Расплата

(Отрывок из романа "Бродяжка")
Осень улыбалась слишком ласково и нежно, как толстый пушистый кот, поймавший задиристый  лучик  солнца уходящего лета. Было только шесть часов утра. Настя могла бы еще поспать, сегодня первое сентября, и Ангелина Михайловна, ее мачеха, разрешила ей поспать до семи, но девочка привыкла вставать в четыре утра (ее так приучили) и спать уже не хотелось. Сегодня снова в школу, в седьмой класс. Занятия в школе займут шесть – семь часов, а это значит на шесть – семь часов можно быть меньше дома и не видеть женщину, которая ее ненавидела. Еще час Настя была отдана сама себе. Такая роскошь давалась ей редко. Отец ее, конечно, любил, но еще больше он любил Ангелину Михайловну, а еще больше ее боялся. Девочка себя уже давно чувствовала Золушкой в этом доме и все ждала своего Принца, хотя в сказки она перестала верить с того момента, когда  умерла мама.

 Она очень любила свою маму, самого лучшего и  доброго человека на свете. Они тогда жили в Минске, у них была большая просторная и светлая квартира в центре города. Мама работала детским врачом, а Настя училась в хореографической школе. Мама так хотела, чтобы Настя была балериной, как бабушка, танцевала в «Театре оперы и балета», легкая и пушистая, как первый снег. Папа работал в ветлечебнице и часто приносил домой собак и кошек, от которых отказались хозяева. Она была самым счастливым ребенком на свете, верила в сказки и в то, что добро всегда побеждает зло. Тогда, год назад тоже была осень, тоже было первое сентября, такой же ласковый и светлый день. Мама разбудила ее в семь часов утра, нежно поцеловала, назвала «любимым котенком», и день показался еще радостнее и теплее. Она вышагивала за руку рядом с папой, подстраиваясь под его широкие шаги, несла в руках огромный букет из роз, которые бабушка накануне срезала у себя в палисаднике, за этим букетом стройную, худенькую, но высокую фигурку не было видно. Весело и радостно прошел первый день в школе, и снова Сережа ей улыбался и пропускал ее вперед, снова предложил сесть за одну парту, а она снова испугалась и не согласилась, снова учителя говорили ее папе, что она одна из лучших учениц в школе. Ей как всегда доверили возложить цветы на памятник защитникам отечества. Папа гордился своей дочкой, он то и дело фотографировал Настю: вот она с букетом возле дома, на ступеньках школы, а вот она за партой, вот возлагает цветы на памятник. Анатолий Александрович гордился своей дочкой.
По дороге домой Настя думала о предстоящих уроках, о репетициях и новых выступлениях, поднимала вихрем упавшие кленовые листья и звонко смеялась. Анатолий Александрович  позволил себе помечтать, грезы унесли его на шесть лет вперед: выпускной бал, его Настя порхает под звуки школьного вальса самая красивая и изящная девушка на свете, а он под руку с Мариной любуется своим чадом и немного грустит, что время так быстро летит. Разум беспощаден и не признает ни границ, ни времени, ни пространства, и вот Анатолий Александрович видит свадьбу своей дочери и так явно слышит звуки вальса Мендельсона, а вот уже они и возле дверей роддома и на руках счастливого деда долгожданный внук, ведь судьба- злодейка распорядилась так, что Настя была единственным ребенком, и мечтам о сыне так и не довелось сбыться.
-- Папа, Папа! Смотри, какой букет мы подарим сегодня маме, - Настя вывела его из грез своим радостным щебетом, в ее ручонках громоздился осенний букет из кленовых листьев, отживших так быстро свой короткий век и не понимающих, что смерть подарила им неописуемую красоту и неземное изящество.
-- Я  думаю, что маме понравится такой подарок, - ответил Анатолий Александрович, подхватил Настю на руки и закружил. Настя смеялась, он улыбался, прохожие оборачивались на них и завидовали этому счастью и умиротворению, пониманию, которое возникло между дочерью и отцом.
Они вошли во двор их дома, Настя по привычке подняла голову вверх, чтобы посмотреть на окна их квартиры, обычно в это время суток, оконные стекла отражали лучи солнца и сияли озорным светом. В окне Настя увидела маму, она мыла окна. На стеклах переливалось солнце, улыбаясь миллионами солнечных зайчиков, отпущенных на волю. Мама показалась сказочной феей в этом дивном сиянии. Ну, где ж тут не поверишь в сказку?
--Папа! Смотри, какая у нас мама красивая!-  Настя помахала маме букетом из листьев, - Мамочка, это тебе! Мы с папой тебя так любим!- звонкий детский голосок отозвался эхом в лабиринтах городского двора. Последний отголосок счастья и мира, света и радости…
Настя так и не поняла, что же произошло за какую-то долю секунды, еще эхо не растворилось в воздухе и не разнеслось ветром на сотни километров вперед, еще время не отсчитало следующую главу своего календаря, как мир превратился в сырой влажный склеп с запахом хвои на погребальных венках, с постоянным звуком плача и причитаний, с яркими пятнами белых цветов на  сером мраморе у могилы  матери, мир распался на частички кома земли брошенного на крышку гроба опущенного в бесконечность. Мысли сосредоточились на одном лишь воспоминании: два крика слились в одном – мама падала из окна восьмого этажа их квартиры, а через месяц, не выдержав удара, умерла бабушка. В свои одиннадцать лет девочка потеряла интерес к жизни: не помогали беседы с квалифицированными психологами, которых советовал  классный руководитель Насти, девочка не жила, а лишь существовала в этом безжалостном мире и, казалось, жизнь уходила из ее хрупкого тела. Отец не мог помочь ей: ему самому нужна была помощь, уже которую неделю он топил свое горе на дне бутылки. Удел слабых – судьба многих. В  квартире все напоминало когда-то счастливое время (наверное, слишком счастливое, чтобы это могло длиться долго), там было все, что связано с Мариной, любимой женщиной и матерью. Решение пришло само собой – переехать куда-нибудь подальше от этих стен, хранивших ее запах,  от всего чего касалась ее рука, ее душа, ее сердце, скрыться от сочувствующих взглядов  соседей, убежать от тяжелых воспоминаний, скрыться от себя самого…
Маленький домик в деревне на некоторое время оживил Анатолия Александровича и Настю. Новые заботы оставляли меньше времени на тяжелые мысли. И все могло бы наладиться, и жизнь вернулась бы туда,  откуда так беспощадно убегала. Все могло бы так быть, могло, но не случилось. Новые заботы стали вскоре повседневными, привычными, и вернулись воспоминания, чувство безграничного горя. Обмануть себя не удалось. Нужно было с кем – то поговорить, поделиться, этап безмолвной скорби прошел. А кто поймет лучше, чем бутылка водки и стакан? Ему бы поговорить с дочкой, приласкать ее, утешить. Но Настя напоминала ему жену, так несправедливо ушедшую из жизни. И это отталкивало его от дочери, а ведь должно было их еще больше сблизить. Невозможно познать душевный мир человека, который повергнут в тяжелую скорбь.
Настя переживала все по-своему: она превратилась из живой жизнерадостной девочки в загнанного зверька. В школе сначала сторонились этой дикой девочки с грустными бездонными глазами, а потом и вовсе перестали замечать. Настя даже не чувствовала, что отец стал для нее совсем чужим человеком, она пыталась найти в нем утешение, но вскоре поняла, что никто и ничто в этом мире не может ей помочь, а этот человек, которого она когда- то называла папой, теперь отталкивает ее от себя. В их доме стали появляться какие-то люди, которые подолгу засиживались на кухне. Настя привыкла засыпать под шум их голосов, а пустые бутылки, которые она по утрам находила, ее не удивляли. Однажды в их дом пришла женщина, пришла и … больше не ушла.
-- Это твоя новая мама, - сказал отец.
Настю поразила до глубины души та простота и беспечность, с которой произнес эти слова ее папа.
-- Меня зовут Ангелина Михайловна.
Женщина улыбалась  какой -то искусственной улыбкой и наклонилась к Насте, чтобы поцеловать ее в щеку. Настю обдало запахом вина, она невольно отшатнулась от нее.
-- Уходи!- слова вырвались сами собой со всей ненавистью и злобой, которые забушевали в душе.
Нарисованная улыбка сползла с лица этой женщины, а в глазах поселилась ненависть, которая не покидала их  с этого момента никогда. Это было начало новой трагедии в этом затянутом паутиной горя доме.
Настя закрылась у себя в комнате и расплакалась. Она плакала громко, навзрыд, захлебываясь собственным отчаянием. Она не понимала, как мог ее отец так поступить, предать маму. Она  понимала, что это все равно когда-нибудь случилось бы: в их дом вошла бы женщина. Настя бы отнеслась к этому с пониманием, если бы отец предупредил ее, поговорил бы с ней. А зачем вот так, жестоко? Неужели папа не понимает, что мать бывает только одна, матери не может быть новой или старой. Настя плакала и уже ненавидела эту женщину, затаила обиду на отца. Она не хотела себя жалеть, но подумала о том, что если бы папа сейчас зашел к ней и просто сел рядом, взял ее маленькие ручки в свои сильные руки, посмотрел в глаза, то она бы простила ему эту ошибку и постаралась бы  забыть тот миг, когда он сказал: «Это твоя новая мама». Но отец так и не пришел. Слезы высохли. Это были последние слезы. Дальнейшие события иссушили сердце девочки, сделали ее черствой. Ее взгляд часто пугал людей. Это был взгляд не ребенка, а старика побитого жизнью, взгляд не маленькой девочки, а дикой волчицы.

Настя слышала, как встала мачеха, прошла на кухню, села на скамью, которая предупреждающе скрипнула под грузом ее тела. Эти звуки заставили Настю внутренне сжаться. Сейчас эта женщина ворвется в ее комнату, отвесит ей пощечину и заорет :
-- Вставай, голодранка. Нечего тут валяться.
Так было каждое утро с того самого дня, как отец привел эту женщину в их дом.

