крупным каплям дождя. Ее собранные в пучок волосы чуть намокли, ее глаза закрыты.
По песку проносится, изгибаясь,  треугольная тень, видимо, один из прикрывающих нас "Ирокезов". Я включаю музыку. Ехать легче, но заметно трясет. Сверху танки кажутся кораблями викингов, плывущими, покачиваясь, по палевому предзакатному морю. Мой ближайший сосед справа - такой же "Кэрбин", с корпусом, имитирующим окраску аризонской пустынной змеи. Он слегка покачивает толстым стволом вправо-влево. Я приветствую его в ответ.
Под дисплеем несколько раз мигает выпуклая лампочка, на краю экрана появляется алая фигурка и раздается женский голос: "До входа в зону активного боя осталось тридцать секунд". Я успеваю перевести очки в режим сверхдальнего наблюдения и под усиливающее гудение напряжения вижу китайскую колонну. Впрочем, она скорее похожа на металлическое стадо. Ее голова - мешанина искореженных машин, увенчанных конусами багрового пламени. Хвост, скорее всего, не лучше: мелькают короткие белые кисточки ракет, летящих в его сторону. Все, хватит.
Следует роковой отсчет: десять - девять - восемь - семь…На маленьком дисплее обычная колонка сообщений вроде  "V1-2 -> V1-7: Удачи". Точность, с которой пейзаж воссоздан на экране, почему-то кажется комичной - те же тени от вертолетов: на самом деле сейчас ночь, и я вижу реальность, с которой приборы соскоблили тьму. Ручки управления (ребристые и лакированные) вроде в боевом состоянии.
Ноль-ноль, ноль-ноль. Я останавливаюсь на вершине бархана и одно мгновение слышу только ударные и голос певца. Даже отсюда вражеские танки кажутся тяжеловесными и внушительными (как эти два слова), наверное, оттого что я знаю, что они китайские, они напоминают мне толстокожих складчатых драконов.
Мы охватываем колонну полукольцом; мои соседи уже стреляют. Я включаю огонь программируемыми снарядами и беру в прицел грузовик с кубовым кузовом, крытым тентом. Лазер ощупывает его, и на изображении появляются красноватые растровые участки - уязвимые места. Грузовик движется как слепой, и я навожу зеленый крестик на его кабину. Бум. Малиновый шар с черными островками. Еще один.
Китайцы, похоже,  отстреливаются наудачу, учитывая их дальность их обзора и ночь. Большинство пытаются выбраться из огненной ловушки. Но цвет одного из синих танков на дисплее мигает. Я взглядываю влево, - ему попали по броне, ничего серьезного. Белый дымок.
Ну вот, вроде и четвертый. Колонна кажется огромной чешуйчатой ящерицей. Ей наконец-то удается перестроиться в боевой порядок, и она ползет прямо на нас. Время не течет, а как бы выплескивается периодами: два по пять минут, между ними - по семь. Видимо, неожиданно решаю я, от сидения в танке с японкой.   
Пространство впереди - сплошной полыхающий полумесяц, кое-где различимы стальные скелеты и красно-черные панцири овальных рептилий. Странно, но кому-то из китайцев удается выжить: из марева появляются съежившиеся фигурки. Они приближаются перебежками и на четвереньках, так что приходится выпускать расходящийся веер микробомб. Дом кукол, забыли второпях на горящем чердаке.
 У нас подбиты три танка, вероятно, из тех спаленных металлических кузнечиков - наземных пусковых установок. Я замечаю еще одну "ящерицу" - те же широкие гусеницы, темно-зеленые кузова грузовиков, их порыжевшие решетки над бамперами. Снова мигает лампочка под дисплеем, и на нем появляется сообщение: "!!ракетная очередь, квадрат такой-то".
Вот и все, вы уволены. Даже танк вздрагивает. Надо будет посмотреть этот фильм. Наверное, сверху похоже на одеяло в бело-желтую полоску, край которого подпален, и теперь сгорает, чернея и загибаясь.
В середине одной из китайских линий ползут пять или шесть особых танков. Они раз в пять больше моего, и напоминают старинные чугунные утюги, какими,  прикрикивая на домашних, гладили белье жители Нижнего Ист-Сайда лет эдак сто двадцать назад.
На каждой из этих годзилл лазер обнаруживает скрытые бронебойные пушки, и по две воздетые к небу зенитки. Особенно угнетают широкие заклепки на стыках плит корпуса. Гиганты похожи на вулканы, окруженные багрово-коричневой лавой, кое-где застывшей,  с тускло-рубиновыми прожилками.
