Пьеса
Надежде Петровне Визитиу
Опушка дремучего леса. Ночь. Блещут звезды. Из-за сосны выходит Визитилкин. За ним Андресен. Визитилкин одет в тряпье. Через плечо сума. Ему лет 80. Андресен – старик с густой бородой. Одет во что-то темное. Значительно старше Визитилкина.
Визитилкин
... Скликая тьму ругателей наемных,
Позорят имя чистое твое.
Андресен
Наслышан я достаточно о кознях
И происках хулителей моих,
Но вот судьба с тобой меня столкнула,
Ты, как и я, отвергнут и гоним,
Ты, как и я, перетерпел премного
И гол сейчас, я вижу, как сокол.
Перескажи ж, без всяческой утайки
Печальные страницы лет своих,
И ты увидишь, милый Визитилкин,
Как много легче станет на душе.
Я ж грустной повести внимать усердно стану,
Сморкаясь изредка в батистовый платок –
Княгинин дар. Ее ты, верно, помнишь...
Визитилкин (вспоминая)
Старушка в фильдеперсовых чулках...
Андресен
Ее уж нет. Она давно в Бомбее.
Уехала с сестрою навсегда.
Визитилкин
Как математик, пользуясь числом,
Ворочает мильярдами тугими,
Так словом оперируя одним,
Я все скажу, что ты узнать захочешь,
Но перед тем, как зашуршат рассказы
И темные припомнятся деньки,
Молю тебя, о, Андресен любезный,
Не откажись отведать кренделей.
(лезет в суму и роется там)
Мне мать моя с собой их надавала
С таким наказом: "Сбереги их, сын!"
И я, послушный, словно зверь иль птица,
Их много лет хранил, как талисман,
Но вот они...
(Вынимает из сумы несколько кренделей и передает их Андресену).
Андресен
Ты слышишь топот конский?
Визитилкин (с сомнением)
Не может быть того. В лесу ведь нет дорог,
И конь скакать тут никакой не сможет.
Здесь только змеи множатся меж пней,
Да соловей свистит, и то не часто.
Откуда ж топоту здесь взяться? Посуди...
Андресен
Наверно мне почудилось.
Визитилкин
Конечно!
Ты глохнешь, Андресен, тебе ведь триста лет!
Андресен (ворчливым тоном, с опаской осматривая крендель)
Какой-то знак, на букву "К" похожий.
Мне как-то боязно. А ну-ка колдовство...
Визитилкин
Прости меня, о, Андресен великий,
К чему, разглядывая крендель, обижаешь
Меня и мать, и всю семью мою?
Он только черств, но абсолютно чистый,
Таких в округе целой не сыскать.
А буквой "К", которой ты взволнован,
Мне мать с отцом хотели указать,
Чтоб я всегда стремился в "Куровское",
Чудесный город на брегу реки.
Там синие открытые просторы,
И в каждом доме счастье ждет меня...
(Слезы душат Визитилкина. Андресен подает ему батистовый платок. Визитилкин сморкается и продолжает)
Играя в прятки юношей беспечным,
Бывало я в ломбарды забегал.
Но где они? Где кассы и окошки?
Служители приветливые где?
(боль в голосе)
Грусти теперь о залах тех прохладных,
О выкупе, о кафельных полах,
О ровном и величественном шуме,
О сутолоке чинной и живой...
(горячо)
А запахи... Ты знаешь, я их помню
И кажутся мне сладкими оне...
А прежде, прежде... в годы золотые,
Меня рвало от них... Ты скажешь: ерунда!
Ответствуя, смущусь, но на минуту,
И в миг соседний стеклами пенсне
Тебя ударю, друга-лицемера,
Хулителя далеких тех времен.
(Изо всей силы ударяет Андресена стеклами пенсне. Затем плачет и продолжает)
Бывало, в детстве сядем все у печки.
Отец и мать, и дедушка-скрипач,
С сестрою брат. Я с маленьким мольбертом.
Кадушка семечек. Горячий чай. Калач.
И бабушка в углу в цветастой кофте
Про "Куровское" песню заведет
(Визитилкин вздыхает).
Ей мать поддакивает. Вторит брат с сестрою.
Подмигивает дедушка-скрипач.
Один отец попыхивает трубкой...
Вращаются счастливые белки.
Мелькают руки. Хохот происходит.
И где ты делась, молодость моя?
(Визитилкин долго плачет, затем продолжает)
И постепенно, стянутая шумом,
Сбиралася народная толпа.
Кого там не было! Купцы, городовые,
Крестьяне из окрестных деревень,
Приказчики, усатые гусары,
И сам наместник с пикой на коне!
Благоговейно бабушке внимали,
Записывали каждое словцо!
