Профессор Блинов – человек-знак.
Почему знак? Почему Блинов?
Именно Блинов только на этот момент. В другой момент – другой человек, другой знак, другой сюжет, другой смысл.
Почему знак? Наверное, потому что на протяжении многих лет этот человек появлялся в моей жизни в разных контекстах и ситуациях, незаслуженно много. Зачем он был мне - я никак не понимала. Много лет.
И только сегодняшней ночью поняла. Я сложила несколько лоскутков, и получился смысл. Для меня – смысл его существования был прост. Это был - маленький наглядный урок. Ничтожно маленький, с точки зрения, наверное, его жизни, с точки зрения, его жены, наверное. Смехотворно маленький и абсолютно неубедительный. Может быть, даже оскорбительно маленький! Но с сегодняшней ночи – совершенно непреложный для меня. Непреложный и важный. При этом, может быть, все, что он в своей жизни сделал – ерунда в сравнении с тем, что он сделал для меня.
Дело в том, что профессор Блинов скоропостижно умер. Причем он сделал это вместо моего мужа. В смысле умер. То есть мой муж не собирался умирать. Да и не муж он, в сущности. То есть формально-то муж, а по существу не муж, да и непонятно, что за мужем он был.
Почему Блинов – знак, и его жизнь имеет великий смысл для моей жизни? — В силу естественного для всякого человека самомнения мне сейчас вообще кажется, что вся его жизнь потому и была нужна, ЧТО его смерть сегодня помогла мне понять.
Профессор Блинов..
Не хочу придумывать другую фамилию. Потому что Блинов – говорящая фамилия. Гедонистическая и широкая, как русская масленица, идеально соответствующая его облику.
Впервые он попался, проплыл, прорезал ауру коридоров моей жизни, когда еще не был профессором, но вероятно, обещал им быть, как обещал быть необъятным, и уже был рыжим. Собственно, он был red. Вот ведь называют англичане рыжеволосых людей red . Хотя есть у них вполне подходящие слова для описания рыжих волос, оранжевых по существу, соответственно, то же хотя бы слово orange. Но правильно, что red. Конечно, это красные люди. И Блинов был – красный, как поросенок на вертеле.
Впервые Блинов проплыл мимо меня, рассекая своим невидящим взглядом и тяжелым и быстрым, как пушечный заряд, телом воздух одного из академических институтов, в которых мне пришлось когда-то работать. Он всегда двигался подслеповато, кособоко и стремительно, с неизменной сумкой на плече, наподобие тех, в которых носят профессиональную фототехнику. Мы не были с ним знакомы. Впрочем...Пожалуй, тогда это было не впервые. Именно! Это было уже узнавание. С моей стороны. Конечно, уже раньше я встречала его неоднократно на джазовых концертах – то там, то сям. И обращала на него внимание – потому что он был большой, рыжий и подслеповатый, и потому что с ним общались в антрактах мои друзья.
Потом я ушла из того института, куда по каким-то делам всегда стремительно и невидяще являлся Блинов. Однако он продолжал раз в несколько лет проносить свое тело вместе с «фотосумкой» мимо меня – то на какой-нибудь выставке, то на каком-нибудь концерте, то просто по улице.
...Многие годы спуся в Сочи проходил некий профессиональный форум.
Вот тут все-таки я начну чуть-чуть конспирироваться, иначе уж слишком все очевидно – кто такой Блинов, кто такой мой муж. В смысле не муж. Итак, на этот форум я приехала в качестве жены своего тогдашнего мужа. Впрочем, не просто жены, а соратницы, коллеги, но в первую очередь, все-таки жены. Было самое начало мая. Каждую свободную минуту участники форума норовили оказаться возле гостиничного бассейна под майским сочинским солнцем, но Блинов в первый же день с рассветом понесся к морю, позвонил жене и дал послушать звук прибоя. Об этом он рассказал нам за завтраком. Все дни форума мы сидели втроем за столом – я, муж и Блинов, дважды в день – за завтраком и обедом. Ужины бывали уже не в гостиничном ресторане, как и полагается на подобных тусовках, а в разных ресторанчиках в романтичных окрестностях за общими длинными столами и пьяными бреднями.
После ужинов мы встречались с Блиновым в баре у бассейна, где он с моим мужем методично добирали недопитое на банкетах. Легко представить, учитывая разницу телосложений Блинова и мужа, кто из них бывал пьянее. Пока бледные складки щек моего мужа поливала умильная пьяная слеза, Блинов успевал рассказать мне много интересного – человек он был поистине энциклопедический. По утрам на форуме Блинов, свежий как, как… Конечно, не огурец, это сравнение никак ему не подходит. Скорее на огурец походил мой муж, хотя и не самый свежий. Блинов был свеж, как помидор.