Однажды Настя, не стерпев унижения, встала сама, но потом пожалела об этом. Она вышла из своей комнаты, которая была больше похожа на чулан, и тихонько, чтобы никого не разбудить прошла в зал, она хотела взять свою любимую книгу «Алые паруса», эту книжку ей дарила мама, а Ангелина Михайловна забрала ее. В комнате было еще темно, но Насте показалось, что там кто-то есть. Ей стало страшно, сразу вспомнились детские страшилки, и она себе представила, что в углу сидит чудовище с тремя головами и большими щупальцами на присосках, что оно сейчас набросится на нее и разорвет ее на мелкие кусочки. Чтобы перебороть и отогнать страх, Настя включила свет. То, что Настя увидела, оказалось страшнее любого выдуманного детским воображением чудовища: на диване на смятых и грязных простынях в неестественных позах и абсолютно голые лежали мачеха и еще какой-то мужик. Женщина вскочила, откуда-то из-под дивана извлекла сомнительного вида домашнее платье, небрежно его надела и подскочила к оторопевшей Насте.
-- Ну, что ты, маленькая тварь, смотришь? – прошипела она, больно ударив Настю по щеке,-- Что нанялась к своему сумасшедшему отцу в шпионки? Я тебя быстро от этого отучу.
Она схватила девочку за шиворот и выволокла ее на кухню. Настя молчала, она словно онемела. Она не находила никаких объяснений тому, что увидела, но внутренний голос подсказывал ей, что это нечто очень отвратительное и мерзкое. Ангелина Михайловна откинула коврик, устилавший пол на кухне и открыла дверь, скрывавшую погреб.
-- Полезай туда и сиди тихо. Если я услышу хоть один звук, который ты, крысенок, издашь, то я тебе заткну рот и оставлю в этом погребе подыхать навсегда, а если ты обмолвишься обо всем отцу, то пожалеешь, что вообще на этот свет появилась,-- обрушила на Настю свой гнев мачеха.
Девочка не сдвинулась с места, она молчала и даже не плакала, а лишь смотрела на темную дыру погреба.
--Что стоишь?— прикрикнула на нее Ангелина Михайловна и со всей силы толкнула ее.
Настя не удержалась и упала прямо в погреб, больно ударившись виском о нижнюю ступеньку лестницы, ведущей вниз. Дверь над ее головой с грохотом закрылась и Настя заплакала. Она плакала беззвучно. Детские слезы родниковыми капельками скатывались по худым щекам.
--Мама, мамочка. Забери меня к себе. Мамочка, милая…-- девочка тихо шептала эти слова, не замечая, что повторяет их вновь и вновь, что из рассеченной губы струится кровь.
Вокруг было темно и холодно, а сверху доносились шаги и обрывки бессмысленных разговоров. Детские страхи вновь начали обретать яркие контуры. Насте чудились страшные лица, искаженные зловещими гримасами, ей казалось, что стены надвигаются на нее и вот-вот раздавят. Она крепко зажмурила глаза и обняла худые коленки руками. Сколько прошло времени, она не знала. Ей было страшно, холодно и хотелось есть. Истерзанная страхами Настя устала и заснула.
-- Что ты тут развалилась? Я из-за тебя чуть шею не сломала,-- разбудил ее резкий крик уже изрядно напившейся мачехи.— Вставай. Пошли.—Она схватила Настю за воротник и поволокла наверх. Не выпуская ее, она втолкнула девочку в комнату.— Все, спать,- и вышла, хлопнув дверью.
-- Я есть хочу,-- крикнула ей вслед Настя, но ее просьба осталась без ответа. Она хотела выйти и попросить еще раз, но побоялась, что ее снова запрут в погребе.
Она расстелила постель и забралась под отсыревшее одеяло. Она вспомнила, как мама ей говорила, что если очень плохо, то нужно помолиться, что Бог услышит ее и поможет. Она достала из - под подушки вырезанную из старой газеты иконку и прошептала:
-- Боженька, помоги мне, пожалуйста. Сделай так, что бы я умерла. Пусть я засну и не проснусь. Забери меня туда, где моя мамочка. Я знаю, что вернуть ее ты не можешь, тогда забери меня.
Жутко слышать такие слова из уст ребенка, но сколько еще ночей проведет эта маленькая девочка, прося у Бога смерти, отчаявшись и устав от жизни. Каждый день отнимал у Насти детство, надежду и веру в прекрасное, она видела вокруг себя пошлость и разврат, все чаще нечего было есть, побои были обычным делом, а приходя из школы, первым делом Настя собирала пустые бутылки по всему дому и несла их сдавать.
Всю ночь ей снился погреб, темный и сырой склеп, в котором были огромные крысы. Их глаза светились зелеными огоньками, и с каждой секундой их становилось все больше и больше. Они громко шипели и все ближе и ближе подступали к ней. Настя искала выход, но его нигде не было. Шевелящееся кольцо зеленых глаз смыкалось вокруг нее, одна из крыс подобралась так близко, что Настя чувствовала ее дыхание на своем лице. Крыса открыла пасть, обнажая острые зубы, с которых стекала кровь, и прыгнула на девочку.

Настя проснулась оттого, что кто-то гладил ее по голове. Чувство забытой ласки и нежности захватило ее. Она боялась открыть глаза и не могла понять, ей все это снится или же наоборот, она проснулась от маминого прикосновения, а злая мачеха ей приснилась, превратившись в крысу.
-- Мамочка, доброе утро,- открывая глаза и улыбаясь, сказала Настя, тут же вскочив на кровати. Рядом сидел осунувшийся отец в ее комнатушке, совсем непохожей на детскую.
-- Доброе утро, доченька. Тебе приснилась мама?—заплакал он.
Девочке стало противно. Она  сначала оттолкнула его от себя, а потом бросилась ему на шею и горячо прошептала:
-- Папа, папа, не пей больше, давай жить вдвоем, только ты и я. Я так тебя люблю. Давай попросим Ангелину Михайловну уйти. Зачем она нам? Она плохая женщина.
-- Настя, ну что ты такое говоришь? Ангелина так тебя любит. У нее нет своих детей, и ты ей как родная,--начал успокаивать дочку Анатолий Александрович.
-- Папа, она никого не любит, а меня она ненавидит,-- девочка отстранилась от него и посмотрела на него глазами полными мольбы.—Она мне пригрозила, но я тебе скажу, и пусть она меня убивает, я все равно умереть хочу…
-- Настя,-- перебил ее отец, но не успел договорить, так как в комнату вошла Ангелина Михайловна.
-- Наше солнышко уже проснулось. Деточка моя, как ты себя чувствуешь? – сладким голосом пропела она. — Толенька, Настенька такая невнимательная, вчера я открыла погреб, хотела картошки достать, и вышла на улицу за корзиной, а она не заметила, что погреб открыт и упала туда. Я пришла и чуть не обомлела от ужаса. Она лежит, ручки раскинулись, волосы растрепались и без сознания. Я ее пока в чувства приводила, она и заболела, пролежав на холодном полу. Ты всю ночь спал, а я возле нее сидела, температуру ей сбивала.
-- Папа, да она все врет,- закричала Настя. — Она меня сама вчера в погреб посадила, потому что я…
-- Толя, у нее снова жар, она бредит. Завари ей чай, а я пока с ней посижу, успокою ее.
-- Папа, не оставляй меня с ней, она меня хочет убить,--Настя металась по постели, так как мачеха крепко ее держала за руки.
-- Доченька, не говори так, не расстраивай Ангелину Михайловну, у нее больное сердце. Ты упала, а тебе показалось, что тебя кто-то толкнул, — попытался успокоить ее отец.
-- Толя, ну иди же завари ей чай,- потеряв терпение, закричала женщина.
-- Иду, иду,-- отец скрылся за дверью.
Мачеха придавила Настю своим телом и зашипела ей возле самого уха:
-- Если ты еще хоть слово скажешь о том, что вчера видела и как попала в погреб, я клянусь тебе, что сдам тебя в психушку. А ты знаешь, что там делают с такими непослушными девочками как ты? Их сажают в глубокий, глубокий колодец и сверху поливают ледяной водой, а потом запускают ядовитых змей.
-- Ну и пусть, я хочу умереть,-- закричала Настя. — Я все расскажу папе.
-- Толя, езжай за врачом. Мы с ней не справимся,-- перекричала Ангелина Михайловна девочку.
Когда Анатолий Александрович вышел из дома, громко хлопнув дверью, женщина размахнулась и со всей силы ударила Настю.
-- Если ты еще хоть слово произнесешь, маленькая дрянь, я напущу на тебя чертей, чтобы они уволокли тебя и зажарили, а потом так же поступлю и с твоим папашей,-- она злобно сверкнула глазами.
 Девочка испуганно сжалась и замотала головой:
-- Вы не сделаете это. Такое умеют только ведьмы, а вы не ведьма, вы —пьяница!
-- Еще какая ведьма!—она угрожающе рассмеялась,-- Вот превращу тебя сейчас в жабу,-- она потянулась к девочке, взмахивая руками.
Настя зажмурилась, представив себе, как сейчас все ее тело начнет сжиматься, покрываясь скользкой и мокрой кожей.
-- Нет, нет, не надо, пожалуйста,-- зашептала она.
-- Как это не надо? Ты непослушная девочка, выдумываешь ужасные вещи, врешь,-- женщина говорила уже спокойно: Настя была сильно испугана и теперь наверняка не проболтается.
-- Я не… не буду больше,-- медленно выговаривая слова, сказала девочка.
-- Что ты не будешь?
-- Я никому не скажу, что видела вчера утром, и что вы меня заперли в погребе.
-- Замечательно. А расскажи мне, что же произошло вчера,-- начала допрос Ангелина Михайловна.
-- Вас не было, а погреб был открыт, а я не заметила и упала,-- еле слышно сказала Настя.
-- Умница,-- она потрепала ее по щеке,-- но сейчас придет доктор и сделает тебе укол, чтобы ты поспала.
-- И не проснулась никогда… -- продолжила Настя, но женщина ее уже не слышала, она вышла из комнаты.
Настя вскочила с кровати, быстро оделась и незаметно выбежала на улицу, она направилась к озеру, за которым была березовая роща. Там у нее был свой уголок, где, она верила, ее никто не найдет, она отсидится там до вечера, пока темнеть не начнет, а потом вернется домой. Вечером до нее как обычно никому и дела не будет. В доме снова будут пить…  Она бы пошла в школу, но вдруг мачеха настоит на том, чтобы врач ей сделал укол, и ее будут искать именно в школе. Нет, такой радости она ей не доставит. Настя ускорила шаг. Было еще очень рано, но она все --таки не хотела, чтобы кто-нибудь из детей идущих в школу ее увидел. Страх подгонял ее, и она побежала, оглядываясь по сторонам. Не заметив под ногами корягу, торчащую из земли, она споткнулась и упала. Из побитой при падении коленки потекла кровь.
-- Настенька, ну куда ты так бежишь? Иди я тебе коленку полечу,--возле калитки стояла старушка с добрыми глазами.
-- Откуда вы меня знаете?—- с детской наивностью спросила Настя.
-- Я добрая фея и все про всех знаю,-- улыбаясь, ответила ей старушка.
Девочка с сомнением посмотрела на нее. Сначала ее мачеха оказалась ведьмой, а теперь вот эта бабушка говорит, что она фея. А почему она тогда такая старая и одета совсем не так, как добрые феи из сказок?
-- Иди ко мне, внученька. Ты, наверное, и не завтракала сегодня?—она поманила Настю к себе.
Девочка подошла, она подумала, что у нее нет причин бояться этой старушки, фея она или нет, но взгляд у нее добрый и голос ласковый. В доме у нее было чисто  уютно, а на окошке  сопел толстый белый кот.
-- А как вас зовут?—спросила Настя.
-- Для тебя я бабушка Аня,-- улыбнувшись, ответила старушка,-- садись за стол, я накормлю тебя, внученька.
Старушка налила в большую кружку парного молока и поставила перед девочкой вместе с тарелкой полной теплых и ароматных пирожков:
-- Кушай, внученька, на здоровье, совсем отощала. Замучили эти выродки тебя.

Настя часто бывала у этой доброй женщины. Как только была возможность ускользнуть из дома, она бежала к бабушке Анне, робко входила в ее дом и часами могла слушать старые сказки, которые та ей рассказывала, играть с ее котом или просто помогать ей по дому.
Но однажды Настя, войдя в ее дом, была поражена гнетущей тишиной. Девочка осторожно позвала:               
-- Бабушка Аня, ты где?
В ответ лишь услышала слабый стон. Женщина лежала на кровати, ее лицо осунулось и отдавало неестественной белизной. Настя подбежала к ней и взяла ее за руку:
-- Бабушка, это я, Настя.
  Старушка открыла глаза и попыталась улыбнуться: сухие старческие губы дрогнули, она тяжело и часто дышала.
-- Настенька, внученька, я умираю. Как же ты одна останешься? – голос был слабым, ускользающим.
-- Я за врачом схожу, бабушка. Он тебе поможет.
-- Нет, деточка. Я свое уже прожила. Вот только бы сына перед смертью увидеть… -- она тяжело сомкнула веки.
Настя беспомощно гладила тонкие руки женщины, усыпанные старческой гречкой, они были едва уловимо теплые.
-- Бабушка, а где твой сын? Дай мне адрес, я найду его, -- Настя глотала слезы.
Бабушка Аня молчала, девочке показалось, что она умерла, но старческая рука дрогнула в детской ладошке:
-- Адрес? Сынок мой, внученька, как ветер – сегодня здесь, а завтра там. Люди добрые уже ищут его, может быть и сыщется…
Старушка глухо закашляла, из горла донеслись свистящие хрипы. Настя крепче сжала бабушкину руку и до крови закусила губу от отчаяния. Она просидела с ней до самой ночи, смачивала пересохшие губы водой, поправляла подушку и одеяло.

