В Угловом магазине очередь. Марь Лексевна, подхватив тяжёлые сумки с прилавка, оборачивается, чтобы поделиться новостью:
- Славку хоронят. Ага, того самого, в четверг помёр…
Похороны в деревне, где живут одни старики – дело обычное. Идут от церкви, значит, усопшего отпели, Царство Небесное. Четверо рослых мужиков несут большой увесистый гроб, из которого выглядывает недвижный, словно вырезанный из воска, профиль покойного с крупным, но уже заострившимся носом. Следом идут ещё двое или трое стариков. Бросается в глаза, что остальные сопровождающие – пожилые женщины, человек двадцать пять, многие плачут. Старушка в зелёной кофте, прижимая к глазам носовой платок, всхлипывает:
- Ой, Славушка-а!- и её худенькие плечи трясутся.
В этот момент мне очень хочется представить, каким был этот сельский Казанова. И почему-то кажется, что он непременно был гармонистом.
Процессия неспешно удаляется к деревенскому кладбищу, оставляя за собой свежесрубленные еловые веточки. На лицах женщин одинаковое отрешённое сожаление. И только самая молодая, лет сорока, идёт чуть в стороне, по тротуару, что-то злобно выкрикивает и кидает вслед покойному камни.