(Визитилкин опять очень долго плачет и затем, как ни в чем ни бывало, продолжает)
Не я ли, Андресен, юнцом, не знавшим бритвы,
Искусство рисованья постигал?
Прокрадывался в тихие аллеи,
Карабкался на статуи в саду,
Просачивался в бани городские,
Сжимая крепко карандаш в руке.
О, параллелепипеды, о, ромбы,
О, сладкие мальчишьи времена!
Стучало сердце. Слез струи лилися.
И умилялся дедушка-скрипач.
(Визитилкин рыдает, затем продолжает)
Теперь не то... Один в бору угрюмом
Затерян, удален от городов.
От милых булочных, от хохота рабочих
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
От девушек приветных и живых,
Я жизни ем жестокую кашицу.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Куда ни глянь, - одна сосна сплошная!
(Очень долго рыдает. Андресен утешает Визитилкина и тщательно обтирает его батистовым платком).
Ты веришь, Андресен, когда аэропланы
Жужжат над бедною моею головой,
Какой-то траур на меня нисходит.
Синеют руки. Кожа холодеет.
Я сам себе покойником кажусь.
И странны, Андресен, тогда мои движенья,
И ум ссыхается, и пучатся глаза,
И жмусь я ближе к сердцевине леса...
Остерегаясь бреющих полетов,
Я на поляны ночью выхожу.
Андресен
А днями?
Визитилкин
Сплю, кустарником сокрытый.
Еще в болотах время провожу.
(зажигаясь)
Вода зеленая просвечивает тонко,
Качается коричневый камыш,
А золотые мухи, усмехаясь,
Воздушное пространство бороздят,
Выписывают разные фигуры:
Кто – линии, кто – целые круги,
А кто – квадраты... Славные минутки
И, как горох, рассыпаны в часах.
(Визитилкин мечтательно задумывается о славных минутках и внезапно грустнеет)
Бывает, что и грустные бывают.
Закроешь чуть раскосые глаза,
Ужасные картины нарастают:
Полмельницы. Обутая коза.
(с отчаяньем)
Увидеть бы коней с веселым крупом,
Корову или вольного быка,
Но низкие я вижу облака,
Геологов, хохочущих над трупом.
(Визитилкин долго рыдает, но вдруг опять зажигается)
Но я перехитрю судеб удары,
Молодчиков с походным молотком.
Я применю к ним бабушкины чары,
Живущие в мозгу моем живом,
Силки расставлю, всяческие сети,
Залягу потихонечку в кустах
И может быть однажды на рассвете
Схвачу обидчиков в высоких сапогах.
А может, Андресен, поможешь ты советом?
Как в светлые давнишние года,
Ведь мы дружили и была при этом
Княгиня и княгинины стада.
Стада медвежии, стада слонов, тюленей,
Стада белуг, моржей, нетопырей,
Стада мамонтов с бивнями, оленей,
И всюду цвел зеленый лук-порей.
Андресен (торжественно)
За просекой болотце есть простое,
Но с истинно волшебною водой,
Опустишься на дно его живое,
Помахивая длинной бородой,
И встанешь, но уже, как лип аллея,
Душистыми сучками зашумишь.
И "Куровское" милое лелея,
Зеленым семенем в дорогу поспешишь!
Визитилкин
Спасибо, Андресен, ты гордость чародеев!
Над поляной с ревом пролетают аэропланы. Из-за оглушающих все моторов диалог не слышен зрителю. На заднем плане видны пригнутые ветром деревья, на переднем – жестикулирующие старцы. Когда пролетает последний, сороковой аэроплан, стихает и шум.
Андресен
... И вот тогда набрал я в рот чернил
И прыскать стал в обидчиков наемных.
Визитилкин
Смешно мне, Андресен!
Андресен
Не смейся, Визитилкин!
Я запятнал тем самым и себя!
Аэропланы снова появляются с ужасным ревом. Теперь они летят в противоположную сторону. Когда скрывается последний, сороковой аэроплан, стихает и шум.
Андресен
И вот тогда сказались мне оне.
Визитилкин
Да кто оне?
Андресен (с укором)
Чернила голубые.
Из-за возвращающихся аэропланов диалог опять не слышен. Шум прежний.
Визитилкин
... Берутся, Андресен, четыре обезьяны,
Полдюжины изюбрей молодых,
Кадильники различные, кальяны,
Два огнива и высушенный жмых.
Все крошится на мелкие частицы,
Мешается и варится три дня.
Вокруг уже летать не смеют птицы,
Такая вонь исходит от огня.
И вот, когда забрезжит день четвертый,
Попробуй чудодейственный отвар,
На время позабудешь воздух спертый,
Увидишь величавый Занзибар.
Туземные обряды, барабаны,
Полдюжины изюбрей молодых,
Кадильники различные, кальяны,
Два огнива и высушенный жмых...
