Ибо это для Аллаха дело не трудное.
Коран, Ибрахим 14:20
Сегодня я перестал бояться.
Это ощущение пришло не сразу, но, спустя несколько минут, длившихся вечность, оно полностью овладело мной, будто став частью меня, частью, заполнившей пустоту. Ту самую пустоту. Я настолько привык к ней, что мне стало не по себе, это был не уже привычный страх, а что-то новое, или хорошо забытое старое, что жужжало в моей памяти назойливой пчелой, не давая уснуть.
Сегодня мой страх исчез.
Еще, проснувшись утром и пытаясь вспомнить пресловутое вчера, я приводил себя в порядок перед зеркалом в ванной, выискивая очередную наглую седину, которая так и норовила выбиться сквозь непослушную шевелюру цвета вороньего крыла, я уловил какие-то изменения. Где-то на самом краю привычной для меня пустоты приближалось что-то… или отдалялось, у самой едва различимой грани, если у моей пустоты вообще были грани.
Наверное, стоит начать с начала, если у пустоты оно может быть. Это началось 3 года назад, а может 4, уже и не помню, точно тогда была осень, вроде конец сентября, или октября, но листва еще пестрила золотыми цветами, танцуя свой последний танец по воле капризного ветра. Помню еще, утром шел мелкий дождь, поэтому на улице были лужи, и в их сверкающей глади отражалось пустое небо. Но тогда я не понимал значение этого слова… это понимание пришло чуть позже. Но тогда мне было грустно, чуть одиноко и скучно. Особых причин для всех этих чувств не было, банальная сезонная депрессия, с которой бесполезно бороться. Помню, мы шли на очередную вечеринку, особого повода вроде не было, или я его уже не помню. Чья-то квартира, незнакомые и малознакомые лица, приветствия, перекуры на кухне, пиво, шум музыки из соседней комнаты, глупые тосты, простые салаты, слоняющиеся из комнаты в комнату похожие люди, задушевные и быстро забывающиеся истории о «смысле жизни» и маленьких трагедиях серых будней. Вереницы слов, запахов, стаканов, салатов, лиц и мыслей медленно волочится по серой поверхности осеннего дня, навевая еще большую скуку и тоску.
Помню, устав немного от происходящего, я захотел выйти на балкон покурить. Пару метров балкона были завалены старым хламом, пустыми бутылками и коробками, все это с трудом располагало к уютной атмосфере и покою. Уже почти докурив сигарету и передумав все пришедшую в голову дурь, чуть разогнав хмель свежим осенним воздухом я было собрался уже уходить, как в дверях увидел ее.
- У тебя есть огонь? – Спросила она.
- Да. – Ответил я.
Движение руки в карман, искра, пламя, огонек на конце сигареты, глоток густого дыма, опущенные веки, дрожание пальцев, выдох, шаг из двери. Шум музыки и разговоров хлынул на миг вслед, но закрывающая дверь отделила балкон от происходящего внутри.
Может, тот момент был началом пустоты?
Я не знаю.
Мы молча стояли, бесцельно смотря куда-то за горизонт. У нас не было повода для диалога, как и для всего остального. Я даже не знал ее имени. Одна из многих незнакомых мне тут женщин, просто вышла покурить, попросила огня. Мы молчим вместе.
Может, все началось в той пустоте между нами в тот миг?
Я не знаю.
Вечеринка закончилась, я добрался домой, я даже забыл про нее. Закончился еще один серый день, а за окном листья танцевали прощальное танго. Отчетливо помню монотонное гудение электронных часов, они будто пытались тщетно наполнить возникшую вдруг пустоту, которой я еще не ощущал.
Но она уже ощущала меня.
А следующим вечером мне в дверь позвонили трижды. Я нехотя закрыл книгу, и пошел в прихожую, вспоминая по пути, кто может зайти и по какой причине. Два поворота замка, скрип петель, запах коридора, она. Я даже потянулся в карман, инстинктивно доставая огонь. И перед моими глазами встала вчерашняя квартира, вечеринка, салаты, лица, сплетни, музыка, перекур на балконе, она… Но я не смог отыскать ее имени в подвалах моей скучной памяти. Я был уверен, что она не сказал мне его, и я сам не спрашивал. Но мне померещилось, будто знаю ее всю жизнь. Будто мы провели вместе целую вечность, и я знаю ее как себя самого.
- Можно мне войти? – Спросила она.
- Всегда. – Ответил я и отошел в сторону, давая ей пройти.
Помню, в тот вечер она осталась. Я не помню причины, если она и была. Мы много говорили, обсуждали глупости и суть мироздания, цены на кормовые и особенности китайской кухни. Нам не было скучно вдвоем. Мы часами сидели на кухне, и дегустировали новый сорт чая или выпечку соседки. Если бы я знал тогда про пустоту, мне бы показалась, что она отступила, но на самом деле именно в этот она поглотила меня. Будто нерадивого ребенка окутала своим покрывалом и спела колыбельную песню.
