“Елки-палки – лес густой, ходит Ванька холостой…”
Ваньке-то что, ему, небось, от роду лет двадцать. А тут полвека отсчитал и чуть было холостяком не остался.
Вы не подумайте чего, это я так, от обиды горькой. Все у меня есть: дом, семья... зарабатываю неплохо – хватает. Жена хорошая, добрая. Хозяйка – лучше не сыщешь. Мы с ней душа в душу тридцать лет прожили. Детей на ноги поставили, образование им дали. Чего бы еще?
Ан нет! Появился... он... И полетело все в тар-тарары. Ладно бы хоть видный был, а то ведь отворотясь не наглядишься. Облезлый, морда крысиная, глаза свинячьи, характер паскудный… Тьфу! А жене, видишь ли, по нраву пришелся. Гляжу, заботится о нем, как о дите малом: обхаживает, ласковыми словами называет, лучший кусок подсовывает. Смотреть тошно!
Дошло до того, что я в собственном доме квартирантом себя почувствовал. В семье тут же скандал, если я, невзначай, дурным словом громко обмолвлюсь: у него, видишь ли, аппетит от этого портится. Да он меня сожрет – не поморщится! Недаром вечно косится в мою сторону.
И что особенно досадно: как только этот мерзавец появился в доме, меня в тот же день спровадили с супружеского ложа на старый диванчик в зале. Потому как облюбовал он мою подушку, на которой наглым образом храпит сутками. Спрашивается, каково мне терпеть это?!
А все дочка! Удружила отцу родному. Это она его приволокла. Сказала, мол, больших денег стоит, лучшей охраны не сыщешь, порода бойцовская, с мертвой хваткой – бультерьер. Посмотрите, говорит, какой миленький. Ну, уж куды там!.. Я бы за эту тварь и гроша ломаного не дал, потому как самая что ни на есть захудалая дворняга привлекательнее выглядит.
Не дай я тогда слабинку, не пойди на поводу у дочери, все бы, глядишь, обошлось. Но поддался я на уговоры. Вот и началось... Первым делом, эта образина хвостатая пронюхал, что я к нему безо всякого уважения, и решил наверняка меня извести. Что ни день очередную пакость, подлец, подкидывает. То газеты мои исчитает до мельчайших подробностей, то носки, не прожевывая, проглотит, а то и нагадит именно в том месте, где мне пройти нужно. Но это еще мелочи...
Со временем знакомые, узнав о новом члене семьи, ходить к нам перестали. Оно, может, и к лучшему. Потому как завести кого в дом – стыда не оберешься: обои ободраны, линолеум лишь кое-где кусками сохранился, а от мебели осталось одно название.
И ведь слова ему, окаянному, не скажи – огрызается. Жену только и признает, а я, видишь ли, для него не авторитет. Плевать он на меня хотел!
Вскоре соседи стали жалобы во все инстанции строчить. Стоит этому хищнику во дворе появиться, как местные собаки с визгом в разные стороны разбегаются. С перепугу хозяев своих с ног сшибают и травмируют. Мыслимое ли дело порядочным тварям созерцать этот ходячий ужас, который прыгает, как козел, дрыгая задними лапами, да задирается ко всем. Ему в глаза-то глянуть страшно, черт его знает, что они выражают.
Как-то участковый приходил посмотреть на это чудовище: ему ведь по должности положено разбираться с нарушителями общественного порядка. Вот он, наслушавшись жалоб, решил проявить бдительность. Смелый мужик! Как в квартиру зашел – побледнел слегка, но держался молодцом! Так этот узурпатор в миг смекнул что к чему: голову на колени милиционеру положил, а сам прищурился и хвостом туда-сюда, туда-сюда… Простачком прикинулся, хитрюга! А участковый радешенек: мол, все этого пса боятся, а пес-то, оказывается, безобидный вовсе. Тут еще жена маслица в огонь подлила:
– Хороших людей собаки сразу чувствуют. Видите, как наш мальчик вам сразу доверился.