Снова и снова мчатся аэропланы над ночным лесом. Торжественно шумят моторы, и жалок согнувшийся в три погибели испуганный Визитилкин. Когда пролетает последний, сороковой аэроплан, стихает и шум.
Андресен
На юго-востоке, где совы живут,
С лесами поля были, реки и пруд.
Еще и сейчас эти местности есть,
Где люди порой превращалися в жесть,
Где рослый детина, опершись о пень,
Куда-то на запад отбрасывал тень.
И там, где клонилася долу она, -
Мычали младенцы, жужжала жена.
И червь, извиваясь, точил боровик,
И мчался испуганный прочь грузовик...
Невероятно, но это так. Снова над лесом мчатся аэропланы. Снова шумят моторы, и снова, снова жалок совершенно уже припадший к земле, бледный и перепуганный Визитилкин. Шум стихает неожиданно.
Андресен
А брат ее, поэт, которых нету,
К природе обращаясь, говорил:
"О, прыткая, ты с синей ночью схожа,
Мерцает день еще – она же тут, как тут".
Визитилкин
Деревья, скрещиваясь, рощи образуют,
И я вот так, осеннею порой
Бреду себе, насвистывая тихо,
И думаю о чем-то... О, мечты!
Стать крысою, певучею гитарой,
Саратовым, подругой молодой,
И, члениками легкими балуя,
Над городом приветливо лететь...
Андресен
Юстиция – не девушка с ушами,
Сияющая, этакая вся...
От стужи замерзает зверь кургузый
И радостно несется по лугам.
Визитилкин
Пусть молния, меж увальней летая,
Гремучею стрелою их разит...
Андресен
Измученная, пегая, нагая,
Она мне о Египте говорит.
Визитилкин
Скажи мне, Андресен, что знаешь ты о спазмах?
О нежном искривлении небес,
О гордости, таящейся в ребенке,
О Киплинге, о северной змее,
Тоскующей по Крымском перешейке,
Где прячется тщедушный колчедан,
О битуме, о первом паровозе?
Андресен
Решительно не знаю ничего!
Надменными утратами мерцая,
Коснулось и меня гнедое время.
Под маскою тюленя многотрудной
Порывы ослепительные есть!
Визитилкин
И чудится, Андресен, после получки
Обмана душистая ветвь.
И плачут на тридцать четвертой, поверишь,
Кровавыми плачут, версте.
Андресен
И слезы, и шума грудастые ветви
Лишь маска улыбчивых тыкв,
Идут, ухмыляясь, варяги седые
Глухих потревожить козлов.
Все ближе варяги. Грудасты ухмылки.
Мордасты глухие козлы.
Грудастость мордаста. Мордастость грудаста.
Что тыквы и ветви, и шум...
И слезы...
Визитилкин
Люблю погромы я, но странною любовью,
Бывало, выбежишь на улицу в очках.
Летают дети. Шум несется славный,
А время движется с сигарою в зубах...
Андресен
Люблю и я шутить, и тоже очень странно.
Бывало, вытащишь из проруби жену,
Белеют уши. Нос синеет милый,
А время катится, как бочка огурцов.
Визитилкин
Размахивала циркулем блестящим
В оранжевом и радужном жабо,
Учительницы тучная фигура...
Андресен
К чему о лимфатических узлах
Пространные рассказы начинаешь,
Глухими теоремами коришь,
Чернильницами синими стращаешь,
И воешь, и рычишь?
Визитилкин
Как быстро вянет молодость в ломбардах,
Проходит миг один – и нет ее уже,
И хрящ нам кажется то – вишнею цветущей,
То – ответвлением ее каким...
Андресен
Еще о зябликах рассказывай, любезный,
Лей звуки квелые на мельницу ушей.
Будь то – омнибусом, то – маркою почтовой,
А прошлое навеки позабудь...
Визитилкин
Торчит ли сук на дереве дремучем,
Весна ли греет пахаря лицо,
Все вижу я родное "Куровское"
А шиншилловых сияющих мехах...
Но вот радостным взволнован,
Урчит кишечник мой. Уретра дребезжит.
Клокочет лимфа. Зубы славно ноют.
И вскачь несуся я, скотина из скотин.
(закуривает)
Но это что еще! Потею я и пухну,
Как шар резиновый, сжимается лицо,
Хрустит бедро мое. Седеет череп лысый.
И разрушаются то – брови, то – очки...
Очки, допустим, я куплю, но где взять брови?
Андресен
Не беспокойся, Визитилкин, отрастут!
Визитилкин
И будто слышатся далекие призывы,
Увещевания и просьбы, наконец:
"Любуйся мной! Я Бука молодая!"
Андресен
Противная, ненужная болезнь!