Девочка проснулась от яркого солнца, пробивавшегося сквозь старенькие занавески. Настя наплакалась и уснула возле старушки, продолжая держать ее за руку. Открыв глаза, она почувствовала, что старческая рука в ее ладони совсем холодная, а на лице женщины разгладились морщины.
Настя выбежала на улицу. Было раннее утро, радостно заливались птицы, роса холодила ноги. Девочка с недетским выражением лица устремилась к лесу. На поляне залитой солнечным светом, просыпались цветы. Это место ей показала бабушка Аня в самом начале весны, когда еще снег в лесу только - только начинал таять. Сейчас в середине мая поляна была усыпана цветами, над которыми, не смотря на ранний час, трудились пчелы. Девочка, размазывая по лицу слезы, нарвала огромную охапку цветов и побежала обратно.
В доме находились люди, тихо переговаривались. Настя подошла к старушке и бережно уложила цветы у ее ног,  не глядя на собравшихся, вышла из дома.

На поминках собралась вся деревня: хороший повод набить желудок за чужой счет. Мачеха не упустила такой возможности и осушала рюмку за рюмкой.
-- А что сын? Так и не нашли его? – кто-то поинтересовался.
-- Видимо, нет. Покойная его лет пять уже не видела и ничего о нем не знала, а все ждала.
-- Материнское сердце… Что поделаешь? – грустно вздохнула женщина.
Настя тихонько встала из-за стола и вышла на улицу. Она присела на ступеньки возле дома, к ее ногам подошел кот и жалобно замурлыкал. Она поглаживала его мягкую шерсть и тихо приговаривала:
-- Вот и остались мы с тобой одни. Ты не бойся, я тебя не брошу. Мне не разрешат взять тебя в наш дом, но я буду к тебе сюда приходить.
Калитка с шумом отворилась, и  на дорожке показался молодой человек.
-- Ты кто? – спросил он у девочки.
Настя опустила глаза и робко ответила:
-- Настя.
-- Настя, а может, ты мне разрешишь в дом пройти? – он дотронулся до девочки.
Она отпрянула от него и грубо спросила:
-- А ты кто?
-- Марат.
Он легко поднял девочку, поставил ее позади себя и зашел в дом. Настя побежала следом. Как только Марат вошел в дом, голоса разом смолкли и все уставились на него.
-- Марат,-- всхлипнула одна из женщин и обняла его,-- опоздал ты, похоронили мы мать. Да что на пороге стоишь, заходи в свой дом,-- опомнилась женщина. Помяни мать, а завтра с утра на кладбище сходишь.
Кто-то уже протягивал ему полный стакан самогонки. Он одним глотком выпил его и подошел к столу. Некоторые повскакивали со своих мест:
--Ну, нам пора, мы уж и так засиделись. Прими наши соболезнования, Марат.
Ушел, пошатываясь, Настин отец, а мачеха осталась за столом. Настя выбежала следом, догнала отца и взяла его под руку.
-- Дочка, -- пьяно засопел отец и погладил ее по голове. – Моя умница дочка, -- губы его неприятно скривились и из глаз хлынули слезы, -- видела бы тебя мама…
Настя с отвращением смотрела на отца, он выглядел совсем чужим, лицо осунулось, заросло щетиной, спина сгорбилась, руки противно дрожали. Пошатываясь, он вошел в дом, сел за стол и тут же захрапел. Настя накрыла его одеялом и пошла обратно.
Марат уже успел не один раз помянуть свою мать, голова его в пьяном угаре клонилась к груди. Он сидел рядом с мачехой, она громко смеялась, а он что-то шептал ей на ухо. За столом больше никого не было, две женщины за печкой мыли посуду.
-- Молодой, Бога не боится, мать похоронил, а скорбиночки не в одном глазу. Ангелинку под столом щупает, -- услышала девочка.
-- А что ему? Дом продаст, деньги получит и забудет, что мать была. Столько лет не показывался… -- рассуждала соседка.
-- Говорят, богатый он.
-- Богатый, краденым торгует, -- предположила женщина.
-- Все, пошли. Анну помянули, чем могли -- помогли, -- женщины вышли.
-- Настька! – пьяно позвала Ангелина Михайловна,-- Настька!
Девочка тихо подошла.
-- Соберешь бутылки, Марат разрешил, завтра сдашь.
Марат с интересом разглядывал девочку.
-- У тебя такая взрослая дочь?
-- Падчерица. Подрастет, заставлю не бутылки собирать, сколько с них денег, а ноги расставлять,-- засмеялась мачеха и уткнулась Марату в плечо.
Настя тихонько выскользнула на крыльцо. Где-то в углу она видела матерчатую сумку. Бутылок много, в руках не унести. Девочка не могла ослушаться мачеху, знала, что бывает, если сделать по-своему. На ее теле итак не было живого места. Неделю назад Настя заболела. У нее поднялась температура, и она не смогла, как обычно пойти на станцию собирать бутылки, ноги подкашивались, желудок выворачивался, в голове шумело, к тому же она несколько дней не ела: мачеха заперла ее в погребе, чтобы девочка не убежала к бабушке Ане. Не смотря на ее болезнь, женщина выгнала Настю из дома:
-- Без денег не приходи, убью.
Настя, пошатываясь, побрела в сторону станции. Возле маленького магазинчика ее увидела бабушка Аня и забрала к себе. До самого вечера отпаивала ее травяным чаем, а затем проводила домой, до калитки, сунув девочке в руку мятые деньги:
-- Возьми, внученька.
На крыльце стояла Ангелина Михайловна и молча наблюдала, старушка ее не заметила в темноте. Настя подошла и, ни слова не говоря, протянула мачехе бумажку, не удержала равновесие и упала. Деньги выпали из слабой ручонки. Тут же на девочку обрушилась тяжелая рука.
-- Вставай, дрянь. Обманывать меня надумала? Я тебе сказала на станцию идти бутылки собирать, а не у этой старой ведьмы отсиживаться.
Женщина подняла девочку и ударила ее по лицу, Настя терпела, пытаясь увернуться от ударов.
-- Калека, ноги не держат. За что только я тебя терпеть должна. Я сейчас эту мелочь в твою глотку засуну, -- мачеха тыкала деньгами девочке в лицо, --Благодетельницу себе нашла, да? Мало она тебе дает, ты у нее больше в следующий раз попроси, -- она продолжала бить Настю.
Из разбитой губы текла кровь. Девочка зло посмотрела на женщину.
-- Что ты на меня уставилась, тварь? Задумала гадость? Я тебя сейчас научу, как надо на меня смотреть.
Казалось, пьяная мачеха озверела совсем, она за волосы потянула Настю в дом, швырнула ее в угол, стянула со своей заплывшей талии тонкий ремешок и со всей силы начала хлестать по девочке. Настя закрывала лицо, тихо стонала, сжавшись в комочек, по худеньким ручкам из ран текла кровь.

Взяв сумку и несколько бутылок, что стояли на крыльце, девочка вернулась в дом. За столом никого не было, а из комнаты доносились звуки какой-то возни. Настя вошла в комнату и затаилась за старым шкафом. В комнате было темно. На кровати, где умерла старушка, странно боролись, как показалось девочке, мачеха и Марат. В комнате стоял тяжелый запах самогона. Марат лежал рядом с Ангелиной Михайловной и срывал с нее одежду, обнажая обвислую грудь и толстые ляжки, блеснувшие в темноте. Девочка боялась пошевелиться, если ее обнаружат, тогда точно убьют. Она продолжала, затаив дыхание наблюдать. Она смутно понимала, что происходит. Ей было противно и страшно, но что-то еще помимо боязни выдать себя неосторожным движением мешало ей уйти. Марат теребил руками голую грудь мачехи, а она стягивала с него брюки и громко стонала. Затем он схватил ее за волосы и прижал голову к своему животу. Голова мачехи двигалась, а он страшно ревел и метался по подушке.  Женщина приподнялась и, широко разведя ноги, опустилась Марату на живот, Настя успела заметить, что между ног у Марата что-то выросло, а Ангелина Михайловна села именно на это что-то и запрыгала на нем. Она двигалась все быстрее и быстрее. Настя зажмурилась и выбежала из комнаты. На ходу собрав бутылки, закрыла дверь и тихонько пошла домой.
Сколько же еще грязи и пошлости сможет впитать в себя детское сердце… Сколько побоев и издевательств сможет вынести хрупкое детское тело… Стояла глубокая ночь, девочка ничего не чувствовала, то, что она увидела, засело глубоко в ней, оставив скользкий след в душе. Она была всего лишь маленькой девочкой, вокруг которой был большой и злой мир, о существовании другого она смутно помнила. Это был мир, в котором жила ее мама, ее отец, а не эта тряпичная кукла, бабушка, и который в одночасье разлетелся на тысячи осколков, одним осколком промелькнула  старушка Аня.

-- Вставай, голодранка, -- появилась в дверях крохотной комнаты Ангелина Михайловна.
Настя поспешно стала одеваться.
-- Бутылки иди сдавай, поставила их на проходе,-- ворчала мачеха, -- мне деньги нужны.
Девочка нагнулась, чтобы поднять сумку, в животе заурчало, на поминках она не могла есть.
-- Я есть хочу, -- жалобно попросила Настя.
-- Я тебя сейчас накормлю, -- с угрозой в голосе женщина толкнула ее,-- пошла вон.
Девочка не удержалась и упала, сумка выпала из рук и бутылки со звоном ударились о пол, несколько осколков стекла больно врезались в руку.
-- Что ты разлеглась тут, выродок. Еще и бутылки побила. Ходить не научилась, я тебе сейчас ноги повыдираю, чтобы в следующий раз они тебя лучше держали,-- она молотила по девочке ногами.
-- Остановись, товар испортишь,--в дверях появился Марат.
Пока мачеха прыгала перед ним, Настя попыталась незаметно выскользнуть из дома.
-- Настя,-- Марат остановил ее и взял за руку, из детской ладошки торчали осколки стекла, -- стекло нужно достать.
-- Ничего с ней не станет, -- махнула рукой Ангелина Михайловна, -- на ней как на собаке все заживает.
-- Я тебе еще раз повторяю: товар испортишь.
Настя выдернула руку и поспешно стала собирать уцелевшие бутылки.
-- Это за разбившееся бутылки.
Настя уголком глаза увидела, как Марат на стол положил зелененькую бумажку.
-- До моего следующего приезда должно хватить.
Ангелина сверкнула глазами и прижалась к нему:
-- Спасибо, котик.
Он запустил ей руку под мятую юбку:
-- Мне пора. Не забудь, о чем мы говорили.
Настя вышла во двор и аккуратно достала осколки. В ее глазах не было не одной слезинки, казалось, девочка не способна после всех побоев и унижений чувствовать боль вообще. Она поспешно сунула руку в бочку с водой, смыла кровь, под ногами оторвала лист подорожника, наслюнявила его и приложила к ранам.
 Возле соседского дома стоял как всегда помятый отец, из-под грязной майки торчали ребра, волосы были взлохмачены.
-- Настя, давай мне бутылки, я сам отнесу, -- он забрал у девочки сумку, -- нечего тебе такие тяжести тягать, только маме не говори.
-- Мама умерла, -- рассерженно топнула ногой Настя.
-- Доченька, я про Ангелину Михайловну говорю, -- он потянулся к Насте и погладил ее по голове.
Настя оттолкнула его руку:
-- Она мне никто, у меня нет мамы.
Подбородок отца задрожал, губы скривились. Настя отвернулась: сейчас снова начнет плакать. Настя ненавидела, когда отец начинал пускать слезы, это были пустые слезы…

