(отклик на передачу В.В.Познера «Времена», посвященную детдомам)
У одной из героинь Воннегута есть такие слова: «Я всегда зависела от чужой доброты».
Мне показалось, что это как-то очень близко к пониманию психологии человека из детдома. Год назад я начала писать об этом текст на конкурс Воннегута, но в какой-то момент поймала себя на мысли, что я подставляю ребят из детдома, раскрывая их слабые места. И не стала, бросила.
А недавно посмотрела передачу про детдома и решила вспомнить, чтоб вернуться к этому разговору.…
Мне было два года, когда я попала в детдом. Не могу сказать, что мне там было плохо, вовсе нет. Когда не знаешь, что есть другая жизнь, как оценить свою? Меня никогда не били взрослые: ни учителя, ни воспитатели. Может ли этим похвастать любой ребенок, у которого есть родители? Больше того, как раз ко мне они всегда прекрасно относились. Только иногда скручивало сердце от тоски, что, в сущности, не нужен ни одному человеку из тех, кто рядом. Хотя их много. У меня была мать, и я знаю, что она меня любила, но ее никогда, когда мне было нужно, не было рядом. Не ее вина. Просто такова жизнь в детдоме.
Самое сильное чувство, которое воспитал во мне детдом – страх.
Это не значит, что он заслонил собой все остальное. Но, поселившись однажды в душе, он потом заставляет с собой бороться всю жизнь.
...Страх и покорность. Не выделяться. Делать, что велят.
Вечный страх, что сделаешь что-то не так, и будут ругать. Страх перед любыми проявлениями недовольства взрослых.
Чем воспитывают у ребенка страх и готовность подчиняться, не раздумывая? Подчиняться за малое.
Подчиняться от страха. Подчиняться услужливо. Больше того, с готовностью услужить. Подчиняться - даже не пытаясь разобраться, за что и кому. Особенно, если возникает хотя бы иллюзия любви.
Интересно, сколько времени нужно для того, чтоб вбить эту покорность?
Страх и покорность. Привычная, неразмышляющая.
По прошествии времени понимаешь, как страшны эти чувства, привитые в советском детдоме, для дальнейшей жизни.
Чем это воспитывается в маленьком человеке?
Бесконечным отказом от собственных желаний и отсутствием любви? Удивленным стремлением быть благодарным за немножко ласки и внимания? Постоянной невозможностью получить, что хочешь, и постоянно подтверждающейся боязнью потерять, что имеешь? То есть полной душевной незащищенностью ребенка и ненадежностью мира, в который он попал? Невозможностью на что-либо опереться без любви?
Ведь только любовь – та надежная опора, которая создает ощущение безопасности и абсолютной незыблемости мира, так необходимой малышу хотя бы на первое время.
Чем еще? Абсолютной властью взрослых, которые рядом? Не обязательно злодеев. Просто без естественного права, данного природой, находиться рядом с детьми. Потому что рядом – и без любви.
«Чужая доброта», от которой зависишь. «Доброта» взрослых, находящихся рядом и требующих подчинения в силу этой самой «доброты».
Когда нет любви, как эту «доброту» измерить? Ребенку, у которого еще нет инструментов познания взрослых, а те, что есть, безошибочно указывают только на одно: нет любви. И тогда - зачем подчиняться? И откуда возьмется у воспитателя любовь к каждому в коллективе, где 30 человек? И вообще, до любви ли здесь? И власть, действительно, абсолютная, как она может действовать на них, работников детских домов, без которых, если честно, никому нет дела до этих детей?
Это не значит, что обязательно произвол и насилие. Просто отсутствие любви и неестественные условия проживания в больших коллективах сами по себе калечат психику человека.
Потому что любовь, то есть то, чего нет, но что больше всего необходимо ребенку для жизни, становится для него недостижимой ценностью, неоправданно высокой. То, что ребенок в семье получает естественно, не задумываясь об этом, ребенок в детдоме ищет и не может найти.