Еще пять минут. Я бросаю взгляд на японку, которая быстро разрывается, и крякнутым кряжем, выбрасывает в руку рваную бурду и не вырванную агрушку, хрустко кружится крабом, бом, бом, - и красная жидкая вата заливает зрачки.
Я истово, задыхаясь, сдергиваю видеошлем и тут же ударяюсь затылком о пластиковый свод капсулы. Ах-хахссс, ах-хахссс.
Полуовальные окошки справа и слева напоминают скорее витражи, чем иллюминаторы. До них можно дотянуться, не вставая с кресла. Я потягиваюсь, насколько позволяет тесное пространство, разминая ноющие плечи. Подбили.
Три с половиной минуты. Возвращаемся. Я надавливаю на  кнопку-таблетку под ручкой кресла, и выпуклые створки яйцевидной капсулы, шипя, раздвигаются. До пола всего полтора фута, и я спрыгиваю. Затем, как цыпленок, оглядываюсь на покинутый мир: внутренняя подсветка, гладкие салатовые стенки, ручки управления с их ребристыми набалдашниками и следами ногтей. Капсула стоит на чем-то вроде треножника, фиксирующего ее вращение и тряску.
Треножник стоит в наглухо закрытой кабинке, в доме который построил Джек. Этот ящик с гранями из стали и кафеля напоминает лифт. Еще одна кнопка, точно такая же. Легкие металлические половинки распахиваются.
Пустая комната с красно-белым шашечным полом, освещенная матовыми лампами. Ряд одинаковых звукоизолирующих кабинок придает ей сходство с уборной. Я прохожу к кленово-желтой филенчатой двери и оказываюсь в коридоре. У высокого прямоугольного окна стоят трое офицеров.
- …Ну как, Алекс?
- …Алекс, это Томас Кей, майор авиации.
- …ночи, майор, как погода?
- …их эскадрилья сейчас на пятом этаже, они кромсали одну колонну.
- …к северо-северо-западу от вас, капитан. Один ублюдок оказался с зениткой.
Кремовые жалюзи наклонены, и их перемежают полоски беззвездного неба.
8
В году 3382 от изобретения иероглифа ? лето выдалось прохладным, и нетрудно было заблудиться, охотясь в гаоляне. В диких лесах предгорий выловили шестилапого панду, и столицу посетил правитель заморской Мексики. В тот год Премьер отрядил своего искусного полководца - генерала Ли Миня - на окончательное покорение и усмирение жителей земель к юго-западу от Сицзяна. Те земли были завоеваны в 3381 году, но их неспокойное население устраивало дерзости и бунты против власти.
В том же году вождь тамошних разбойников по прозвищу Тарих-паша напал на конвой, везший продовольствие для гарнизонов Народно-освободительный армии. Начальник охранения Пын Сян остался верен своему долгу и предпочел смерть капитуляции перед варварами. Полдня он храбро отражал атаки врага, но мятежники прибывали сотнями. Среди его подчиненных нашлись предатели, желавшие восстановления старых порядков. Доблестный Пын Сян был убит; в его отряде установились анархия и безначалие, и многие солдаты попали в плен.
После этого происшествие, Тарих-паша, ободренный успехом своего преступления, начал нападать на колонны Народно-освободительной армии по всему тамошнему краю. Чтобы утвердить и прославить власть Премьера и Руководства, принести мирным жителям правильное устройство жизни и благонадежное процветание, из столицы того края, называемой Кингиз, выступил с сильным войском ее наместник, генерал Е И. Он одержал множество побед над зловредными шайками Тарих-паши, заставив их остатки отступить в горы и пустыни. Однако генерал Е И должен был отвести свои  войска обратно в Кингиз, чтобы укрепить оборону и провести некоторое их переформирование.
Генерал Ли Минь по прибытию в ставку Е И передал тому указ Премьера, назначавший наместника за боевые заслуги военным советником в заморской Ботсване, и назначавший наместником самого Ли Миня.   
Заняв должность, Ли Минь освободился от нечестных чиновников,  ввел разумное разделение Кингизии на провинции и уезды, а также учредил постоянные гарнизоны во всех ее городках и стражу в предгорьях. Населявшие дикий край племена охотно покорялись воле Поднебесной. Они высылали дары своему новому начальнику, прося защитить их от жестокостей яростного и бессмысленного Тарих-паши, измышлявшего все новые происки против законной власти.