Если он не выступал со своим докладом, завершая его бурными аплодисментами, (публики, разумеется), то непременно встревал с комментариями в адрес другого докладчика, вызывая неизменный интерес вяло просыпающейся после вчерашнего, горстками рассыпанной по конференц-залу, аудитории. Муж тоже выступил с докладом,но на фоне Блинова он несколько мерк, однако атмосфера общей умильности собственной корпоративной значимостью более чем обласкала и его. Его доклад вызвал большой интерес, особенно у провинциальных барышень, менявших каждый день пестрые платья и не ленившихся отправляться в пешие походы в туфлях на высоких каблуках. После заседаний, помимо бассейна, устраивались вылазки по ландшафтам и весям, где Блинов мощно скакал, как растолстевший марал, с кочки на кочку, помогая барышням преодолевать препятствия, и вещал что-нибудь уникальное о природе, истории, политике или географии.
Пока муж общался по делам или ради удовольствия то с представителем какой-нибудь крутой фирмы, то с какой-нибудь экзальтированной девицей, Блинов сопровождал меня, развлекая историями и побасенками. Мы обсуждали, в том числе и литературу, и если оказывалось, что чего-то я не читала, он непременно обещал дать мне книгу в Москве.
Как-то Блинов рассказал, что приобщил к своим профессиональным интересам собственную жену. Но сделал он это практически даже корыстно, то есть, верша свою карьеру более в теории, преподавательской деятельности и публичности, жене он то ли помог организовать, то ли купил – некое коммерческое агентство, где она была хозяйкой, владелицей, директрисой и все такое. Как к этому относиться, я не знала. С одной стороны, мне это очень понравилось, поскольку это равноправное партнерство в браке при явном притом мужском покровительстве - и интеллектуальном, и житейском, казалось, безусловно, прогрессивным и мудрым. С другой стороны, мое положение соратницы собственного мужа мне казалось более человечным и лояльным, справедливым и, собственно... равноправным. Мы были вместе во всем – и в делах, и дома. И вот на форуме были сейчас вместе. Я загорала у бассейна, а не слушала шум прибоя в телефонной трубке. А у них! Он тут купается в лучах славы, гарцует перед женщинами, передо мной, в частности, а она там вкалывает - деньги зарабатывает.
С одного из банкетов муж не мог возвращаться самостоятельно. Нас возили в автобусе на какое-то озеро в горах, в ресторанчик на сваях с несколькими зальчиками на воде, наподобие деревянных террас, соединенных деревянными мостками . Погода резко поменялась, был холодный, как московский ноябрь, вечер. Все дрогли и стремительно напивались, чтобы согреться. Профессор Блинов оставался в белой рубашке с короткими рукавами, открывающими его пушистые руки, и чем больше пил, тем тверже держался на ногах. Когда автобус вернул нашу компанию в гостиницу, речи быть не могло о продолжении разлекалова в баре у бассейна: все кинулись по номерам.
Блинов выгрузил из автобуса моего мужа, неся его, словно приклеенным, к собственному боку. Скорее даже, муж соединялся с ним, как дверца шкафа, и колыхался, словно на ветру, с жалобным скрипом. В номере Блинов, продолжая держать его как сиамца на собственном скульптурном боку, неожиданно сказал мужу, так, словно меня рядом не было: «Слушай, а давай сделаем президенту настоящий хороший подарок. Такой праздник он нам устроил!» Я заинтересовалась. «Давай купим ему классную девку. Проститутку. Вот прямо сейчас пошлем ему в номер!» Муж гнусно ухмылялся. Блинов падал в моих глазах, так же стремительно, как совсем еще недавно скакал с кочки на кочку. Муж стремительно обрастал репутацией человека, к которому можно обращаться с подобными предложениями.
К тому же президент был в номере не один. Будучи двоеженцем, на профессиональные форумы он всегда брал с собой любовницу, то бишь, свою помощницу непосредственно по организации форума и не только. Официальная его жена, впрочем, тоже из той же среды и тоже с ним работает, только несколько в других направлениях. Эта – больше по оргвопросам, а та - все больше по вопросам теории. Так что на одних профессиональных сборищах и банкетах он с одной, а на других – с другой. А как уж они жилищные условия делят - бог знает. Только любовница жаловалась, что диета у него сложная, заморочишься покупать и готовить. Так вот, здесь президент форума, он же президент творческого союза, проводящего форум, был с любовницей, и остановились они откровенно в одном номере, однако все-таки знали об этом не все. Блинов, как видно, не знал. Муж паскудно ухмылялся и молчал. Обычно, кстати говоря, он страшно возмущался двойной жизнью президента. «Да кто он такой?» - к месту или не к месту приплетал он и резюмировал: «Двоеженец несчастный!»
...Я поспешила сообщить, что, честно говоря, президент в номере не один… Блинов, ничего не слыша и не видя, рванул за дверь. Муж, лишившись в его лице, точнее теле, твердой опоры, рухнул на узкую ковровую полоску между двумя нашими кроватями и заснул до утра.
Назавтра мы улетали в Москву, Блинов, как оказалось, улетал другим рейсом.