Когда Настя увидела, что возле свежей могилки стоит Марат, она хотела уйти, но он обернулся на звук ее шагов.
--Иди, не бойся -- позвал он ее.
Настя подошла и поправила венки.
-- Говорят, мама, называла тебя внучкой? – поинтересовался Марат.
-- Да, она мне была, как бабушка,-- призналась Настя.
Марат ее не слушал, а каким-то странным взглядом смотрел на нее. Настя подумала, что, наверное, так смотрит волк на свою жертву.
-- Покажи руку,-- попросил он.
Настя не двигалась.
-- Не бойся, я не кусаюсь, -- засмеялся Марат. Он достал из кармана носовой платок и протянул его девочке.— Перевяжи руку.
Настя взяла платок, белоснежный, немного хрустящий.
-- Спасибо,-- Настя опустила глаза.
Марат был не такой как люди в деревне, он был какой-то ненатуральный: гладкий, лощеный и очень красивый. Насте стало стыдно за свои руки в ссадинах, за короткое грязное платье, растоптанные туфли, побитые колени. Когда была жива мама, у Насти было много красивой одежды, она никогда не ходила в грязной. Мачеха отобрала почти все.
-- Настя, а ты знаешь, что ты очень красивая, -- сверкнул черными глазами Марат.
-- Я голодранка и выродок, я не могу быть красивой, -- пролепетала девочка, -- так говорит Ангелина Михайловна.
Марат взял ее за подбородок и заставил ее посмотреть на него.
-- А когда ты еще немножко подрастешь, я приеду за тобой и увезу тебя отсюда. Тебя больше никто не будет бить,  тебе не нужно будет собирать и сдавать бутылки. У тебя будет красивая комната, игрушки и много красивой одежды.
-- Как Грэй приплыл на корабле с алыми парусами за Ассоль? – наивно спросила Настя, забыв про свой страх перед Маратом.
-- Именно так, --  он засмеялся.
-- Это моя любимая книжка, мне ее мама подарила, а Ангелина Михайловна забрала, -- призналась девочка.
-- Хочешь, я тебе подарю книжку? – Марат снял сумку с плеча и достал журнал с яркой обложкой, -- только спрячь его и никому не говори, что я тебе подарил. Пусть это будет наша маленькая тайна.
Настя взяла журнал. На обложке была фотография  красивой девушки с огромными ресницами.
-- Она очень красивая, -- восхищенно сказала девочка.
-- Когда я за тобой приеду, ты будешь еще красивее.
Настя смотрела вслед его удаляющейся фигуре и крепко прижимала журнал к себе. В груди часто билось сердце, заставляя девочку поверить в то, что пообещал Марат.

После уроков Настя завернула в березовую рощу и с нетерпением открыла журнал. С глянцевых страниц улыбались красивые девушки и парни, странным было то, что на них не было одежды. Настя с интересом изучала обнаженные тела. Когда за ней приедет Марат, у нее тоже будет красивая грудь. Настя провела рукой по едва намечавшимся холмикам груди, совсем недавно она заметила, что с ней начали происходить странные вещи: стала болеть и увеличиваться грудь, начали расти волосы там, где их раньше не было, Настя даже пробовала их вырывать, но они появлялись снова. Вот и в этом журнале у всех девушек внизу живота есть волосы, значит, Марат не обманул, она действительно будет очень красивой, и он за ней приедет. Ее внимание привлекли обнаженные парни, у них у всех тоже были волосы внизу живота и еще что-то, что она видела у Марата. Перед ее глазами поплыли картинки прошлой ночи, Настя зажмурилась и попыталась отогнать наваждение. Ей до сих пор было непонятно, что произошло, но от воспоминаний становилось как-то неуютно и противно. Лучше не думать об этом: Марат очень хороший, она потом спросит у него, зачем он все это делал с ее мачехой. Настя перелистнула страницу, парень, очень похожий на Марата, обнимал девушку, они сплелись в какой-то странной позе, Настя покраснела и почувствовала непонятное и странное ощущение внизу живота, но продолжала зачарованно смотреть на фотографию, она напомнила Насте то, что делали Марат и мачеха, но на картинке это выглядело очень красиво.

Каждый день Настя с нетерпением рассматривала себя и ждала Марата. Мачеха стала меньше ее избивать. В школе начались каникулы, и девочка много времени проводила в березовой роще, рассматривая снова и снова картинки в журнале. Она закрывала глаза, крепко себя обнимала и представляла, что это обнимает ее Марат. Все остальное время она, как и раньше, собирала бутылки, теперь она еще ходила из вагона в вагон по электричкам и заученным текстом просила на операцию младшей сестре. Ей стыдно было выпрашивать деньги у пассажиров, но она знала, что если не будет этого делать, мачеха снова ее изобьет до полусмерти. Настя заходила в вагон, прятала глаза и в тысячный раз повторяла:
-- Люди добрые, помогите, кто чем может. У меня умерла мама, нас четверо детей осталось и бабушка. Бабушка старенькая, не ходит,  а младшая сестричка очень больна, помогите, пожалуйста.
Протягивала руку и, стараясь не смотреть людям в глаза, прятала мятые деньги и поспешно покидала вагон.

-- Вставай, голодранка. Нечего тут валяться, -- мачеха распахнула дверь ее комнаты, -- оденешь это, -- швырнула ей прямо в лицо пропахшую плесенью одежду, -- чтобы люди не говорили, что я за тобой не смотрю.
Это была ее одежда, которую ей покупала мама, и которую отобрала Ангелина Михайловна. Значит, еще не все успела пропить. Синие джинсы и голубой свитер со слоненком почти целый год пролежали в сыром доме. Настя оделась, за лето она сильно подросла, джинсы стали коротковаты, а свитер свободно болтался на совсем худеньком теле девочки, отчего слоненок  до безобразия казался уродливым и почему-то очень грустным.
Настя выбежала во двор, на подгнившей скамейке стояло ведро с водой, на поверхности плавали желтые листья. Девочка зачерпнула ладонями воду прямо из ведра и умыла лицо. Вода была обжигающе холодной. Смахнув рукавом капли воды с лица, она прошла под старую яблоню и с земли подняла несколько яблок, мелких, поточенных червями и кислых на вкус. Паданки. Хорошие, пузатые, с блестящими бочками яблоки, висевшие на дереве, мачеха продавала и не разрешала к ним даже прикасаться.
  Завтрак Насте не полагался, обед был иногда, а ужинать не было возможности: вечером дом наполнялся местными отбросами; девочка всегда старалась спрятаться, оградить себя от грязи и разврата происходившего изо дня в день. Иногда ей везло: какая-нибудь сердобольная женщина, ехавшая в электричке, где ежедневно побиралась Настя, вместо денег давала что-нибудь из еды. Не чувствуя вкуса, девочка съела паданки, на некоторое время прогоняя неприятное ощущение в желудке.
На крыльце появилась Ангелина Михайловна:
- Иди поешь.
Настя не поверила, что она обращается именно  к ней, и растерянно посмотрела по сторонам, двор был пуст. На столе в алюминиевой миске затерялась обкусанная картофелина, в грязном стакане до половины было налито молоко. Девочка, поборов брезгливость (чувство голода было сильнее), мгновенно проглотила картошку и запила скисшим молоком.
- Спасибо, -- Настя встала.
- После школы бегом домой. Нечего зря прохлаждаться, пойдешь клянчить по электричкам и бутылки заодно соберешь, - резко сказала мачеха.
Настя махнула головой и выскользнула на улицу. Сегодня она пойдет в школу без цветов, без счастливой улыбки и совсем одна. Вон соседские погодки радостно обступили свою мать и почти полностью спрятались за огромными гладиолусами. Завидев Настю, женщина прибавила шаг, потянув неуспевающих за ней детишек. По отношению к ней люди делились на две категории: одни брезгливо шарахались от нее как от чумы, не разрешали своим детям даже близко к ней подходить; другие жалели ее с фальшивой скорбью во взгляде. Девочка не обращала внимания ни на кого из них. Лучше брезгливое принебрежение, чем перебродившая жалость. Пусть она осталась одна, без матери и фактически без отца, пусть над ней издевается мачеха, она все стерпит: у нее есть ее Принц, который обещал приехать за ней, ее Марат. Она не переставала ждать его, не переставала верить…