Чтобы утвердить и прославить власть Премьера и Руководства, принести мирным жителям правильное устройство жизни и благонадежное процветание, генерал Ли Минь приказал начать поход в горы. Войско было должным образом перестроено и снабжено. Следуя традициям полководцев, Ли Минь избегал больших сражений; преследуя шайки Тарих-паши и мешая их попыткам встать лагерем, он разделял и ссорил их. Не поднимая оружия, он входил в деревни, чем доказывал тамошним варварам неизбежность приобщения к порядкам Поднебесной.
В год 3382 в Столицу прибыло посольство из заморской Америки, и Премьер снизошел до встречи с ним. Однако послы повели себя странно и дерзко: объявив присоединение Кингизии нарушением мира, они бесстыдно потребовали отделить эту часть Поднебесной, мечтая отдать ее разбойникам и мошенникам. Премьер был столь добр и мудр, что не прогнал их вон из Столицы и из Страны, но постарался вразумить и рассеять их заблуждения.
Упрямые послы, выслушав его речи, осмелились угрожать вторжением за невыполнение их условий. Премьер был разгневан и повелел послам возвращаться восвояси. Собрав Руководство, Он воззвал к мужеству подданных и отправил генералу Ли Миню указ об укреплении обороны.
Поскольку окрестные народы, памятуя о неисчислимых милостях, полученных от Поднебесной, отвергли предложения союза и пропуска к Границе, сделанные им Америкой, то иноземцы приплыли на больших кораблях и высадились на берегу моря, омывающего западную Кингизию. Но на их пути стояла крепкая береговая стража под командованием генерала Ху Боцзи. Десятки тысяч солдат потеряли иноземцы в тщетных попытках прорвать ее, пока она не отошла на более выгодную позицию.
Сам наместник генерал Ли Минь известил жителей, что им нечего бояться и успокоил их. Имея на западе края лишь несколько гвардейских, резервных и учебных частей, он провел ими наступление и выдержал битву, которая обескровила вражеские полчища. Но затем он решил заманить всю неприятельскую армию вглубь края, чтобы затем уничтожить.
Командующие иноземных армий поддались на уловку Ли Миня и заняли несколько приморских городков. Оказавшиеся в них люди, ненавидя захватчиков, молились о возвращении Народно-освободительной армии и сохранили верность Руководству.
Для укрепления обороны и успешных маневров наместник  воспользовался войсками, выведенными из гор. Перестроив свои колонны, он сам двинулся навстречу наглым варварам. Заняв Харсан, генерал Ли Минь дал им достойный отпор. Иноземцы каждый час теряли тысячи солдат, пытаясь войти в город. Они казались неистощимы в своем безумном упрямстве, но Ли Минь был опытный полководец, отважный как гамбургер. Да, именно так он приказал своим воинам биться за каждый дом, сосредоточив основные силы в южной части города, отделенной от севера высыхающей рекой, которую проклятые иноземцы пытались перейти в своей неразумности, которой наместник воспользовался для усиления своих позиций, которые, и, в прочем, могли быть рассмотрены. Перво-наперво он расположил, раз-два взял, и положил, гвардию там, где пожалуй бы и нужно было не, а не устроил пифф, и пафф, и даже буфф. С другой, которая, и, в прочем. Генерал Ли Минь, как следствие, отлично хрюкнул и распорядился пересмотреть порядок изменения условий вынесения решения, стремясь прославить и утвердить, и постучать-постучать, и принести такое чудо прямо из квадрата, что войска иноземцев стали тысячами разбегаться, видя неизбежность своей неизбежности. Наместник, с одной стороны, добился, но был ли он, жил ли он, бил ли он, крыл ли он - вот великий вопрос, о которой издавна  говорят и вогорят, был ли Ли - вот что вужно ныяснить. Менерал Ги Линь подбратился к своим очиненным, приказав им флючмануть вражеское наступление да. Но они сказали, что угу, и что вполне, закрепившись почти в центре позиций, они могут показать затем чтобы отдать пор, а не выгрузить врогпроглатительнообразноктортоподобностный камень, взешидяси решиз дом дом дом дом дом.