Визитилкин
С трудом я вырвался из твердолобых дней,
И высшее мое хотенье,
Сонливость тихая, улыбка до ушей,
И жженье, Андресен, в бровях крутое жженье!
Андресен
Давно меня томят прыщи и почечуи,
И помню, когда был я молодым,
Однажды...
Визитилкин (перебивая Андресена)
Как глаз рабочего свыкается с работой,
Я свыкся, Андресен, с зеленою средой.
Не с бирюзовою, сказал я, а с зеленой,
В цветах есть разница, которую цени!
Андресен (с обидою в голосе)
Пусть люди-кирпичи к строительствам стремятся!
Визитилкин
(снова перебивая Андресена, соглашаясь с ним, или вернее, не соглашается с Андресеном, перебивая его)
Вот так и юнги удалые,
Приникнув к мачте голубой,
Поют, и долго над рекой
Летают песни их живые.
Андресен
Не так ли коростель крылом нетерпеливым
И машет, и стучит – почуя мертвеца,
А ватный цеппелин над Керченским проливом
Воздушные чертит зигзаги без конца?
Визитилкин
Не так ли зверобой над тушкою кровавой
В раздумии стоит и нем, и недвижим?
Молчит его жена, пуская серый дым
Из трубки роговой, да резвою оравой
Взбираются на пни, дурачатся, шумят
Лишь дети их одни...
Андресен
Еще луна блистает,
А утро на носу. Повсюду слышен мат.
Там дворник тротуар скребет и убирает,
Там дернулся трамвай, там "газик" прошумел,
Окошки тут и там – огнями осветились,
Но вот гудок родной приветливо запел,
И бледны небеса зарею озарились...
Визитилкин
Не так ли, Андресен, спортсмену-бегуну,
Что тщится все по гаревой дорожке,
Приходит в голову кощунственная мысль:
Не жить, не мучиться, уехать, удалиться, -
Кривая, подлая, растет она, шумит,
Но вдруг сжимается и вот, чураясь спорта,
Взмывает ввысь она, и призрачным хорьком
Висит торжественно над жухлым стадионом.
Прочь, прочь бесстыжая, но как ты сам находишь
Затею с туалетом и рекой?
Поверь, в воде с тобой не будем недостатка
Мы знать, и следствие: могучие струи,
Играя влагою и пенясь безобразно,
Низвергнутся в отхожие места...
Андресен
Есть водоемы разные, ручьи,
Есть масса домыслов, догадок, пересудов,
Есть, наконец, вороны, воробьи
И сообщающихся тьма сосудов.
Визитилкин
Вечерком мазутом я себя намажу,
Обольюсь бензином, серою натрусь.
Чиркни только спичкой – весело зажгуся,
Славно запылаю, чудно разгорюсь.
Но меня забыли, я совсем заброшен,
Никому нет дела до моей судьбы,
Не везут бидоны, полные бензина,
С серою горючей не несут тюки.
Андресен
Есть силы тайные. Их родина – Алтай.
Укрытые в своих резервуарах,
Молчат они, но всюду наблюдай:
На кладбищах, в ретортах, в шароварах,
Их рост и проявление само,
Да будет моя старость в том порукой,
При помощи их – рушится трюмо,
И немощное розовеет ухо.
Их вид один смещает города,
И если ты судьбою недоволен,
Нажми на них – и станешь навсегда
Умней собак и выше колоколен.
Но прежде, чем сомкнется сил кольцо,
Порадуй тех, с кем ласков ты и дружен,
И, хорошенько харкнув им в лицо,
Берись за все – за поручни, за ужин,
За утюжок, за спелые плоды,
За простокваши синюю сметану,
За...
Визитилкин
О, если б силою вещей
Мне стать фужером тонкостенным
Или каким раствором пенным,
Иль предводителем мышей...
(Молчит Андресен. Молчит, молчит).
Я дурачиться не стану, -
Четвертинкой притворюсь,
Разобьюсь, и в обезьяну
Постепенно превращусь.
Стану чваниться, кичиться,
В синем омуте топиться,
И, завидуя воде,
Целовать ее везде.
(Лезет на высокую сосну.)
Упорно молчит и смотрит с неподдельным ужасом Андресен на все происходящее. И взбирается, карабкается на сосну Визитилкин. И напевает песенку.
Визитилкин
Мы мерзавцы золотые,
Негодяи удалые,
Замечательно живем.
Словно девушки живые
Или селезни какие,
Вечно трудимся, поем...
Все вместе
Кувыртайся, нюхай жмых
На стогах ее густых!
Зачем, Андресен, подтягиваешь ты песню эту, такую незнакомую и чужую? Придет время – и вспомнишь ты эту ночную встречу в холодном лесу. Но поздно, поздно будет, Андресен! Стремительно разрушится тело твое и, обернувшись конем, в ужасе помчишься ты по деревням и весям, высоко подымая жилистые и белые ноги...