Нарядные школьники, воздушные шары, море разноцветных букетов, добродушные улыбки учителей – как далеко это все было от Насти. Она старалась быть незаметной в этой разноголосой толпе, затеряться, спрятаться и не испортить никому праздник своим присутствием. Линейка, торжественная речь директора – все это было не для нее. Она была зрителем на чужом празднике, она подсматривала за нормальной, правильной жизнью, которой по воле рока была лишена. Девочка – призрак… Но знают ли эти дети и их такие правильные родители, что она живая, настоящая и тоже умеет улыбаться, смеяться и радоваться, умела…
Знают ли они, что ее глаза не пустые и дебильные, как они говорят своим деткам про нее, ее глаза грустные и несчастные.
- Девочка, а где твоя мама? Почему ты без цветов? — Настю за руку дергала маленькая девочка с огромным бантом на голове и громадным букетом. Наивные и чистые глазки смотрели искренне и непонимающе.
Настя погладила ее по щеке и улыбнулась. Тут же вихрем налетела мать девочки и забрала дочь подальше. Она, сильно жестикулируя, что-то начала ей объяснять. Настя без особого труда могла догадаться, что именно. Стало горько и обидно. Захотелось громко крикнуть: «За что?». Она сорвалась с места и, грубо расталкивая аккуратных девочек и мальчиков, выбежала за ворота школы на пыльную дорогу. Со злостью и обидой подхватила носком туфли камешек и подфутболила его. Потом еще один, камешек пролетел и ударился о фару машины. Настя подняла голову, возле дома бабушки Ани, стояла блестящая машина. Сердце учащенно забилось в груди. Девочка забежала в дом и громко крикнула:
- Марат!
На столе лежала раскрытая пачка сигарет и шприц. Марат заболел? Может он тоже умирает? Девочка бросилась в комнату. Марат лежал на кровати, прикрытый простынею. Девочка робко подошла к нему. Он спал, закинув руки за голову. Настя смотрела на его грудь, поросшую темными волосками и темные большие соски. Девочке захотелось во что бы то ни стало дотронуться до темных кружков на груди Марата. Она отвела руки за спину, но не удержалась и легонько прикоснулась. Сосок мгновенно сморщился, Настя заинтересованно и более настойчиво провела по второму. Марат застонал и открыл глаза. Настя испуганно отступила назад.
- Настя? Что ты тут делаешь? – удивленно спросил Марат и потянулся. Простынь сползла, оголив живот.
Девочка смущенно опустила глаза. Марат рассмеялся:
- Подойди ко мне. Ты стала очень красивой.
Он приподнял ее, неосторожно задев  чересчур чувствительную в таком возрасте грудь девочки. Настя почувствовала резкую боль и вскрикнула.
- Что такое? – Марат усадил ее рядом с собой.
- Ты сделал мне больно,-- нерешительно произнесла девочка.
Молодой человек пристально посмотрел на нее, и опасный огонек загорелся в его взгляде.
- Где больно? Здесь? – он осторожно провел рукой по ее груди.
Настя попыталась отодвинуться от него, но он удержал ее за руку:
- Значит здесь. Извини, я не хотел тебе причинить боль. Давай посмотрим, что у тебя здесь заболело.
Прежде чем Настя успела, что-либо понять, он задрал ее свитер и опустил ее на подушку рядом с собой. Девочка попыталась прикрыть рукой оголившуюся и достаточно полную для ее возраста грудь.
- Не бойся, -- тяжело задышал Марат, -- я только посмотрю, где болит.
Девочка покорно опустила руки, неестественный страх сковал ее тело. Марат стянул с нее свитер:
- Сейчас мы помассируем, и  больше болеть не будет.
Он опустил руки на грудь девочки и начал медленно, но настойчиво поглаживать ее соски. Настя затаила дыхание: стыд, страх и какое-то непонятное ей ощущение заставили ее подчиниться.
- Какая же ты красивая, девочка, -- прошептал Марат, - дай я подую на твою молодую грудку, -- он наклонил голову и жадно провел языком по торчащим соскам.
Настя боялась пошевелиться, слабый стон слетел с ее губ. Марат приподнялся и посмотрел на нее:
- Тебе нравится, да? Скажи мне, что ты чувствуешь?
- Мне щекотно, - робко призналась Настя.
Марат вновь провел языком по ее груди и слегка прикусил бархатистый бугорок. Настя почувствовала, что страх отступил, а по телу прокатилась приятной волной легкая дрожь. Девочка закрыла глаза и стала прислушиваться к своим новым ощущениям. Марат стонал и продолжал сжимать, покусывать и щекотать языком ее грудь. Она почувствовала, как внизу живота разливается томительное тепло.
- Девочка моя, маленькая моя девочка, - шептал, тяжело дыша, Марат, - какие еще у тебя для меня есть подарочки? Ты мне все покажешь?
Марат начал стягивать с нее джинсы. Настя резко села и попыталась его оттолкнуть:
- Не надо. Зачем ты меня раздеваешь?
Марат пристально посмотрел на нее и погладил ее по спутанным волосам:
- Я твой Принц. Ты что забыла? Я приехал специально за тобой, чтобы увезти тебя далеко-далеко отсюда. Не нужно меня бояться, я не сделаю тебе ничего плохого. Ты мне веришь?
- Да, - совсем тихо сказала девочка.
- Я не сделаю тебе ничего плохого,- повторил  Марат,- разве тебе не понравилось то, что я делал? Ответь. – Марат взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
Настя молчала, страх снова сковал ее. Она не понимала смысла происходящего, не знала хорошо все это или плохо, было лишь какое-то отдаленное   неприятное предчувствие: нужно бежать.
- Тебе не понравилось? – более настойчиво спросил Марат?
- Понравилось, - чуть слышно прошептала Настя.
- А хочешь, тебе будет очень хорошо и приятно? – не дождавшись ответа, он одним движением стянул с Насти джинсы вместе с трусиками. – Какая же ты красивая, свеженькая, -- он провел рукой по животу девочки и спустился ниже.   
Настя интуитивно сжала ноги и прикрылась ладошкой.
- Не надо бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого, тебе будет очень хорошо, - Марат отвел ее руку. – Лежи тихо-тихо.
Он широко раздвинул ее ноги и провел пальцем по нежной коже. Настя тихонько застонала:
- Мне щекотно.
Марат уже не слышал ее, он запустил руку в ее тайное местечко между ног и настойчиво поглаживал:
- Где наш милый бутончик? Вот он, сейчас мы погладим его.
Настя не поняла, что произошло, Марат сделал что-то такое, что заставило ее выгнуться и громко застонать от нового и ни с чем несравнимого ощущения.
- Я хочу тебя попробовать, - Марат опустил голову, и прикоснулся губами и языком к тому месту, где только что были его руки.
Настя в беспамятстве заметалась по подушке. Перед глазами плыли радужные круги, тело трепетало, было невероятно приятно, а затем по ее телу пробежала упоительная волна, и внутри нее что-то взорвалось. Она закрыла глаза, ей показалось, что она умирает. Значит, умирать совсем нестрашно, умирать приятно.
Марат похлопал ее по щекам:
- Теперь твоя очередь.
Настя открыла отяжелевшие веки и резко села. Она не могла понять, что с ней произошло. Детский разум не был настроен воспринимать такие вещи. Марат резко отбросил простынь, и Настя увидела вздымающуюся плоть мужчины. Стыд и отвращение накатили одновременно, в глазах застыл неподдельный ужас. Она не могла отвести взгляд, невинное любопытство брало свое.
- А теперь твоя очередь, -- прохрипел Марат.
Девочка не шелохнулась.
- Что ты смотришь? Поиграй с ним, - грубо приказал он и схватил ее за руку, - потрогай, не бойся, - сказал он более спокойно.
Настя медленно опустила руку на выступающую плоть.
- Сожми его в кулак и двигай рукой вверх и вниз, - указал Марат.
Настя подчинилась. Она чувствовала в руке твердый стержень с невероятно нежной кожей. Марат громко стонал:
- Сильнее… Быстрее… А теперь поцелуй его, -- он грубо схватил девочку за волосы и наклонил ее голову.
Настя попыталась вырваться.
- Марат, не надо, мне страшно, -- на ее глазах выступили слезы.
- Я сказал, бери в рот, -- заорал он.
Девочка закрыла глаза и выполнила его просьбу. Она боялась пошевелиться.
- Сожми губами и двигайся быстрее,-- раздражение в его голосе росло.
Настя не двигалась. Он резко оттолкнул ее:
- Смотри как надо. Смотри на меня, -- прокричал Марат.
Настя забилась в угол, обхватила голые коленки руками и с ужасом смотрела на него. Марат опустил руку и остервенело задвигал ей, закрыв глаза. Его дыхание было тяжелым, прерывалось то и дело громкими стонами, а затем он громко закричал, и белая струя брызнула на простынь.
Настя сжалась в комок. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. По лицу текли слезы.
- Одевайся, - Марат швырнул ей одежду и поднялся с кровати.
Настя стремительно одевалась, тело не подчинялось ей, свитер то и дело выпадал из дрожащих рук. Марат, не глядя на нее, оделся и вышел в другую комнату. Справившись с одеждой, Настя осторожно вышла из комнаты. Марат курил возле окна.
- Подойди ко мне, не бойся, - мягко сказал он, не глядя на нее.
Настя на негнущихся ногах подошла. Она боялась ослушаться его. Все происходящее было таким странным, таким новым.
- Я хочу тебя забрать с собой. Ты поедешь со мной? – ласково спросил он у нее.
- Да, если…
- Если, ты будешь послушной девочкой и никому не скажешь, что мы только что делали, - перебил ее Марат, -- я очень тебя люблю и хочу о тебе заботиться,- он выпустил голубое колечко дыма.
Доверчивое детское сердце ожило в груди: Марат ее любит. Страхи и сомнения развеялись от такой подлой лжи. Жизнь сильно потрепала эту девочку, но так и не научила с осторожностью относится к людям.
- А теперь иди, очень скоро мы уедем отсюда, нужно только немножко подождать. Ты мне обещаешь, что все, что произошло, останется нашей маленькой тайной? Эта просто такая игра,- убеждал он Настю.
- Я раньше не играла в такие игры,- призналась девочка, чуть осмелев.
Марат улыбнулся:
- Раньше ты была маленькой, а маленькие девочки не играют в такие игры, а сейчас ты уже взрослая. Такие игры знаю только я.
- Почему?
- Потому что я твой Принц,- после некоторой паузы ответил Марат.
Настя подошла к двери:
- Мне пора, Ангелина Михайловна мне велела идти на станцию.
Марат тяжело вздохнул:
- Подожди, я с тобой. Прикажу твоей мачехе больше не заставлять тебя делать то, что ты не хочешь.
- А ты можешь?- удивилась Настя.
- Конечно. Я все могу. Потому что я Принц.
Настя  в нерешительности остановилась возле калитки и посмотрела чистыми глазами на Марата. На ее худеньких щеках играл смущенный румянец.
- Не бойся, я же с тобой. Иди,- Марат легонько подтолкнул ее.
Настя вошла в дом первой, Ангелина Михайловна сразу же набросилась на нее:
- Ты где должна быть?
- Отстань от нее,- следом за Настей вошел Марат. Он улыбался.
- Ты? – удивилась женщина и затеребила пуговицу.- Я ждала тебя на следующей неделе.
- Настя, иди погуляй,- обратился Марат к девочке.
Настя топталась на пороге.
- Иди погуляй,- повторил он еще раз.
Девочка посмотрела на мачеху. Разве могла она уйти без ее разрешения?
- Иди. Чего уставилась?- огрызнулась женщина.
Настя не заставила повторять еще раз и выбежала из дома.
Ангелина Михайловна подошла к Марату и припала своими губами к его. Он брезгливо оттолкнул ее.
- Я же просил тебя не бить девчонку,- грубо сказал он,- у нее все тело в синяках и побоях. А если останутся шрамы?
- На ней, как на псине, все заживет, -отмахнулась женщина.
- Я тебе деньги оставлял,- напомнил Марат,- ты могла ее хотя бы один раз в день нормально покормить? Она костлявая, как…- он не нашел сравнения,- в твоих же интересах было смотреть за ней как можно лучше. У нее вид нетоварный.
- Не злись, котик,- мачеха улыбнулась,- давай лучше отметим твой приезд. А потом и о делах поговорим,- предложила она.