                9
Джеймс У. Фарраш родился в сочельник 198* года в городе Уильямсбурге, в хорошей семье. Его дед покинул родину, выскользнув в соседнюю красночерепичную страну. При этом он едва не оцарапался об опускающийся железный занавес (гладко-неприступный извне и покрытый коростой и ржавыми разводами с изнанки). Говорят, не успел дед отойти от пропускного пункта, как там успели смениться пограничники: со снисходительно-вальяжных, пахнущих смесью кофе и табака, чиновников - на квадратнолицых, скуластых московских церберов. Впрочем, провожавшая его госпожа Урц, чье труднопроизносимое имя напоминает звук поезда, тормозящего по  битому стеклу, итак, эта госпожа Урц, будучи девушкой пухленькой, недалекой и истеричной, ничего не понимала и просто глазела белую полосу, проведенную прямо по шоссе, в нескольких метрах от крепко сбитой будочки с полосатым шлагбаумом, возведенной...Отмотаем пленку назад.
 Вот двое рабочих, оба хорваты, похожие, как братья близнецы. Один, покусывая ус, докрашивает будку, другой курит и исследует карман своих нелепых лиловых штанов,размышляя, что же там могло быть такое липкое. За ними следит чиновник из одного из бесчисленных ведомств, сразу сложно определить, какого, только известно, что он был когда-то обручен с дочкой венского торговца, женатого на своей троюродной сестре, большой сластены, как и госпожа Урц. Та облокотилась на облезлый турникет , вдоль которого теснятся выезжающие. Вот дошел да линии перешагнул а вот если дойти совсем немного переступить и убежать то можно всем рассказывать что был за границей забыла постирать платье.   
Что касается его сына, Фарраша-старшего, то он, унаследовав неодолимую силу политической инерции, продолжил свое трансгосударственное скольжение, пока, с несколькими опасными акселями и флипами не достиг Бостона. Там он устроился в небольшую  чайную. Уильямсбург в гранках его судьбы обозначился случайно, во время одного из автомобильных странствий (стрелка уровня бензина, стыдливо подбирающаяся к нулю, дождь, жирное полотно дороги, заправочная станция, закусочная, откинутый кремовый капюшон).
Будущая миссис Фарраш работала в библиотеке: круглые ученические очки, наморщенный носик со счастливой парой прыщиков, если снова прибегнуть к приему потока объектов. Вот она идет улице, направляясь к пешеходному переходу; зеленая пластиковая папка покачивается на внутренней стороне костяшек левой ладони. Она проходит мясную лавку, чей владелец - единственная неаппетитная туша - служил когда-то во флоте. Он и Майк спустились на корму линкора, где корабельный фотограф наскоро соорудил композицию: будущий бакалейщик  обнимает приятеля за плечо, другая рука на серебристом поручне, сквозь вертикальные столбики, ограждающие корму видно захлебнувшееся в фотовспышке шипение моря, а девушка огибает полуовальное крыльцо лавки. На мощенный мелкими плитами тротуар начинают падать тонкие вытянутые капли, а еще через минуту она превращаются в ливень. Возможная миссис Фарраш, ссутулившись и прижав к груди спасаемую папку, добегает до срезанного угла улицы и оказывается в закусочной.
Вода непрерывно стекает с ребристой кровли, оказывается на земле, путается в лабиринте стыков между L-образными плитами и попадает в сточный желобок, тянущийся вдоль невысокого бордюра. Да? Я вас раньше здесь не видела. Честно говоря, не собирался здесь останавливаться, просто бензин кончился. Исполосованное каплями окно выглядит как крыло стрекозы. Кофе очень горячий, с густыми икринками пены. Ваш отец уехал из-за коммунистов? Я читала, что они такие звери!.. Последнее сказано немного в нос и простуженно.
