История, что это за на хер такое? Нет, я тебя спрашиваю? Кому нужна эта история? Мы блеем, тащимся, таращимся. Все не то. Я так надеялся, что ты меня поймешь. А сам то я себя понял? Вчера было солнце и Финский залив, а сегодня очень душно и тесно. Почему? Нет, я смеюсь, ты идиот, нет, я конечно не повесился. Хотя это вариант. А что было бы после. Ты пришла бы на меня поглазеть, на такого немощного. И ради чего? Ради своей любви? Нет, ****ь, ради этого долбанного тщеславия. Это же такая прививка от современности, ее вкалывают маленьким деткам, как только они рождаются – чтобы смогли жить. Я зубами вцеплюсь этому акушеру в глотку, лишь бы он не успел уколоть моего отпрыска. Тщеславие… А ты на самом деле хочешь знать зачем я сделал это? Нет, ну скажи мне, скажи. Блеф. Все это твоя игра воображения. Твои игры… Ты от них так зависима. Ты когда-нибудь целовала мертвых людей? Знаешь, это совсем не эротично. Кожа абсолютно дряблая. Ты прижимаешь свои губы к этому холодному, когда-то нежному, а она, кожа, рассасывается под давлением твоих кровавых губ. И ты не можешь не сделать этого, какой-то глубокий смысл наполнен этим актом. Прощание… сколько оно может длиться. Вечность? Нет, скорее наоборот, всего мгновение. Как-то я встретил одного очень мне некогда близкого человека, а потом такого чужого. Это было неожиданно. В одно мгновение мир остановился. Вот! Вот оно, *****, лекарство от старости! Прерванная любовь, как прерванная беременность, никогда не можешь себе этого простить, все время возвращаешься к этим воспоминаниям, как, блин, в сказках, все время кажется, что все могло быть иначе. Так вот… В тот день когда мир вечности замер в ожидании слез, все люди вокруг замерли в наклоне земли поклонились нам с тобой в знак этого Божественного соприкосновения. Где-то во вселенной в этот момент образовалась черная дыра и поглотила меня, тревожно с оглядкой просунув мои пяточки в себя. А потом был экстаз, это прикосновение сохранилось во мне, не на мне, а во мне, и по сей день. Спроси меня – что я ощутил. Нет, не страх и не тревогу. Черная дыра, как я сказал, проступила на небе. Так долго это длилось со мной. А ты ушла, ушла в бок. Зачем? Почему? А по-другому и быть не могло. Пара слов, рассыпавшихся… Они летели, порхали и где-то на полпути поняли, что они лишь затычки для краснеющих пауз. И потому они бросили и разошлись в разные стороны. И я так и остался стоять на месте, и руки мои дрожали, и сделать я больше ничего не мог. Развернуться и побежать. Да что я мудак что ли какой-то? Смеюсь, громко, в голос. Да действительно – мудак. А что же так? Да ничего. Просто ноги были прикованы к земле, слишком много слов упало несколько секунд ранее к ним, слишком много ненужных слов. А они такие тяжелые, как только ноги мне не переломали, суки. Зачем их говорить. Тишина, она помнишь какая скрипучая? Такая полная ожиданий и смелости, а в пьяном то угаре. Ух! Но я все же потом грустил, смотрел в окно, смотрел по сторонам, везде смотрел и грустил. Это и был мой траур. А зачем я все это тебе рассказываю? Нет, не ржи как лошадь, не для того чтобы ты вернулась. Совсем нет. Это такой легкий суицид. Такой тревожный, с красными шизофреничными глазами. Эти изгибы и сублимации на тему. Это же просто неприлично. Взрослый человек как я не может так долго ходить и всасывать, и впитывать, и тревожно вздыхать о потерянном. Такой оптимистичный и смертельный приговоры. Тревожно вздыхать… Когда наступит такое время, когда совсем нечего будет сказать, нужно будет обязательно броситься под поезд, так же как эта шлюха Анечка, нет жалко конечно ее очень, но дочитать я так и не смог. Дурь какая-то, под поезд… Но сто лет назад не было метро. Конечно, если бы она была нашей современницей, то наверняка выбрала бы именно метро. Это надежнее. Перерезает все вены, которые уже не сшить никакой, даже самой одаренной портнихе.
P.S.
Товарищи!!! Мы же все понимаем, что это импровизация, такой литературный джаз. И проводить какие-то параллели с эмоциональными переживаниями автора нет смысла!