Настя шла по пыльной деревенской дороге и сосредоточенно смотрела вперед. Марат приехал за ней, он любит ее, он сам ей это сказал. Только странной была их игра. Ей не было больно, наоборот, очень даже приятно. Наверное, нет ничего стыдного в том, что сделал Марат. Девочка завернула в березовую рощу и спряталась в тени деревьев. Вопросы без ответов мучили детский разум. Где-то подсознательно Настя ощущала тревожные толчки: она поступила сегодня очень плохо, разрешив Марату играть с ней в такие игры. Но, вспоминая сладкое ощущение, сковывавшее ее тело, она отгоняла непонятную тревогу. Марат не бил ее, он был таким ласковым. Но она, наверное, обидела его, когда не смогла сделать то, что он попросил. Настя пообещала себе, что обязательно попросит у него прощение. Девочка закрыла глаза и подставила лицо под осенние, но по-летнему теплые лучи солнца. Ей на миг показалось, что она вновь ощущает прикосновения Марата к своему телу. Но перед глазами вдруг предстала совсем другая картина: Марат и мачеха вместе. Что-то грязное было в том, что она увидела тогда в доме у бабушки Ани, и отдаленно напоминало ей их сегодняшнюю игру. Настя попыталась отогнать назойливые воспоминания, но перед глазами упорно стояло одно и тоже: мачеха скачущая на Марате, все быстрее и быстрее, затем  с издевкой смеющийся Марат: «Смотри, как надо. Смотри на меня». Девочка зажала уши руками, но голос от этого не стал тише. Она поднялась и побежала, то и дело натыкаясь на деревья. А голос продолжал преследовать ее. Она испуганно озиралась по сторонам и не заметила, как оказалась в собственном дворе.
На крыльце сидел пьяный отец и храпел. Настя остановилась в нескольких шагах от него: меньше всего она хотела его разбудить и увидеть туманный взгляд и притворно скривленные губы. Девочка тихо прошмыгнула мимо отца. На кухне, как всегда, пьяное пиршество было в самом разгаре. У Марата на коленях сидела ее мачеха и заливалась пьяным смехом, его рука шарила у нее под блузкой, а второй рукой он разливал мутный самогон. Настя отвернулась, отвращение и обида на Марата заползли в ее сердце. Ей захотелось, чтобы он заметил ее, чтобы скинул мачеху с колен и все ей объяснил. Девочка увидела под ногами пустую бутылку и со злостью ударила по ней ногой. Бутылка шумно откатилась в угол и, громко ударившись о стену, разбилась. Ангелина Михайловна уставилась на девочку уничтожающим взглядом, но Настя этого даже не заметила. Ее взгляд, чистый, детский, поймал его взгляд, развратный и пьяный. Настя надеялась увидеть нежные любящие глаза, разочарование захлестнуло ее и отозвалось жгучей болью в наивном сердечке. Она бросилась к себе в комнату, с грохотом закрыла дверь и упала на кровать. Марат ее предал и обманул. Если бы он любил ее, то никогда бы не посмотрел на нее так, не усадил бы к себе на колени Ангелину Михайловну. Девочка не могла разобраться в охвативших ее чувствах и эмоциях. Обида жгла изнутри, нещадно терзая детскую душу. Пьяный смех, доносившийся из кухни, злил и раздражал.
Дверь в ее комнату распахнулась, и Настя в темноте увидела Марата. Девочка инстинктивно вжалась в подушку и замерла. Он закрыл за собой дверь и нагнулся над ней. Запах самогонки ударил в нос, и Настя почувствовала приступ тошноты. Марат провел рукой по губам девочки и присел на край кровати. Настя задержала дыхание, сердце бешено колотилось, угрожая выскочить, девочка  мысленно просила его уйти.
- Марат,- мачеха громко звала его.
- Старая кляча,- огрызнулся он и вышел из детской комнаты.
Как только за ним закрылась дверь, Настя тяжело вздохнула, сбросила с себя одежду и юркнула под одеяло, накрывшись с головой.
Сон был тяжелым. Проснувшись, Настя почувствовала себя вываленной в грязи. Солнце только поднялось, в доме была непривычная тишина, изредка нарушаемая храпом. Девочка оделась и выбежала на улицу. Невидимая грязь, скопившаяся на ней за эту ночь, подгоняла ее к озеру. За густыми зарослями травы, под низко склоненными ветками старой ивы было скрытое от чужих глаз местечко с чистой водой. Настя сбросила с себя всю одежду и вошла в озеро. Вода была холодной, но девочка не ощущала холода. Ее внутренние чувства и ощущения волновали ее гораздо сильнее. Она поплыла к середине озера, наслаждаясь каждым движением, разрывая ровную гладь воды. Она плавала до тех пор, пока не почувствовала, что еще немного и ногу сведет судорогой. Она повернула обратно к берегу и медленно вышла из воды. Она представила себя русалкой, закрыла глаза и звонко рассмеялась. Рано лишенная родительской любви и заботы, она слепо искала утешение и радость в окружающем ее мире. Она была обычным ребенком с необычной судьбой.  Ей показалось, что она одна на свете. Девочка уже давно боялась людей, она предпочитала одиночество, что было противоестественно: ребенок не должен любить одиночество, он вообще не должен знать, что это такое.
Настя потянулась, отбросила мокрые волосы с лица и открыла глаза. Прямо перед ней стоял Марат и ошалело смотрел на нее. Девочка вскрикнула от неожиданности, стыдливо прикрылась и бросилась в ближайшие заросли травы. Марат опередил ее, крепко схватив за руку.
- Оденься, - он протянул ей одежду, не отрывая от нее пристального взгляда, - заболеешь.
 Настя молча подчинилась и, сгорая от стыда, опустила глаза, нерешительно поддалась вперед. Марат преградил ей дорогу:
- Куда ты собралась?
- Домой, - не поднимая глаз, ответила Настя.
- Ты боишься меня? – настойчиво спросил Марат.
- Нет.
- А почему ты убегаешь? – задал он очередной вопрос, и сам на него ответил.- Значит боишься. Я ведь люблю тебя, и поэтому не могу сделать тебе ничего плохого.
Глаза у девочки засветились: все-таки он любит ее, но в то же время внутри сидели тяжелые переживания и недоверие.
- Зачем ты вчера обнимал Ангелину Михайловну? – неожиданно даже для себя самой спросила она.
- Взрослые часто делают вещи, которые невозможно объяснить. Когда ты подрастешь, то поймешь все сама. – уклончиво ответил Марат.
Настя недоверчиво посмотрела на него:
- Ты ведь говорил, что я уже взрослая.
- Конечно, взрослая,- девочка начинала раздражать его своими вопросами.- Настя, ты задаешь глупые вопросы. Если ты не веришь мне, то я очень сильно расстроюсь и уеду один, без тебя. Ты останешься навсегда в этой деревне, мачеха будет тебя и дальше избивать. Ты, наверное, очень хочешь этого?
- Я не хотела тебя расстраивать, - испугалась девочка, угроза со стороны Марата успешно подействовала на доверчивый разум ребенка.- Забери меня с собой, пожалуйста.
- Если ты пообещаешь мне, что будешь во всем меня слушаться, - выдвинул Марат условие.
- Обещаю, - тихо отозвалась девочка.- А когда мы уедем? – Чуть громче задала она вопрос и сразу же испугалась, что Марат может рассердиться на нее из-за того, что она снова его мучает вопросами.
- Очень скоро, - пообещал Марат. Его руки потянулись к ремню на брюках и одним резким движением расстегнули пряжку. – Иди ко мне. Сделай мне приятное, как я тебя учил, - прошептал он с опасным блеском в глазах и спустил брюки до колен.
Настя потупила взор и медленно покачала головой:
- Нет.
Марат грубо схватил ее за голову и заставил нагнуться:
- Открывай рот и делай все, что я тебе скажу.
Девочка безмолвно подчинилась, сглатывая набежавшие слезы.


- Даша, что ты делаешь?- возмутился парень,- Знаешь, сколько этих побирушек по городу? Если каждому подавать, то сам побираться пойдешь. Посмотри на нее: ей не по вагонам надо ходить, а мужиков ублажать, заработает больше.
- А ты думаешь она этим не занимается? – поддержал его другой.- Она уже давно научилась ноги перед мужиками расставлять. Хочешь проверим?- Он стал перед девочкой,- Ну что, малышка, поиграешь со мной,- он потянулся к девочке.
Настя отступила назад. Смысл сказанных слов с ужасающей точностью стал ей понятен и заставил ее внутренне сжаться. Она поняла в какую игру предложили ей сыграть. Впервые за все это время она осознала какими грязными были игры, которым научил ее Марат.
Как только электричка остановилась и двери разъехались, Настя вышла из поезда. Она не отдавала себе отчет в том, что сделала. Электричка набирала скорость, все больше удаляясь от девочки, а она стояла на платформе незнакомой ей станции, погружавшейся в вечерний сумрак.
Она медленно вошла под навес и забилась в самый угол, по привычке обхватив колени руками. Деньги, которые она сжимала в кулачке, обжигали руку. Она с отвращением бросила их и уткнулась головой в колени. Унижение и обида терзали из без того истерзанное сердце. Ей всегда было стыдно ходить с протянутой рукой, часто за спиной она слышала в свой адрес обидные слова, но  никогда не было так горько как сегодня.
Молодая женщина, которая заступилась за нее, была до боли похожа на маму: добрые, слегка печальные глаза, светлые волосы и забытая человеческая теплота, которая, казалось, согревает до сих пор. Искренность в открытом взгляде, отсутствие жалости также привлекли Настю в этой женщине. У девочки возникло давно ею же самой насильно притупленное желание быть окруженной материнской заботой и любовью.
На станции было по прежнему безлюдно, над вывеской с названием остановки горел одинокий фонарь, слабо освещая детскую фигурку. На большой скорости, подмигивая светящимися окнами, пронесся скорый поезд. Настя вспомнила, как несколько лет назад, вместе с родителями ездила к морю на таком же поезде. Это было так давно, из прошлой жизни. Да и с ней ли это было? Многие события, дарившие тогда радость счастливому ребенку из благополучной семьи, сейчас казались девочке нереальными и пустыми. В настоящей жизни ей могли доставить радость более существенные вещи: прожитый без побоев день или кусочек свежего хлеба, от запаха которого кружится голова. Какой смысл в красивых куклах с глупыми лицами, когда каждый день, оставляет шрамы  не только на теле, но и на сердце? И сегодняшний день не будет исключением, мачеха будет избивать ее, пока сама не устанет, Настя не принесет в дом ни копейки. Брошенные девочкой деньги ветер разметал по остановке, при желании их можно было бы собрать, но Настя с отвращением отвергла эту мысль. Эти деньги пахнут унижением и жестоко отобранным детством…
Настя поднялась и подошла к краю платформы. Убегающая вдаль лента железной дороги терялась в складках черного плаща мрака. Девочка упрямо продолжала всматриваться в темноту, пытаясь различить светящиеся огни электрички. Было слишком поздно. Придется оставаться здесь до утра или идти пешком. Девочка поежилась: осенние ночи, первые предвестники зимы, наполняют воздух холодом. Она потерла замерзшие ладошки одна о другую, ноги неприятно покалывало, тело пронизывало колючими стрелами озноба. Настя не спеша погрузилась в темноту, двигаясь вдоль железной дороги. Она смутно себе представляла сколько времени ей понадобится чтобы дойти до дома, который и домом назвать можно с трудом. По обе стороны дороги покачивался верхушками деревьев лес, над головой нависало набитое звездами брюхо ночного неба. Страх сковывал движения, впрыскивая яд в самое сердце, парализуя разум. Обида и унижение вперемежку с ожившим вулканом всевозможных чувств сдались под натиском страха. Девочка до боли в глазах всматривалась в темноту, то и дело оборачивалась, вздрагивала от ночного шепота листвы. Она ускорила шаг и почти перешла на бег, но старалась ступать осторожно, чтобы случайным звуком не разбудить дремавшую поблизости опасность. Ей мерещились странные силуэты и тени, готовые навалиться на нее и придавить своей тяжестью, собственные шаги вызывали панический ужас: ей казалось, что кто-то настойчиво идет за ней следом. Ее попеременно бросало то в жар, то в холод, а сердце тревожным набатом гремело в груди. Ступни ног с каждым шагом обжигало, изношенные туфли на тонкой подошве не защищали ноги от острых краев камней, рассыпанных вдоль железной дороги. Идти было все труднее: дорога постоянно петляла, то возвышалась на насыпи, и девочке приходилось передвигаться по  самому краю над обрывом, сбрасывая вниз камешки, то вновь выравнивалась. Несколько раз Настя пыталась отойти от железной дороги и продолжать свой путь по тропинке вдоль леса, чтобы было легче идти,  но непосредственная близость леса пугала еще больше, а страх потерять в темноте из вида единственный ориентир, железную дорогу, и ненароком заплутать на коварной тропинке, выгонял девочку обратно.
На ее пути изредка появлялись пустые станции, освещенные одинокими фонарями, перед светом которого детские страхи отступали и на некоторое время давали передышку загнанному сердцу. Иногда мимо нее  на опасно близком расстоянии проносились поезда, вынуждая девочку остановиться и сойти с дороги. Стоять спиной к лесу и смотреть на мелькающий рядом поезд было невыносимо страшно, Настя каждой клеточкой ощущала, что к ней неслышно кто-то  сзади подбирается, и как только поезд давал возможность подойти к рельсам, она стремительно без оглядки бежала вперед, не чувствуя усталости.
Постепенно  густые краски ночи разбавились наступившим рассветом. На горизонте появилось взлохмаченное солнце, прорвавшее молочные лохмотья осеннего тумана. Впереди проступили очертания знакомой станции. Страх выпустил девочку из своих ядовитых объятий. Наступило облегчение, которое вскоре сменилось тяжелыми оковами усталости и нестерпимой болью, которая врезалась острыми когтями с каждым новым шагом.
 Не помня себя, Настя шатаясь дошла до станции, упала на скамейку и вытянула ноги. Подошвы старых туфель разинули беззубую пасть, обнажив ступни в изорванных носках, ярко окрашенных кровью, с налипшими комьями песка. Глаза  слипались, тело получившее долгожданный отдых отказывалось подчиняться, голова наливалась тяжелым свинцом, погружая в него все мысли, в ушах стоял гул какой-то адской машины. Настя, собрав все свои неистраченные запасы нечеловеческой силы воли, заставила себя подняться. Тяжесть тела перенеслась на кровоточащие ступни, перед глазами поплыли радужные круги, нелепые узоры, окрашенные в фантастические цвета. Казалось, что каждый, дающийся с огромным трудом шаг, отнимает частичку разума. Настя до боли кусала губы, ощущая соленый вкус во рту то ли от прозрачных слез, отражавших как в фантастическом зеркале страдания в красках и картинках, то ли от крови, медленно струящейся из прокушенной губы. Одна единственная мысль засела растущей опухолью в голове: куда и зачем она идет? Зачем было столько терпеть, чтобы вернувшись в змеиное логово испытывать тоже самое? Она всего лишь ночь назад была так далека от места пыток тела и разума. Запоздалое ощущение свободы на миг придавило грудь и бесследно исчезло под пристальным взглядом грязных окон покосившегося дома. Настя с отвращением отвернулась: за стенами этого дома даже воздух вечно пьяный и  пропитанный  грязью. Заглушая боль и обманывая усталость, она шла к Марату. Она была всего лишь ребенком, который забыл свою обиду и унижение, который ищет заботу и любовь. Она была рано повзрослевшим ребенком, который  нуждался в ответах на некоторые вопросы.
Настя открыла дверь, которая была  отчего-то необычно тяжелой, держась за косяк двери, переступила через порог и остановилась. Дверь со скрипом закрылась позади нее, выдохнув струю холодного воздуха, пробежавшего по ногам. Настя прислонилась к стене, собираясь позвать Марата, но не устояла и тяжело сползла, теряя сознание.