Мы, однако ж, возвращаемся к нашему герою, отважному Джеймсу Фаррашу. Он, как и его дед, по-своему ускользает, на этот раз - от нас. Начнем высыпать на  сукно наши скудные улики: рука с толстыми пальцами и бледно-розовыми ногтями заполняет классный список.  Фарраш в нем пристроился между Дуайтом Иглвудом и пухленькой Джоан Гудвэй, дочерью лесоторговца из Висконсина. Некстати попался под руку еще один яркий снимок: папаша в темно-зеленом рабочем костюме взгромоздил на руки восьмилетнее потомство, едва не заставив его подавиться своей рыжей, a-la Джон Морган, бородой. Стоящий рядом колоритный лесоруб с бензопилой наизготовку будит самые кошмарные фантазии относительно возможного продолжения.
Здание колледжа напоминало первую букву в праздничном Independence. Сетка забора, окружавшего его, была такая мелкая, что могла спасти от  комаров, летящих низко и строго горизонтально. Кусочек мела в руке мистера Добни стачивался как несчастный зуб, упрямо грызущий неподатливую черноту доски. Стачивался, превращаясь в дату, цепочку формул и просто белесую пыль. 
Джеймс неплохо учился и проявил большие способности к компьютерному делу. Впрочем, придерживался несколько иной точки зрения. Например.
Я думаю, лучше провести двенадцать лет в колонии, чем снова в школе. Там хоть никто не вешает лапшу вроде: "Пребывать за решеткой - это в ваших интересах и для вашего блага". Помню, к нам пришла  новая учительница географии, совсем молоденькая,  старше меня на пять или шесть лет. Она была в очень длинной юбке, какие носят испанки, и слишком старательно накрашенная. Мисс Крайкович мне не понравилась,  я только потом узнал, что она кривоножка, к тому же бледная и с мелкими прыщиками по всему лицу. Впрочем, она и так смотрелась жалко. Зато у нее был изумительно красивый носик: тонкий, слегка с горбинкой, и почти прозрачный.
Когда она стала рассказывать о каком-то проливе, я поднял руку и спросил, как ей не противно после окончания школы снова в ней оказаться. Мисс Крайкович очень смутилась и залепетала о том, как любила свой колледж, и сколько у нее хороших впечатлений, бла-бла-бла, останешься после урока.
Как тебе могло такое. Ее ухо покраснело, как будто от пощипывания. Готов поклясться, я даже видел следы ногтей на нем. Ты не должен выставлять меня в таком. Мочка была раздвоенной и с длинной родинкой. Наверное, невозможно проколоть. Впредь, иначе я буду вынуждена сообщить. Я был выше ее дюймов на девять-десять, и мог видеть макушку, где закручивались ее жирно-рыжие волосы. Оконные жалюзи были открыты, и свет падал на правую половину ее лица. Совсем как на выпускной вечеринке, когда мы с ней танцевали. Я все старался не наступать ей на ноги, поэтому со сторону, наверное, походил на танцующего краба.
Школа была зоопарком чудовищ, одним из которых был я сам. Поэтому я никогда не ходил на встречи выпускников. Придут прилизанные и станут, как в той считалке, рассказывать, кто на ком женился. Сразу вспомню кислый запах от тряпок, сброшенных ими (нами) в раздевалке. Дрожь берет.
Через пару месяцев после того, как я осознал, что бесповоротно пережил всю эту ерундистику, я решил записаться на компьютерные курсы. Родители уехали в путешествие по Европе, оставив мне дом и кредитку. Наверное, я не очень логично выражаюсь, но я считаю, Интернет гораздо честнее реальности. В нем можно не притворяться и говорить все, что думаешь, особенно когда треплешься о чем попало с людьми за миллион миль от тебя.