Андресен (снизу)
Что ты видишь вдалеке?
Визитилкин (сверху)
Вижу баржу на реке,
Вижу бабочек, жуков,
Вижу армию котов.
Дивно движутся коты,
Тайным умыслом горды.
Их раденью есть предел:
Колебанье белых тел.
Визитилкин (вытягивается во весь рост и кричит с верхушки сосны)
Моя там родина с веселыми садами,
Ключами, бьющими приветливой водой,
Различной живностью, коровами, котами,
Семь миль в окружности и небо над землей.
О, Гуинплен, залыбься ж, семимильный!
Но что это? Ни с кем, как с ласточкой, и, пожалуй, только с ласточкой можно сравнить Визитилкина, бесстрашно бросившегося с самой верхушки высокой сосны, откуда за минуту до этого он разглядывал дивно движущихся котов и семимильного Гуинплена. При падении Визитилкина оземь раздается, однако, совсем не грохот, а звук такой, какой случается, когда с кровати на пол падает небольшой тюфяк. Видно, Визитилкин, кроме всего прочего, великий фокусник!
Визитилкин (ничуть не пострадавший от удара)
Шуршит нетопырь над родною деревней,
И хочется выть и визжать...
Андресен
Визжи! В самом деле, кто может, поверь мне,
Кто может тебе помешать?
Визжи да визжи, и без всякого страха
Визжать продолжай до того,
Пока не промокнет на теле рубаха,
Не станет вокруг никого –
Ни зверя, ни люда, ни разных селений.
Визжи! Сам себе – царь и князь,
Пусть в ужасе в тундре линяют олени,
Рогами ветвясь, колосясь...
Визитилкин
Как чай развесной над могилой бандита,
Рассыпанный щедрой рукой,
Я воздуху – пудра. Рассеян сердито,
Кручусь и верчусь над страной.
Да! Тело мое – миллиарды чаинок
Невесящих. Склонных летать.
И я, состоящий из чайных пылинок,
Обязан веками порхать!
Андресен
Что проще, порхай да порхай, в самом деле,
Кто вздумает порху мешать?
В жару ли, в морозы, в дожди ли, в метели –
Кто вздумает порх прекращать?
Визитилкин (чешет очки)
И вправду, а то я подумал, признаться,
Андресен
Не надо, не думай, дружок!
(Курят. Андресен – "Приму", Визитилкин – "Памир"!)
Визитилкин
Ну, а после – прощанье над потной рекой,
И кургузая грусть расставанья.
Андресен
Ну, а после?
Визитилкин
А после, мой друг золотой,
Я уехал в Стамбул на заданье!
Андресен
Я молчу.
(курят)
Андресен
Ну, а после?
Визитилкин
Что, после?
Андресен
Ну, после...
Визитилкин
Потом?
Андресен
Да, потом...
Визитилкин
А потом, друг мой старый,
Я запил, и пошла моя жизнь кувырком,
На ходу шевеля шаровары.
И пришлось мне очки именные продать,
И перчатки, и кепку с бровями.
На заморских базарах я стал воровать
Крепдешин...
Андресен
А питался?
Визитилкин
Мышами!
Андресен
Это зря.
(плачут оба)
Андресен
Пусть лыбится тварь, обрастая ушами,
Поверь мне, седой нетопырь
Приник к ней и кончить желает петрушку!
Визитилкин
И репу, и лук, и салат!
Андресен (в гневе кричит на Визитилкина)
О, Боги! О, брата любимая туша!
Ты можешь молчать, идиот?!
Стой тихо. Молчи и внимательно слушай
Логической мысли расчет:
Поскольку транзистор, горящий на крыше,
Стране не наносит вреда,
Пускай запылают все свиньи, все мыши,
Все рыбы сгорят без следа!
Все камни, все травы, все клены и вязы,
Все горы, моря и поля,
Пусть сгинут все книги (стихи и рассказы),
И даже планета Земля!
Тогда ты увидишь, невольно балдея,
Как славно...
Визитилкин
Скорей поджигай!
Андресен
Нам будет с тобою...
Визитилкин
Да жги же скорее!
Иль спички сейчас же отдай!
Андресен
Изволь.
(оба закуривают)
Андресен
Около часу – пес седовласый
Тихо подъехал ко мне...
Нет, не в упряжке, в синей рубашке
Был он на синем коне...
Визитилкин
Пес – и в рубашке? Около часу?
Чтой-то мне трудно понять...
И не в упряжке, и – седовласый...
Как же мне все – осознать?
Андресен
Много их, Надя, на моле грядя,
Плячется за варуны,
Слушают пенье, волн тарахтенье,
Пивом и водкой полны.