Ей было очень жарко, где-то рядом горел костер и обжигал ей ноги, на нее навалилось что-то тяжелое, сдавило грудь. Она задыхалась. Прямо на нее на сумасшедшей скорости надвигался поезд, в кабине на месте машиниста сидел Марат и громко хохотал. Затем его дикий смех перешел в тяжелый стон. Поезд вдруг куда-то исчез. Оказалось, что Настя стоит на  песчаном берегу, соленые морские волны целуют ее ноги, приникают языком к ее ступням, которые начинает жечь от соли. Чьи-то невидимые руки опускают ее в морскую воду, волны ласкают ее тело, щекочут грудь, а ветер запутался в волосах и что-то шепчет на ухо голосом Марата, слабо стонет. Внизу живота приятное чувство невесомости, точно такое же возникает, когда на взмывших ввысь качелях стремительно падаешь вниз, чтобы вновь взлететь к самым верхушкам деревьев, раскачивая купол неба над головой, подставляя лицо разбросанным  лучам конопатого солнца. А затем чувство полета сменилось резкой болью, которая затопила низ живота и поднялась к горлу, заглушая крик. Настя открыла глаза, над ней нависло лицо Марата с закрытыми глазами и приоткрытым ртом, оно покачивалось, каждый раз приближаясь, обдавало неприятным запахом, который смешивался с нарастающей болью. Прежде чем снова потерять сознание, Настя почувствовала, что по ее ногам побежала теплая струйка.

Настя приоткрыла глаза и попыталась сесть. Она лежала на кровати, мятая простынь под ней была в крови. На полу была разбросана ее одежда. Поборов головокружение Настя встала, ощутив вновь нахлынувшую боль, стремительно нарастающую новым витком по спирали с каждым шагом. Она дотянулась до одежды и тяжело опустилась на кровать. Несколько шагов потребовали от нее нечеловеческих усилий. Она тяжело дышала прислушиваясь к своему телу. Ее взгляд упал на обнаженные ноги, по ним вниз тянулись засохшие кровавые нити, опутавшие присохшие к ступням окровавленные носки. Преодолев новый приступ головокружения и тошноты, отогнав смутные воспоминания кошмарного сна, Настя оделась и медленно подошла к двери, ведущей в другую комнату.
За столом сидел Марат, рукав на его левой руке был высоко закатан, рука была согнута в локте и опиралась на стол, чуть выше места сгиба резиновый шнур перетягивал руку, а в выступившую, словно корень старого дуба,  лиловую вену вонзилось острие иглы. Марат с закрытыми глазами медленно вгонял поршень в нутро шприца, заполненное беловатой жидкостью. Открыв глаза, он заметил девочку и вяло ей улыбнулся.
- Марат, зачем ты это делаешь? Ты заболел? – испугалась Настя.
- Да,- глаза покрылись матовым налетом,- это лекарство. Если я не буду его колоть, то умру и ты останешься без Принца,- он громко засмеялся и пододвинул к себе тарелку с жареной картошкой и румяным куском мяса.
От вида пищи у Насти свело желудок, чувство голода, оказалось сильнее всего остального. Она подошла к столу и впилась стальным блеском серых глаз в Марата. Он быстро жевал, громко чавкая, изредка бросал взгляд на девочку. Настя до безумия хотела есть, но не решалась попросить. Запах пищи щекотал ноздри, раздражал желудок, рот заполнился слюной. Когда тарелка опустела, Марат громко икнул.
- Настя, на плите сковородка стоит. Принеси мне пожалуйста,- в его голосе послышались сладкие нотки.
Настя, не обращая внимания на ноющие ступни, бросилась к плите и, обжигая руки, схватила сковородку. Марат открыл крышку, выпустив на свободу новую порцию дурманящего аромата  жареного мяса, и принялся жадно есть. Когда на сковороде остался один достаточно большой кусок мяса, Марат встал и бросил мясо в миску, из которой ел кот. Представитель семейства кошачьих не заставил себя долго ждать, он набросился на лакомый кусочек и проглотил его за считанные секунды. и бросил мясо в миску, из которой ел кот. Представитель семейства кошачьих не заставил себя долго ждать, он набросился на лакомый кусочек и проглотил его за считанные секунды. Девочка часто сглатывала, сжимая рукой живот, грозящий издать голодный вопль.
- Настя, иди в кровать. Ты еще больна. Тебе нельзя вставать,- Марат сыто потянулся и вытер лоснящийся от жира подбородок.- Когда я вчера нашел тебя на полу, то сначала подумал, что ты мертва. У тебя была высокая температура, ты бредила.- Марат подошел к девочке и взял ее за руку.
Она послушно шла за ним в комнату.
- Что  с тобой случилось?- задал Марат не сильно волновавший его вопрос и сбросил с кровати окровавленную простынь.
Настя испуганно смотрела на красное пятно, в глазах застыл немой вопрос.
- У тебя ночью началось сильное кровотечение,- проследив за взглядом девочки, сказал Марат и легонько толкнул ее на свежую простынь.- Сейчас я буду тебя лечить.
Настя сидела, опустив плечи, и следила за кошачьими движениями Марата. Усталость и опустошенность завладели ее телом, лоб покрылся испариной, видимо, у нее снова поднялась температура. Марат стоял перед ней и снимал одежду. Сперва к ногам упали свитер и майка, затем брюки, когда очередь дошла до плавок, Настя отвернулась от игравшего мускулами тела и опустилась на подушку. Ее мало волновало, что сейчас будет происходить, она послушно позволила себя раздеть, слегка вскрикнула, когда Марат стащил с нее прилипшие к ранам носки, и закрыла глаза, успев различить неясную тень за окном. Глаза закрылись,  в ожидании исцеляющего сна. Горячие руки коснулись ее тела, обжигающий голос врезался в мозг:
- Поработай руками. И открой глаза, я хочу, чтобы ты видела, что делаешь… Вот так, детка, умница. За все надо платить,- он издал приглушенный стон и откинул ее руку.
Настя плохо понимала, что происходит. Она подчинялась властному голосу, выполняла команды, прорезавшие шумовую завесу в голове. Она ощутила тяжесть на своем теле: Марат навалился на нее, широко раздвинул ей ноги и потоком боли ворвался в нее. Настя громко закричала и попыталась вырваться, но обессиленное тело не способно было побороть силу, заставившую детское тело испытывать новый приступ боли с каждым толчком. «За все надо платить!» Она кричала, пока голос не сорвался на хрип, она отчаянно извивалась, пока последние силы не оставили ее. «За все надо платить!» Она провалилась в темноту, напоследок уловив силуэт отца с топором в руке, возникший в дверях комнаты, и визжащий окрик мачехи:
- Остановись. Не делай этого.
Марат успел отскочить в сторону. Занесенный  над ним топор опустился в нескольких сантиметрах от него. На кровати лежало распростертое худенькое тело девочки, ноги были бесстыдно разбросаны, на простыне росло кровавое пятно, молодую наливающуюся грудь украшали фиолетовые синяки. Анатолий Александрович опустился на кровать рядом с дочерью и прикрыл ее простынею.
- Девочка моя,- он опустил голову ей на грудь и зашелся в беззвучном истеричном крике, рука его по-прежнему сжимала топор.
Ангелина Михайловна отогнав испуг, быстро пришла в себя и одними губами произнесла:
- Уходи.
Марат  осторожно поднял брюки, не отрывая взгляда от подрагивающих плеч несчастного отца, пряжка на ремне громко звякнула, молодой человек замер, готовясь в любой момент отразить нападение, но Анатолий Александрович по-прежнему сидел, склонившись  над дочерью. Осмелев, Марат отступил неосторожно назад, половица под ним громко заскрипела. Мужчина резко обернулся и с криком: «Убью», бросился на него. Завязалась борьба. Ангелина Михайловна металась по дому, она что-то искала, но не могла и сама понять что именно. Она схватила большой кухонный нож, но с опаской его отбросила. Ее взгляд упал на пустой шприц, лежавший на краю стола. Она подняла его и потянула поршень на себя, цилиндр заполнился ставшим за секунды смертоносным воздухом.
Марат наконец-то выбил топор из рук мужчины. Он удивился, откуда в этом щуплом пьянице с трясущимися руками, столько силы, казалось, жизнь и то едва держится в его теле. Он, изловчившись, заломил ему руки за спину и сел сверху. Оба мужчины тяжело дышали. Ангелина Михайловна неслышно появилась на пороге комнаты и со слащавой улыбкой на губах проворковала, разбрызгивая яд:
- Все, Толенька, самое время подлечиться. Всего один укольчик.
Анатолий Александрович посмотрел на шприц в руках своей сожительницы и безвольно обмяк, догадавшись о его содержимом. По его руке от напряжения растеклись  взбугрившиеся вены. Она наклонилась над ним и со всей силы всадила иглу ему в вену.   Он в последний момент, дернулся, пытаясь вырваться, но Марат превосходил его по силе и легко удержал. Ангелина надавила на поршень, заполнив сосуды мужчины воздухом. Марат продолжал удерживать его, пока не почувствовал, что тело под ним отяжелело и обмякло. Он осторожно скатился с него и прощупал пульс. Привычных толчков крови не было. Он лег на спину и закрыл глаза, по лицу пробежала тень едва заметной улыбки.
Ангелина наклонилась над его  все еще обнаженным телом и, сбросив платье на теплый труп своего уже бывшего сожителя, прерывисто задышала, с ней в унисон задышал Марат. Никто из них не обратил внимания на лежащую на кровати девочку с широко раскрытыми от парализовавшего  ее ужаса глазами.
- А ты шальная баба,- усмехнулся Марат и ущипнул лежавшую с ним женщину за дряблую грудь,- Вставай, у нас появились непредвиденные обстоятельства,- он посмотрел на лежавший поблизости в неестественной позе  труп.
- Почему непредвиденные? – женщина села,- все равно его пришлось бы пристукнуть, он бы не согласился отдать тебе девчонку.
- Кстати, о ней,- Марат уже оделся,- сейчас я ей вколю небольшую дозу наркотика, чтобы она заснула, а когда стемнеет отнесем ее домой.
- Смотри, не переусердствуй,- предупредила его Ангелина Михайловна,- ты обещал мне за нее кругленькую сумму. Живая она стоит дорого, а мертвая ничего.
Марат держал наготове шприц:
- Помоги мне. Держи ее руку.
Настя боялась пошевелиться. Она стала свидетелем убийства собственного отца. На ее глазах убили последнего родного ей человека, а она ничем не могла ему помочь. Сейчас и ее убьют. Игла вошла в вену, по телу медленно разлилось тепло и безразличие. Сквозь полуприкрытые веки она совершенно спокойно наблюдала, как Марат взял ее отца за ноги и потащил в другую комнату. Голова отца билась о пол, каждый раз подпрыгивая от удара. Настя услышала как открыли погреб, а затем глухой удар упавшего вниз тела.
- Пусть пока здесь полежит. Завтра спущусь, выкопаю яму и похороню,- абсолютно спокойно сказал Марат.
- Прямо в погребе? – ошарашено спросила женщина.
- Прямо в погребе,- отрезал он,- Я здесь жить не собираюсь. Вечером заберу Настю и уеду из родительского дома навсегда, дам объявление о продаже.
- А как же я?- зашипела на него Ангелина.
- Ты получишь приличные деньги за девчонку,- Марат громко зевнул. – Я свое слово держу.  На выходные я буду приезжать к тебе, чтобы помять твое сдобное тело.
Ангелина Михайловна рассмеялась и толкнула бедром Марата.
- Я вот думаю: зачем ты на девчонку полез. На меня орал, чтобы я ее не колотила, товар чтоб не портила. А сам…- женщина сложила руки на груди,- разорвал ее, значит и цена упала. Мы так не договаривались,- в ее голосе зазвенел металл,- плати, сколько изначально обещал.
Марат прищурился:
- Я тебе заплачу столько, сколько считаю нужным. Не указывай мне.
Ангелина в ярости схватила его за руку:
- Если ты не заплатишь мне обещанные деньги, то девчонку не получишь, извращенец.
- Не заводись, Ангелина. У меня к тебе деловое предложение есть,- отстранил он от себя женщину,- мне давно нужна такая женщина как ты, холодная и расчетливая. Не все девочки приходят ко мне сами. В основном, они попадают ко мне так же как Настя. Из глухих деревень, провинции, круглые сироты, которых никто  не станет искать. Они мне безоговорочно верят, пока не настает их первый рабочий день. Я стараюсь подготовить их. Но они все разные, некоторые безоговорочно подчиняются и с нетерпением ждут нового клиента, но большинство, естественно, сопротивляются, пытаются сбежать. Такие только для клиентов с определенными запросами. Я предлагаю тебе работать со мной. В твои обязанности будет входить их воспитание. Ты согласна? – он приподнял бровь.
- А оплата моего труда? – глаза Ангелины Михайловны загорелись, предчувствуя деньги и новую жизнь.
- Достойная, - пообещал Марат и бросил на стол перед женщиной аккуратную стопочку зеленого цвета,- Это аванс, за твою Настю. Клиент, который покупает ее, хочет сначала попробовать ее, а затем окончательно решить, подходит она ему или нет. Если он ее заберет, то ты получишь остальное.
- Я поеду с тобой завтра?
- Нет. Когда ты мне понадобишься, я приеду за тобой. Сейчас твое дело, разыскивать пропавшего мужа.
- Что-что?- ее и без того круглые поросячьи глазки округлились.
- Слушай меня внимательно и запоминай,- он взял ее за подбородок, брезгливо поцеловал в губы.- Когда начнут спрашивать, про твоего мужа и девочку, всем говори, что они поехали в Минск на несколько дней, чтобы сходить  на кладбище: год назад  девочка потеряла мать, а он жену. Через неделю начнешь сильно волноваться по поводу их отсутствия, дней через пятнадцать подашь в розыск.
- В розыск?- переспросила женщина.
- Не пугайся, в вашей Тмутаракани никто их искать не будет. Твое заявление отправится в мусорку, как только за тобой закроется дверь. 
 Настя сквозь туман различала голоса и с трудом пыталась разобраться, о чем они говорят. Она ждала, когда наступит смерть: отец умер сразу после укола. Когда суть разговора медленно коснулась ее сознания, то девочка попыталась сбросить подступающий сон и отогнать туман, постепенно застилающий глаза и заглушающий звуки, но это оказалось ей не под силу, наркотик плавно завладел ее телом и сознанием, погрузил ее в тяжелый сон.