Потом я пополнил свою ND-коллекцию. Мне нравится сам вид этих дисков - с яркими голографическими наклейками и ребром как у монеты. Я раскладывал их стопками или играл с ними как в домино. Как-то в один из тех солнечных сентябрьских дней мистеру Джеймсу У. Фаррашу позвонил его мистер Кеннет Уолз, его бестолковый экс-соученик. Воспользовавшись случаем навестить старого приятеля, он обратился мистер Уолз к нему с просьбой о небольшой услуге,  связанной с размещением его анкеты в каталогах трудоустройства. Мистер Фарраш, связанный с мистером Уолзом крепкими узами школьного товарищества, помог последнему с созданием анкеты, между делом сотворив и свою. Долгую погожую неделю приятели ждали результата их предприятия, пока не получили в субботний вечер два огромных архива с возможными местами работы. В тот же вечер мистер Фарраш принял чреватое риском решение.
Так началась его одиссея в вооруженных силах Соединенных Штатов.
                11
И с ними Смэтс - хитрец, отважный плут,
родившийся в Висконсине, в семье
лесоторговца, знающий войну
как свои девять - потерял один
Он палец в том бою уж с кем не вспомнить.
И рейнджеры, что плыли вместе с ним,
Оставив примостившую в ильмах
Прибрежных базу,
на корабле "Айова", что пять лет
утюжил мятую тельняшку океана.
Авианосец, шедший вслед за ним,
вез бронекавалерию. Когда-то
вслед храбрым рыцарям, одевшимся
в броню, они прошли воротами Дамаска,
где пальм склоненных лопасти ветвей
давали вертолетчикам прохладу.
Их командиром генерал был Стоун,
игравший в шашки левою рукою.
Игравший с ним был генерал Маклейн,
что вел на бой пехотную бригаду,
привыкшую к пустыням нежно-красным
далекой Аризоны, что зовутся
средь тех, кто их прошел, доро????гой смерти.
Тут десять тысяч воинов, одетых
в "костюм хамелеона", что менял
свой цвет от изжелта-сухой китовой кости
до мокрой кожи этого кита,
лоснящейся рояльной чернотой
вблизи морского брега, на виду
и к радости рыбацкого поселка.
Плюс авиакрыло, чей капеллан
анекдотичный мира и грехов
бежал, спасаясь на военной базе
воздушных сил, отгорожен со всех
сторон кругами адскими болот, низин,
озер с их крокодильей паствой.
И семь Прибрежных кораблей, являвших
ту помесь плодовитую различных 
судов, как-то: минеров, боевых,
десантных, что несла в своих каютах
дивизию морской пехоты, чьим 
командующим был Альфред Званецки -
герой и  собутыльник Смэтса лучший.
Вот генерал, стоявший во главе
сирийской операции, в ленивом
песке пустыни он разбил войска
дамасского владыки, и чрез день
воочию увидел пляж столичный,
берет надвинув косо на костистый
вспотевший лоб: края земли приморской,
изгиб лагуны, скалы вдалеке. И
из тех, кто в том походе был, едва
и треть найти возможно, если в списки
состава заглянуть: тот перешел
в отдел убийств полиции, а этот
женился на дочурке мясника
из Уильямсбурга, дом купил в Миссури.
Лишь две бригады танковых почти
все те же,  и по шесть Прибрежных
сидючи глубоко в соленом пате
вод океанских, где нельзя ходить,
но неподвижность большая угроза,
несут их. Назовем их все, все шесть:
"Огайо", "Роузи", "Энгл", "Мэри К.",
"Джедайя", "Рип-ван-Викль" - корабли,
чьи капитаны Билл О'Коннол, Джимми
Морелос, Майкл Лу, любитель вин -
Андреос (как и брат его) Залхиди,
И Эрик Ольсон, хам рыжебородый.