Визитилкин
Скажи мне, Андресен, ты веришь в привиденья?
(Андресен задумывается. О чем он думает?)
Визитилкин (плача)
Рисовали на лбу корабли,
Лимонадом зеленым поили
И счастливые годы текли,
А несчастные прочь уходили.
Где ж теперь ты, лиловый утюг?
(балдеют оба)
Андресен (показывая пальцем на Визитилкина)
Так стебель чайный в знойный день
Зовет под тень свою густую,
Так эхом дальних деревень
Пугают девушку живую...
Визитилкин (принимая вызов)
Так армянин, блуждающий в лесу,
Враждебною средою окруженный,
Нет-нет и вспомнит милый Ереван,
А бор шумит, угрюмый до предела.
Андресен
Так старый гондольер, с гондолою прощаясь,
"Прости" ей говорит и крупная слеза,
Печально оросив гондолы пол дощатый,
Все тщится в небеса Венеции лететь.
Визитилкин
Так разрушается волна,
Когда гигантским пароходом,
Груженым ящиками с медом,
Бывает вдруг рассечена.
Андресен
Так мучится свинья,
Пронзенная кинжалом,
Так теплым одеялом
Укроюсь нынче я...
Визитилкин
Так ухмыляется богачка,
Когда с оторванной ногой
Ведет козу на водопой –
Подруги мать ее – беднячка...
Андресен
Так тварь тщедушная – удара утюгом
Не может выдержать... и гибнет, золотая!
Так разрастается донельзя снежный ком,
А с ним растет и власть его тугая!
Визитилкин
Так дышит жнец в китайском поле,
Когда хрустит и всходит рис...
Вдали опрятен кипарис.
Чу! Гонга звон. Чего же боле?
Андресен
Так разрушается татарин,
Покрытый талою водой,
Еще живет он, но иной –
Уж чует мир. Занятный барин!
(Молчит Визитилкин)
Андресен
Так утлый телепень порой
Летит над сонною Игаркой.
Он презирает полдень яркий,
Он выбирает час глухой...
Под ним мелькает Тель-Авив
И Рима розовая гиря,
Горит крыла его – отлив,
И мчится он, губу топыря...
Визитилкин (превращаясь в дым)
Я дым, но не пойму, свободно ли клублюсь,
Иль тайные враги мешают мне сгущаться?
О, если бы попасть в давнишнюю мне Русь,
И медленно сюда оттуда возвращаться...
Презрею паралич и тысячу экзем
И все-таки добьюсь звезды своей шуршащей!
Шурши, моя звезда! Но рафинада слаще,
Покажется тот миг, как сгину я совсем!
Давай же, Андресен, с тобою потечем
Стезей пленительных, постыдных вожделений,
И в золотые домики войдем,
С челом сияющим – лукавые олени!
Андресен
Да здравствует фарфоровый овин
И розовая даль самоуправства,
Невоздержание и милый вазелин
В сетях невежества и золотого рабства!
Туча дыма
Как отголоски дней широкошумных,
Соленые мне слышатся слова:
"Премировать часами именными.
Наручными. На анкерном ходу".
Пес его знает отчего, но голос Визитилкина, доносящийся из дымной тучи, крепнет и начинает звенеть так, что кажется и сами дубравы прислушиваются к словам вещим, разумным.
Так мастер пивоваренных заводов,
Врагами уличенный в шельмовстве,
По-прежнему свободен остается,
Зелеными копытами звеня.
Андресен (глухо)
Гонимые осенними ветрами,
Задумчиво приветствуют оне
Товарищей в глубоких недрах скрытых
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Но там, в пустынях Азии глухой,
Кончается их бег неукротимый,
И поздние народы-ловкачи
Высокие останки их находят.
1969 – 1999
На этом единая (связная) часть рукописи обрывается. Имеется, однако, еще 10 приложений, представляющие из себя разрозненные отрывки, относящиеся, по всей видимости, частично к неоконченной части работы, а частично (возможно) яв-ляющиеся черновыми набросками основной части текста.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1.
Однажды Андресен гулял в горах Кавказа.
И вот, в задумчивости, мшистым валуном
Поранил грудь себе, и с трепетом каким-то
Свалился в пропасть он, насвистывая марш.
Аулы горные, объятые тревогой,
Годами мучились, отыскивая прах,
Как вдруг...
ПРИЛОЖЕНИЕ 2.
Однажды Андресен пошел купаться в море
И в золотом его просторе утонул.
Был день малиновым. Носились чаек сотни.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Рыдал рыбарь, склонившийся над сетью,
Рыдала Ошибалка в Куровской.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
ПРИЛОЖЕНИЕ 3.
Тупейшею бритвою бреясь однажды,
Изрезался Андресен весь!
И похорон синих взметнулись улыбки,
И родственник мерно пополз.