Милиционер от того, что его хорошим человеком назвали аж подбородок задрал, спину выпрямил и совсем страх потерял. Давай с бультерьером заигрывать, гладить, за ухом чесать. А жена все угомониться не может: так и чешет языком, так и чешет... Урода выгораживает:
– Не собак – людей нынче бояться надо, товарищ милиционер. Наш Булечка сроду мухи не обидел. Он у нас смирный, ласковый. Это пусть жалобщики лучше пасти закроют и себе, и своим собакам. Только и знают, что лаять на весь двор. А вы у них поинтересуйтесь, уважаемый, кто-нибудь хоть раз слышал его голос?! Уверяю вас – нет!
И что самое любопытное, я и сам отродясь не слышал, как эта тварь лает. Но вот в отношении обид, так это уже брехня. Кто же тогда я, если не жертва тирана?! До сих пор удивляюсь – как это я промолчал?! Видать, жену пожалел: видел же, как она волновалась, а у нее, бывает, на нервной почве давление поднимается.
В общем, вскоре участковый, с ног до головы облизанный бультерьером, удалился и пообещал прикрыть все жалобы. Огорчению моему не было предела: я ведь надеялся, что эту наглую скотину того… Понятно, да? А тут осечка вышла.
Решил я тогда по тихой, своими силами от это наглеца избавиться. Думал долго. И, наконец, придумал! К тому времени мое терпение лопнуло окончательно: буль лишил меня последней пары ботинок, распотрошил диван, разодрал подушку и основательно рассорил с женой и дочкой... Ладно уж, не буду перечислять все его проделки, а то снова переживать начинаю. Короче, начал я действовать.
Чего я только не предпринимал! Гирьку в котлету запихивал. Котлету он проглотил – гирьку выплюнул. Входную дверь настежь открывал в надежде, что смотается и пропадет. Сам простудился, а он даже с места не сдвинулся. На балкон его как-то выпихнул, чтоб окоченел на морозе. Так сам был после не рад. Этот теплолюбивый негодяй такой скандал учинил, что демонстрация под балконом собралась с лозунгами: “Свободу братьям нашим меньшим!” Меня живодером обозвали.
Я даже задушить его пытался. Только пока веревку готовил – сам в ней запутался. А этот сукин сын веревку в зубы да давай меня по полу таскать. Силища в нем немереная – еле вырвался! Жена вскоре пришла и говорит: “Вот молодец! Пол помыть догадался, а то мне все некогда”. У меня от беспомощности аж слезу вышибло!
Не знаю уж как, но прознали жена с дочкой о моих злостных намерениях, наговорили дерзких слов и, хлопнув дверью, куда-то ушли. Рассерчал я тогда крепко. Собрался и сгоряча тоже выскочил из дома. Ходил, ходил… Думал, думал… Наконец, твердо решил – навсегда покинуть дом родной.
Вернулся, чтоб вещички собрать, – глядь, а квартира-то не заперта. «Ага, позлорадствовал я, одумались родственнички, явились. Небось прощения просить будут... Пусть не надеются – без боя не сдамся!»
Захожу в квартиру и ничего понять не могу. Все вверх дном перевернуто, бультерьер возле шкафа сидит, голову задрал и рычит угрожающе. “Ну, – думаю, – совсем придурок рехнулся”. А потом на шкаф-то взглянул, а там – «домовой»... Бледный, трясется как лихорадочный, одежонка вся в клочья изодрана…
Так мне этого бедолагу жалко стало! И тут до меня дошло... Мать честная! Да это же вор! Это буль его на шкаф загнал. А я, дурак, погибели его хотел...
– Булечка ты мой дорогой! Красавчик ты мой писанный!
Пока я с псом обнимался да целовался, жена с дочкой вернулись. Увидели они, как мы милуемся, – удивились несказанно! Обрадовались.
Тут милицию вызвали, вора властям сдали, еще и благодарность получили. Отметили, конечно, такое дело по полной программе. С того момента воцарились в нашем доме мир да согласие.
С Булечкой нас теперь водой не разольешь! Гуляем вместе, играем, беседуем, вкусненьким его балую. Спим с тех пор на одной подушке. Жалко, что ли, подушка-то большая – всем места хватает. Чего уж там…