Я встретила его какое-то время спустя в Москве на большом международном фестивале и бросилась к нему. Он смотрел на меня невидящим взглядом. Издали, понятно, он плохо видел, но сейчас я стояла нос к носу. Он не узнавал меня. Я назвала свое имя, не ссылаясь ни на мужа, ни на Сочи. «Не помню» - с самовлюбленным хамством сказал он мне. Все омерзение к его личности проснулось во мне. Урод! Грязная туша! Конечно, кроме проституток никому он и не нужен! Жену тоже нашел себе какую-то бессловесную, она, наверное, еще и содержит его! Что он там получает на свою профессорскую зарплату!
Шли годы, Блинов продолжал то там, то сям - по улицам, музеям или офисным центрам - проносить мимо меня свое грузное, невидящее тело с неизменным кожаным сундуком за плечом.На ежегодных форумах в Сочи я больше не бывала. На один из них мой муж поехал со своей любовницей. Какое-то время мне об этом не было ничего известно, и муж носил позорный для него титул президента. В смысле не президента творческого союза, а президентский титул двоеженца. Когда я об этом узнала, я помогла ему избавиться от этого несносного стыда.
Я осталась без средств к существованию, опыт многих лет работы для меня был в соратничестве. (Тот доклад на форуме, кстати, мужу писала я, но читал-то его он - как и многие другие доклады нашей совместной жизни). Первые полгода я не спала. Стоило мне заснуть, бессознательные кошмары своей невыносимостью выталкивали меня в кошмар сознательной жизни. Следующие полгода я научила утреннюю мысль о предавшем меня муже опережать словами «А мне на него наплевать!». Потом мне посчастливилось каким-то чудом найти работу – интересную и хорошо оплачиваемую. Чудом, потому что при всем наборе моих качеств и умений был пункт в моем резюме, противоречащий всем объявлениям о вакансиях. Возраст. Теперь, просыпаясь по утрам, я думала о работе. А сегодня, принимая душ, я пропела: “Какое счастье, что его здесь нет» И взмолилась страстно: «Господи! Не дай, чтоб он захотел сюда вернуться!». Ведь с любовницей у него давно все расстроилось, и живет он в жалком унынии и одиночестве, внезапно поседев и притворяясь способным улыбаться.
Блинов попал под машину, стремительно пронося свою фотосумку через очередной перекресток своей жизни. Тогда-то я и стала думать: ведь вот так же внезапно мог погибнуть мой муж. Я всегда этого боялась, особенно, когда он где-то задерживался, а связь терялась. Я боялась, что с ним что-то случится, когда полюбила его. Я боялась, что с ним что-то случится, когда мы поженились. Я боялась, что с ним что-то случится, когда родился маленький. Я боялась и за него, и за сына - всегда. Я дрожала, когда сын чихал в колыбели. Я дрожала, когда сын внезапно исчезал во время прогулки. Я бегала по соседским дворам и подъездам и воображала его маленький нежный трупик в грязной оплеванной темноте. Я дрожала, когда он задерживался после уроков. Особенно дрожала, когда он стал неуправляемым подростком. Мое беспокойство за мужа с годами меньше затихло, но в последнее время почему-то усилилось вновь. Все мне почему-то казалось, что он может умереть. Особенно часто я стала от этом думать незадолго до того, как узнала о его любовнице. То есть, получается, что именно, когда она у него появилась, я и начала, в сущности, готовиться к его похоронам. Просто я готовилась потерять его, но мысль, что он может умереть для меня добровольно, мне и в голову не приходила. Когда он завел любовницу, сын сказал: “Если бы он и вправду умер, это было бы, по крайней мере, честнее. ”
Этой ночью почему-то я опять вспомнила Блинова: «Вот Блинов, прежде чем умереть, обеспечил жену работой и верным куском хлеба на оставшуюся жизнь. А мой муж, прежде чем "умереть" - для меня - сделал все, чтобы я зависела исключительно от него. Сколько раз за эти годы при всякой моей попытке поискать в интернете какую-нибудь вакансию для себя, он говорил: “Пока я надрываюсь, чтобы прокормить семью, ты ищешь возможность работать на моих конкурентов!” и придумывал для меня кучу дел в помощь своим проектам, с каждым годом, месяцем и днем казавшимся мне все более сомнительными, а после нашего разрыва окончательно ставших абсурдными.
Сегодня утром я пела под душем:"Какое счастье, что его здесь нет!» Этого человека, который посмел добровольно умереть для меня, не подумав о том, что со мной будет после его смерти.
Вот почему Блинов - это знак: просто он позаботился о своей жене, а мой муж - нет. Потому что Блинов даже с проститутского форума бежал к морю и давал слушать своей жене шум прибоя.
Жил и умер Блинов. Он прочитал много книг и лекций и произвел много впечатлений и шума. Он подарил своей жене фирму, а мне подарил маленькое прозренье, сделавшее меня сегодня счастливой. Вот и все о роли Блинова в моей жизни.