Они еще живы, железные люди!
Сестрою гордится эвенк.
Нигде, как в Америке, с клюшкой огромной,
Живет его брат-хоккеист.
И бабушка тихая, вся на ходулях,
Проститься пришла.
И фокусник-дед из Албании дальней –
Дошел на ушах...
ПРИЛОЖЕНИЕ 4.
Глава, в которой повествуется о том, как Андресен был внезапно увлечен от своей одноглазой матери телепнями, и его дальнейших приключениях.
1.
Где глаз приветливый? Где тихих плеч осанка?
Что, что с ней сделалось? Ужели это мать?
То – убивается, то – плачет, причитая.
То – тщится мнить она, быть может, это все
Лишь – наваждение. Обман ума мгновенный.
Пустые вымыслы бесчисленных лжецов.
И вовсе не умчался он, а дремлет,
Густую бороду привычно теребя,
Всегда орешником, ольхою окруженный.
Увы...
2.
Чья тень безвестная над бором мчит дремучим,
В потоке дьявольском мелькая и вертясь?
Навстречу гибели, на пытки и бесчестье
К немилым телепням несется кто один?
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Все ближе телепни. Все дальше мать родная.
Но вот уж...
3.
Стан телепней. Тяжелый полдень реет.
Но только у подножия шатра,
Где стража грозная со страху к трону жмется,
Виднеются стоящие кругом
Чудовищных размеров механизмы.
Сработаны искусною рукой,
Гудящие размеренно и глухо,
Неслыханными тресками оне –
Окрестные пространства наполняют,
Пугая все живое далеко.
Колеблются невидимые планки,
Угрюмые урчат маховики,
Под прочным кожухом еще прочней другие,
Но и за теми чуются еще...
- - -
Кем, кем оставлены, или зачем забыты,
Создания каких иных времен,
Могучие дурацкие машины?
Но нет ответа. Только треск и шум.
- - -
Но жизнь счастливая и здесь не замирает.
Нет-нет и радостно промчится пароход,
Смышленый мальчик катит по тропинке
На привязи ученого бобра...
Стоит кобзарь, задумавшись над книгой...
ПРИЛОЖЕНИЕ 5.
... Визитилкин передает Андресену содержание одного небольшого предания, о котором ему поведали жители Мезозой-ской эры, во время его путешествия во времени.
Визитилкин утверждает, что речь идет якобы об Андресене, почему-то оказавшемся там, да еще к тому же в обличье ящера. Кричит, что не лжет. Сердится. Настаивает. Плачет.
Хитро смеется Андресен. Блестят глаза.
Визитилкин
То было в раннем Мезозое,
В глухие времена,
Когда и Солнце было золотое,
Да и сама Луна.
Где обитает диплодок плавучий,
Гроза пучин,
Случился бой. Всеразрушающий. Могучий.
Без всяких видимых на то причин.
Был вечер пасмурным. С востока полным ходом
В торпедном катере небритый и бухой,
Пронесся Андресен пред тамошним народом,
Одетый ящером с махучей головой.
Пред ним кикоки и лилулы
В воде корючились густой.
И думал он – седой, сутулый –
О древности глухой.
Но как коварны эры эти!
Раздался крик...
И что же? Перед ним в берете –
Его двойник.
Сутулость та же. Стар, небрит,
В кармане – фига голубая.
В очах – огонь. Поддатый вид.
Глава седая.
На голубой фигне укреплены
Различные зузазы,
Нет лба. Есть дюза лишь, и кажется, видны
Сто два отверстия, пускающие газы.
Затрясся Андресен. Гигаго! Гу!
Жужжат сцепленья.
Смерть ящеру! Смерть лютому врагу!
Без промедленья.
Хихоху, хохиху, хоих,
Хохахи, хохуэхо,
Хихахохухи, хих!
И вторит глухо эхо...
Он против этой примитивной меры,
Но нет спасения... Хихуэхо, ***х!
И призрак Мезозойской эры
Пред ним затих...
ПРИЛОЖЕНИЕ 6.
... где Андресен, путешествуя во времени, попадает в мир будущего, точнее, в некую фазу его, когда человечество уже выродилось в идиотов и плюгашей, но еще продолжает пользоваться некоторыми старыми изобретениями, как например: роли-ками для катания, хотя с грустью находит Андресен повсюду следы разложения, ржавчину, тусклость, тлен...
Пред ним плюгавая толпа
На ржавых роликах скользила.
Казалось, жизнь во всем сквозила.
Да уж сама была не та!
И вереницею тягучей...
- - - - - - - - - - - - - - - -
ПРИЛОЖЕНИЕ 7.
Высоко в небо подкидывает камушки Визитилкин и ловит их обратно. Играет ими. Забавляяется. Приговаривает счи-талки. Нежные, простые...