Шли ладьи их друг за другом,
Воины, сведя сурово
Брови, чистили оружье;
Кто, застыл, склонясь угрюмо
Над броней холодной танка,
Кто на синее спасенье
для скитальца торга чаек
на компьютерном экране,
лоб наморщивши, смотрел,
Кто один с тремя врагами
Бился, дланью сжав винтовку,
В золотом видеошлеме,
Кто прекрасным наслаждался
Видом статных дев в журнале,
Вспоминая дом далекий
На пологом скальном склоне.
И с ними Смэтс - хитрец, отважный плут.
                12
В полутьме красиво, но слишком ярко мерцает квадратный экран компьютера. Еле слышно шуршит по коврику мышь. Столик, на котором он стоит ноутбук, - это просто полуовальная полочка, опирающаяся на металлическую страусиную ногу и прикрученная к стене. Эта последняя покрыта переливающимися бликами колючих фонариков, висящих на ней несколькими рождественскими гирляндами - переплетающимися синусоидами краснолимоннозеленых огней. К стене прикреплен и вертикальный аквариум - без рыбок, но с двумя струйками беглых, быстрых, беззвучно булькающих пузырьков.
Слышно только учащенное дыхание и дробный стук по клавиатуре. Совсем как топот лилипутов, удирающих от раздосадованного кота. Быстрей, быстрей, кресло уже близко. Трем-трем-трем. Затихли. Где он? Черт, вот он, все под кровать, живо! Или как если бы постаревший музыкант (обрюзг, с брюшком, но в галстуке-бабочке и потертом фраке), придя на склад сломанных инструментов, принялся что-то наигрывать по памяти на клавишах глухонемого пианино.
Справа от ноутбука лежит забытая коробочка с ND-диском. Ее матовая обложка с объемной надписью, стилизованной под арабскую вязь, - "Приключения Джаффара". Золотистые буквы названия игры наискось пересекают  изображение фигурки человека в бледно-желтом бурнусе, с лентой патронов через плечо и автоматом в правой руке. Человек как бы завис в прыжке между двумя домами восточного города, боком к зрителю и на фоне звездного неба.         
На экране компьютера  чат - бесконечная виртуальная пьесу с колонкой арлекинских имен справа и диалогами слева. Допустим, героев зовут Soldier и Amanda. Для простоты опустим обращения вроде "Soldier ->Amanda" и другие, не связанные с этими персонажами диалоги.
Привет!
привет
как дела?         
Хорошо, спасибо, как твои?
Отлично. Ты откуда?
Северная Каролина.
Ты?
Туксон, Аризона.
А ты, правда, солдат, или просто ник (псевдоним в чате - Комм.)  такой?
Конечно, это правда.
Круто у меня еще не было знакомых парней-солдат! Ты где сейчас?
Кингизия
Вау!! И что - ты каждый день сражаишся?
Не совсем
А как тебя зовут?
Аманда
Очень приятно, Аманда.
Меня Джеймс.
Мне тоже.
Ты, наверное, невероятно красивая.
зарумяниласьJ
Ты, должно быть, очень смелый.
Ты студентка?
Нет, я еще хожу в колледж.
Скажи, а ты можешь себя?
Конечно!
Рыжие волосы, светло-зиленые глаза, ношу очки.
Здорово. Ты мне безумно нравишься. Я бы мечтал познакомиться с тобой, если бы жил в СК.
Спасибо))
А у тебя есть виртуальный парень?
Нет
Можно тебя поцеловать?
Попробуй
Я приобнимаю тебя за плечо, наклоняюсь к твоему лицу
А я абвиваю руками твою шею
вдыхаю запах твоих волос, провожу языком по твоим сладким губам,
Я проникаю языком в твой ротик, наши язычки встречаются, здороваются
J
я страстно целую тебя, потом провожу языком по твоему ушку. На нем такой нежный пушок
Джимми, ты тоже такой нежный…
Я зацеловываю твою шейку, маленькую ключицу,
Ты хочешь продолжения?
Да, хочу!
Тогда расскажи, что сейчас на тебе?
Желтая футболка и юбочка.