А раз ценность - за нее надо платить. Потому что «чужая доброта», демонстрируя свою заботу, вольно или невольно ежедневно проповедует именно это, внушая детям. Просто в силу отсутствия у нее любви. Не замечая, что этим внушает детям только одно: тот, кто не получает любви, - ее не заслуживает, значит, ценности не представляет.
Но плата и любовь – вещи несовместимые. Может, здесь корни того вывиха в сознании человека, который часто можно наблюдать именно у воспитанников детских домов.
Я не много помню эпизодов из своего детства.
Но этот помню. Семилетняя, я стояла в раздевалке детдома и униженно просила свою одноклассницу за конфеты стать моей подружкой, наблюдая с надеждой, как она их уплетает. Смешно и грустно. Когда нет самого необходимого, откуда взяться достоинству? И на что не пойдет голодный человек, чтобы утолить свой голод? Голод на любовь и душевное тепло.
Как такой человек потом будет строить свою жизнь, создавать семью – вот проблема.
Нелюбимый ребенок. Как он может справиться с этим в дальнейшем?
Ребенок, который помимо всего прочего, ничего не знает о реальной жизни за стенами учреждения.
Столкновение с этой жизнью для него часто еще одно сильнейшее потрясение. Та иллюзия заботы и защищенности от мира, которая сопровождала его в детдоме, рассыпаясь полностью за стенами детдома и лишая опоры, может просто похоронить под собой. Я уж не говорю об отсутствии элементарных навыков общения с миром.
Мою жизнь в этом смысле можно назвать практически благополучной. И, может, это хорошо, посмотреть реакции такой девочки из детдома на доброе отношение к ней других людей в спокойных ситуациях.
Я оканчивала среднюю школу, увлеченная литературой. Ничего не знала о жизни, об институтах и, кажется, тогда больше думала об экзаменах, чем о том, что впереди. Что такое институт, я представляла смутно, и в моем воображении это скорей походило на дворец для вундеркиндов. Понятно, что у меня и мыслей не было о поступлении в этот дворец.
Каково же было мое удивление, когда на выпускном вечере ко мне подошла наша учительница по литературе и сказала, что мне надо туда поступать. Кажется, моей единственной тогда реакцией была радость от похвалы, именно так я восприняла это предложение, которая заполнила меня просто до предела. И этого счастья мне было достаточно тогда без всякого института. Доброе отношение и неожиданное внимание просто выбили меня из колеи.
Тем не менее, учительница оказалась настойчивой и решительно взялась за дело. Отвезла меня в институт, все показала, рассказала, как собирать документы и куда сдавать, и договорилась со мной о встрече в парке недалеко от института для того, чтоб там со мной впредь заниматься подготовкой. До экзаменов. Бесплатно.
Надо сказать, что в то время вообще было принято шефство над детдомами. И когда стало известно, что наш детдом прикрепляется к ближайшей школе, к нам направились учителя и директор.
Ажиотаж, который всегда сопровождает подобные мероприятия, заставляет держаться детдомовцев настороже. Для них такое проявление «чужой доброты» выглядит фальшиво. Не отличить от демонстрации чужой добродетели.
Как ни странно, если у кого-то и появляются иллюзии о том, что происходит в этот момент, то обычно у взрослых. Но недоверие и подозрительность детей – это результат длительного воздействия на них без любви. И он обесценивает в глазах детей искренность даже идущих к ним с открытым сердцем. И такое отношение к людям многих детдомовцев сопровождает потом всю жизнь.
Итак, я сдала документы. Помню, каждый раз, когда я подходила к институту и видела группки девушек и ребят, красивых, хорошо одетых, умных и общительных, у меня замирало сердце, и я со страхом думала: «Куда я лезу? Это не для меня».
Несмотря на то, что моя учительница мне уже говорила: «Если ты здесь не будешь учиться, я не знаю тогда, для кого это», - оставаясь без нее, я не могла избавиться от своего страха.