Она мало говорила, отвечала всегда коротко и однозначно, будто нарочито отходила от неуверенности и сомнения. Она мало жестикулировала, ее глаза говорил намного больше любых жестов, рассказывая многочасовые истории из самых глубин сердца, заставляя меня вглядываться в каждый ее взгляд. Иногда в открытую и с улыбкой, иногда через плечо и украдкой. Я не боялся ее, она была будто моим первым другом с самого детства, которому доверяют друг другу самые страшные тайны.
Каждый вечер раздавался звонок в дверь, я поспешно закрывал книгу и шел открывать ЕЙ двери. Я всегда знал, кто пришел, я знал, кому я открываю дверь.
- Можно мне войти? – Спрашивала она.
- Всегда.- Отвечал я и отходил в сторону, давая ей пройти.
И всегда она оставалась. У нее никогда не было причины, может, лишь она и знала ее.
Но я не знал ее имя.
Я не боялся спросить, это было будто само собой разумеющееся. Мне не мешало это и не настораживало, как и не казалось странным.
Шли дни, недели, месяцы, годы.
Помню, была очередная осень. Очередной дождь как обычно барабанил по капотам автомобилей мелодии южно-американских аборигенов. Не без оживления, по улицам шмыгали редкие прохожие. Мы шли на какую-то вечеринку, я не помнил, БЫЛА ли нее причина, и кто там должен был быть, как и кто нас туда позвал. Чья-то квартира, незнакомые и малознакомые лица, приветствия, перекуры на кухне, пиво, шум музыки из соседней комнаты, глупые тосты, простые салаты, слоняющиеся из комнаты в комнату похожие люди, задушевные и быстро забывающиеся истории о «смысле жизни» и маленьких трагедиях серых будней. Вереницы слов, запахов, стаканов, салатов, лиц и мыслей медленно волочится по серой поверхности осеннего дня, навевая еще большую скуку и тоску.
Я всегда держал ее в поле зрения, поглядывал краем глаза, будто ориентируясь на невидимый компас. Ровняясь на незримое мерило. Она вела себя обычно, хотя я не знал ее до нашего знакомства, и не мог судить об этом. Но мне казалось, что она всегда была такой. Друзья спрашивали меня: «Где ты пропал? От тебя нет вестей! Говорили, ты запил, или вообще присел! Другие говорили, что ты уехал из города! Третьи, что покончил с собой! Где ты пропал?». Вопросы повторялись с назойливостью на каждой вечеринке. Ответы были простыми и незатейливыми, будто моим голосом говорила она.
Ответы не превращались в истории или сплетни. Кратко и ясно. Пустота бессмысленных слов поглощала вопросы, не давая возможности появиться новым. Мне было привычно и легко, моя жизнь не изменилась за исключением ее. Будто она заполнила свою нишу в моей жизни, заранее приготовленную для нее. Наполнив меня изнутри, она окутала меня снаружи своим покрывалом, и пела колыбельную песню.
У нее был странный цвет глаз, они будто менялись, причем каждый сам по себе. У нее не было идеальной фигуру, на лице вечно отсутствующее выражение, она часто бурчала про себя, листала книги в поисках одной фразы, найдя которую сразу успокаивалась и входила в транс. Мы мало говорили. Реплики были коротки, мы понимали друг друга уже без слов, зная, что нужно каждому, за столом, в кресле, во время еды, какой стакан, какую мелодию, как погладить ладонь, как поцеловать в мочку уха, как сварить кофе. Все это было заложено на генетическом уровне, все… кроме ее имени.
Самое странное, что она знала мое имя – Илья. Но никогда им не пользовалась, называя меня уменьшительными или шутливыми прозвищами. Я привык к этому. Ведь это всего лишь имя.
Шли дни, недели, месяцы, годы.
Я сижу на кресле, передо мной открытая книга, за окном осень, вроде конец сентября, а может октября. Привычный дождь барабанит веселую мелодию по подоконнику, срывая стеснительную желтую листву с осиротелых деревьев. Скоро должна прийти она, в дверь трижды позвонят, я открою ей двери, мы обменяемся обычными фразами, мы будем пить чай на кухне, готовить ужин, слушать музыку, шутить и заниматься любовью. Мы обсудим новости, шуточно отстаивая каждый свою сторону по каждой проблеме человечества. Мы будем шутливо ловить взгляды друг-друга, делая вид, что их не понимаем. мы будем вместе...
И я до сих пор не знаю ее имени, но будь она хоть самим дьяволом во плоти – это не имеет значения.
Если я умру, и встречусь с ней лицо к лицу, я автоматически полезу в карман за огнем. И у меня в голове будет звучать тот наш первый диалог на балконе:
- У тебя есть огонь? – Спросишь ты.
- Да. – Отвечу я.
Может это произойдет посреди ночи.
Может это будет посреди дня.
Ты заглянешь мне в глаза, на самое дно моей пустоты.
Склониться ли пред Тобой, упасть ли, прося прощения?
Не лучше ль на одном пути, повстречав Тебя, исчезнуть в небытии по Твоей воле, стать прахом, пустотой, ничем, лишь сделав этот путь немного лучше?
И сделав этот день немного лучше, лишь тем, что меня в нем не будет отныне?
5.04.2005.
Тане от Вэйста