Я обнимаю тбея за талию, мои руки забираются под твою футболочку, поднимаются вверх по спинке. А что у тебя под футболкой?
Ничего
Я глажу твои бока, касаюсь пальчиками подмышек
Только не щикачись))
Я дотрагиваюсь указательными пальцами до твоих сосочков, чуть-чуть тереблю их. Давай снимем футболку
давай
беру твои сосочки в щепотку пальцев, покручиваю их,
наклоняюсь к ним, целую, покусываю
мой язык скользит по ареолу вокруг левого сосочка, такого маленького и тверденького
ой, только не больно
мои руки поглаживают твои коленки, ты так прерывисто дышишь!
опиши свои трусики
белые и уже нимножко мокрые)
я запускаю руку тебе под юбку, трогаю сквозь трусики твою киску, слизываю твой сок с пальца,
раздень меня совсем
Я стягиваю с тебя юбку и мделенно снимаю с тебя трусики, нюхаю их, они так эротично пахнут
Я нежно массирую твой лобок, у тебе там есть волосики?
только полосочка посередине
тереблю двумя пальцами твой клиторочек, вхожу ими в твою розовую дырочку,
да, еще, да!!
приникаю к ней губами, посасываю твои половые губки,
мой блудливый язычок проникает в твое влагалище, скользит в нем, я слизываю твою слизь))
кусаю губы от удвольствия…
я переношу тебя на кровать и раздвигаю твои ножки
Ты еще девочка?
Да, ты у меня вобще первый)
Не бойся, милая, это не больно. Тем более, в вирте (виртуальной реальности - Комм.)J
Я зацеловываю тебя, провожу языком от шейки до лобка, облизываю пальчики твоих ножек, они такие нежные, опиши их
маленькие, с серибристыми ногтями
мой член сейчас взорвется от возбуждения, я так хочу тебя! Я подхожу к столику у изголовья кровати,
да, я совсем готова!
У меня кое-что лежит для тебя в ящике),  я начинаю искать это и замечаю, что окно дома напротив три раза мигает, попеременно желтея и серея. Затем в проеме показывается узловатая фигурка.
Приближаются шаги: кто-то быстро идет по улице. Через несколько  секунд на углу квартала появляется человек с разбойничьей бородой, в бурой военной форме и сизой накидке. Он слегка подволакивает правую ногу.
Он проходит, почти не оглядываясь по сторонам, до конца квартала, и заворачивает. Я торопливо открываю окно и высовываюсь в проем.    
  Первый этаж, и мостовая всего в трех-четырех футах подо мной. Я перемахиваю через карниз и выпрыгиваю. Тихо упасть не получается, чуть слышные шаги вдали как будто замирают. Наверное, прислушался.
Стараясь ступать осторожнее. Я дохожу до угла, за которым скрылся бородач, впереди почти такой же квартал: кубики домов, луна немного с другой стороны.            
Кое-как освещенные улицы пусты, и можно идти, ориентируясь по далекому стуку подошв. Я пересекаю рыночную площадь. Здесь даже ночью можно различить кусочки мелкого мусора, коробки, разломанные ящики. За ней начинается земляное поле, ветер доносит с его края скрип. На секунду появляется лимонно-желтая долька света, с орнаментом в виде двух черных силуэтов.
На поле стоят фургоны, в каких иногда ночуют местные жители. Видимо, он вошел в ближайший. Облезлый вагончик на колесах, окна заколочены. Я нащупываю на бедре похожий на акулу пистолет.





 
 
   



   
 




 










 
 

 
   




 

 


   

   

 








   
 







 
 
 








































































































 


 
 
 


 

    


         

 




            

 
   
   

      
   
       
               
      
    
 
            

 
      
      

 
   
 
    
       


   

 
   






  .