Старший прапорщик Кулавский, пожалуй, одна из самых колоритных фигур моего детства. В армии служил ещё с войны, старый боевой конь, не знаю, сколько лет ему тогда было, но в части все его звали Дед Кулавский. В городке рассказы о его выходках ходили как анекдоты, а потому вызывали у нас, детей, повышенный интерес. Ну, например.
Лежал как-то Дед Кулавский в госпитале. Лежал, томился, скучал и, наконец, решил поразвлечься. Зашёл в кабинет врача, стянул с вешалки одиноко висевший белый халат и отправился на третий этаж в женское отделение:
-А, ну, уважаемые, я - прохфессор из Благовещенска, приехал на один только день. У кого есть вопросы?
Вопросов, известно, ни у кого нет - все Кулавского узнают, со смехом гонят из палат. Ан, нет, не все. Кулавский доволен!
-Что болит, уважаемая? Раздевайтесь…
Дородная леди, охая и ахая, оголяет свои телеса.
-Так, так,- задумчиво кивает головой Кулавский, созерцая её пышные формы, тычет пальцем в увесистые груди пациентки и важно подытоживает диагноз:
-А, у тут у тя, жинка, дюже богато, надо трошки отризать!
Нам тоже довелось как-то стать жертвой его фантазии.
Как-то в субботу забегает к нам капитан Плюшкин, друг отца:
- Петрович, Кулавский на рыбалку зовёт. Куда? Понятия не имею, за Горелую. Мужики, говорит, там во-от таких карасей таскали. Берём бредень – и… Завтра в семь!
Утро, несмотря на то, что жаркое таёжное лето уже в разгаре, довольно холодное. Я кутаюсь в свой походный плед и поминутно зеваю. Взрослые копаются в мотоциклах, Дед Кулавский в старом кителе со срезанными погонами деловито ходит кругами, заложив руки за спину. Трогаемся. Впереди Плюшкин с Кулавским на своём Урале, в их коляску уложена наша надувная лодка - так, на всякий случай, если озеро окажется достаточно большим. Бредень и прочие снасти - в нашем мотоцикле, у меня в ногах - неудобно.
До Горелой ехать около часа - сначала по трассе на Шимановск, затем по тайге. Раньше деревня именовалась по-другому, но со строительством секретного объекта людей выселили, а спустя время кто-то смеха ради подпалил заброшенные избы. Вот и она. Среди густых зарослей малины - одинокие остовы кирпичных печей, кое-где остатки обугленных брёвен. Ходить здесь опасно, на каждом шагу под зелёными ветками ямы погребов и колодцы. А дальше, за поворотом, надо будет успеть зажмуриться - белый череп лошади, подвешенный на суку.
Уралы взбираются на вершину сопки, вверх, вниз, проезжаем ключи: Золотой, Медный и Серебрянный. Ещё минут пятнадцать - тайга резко закачивается, и мы выезжаем на окаймлённый чахоточными берёзками край бесконечной мари. Отец с Плюшкиным, ведомые Сусаниным в армейских штанах, уходят к таинственному озеру, взвалив на себя снасти и лодку. Я остаюсь сторожить мотоциклы. Уже довольно жарко, воздух наполняется ароматом трав и жужжанием насекомых. В вершинах трещат голубые сороки. От мотоциклов веет бензином и ещё чем-то горячим.
Проходит час, другой. Все окрестности обследованы. На ветку амурской берёзы над самой головой садится кукушка, и мне ясно видны чёрные пестринки на её пепельно-серой грудке. Становиться скучно. А всё-таки, какое оно, это загадочное озеро? Идти страшно - земля, вернее, плотный ковёр из травы, ходит ходуном под ногами, тут и там поблескивают тёмные оконца ледяной воды - совсем неглубоко залегает вечная мерзлота. Следом с тревожным цоканьем перелетает пара овсянок-дубровников, покачиваясь на веточках чахлого тальника - где-то рядом их гнездо.
Рыбаки видны издали. Отец с Плюшкиным по пояс в холодной воде прочёсывают бреднем двадцатиметровую лужу, довольно безжизненную на вид. То один, то другой подскальзываются на невидимых пластах льда. Кулавский в высоко натянутых синих армейских трусах бегает по кромке воды и отчаянно жестикулирует:
-Вон, вон дёрнулась! Ниже бери, уходят!
Он, было, опускает в воду белую с тёмными бугорками варикоза ногу, но быстро одумавается и отдёргивает. Тут и там видны мокрые кучки прошлогодней травы - манипуляции с бреднем проводились неоднократно. Вскоре, измученные и продрогшие, взрослые идут обратно. Кулавский невозмутимо почёсывает обвислое брюшко с прилипшим, как после бани, листом и пыхтит:
- Сам видел! Во-от такие!
Через пару недель в гости заходит красавец старлей Гончаров:
- Тут Дед Кулавский на рыбалку зовёт. Говорит, караси там огромные, съездим?
- Ну, съезди, попробуй, - лукаво улыбается отец.
А я хватаюсь за живот и с понимающим хохотом валюсь на диван, дрыгая в воздухе ногами.