Если девушка без уха,
Значит, девушка без щек...
Хорошо в лесу. Славно. Привольно порхают мухи. Поют небеса. Вот уже и рассудительный Андресен спешит навстречу радости, считалкам, песням:
У кого четыре Буки,
У того – усталый вид...
Ширятся считалки, звенят, опоясывают друзей радостным кольцом. Что-то обещают. Зовут куда-то.
Смеется Андресен. Прыгает Визитилкин.
ПРИЛОЖЕНИЕ 8.
Андресен
Денек был, Надя, вешний, яркий,
Светило солнце. Дождик шел.
И я с сестрою в зоопарке
Сажал редиску. Лук полол.
А в небесах, где птица пела,
Дыша то – вольно, то – легко,
Татьяна Ларина летела,
Раскинув руки широко.
Какой-то умник два мотора
Приделал девушке на грудь,
И вот – прощай, земля-опора,
Открыт другой воздушный путь!
Пусть туча волосы ей треплет,
И за верстой хрустит верста,
Все ж набирается и крепнет
Ее движений высота.
Летай же выше год из года,
Ты – Ольги старшая сестра,
Пока чудесного завода
Трещит и теплится искра.
Пока шнурованный ботинок
Шуршит и ходит по земле,
- - - - - - - - - - - - - - - - -
ПРИЛОЖЕНИЕ 9.
Ночь. Звезды. Ряд исчезающих опушек. И, конечно, лес, лес. Гигантский массив леса. Виден хорь. Хорь важен, улыбчив. Толпы резвящихся детей наполняют исчезающие опушки. Ликование. Баловство. Видны подкидывающиеся в воздух мальчуга-ны. Их веселые тельца радостно взвиваются над головками других балующихся ребятишек.
Мальчики
Милый хорь, славный хорь,
Ты детей не хорохорь,
Небо в круглых звездах,
Так давайте же будем подкидываться в воздух!
(Получается какая-то нескладуха. Неясно, тревожно. По всей видимости, это проделки хоря)
Девочки
Спортом заниматься,
В воздух подниматься.
Все вместе
Хорь, хорь, милый хорь,
Ты уж смотри, детей не хорохорь!
(Опять нескладуха, опять тревожно. Видимо, опять проделки хоря!)
Мальчики
Мы опушки наполняем,
Девочки
Спортзаданья выполняем,
Все вместе
Хорь, хорь, милый хорь,
Если можешь, то перестань нас хорохорить!
(Развязка. Конец неясности. Хорь преуспел в проделках. Где она, заря ясности? Молчат круглые звезды.
Хорь важен, улыбчив. Уныние наполняет души. Исчезают опушки. Идут года!)
ПРИЛОЖЕНИЕ 10.
Выросший и грустящий мальчуган
Как изменилось все. Уж не увидеть боле
В унылом и чахоточном лесу
Ни исчезающих опушек мне красу,
Ни хоря милого. Как на мучном помоле,
Обсыпан отвратительной мукой,
Перед народами кажуся я уродом,
И с каждым мигом, часом или годом
Все более и более, друзья мои, уродуется облик мой!
(Да когда же кончатся эти жалобные нескладухи?)
Текст
Мы не друзья тебе, - береза прошептала.
Мы не друзья тебе, - ей вторила ольха.
Одна осина лишь ни слова не сказала,
Да ветер илистый дул сквозь кустов меха.
Листва протяжная, да туч осенних кучи.
Унылые, погибшие места.
Где солнце яркое, где полдень жгучий?
Где Визитилкин, черт возьми! Где красота?
Откуда ни возьмись, на сцене появляются Андресен и Визитилкин.
Андресен бросается на землю и грызет ее, извиваясь по-особому. Тщетно удерживает Андресена Визитилкин, пытаясь заткнуть рот ему батистовым платком. Отбиваясь ногами и сквернословя, Андресен продолжает извиваться и пожирать землю. Визитилкин не в силах остановить Андресена, в отчаяньи встает на уши и, растопырив руки и ноги, одному ему известным способом творит заклинание:
"Пусть чары хоря мгновенно сгинут!
Пусть просияет веселый миг,
Пусть брызнет солнце, пусть лес покинут
Проделки хоря и нервный тик!"
Андресен перестает извиваться и одобрительно посматривает на Визитилкина, стоящего на ушах.
Неожиданно в ночном небе проступает образ хоря. Со страшной высоты откуда-то из-за звезд доносится:
В низовьях Ганга величаво
Сосна чудесная цвела,
Хотя налево и направо,
Насколько мог увидеть глаз,
Она единственной была.
Я прекращаю свой рассказ...
Вздрагивает Андресен. Мелко крестится Визитилкин. А бор шумит, шумит, и никому не узнать...
1969 - 1999