Как и когда внедряются в детское сознание подобные мысли и убеждения: ты не такой, как все, не лезь? Мысли, которые не дают развернуться, сделать свою жизнь счастливой, мысли, от которых невозможно избавиться потом на протяжении всей жизни. Мысли, которые в дальнейшем подспудно тормозят любое начинание.
Я смотрю сейчас на своего старшего сына и с горечью вспоминаю свою юность. Для него не существует преград. Если что-то ему интересно, его ничто не остановит. А я, даже сильно увлеченная чем-то, постоянно должна была преодолевать бесконечные внутренние запреты и страхи, порожденные жизнью в детдоме.
Как они внедряются в сознание детей, очевидно. Через много лет я приезжала в тот загородный детдом, где проучилась восемь лет. Будущее его выпускников было четко определено: два ремесленных училища женского и мужского профиля и общежитие. Я подумала: у нас хотя бы был выбор.
Меня хватило только на два экзамена, несмотря на то, что сдала я их очень прилично. Получив на истории билет и в панике решив, что я ничего не знаю, я сообщила об этом экзаменатору, отдала билет и ушла. Даже не попытавшись. И, кажется, с огромным облегчением. Только неудобно было перед учительницей. И еще, где-то там, совсем в глубине, еле слышно мелькала еще одна мысль: «Теперь мне не нужно быть благодарной».
Недоверие к людям и подсознательное стремление сопротивляться проявлению «чужой доброты», потому что нечем отплатить – тяжелый груз. Неверие в доброту, в искренность намерений.
Сейчас я знаю, я видела это не раз, что это один из симптомов поведения многих бывших выпускников детдомов. С одной стороны, они готовы горы свернуть за ласковое слово, часто в ущерб себе, не слишком разбираясь в мотивах проявления этой конкретной ласки, а с другой – не могут окончательно поверить в бескорыстность доброго к себе отношения. Недоверие рождает недоверие. Это замкнутый круг.Как из него выбираться?
Недоверие к людям. В том числе и у меня. Это ни в коей мере не относится к моей учительнице, память о которой для меня драгоценна. Пусть не получилось в первый раз. Но она показала мне путь и сделала все возможное, чтоб я поверила в себя. Речь о другом. Такая неадекватность восприятия чужой доброты – что это? Признак чего?
О своих одноклассниках и одноклассницах, с которыми проучилась восемь лет, я слышала позднее разное: кто-то «пошел по рукам» (хорошее выражение для девочки в 15 лет), кто-то спился, кто-то не смог создать или сохранить семью. Счастливыми исключениями были единицы. Уже тогда мне казалось, что причиной первого и второго является неадекватная реакция на ласковое слово пятнадцатилетних девочек, выброшенных, прошу прощения, выпущенных в семьи дальних родственников, часто из алкоголиков; девочек, изголодавшихся по семейному теплу и готовых отдать за него многое, не слишком разбираясь в мотивах доброго отношения. А причиной третьего и четвертого – неспособность поверить в бескорыстность доброго к себе отношения. Что рождает подозрительность и неверие в семейной жизни – понятно.
Возвращаюсь к «чужой доброте». Такая странная зависимость от "чужой доброты": и без нее невозможно, и с ней страшно, - не она ли рождает неспособность поверить в собственную значимость даже во взрослом состоянии, уже имея собственные заслуги, невозможность опереться на себя самого? Точка опоры, которой нет, чем она формируется? Неужели, действительно, только любовью? Видимо, да.
Все детство постоянная надежда на тепло и любовь. Бесконечные их нехватка и ожидание невыносимы. Они не дают ребенку полноценно жить сегодняшним днем, радоваться жизни, обесценивают ее. Душа, уже искалеченная нелюбовью, трудно находит потом привлекательную форму для выражения, программируя себя на дальнейшие несчастья. Как ее потом отогреть? И достанет ли у нее сил, чтобы найти любовь вопреки всему?
ТАК НА ЧТО МЫ ОБРЕКАЕМ ДЕТЕЙ, ПОМЕЩАЯ ИХ В ДЕТДОМА?