Настю разбудила непривычная звенящая тишина, повисшая тяжелым предгрозовым облаком в темноте маленькой комнаты. Она была дома и по всей видимости одна. Картинки прошедшего дня выстроились в логический ряд, дополняя друг друга. Медлить нельзя. Настя осторожно вышла из своей комнаты и обошла дом. Она не ошиблась, больше никого не было. На кухне девочка задержалась, наспех утолив привычный голод черствым куском хлеба. Мозг отсчитывал секунды, подгоняя ее и заставляя четко и без промедления действовать. В спальне мачехи стоял старый платяной шкаф, Настя распахнула дверцы, в нос ударил прелый запах сырости и нафталина. Она пыталась  в полной темноте рассмотреть его содержимое, свет она побоялась зажечь. Лихорадочно перебирая вещи, сортировала их прямо на полу на две неравные части: одна, побольше – это то, что ей не понадобится, вторая, поменьше – вещи, которые она возьмет с собой: вылинявшая болоньевая куртка, некогда принадлежавшая ее матери и непонятно каким образом попавшая в этот шкаф, (насколько Настя помнила, отец избавился от всех вещей мамы, а впоследствии и от воспоминаний о ней, плаксивые стоны и пьяное кривляние не в счет), сверху на куртку легли теплый свитер отца и кое-что из белья. В самом углу вывернутого наружу чрева шкафа Настя нашла небольшую дорожную сумку и как попало запихнула в нее отобранные вещи. На книжной полке она нашла свою любимую книжку «Алые паруса», золотистый переплет слегка светился в темноте, девочка провела рукой по шершавой поверхности обложки и со злобой отбросила книгу. Нет на самом деле никаких алых парусов, все выдумки и вранье. В своей комнате она отыскала черно- белую газетную иконку и фотографию мамы, молодая улыбающаяся женщина с открытым взглядом голубых озер добрейших в мире глаз. Любовно прижала фотографию и иконку к груди, на некоторое время задержавшись в пустом доме, затем убрала снимки в боковой карман сумки и вышла на крыльцо.  Никакого страха перед темнотой девочка не испытала. Гораздо страшнее было оставаться рядом с этим домом, где в любой момент ее может найти мачеха и Марат. Поступки людей гораздо страшнее таинственного мрака.
Настя спустилась по гнилым ступенькам и почувствовала щекочущее прикосновение холодной травы к босым ногам.  Ее рваные туфли, по-видимому, остались в доме у Марата. Пришлось снова вернуться в дом, в маленькой кладовке  хранилась старая обувь. С трудом отыскав пару великоватых ей кроссовок, Настя села на пол, вытащила из сумки носки и быстро обулась.
Не оглядываясь, девочка пошла в сторону станции. С первой электричкой она уедет из этого места, ее здесь больше ничего не держит. Вдруг Настя остановилась и пошла обратно. На лице застыла непроницаемая маска, через которую не проглядывали ни чувства, ни эмоции, во взгляде появилось совсем недетское выражение решительности и волчьей злобы. «За все надо платить!»
Дом Марата был погружен в темноту. Настя подошла к окну и заглянула внутрь: на той самой кровати, где умерла бабушка Аня, где Марат насиловал Настю, девочка различила силуэты двух тел. Она тихо, по-кошачьи вошла в дом, пропахший самогонкой, сигаретным дымом и смертью ее отца. Осторожно подкралась к двум телам и с ненавистью, на которую может быть способен только затравленный ребенок несколько минут смотрела на людей, отобравших у нее детство. Невольно она залюбовалась Маратом, и злоба во взгляде сменилась преданностью и любовью, загорелое мускулистое тело небрежно прикрытое простынею купалось в слабом свете молодой луны. Девочка с трудом поборола резко накатившее желание прикоснуться к гладкой коже. Она перевела взгляд на рыхлое тело мачехи, похожее на гору слипшегося черствого зефира. Настя ощутила острую потребность ударить, растоптать эту женщину. Она с отвращением отвернулась от нее и вновь залюбовалась Маратом, случайно ее взгляд упал на край простыни, весь в крови, ее крови. Настя вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, подняла старую табуретку на позолоченных ржавчиной железных ногах и, просунув ржавый металл в дверную ручку заблокировала дверь. Она еще до конца не знала, что сделает, как отомстит за себя и за смерть своего отца. Молнией ее прошибла мысль, что под полом лежит ее отец, которого не ожидают достойные похороны. Да и заслужил ли он их? Жил в последнее время как собака. Собаке собачья смерть. Настя вышла на улицу и закрыла ставни на окнах спальни. Слабая улыбка и хищный взгляд отразились на ее лице. Она чувствовала себя хозяйкой на собственном празднике мести, судьей, вершившим правосудие, палачом, исполняющим приговор. «За все надо платить!»
В печке догорали поленья, мерцая янтарным светом тлеющих углей. Настя подбросила дров и дождалась, когда пламя ожило и с новой энергией разгорелось. Заслонки были открыты, и сизый дым седой бородой поднимался по трубе и заполнял ночной свежий воздух дыханием горящих дров. Настя одним резким движением закрыла заслонки, дым пополз по дому, выедая глаза и затрудняя дыхание. Она закрыла лицо рукавом и обжигая руки вывалила несколько горящих дров на пол, а шипящую пасть печки заткнула новыми. Огонь медленно пополз по дощатому полу. Настя подхватила сумку и выбежала на улицу, жадно глотая холодный воздух. Глаза слезились. Она плотно закрыла за собой дверь и выбежала на дорогу. В окнах плясали блики огня в смертельном танце. Пламя покачивало конопатыми руками поднятыми вверх и стремилось поглотить своим ненасытным брюхом как можно больше. Лишь только на секунду она задержала взгляд на загорающемся доме, в котором ее собственными  руками были заботливо высажены ростки смерти. 
  Тонкая детская фигурка замелькала на дороге, прячась в тени деревьев. Девочка улыбалась.
На горизонте небо приобрело кровавый оттенок. Наступило утро, окрашенное огнем. Электричка плавно набирала скорость, в одном из полупустых вагонов засыпала девочка, на ее измазанном сажей лице играла  спокойная улыбка…
 «За все надо платить!»