Глава 11: Братина, Чёрный Босс или тайна Организма Бытия
Расплавленное солнце не скупясь поливало дождём лучей безбрежную плоскость степи. Тяжёлые огненные капли с треском вгрызались в почву, а из точек, куда они ударяли, вырывались струйки марева.
Звон, невыносимый ультразвуковой звон плыл над землёй. Представлялось, что ужасное пекло приняло вдруг физическое обличие, превратившись в огромную медузу. Ее тело – сам купол небосвода, а жалящие щупальца – солнечные лучи. Ни малейшего ветерка, – какое там! – самого воздуха, казалось, не сохранилось под её брюхом.
Пологие холмы, ощетинившиеся ковылём, застыли в напряжённом ожидании чего-то такого, что известно только им, и – объясняй они хоть миллион лет, чего – всё равно никогда не поймёшь.
В этом мире вечного мистического ожидания лишь одна грунтовая дорога-змея, несла в себе динамичный характер, нехотя скользя между холмами. Её голова давно скрылась за горизонтом, словно в норе, спасаясь от немилосердного зноя, а бесконечное тело все ползло и ползло и содрогалось в бессильной злобе на тех, кто породил на свет её километры. Вот она вздрогнула в очередной раз и подняла клубы раскалённой пыли. Огромная туча выплыла из-за далёкой балки и покатилась по дороге, будто сказочный организм, сердце которого стучало и ревело разрозненным хором мотоциклетных двигателей…
Мы видим, как несётся это чудище, и с каждым новым метром продвижения становится всё яснее, что мчится оно прямо на нас. Мы не знаем, чего ожидать, – пройдёт ли мимо или раздавит своей тушей, перемелет и проглотит, не оставив ни косточки, но мы точно знаем, – встреча с ним неминуема. Вот уже передний край коснулся наших лиц, запорошил горькой пылью глаза, и этого первого контакта вполне достаточно, чтобы понять – да нет же, не мы это стоим на степной дороге и трём веки!..
Призрачен, едва уловим миг раздвоения. Мы одно целое только тогда, когда испытываем эмоциональную общность. Сострадая и сопереживая, мы как клеточки единого организма не обособляем себя друг от друга. Но стоит случиться малейшему физическому контакту с объективной реальностью, и цельный организм моментально рассыпается, а его клетки превращаются в наглухо закрытые субъекты, защищённые мощной бронёй Эго от любого касания материального мира… Чёрт возьми! Да это же мимикрия высшего порядка! Эх… Да что говорить, – се ля ви!.. Ну да ладно.
На обочине дороги стоял человек. Рядом – другой. Между ними – третий, и около всех – четвёртый. Пятый тоже был, но не человеком. Вернее – человеком, но не здесь. Здесь, на дороге, он был собакой – большим мохнатым псом неопределённой породы, а лучше сказать – собирательным образом всех пород, и потому больше походил на льва, которого древние русичи никогда не видели, но живо представляли. Вся группа, пленённая пылевым монстром, усиленно протирала глаза, кашляла, чихала, отплёвывалась и сморкалась. Все они, не считая собаки, о которой уже было кое-что сказано, выглядели не совсем обычно для этих мест.
Первый человек – мужчина средних лет, высокий, стройный, с копной русых волос, перетянутых золотым обручем с изумрудом, и окладистой бородой, был облачён в суконную рубашку, шаровары, красный кафтан и сафьяновые сапоги. Второй, тоже мужчина, – коренастый крепыш с лицом, отображающим состояние головы – из одежды имел лишь облегающие брюки-трико, оставаясь по пояс голым и при этом босиком. Собственно говоря, сей наряд его нисколько не уродовал, а знающий толк портной, разглядывая естественную кройку тела, даже позавидовал бы Главному Модельеру. Третьим человеком была высокая сухопарая женщина, – не то чтобы совсем, но и не очень, – в бело-голубом сарафане, кожаных башмачках, с длиннющей золотистой косой, удавом свернувшийся на затылке, тонкими бледными губами на загорелом худом лице и в круглых чёрных очках. Четвёртый – постоянно менялся в росте, ширине и весе. Весь он был какой-то колышущийся, контуры его туманились, а носил он зелёные шёлковые штаны, лапти, оранжевую долгополую рубаху и белоснежный тюрбан. В его лице ничего не возможно было разглядеть всё по той же причине зыбкости. Одним словом – факир, да и только. Пятый – … ну, да, – собака, похожая на льва. Вся пятёрка, так несхожая друг с другом, объединилась в общем усилии очиститься от пыли.
Из тучи на чёрных мотоциклах выехали десятка два половецких всадников. Вот их-то присутствие выглядело вполне закономерным и адекватным местности. Чёрные суставчатые руки крутили газ и жали сцепление. Чёрные суставчатые ноги переключали скорости. Чёрные суставчатые туловища нависали над сидениями, а то, что можно было принять за чёрные закрытые шлемы, оказалось треугольными, как у богомолов, головами с огромными фасеточными глазами и внушительными жвалами. Стоит ли говорить, что лица… хм, всадников не выражали ничего в буквальном смысле, в том числе и хорошего.
Не заглушая двигателей, отряд остановился невдалеке от людей. От него отделился предводитель с мощными жвалами и подкатил на несколько метров ближе.
– Кто вы такие, чужестранцы, и что делаете в землях Великого Хана? – повелительно спросил он дребезжащим голосом.
Вперёд вышел мужчина с золотым обручем на голове.
– Я – потомок древнего русского рода князь Братина. Прослышав о мудрости Великого Хана, ищу с ним встречи, дабы просветил он меня в некоторых вопросах, решение коих считаю для себя чрезвычайно важным.
– Неужели ты думаешь, что Бессмертный захочет обсуждать с тобой суетные земные дела? – грозно произнес воин.
– Я много путешествовал по дальним странам, в которых имел честь общаться с великими мыслителями и учёными людьми. Массу интересного и необычного повидал я там и в подтверждение своих слов веду с собой этих диковинных людей, каждый из которых обучен удивительным премудростям. Думаю, Великому Хану будет любопытно взглянуть на них, – ответил Братина.
Всадник повернул голову к его спутникам.
– Кто они и чего необычного умеют делать?
Братина подошел к коренастому атлету.
– Этот человек – великий воин, искусный борец, не потерпевший в бою ни одного поражения. Он владеет любым оружием и знает великое множество приёмов рукопашного боя.
Казалось, предводитель отряда усмехнулся.
– У него будет возможность доказать это не на словах, – пообещал он.
– Эта достойная женщина, – продолжал Братина, подойдя к даме в чёрных очках, – от рождения незрячая, но обладает даром ясновидения, и не было ещё случая, чтобы её предсказания не сбывались.
Всадник кивнул.
– Не сомневайся, женщина. Великий Хан уделит тебе свое внимание, потому что сам обладает тем же даром. Он покажет тебе твою судьбу. Молись, чтобы она не оказалась ужасной. Кто следующий?
Братина приблизился к зыбкой фигуре.
– Этот человек – маг и чародей, потомственный факир, заклинатель змей, шпагоглотатель и огнеед. Он умеет ходить по раскалённым углям и левитировать как птица.
И на факира у всадника нашлась едкая реплика.
– Остерегайся, маг. Великий Хан тоже владеет волшебными знаниями, и если узрит обман – ходить тебе по углям и глотать огонь до скончания своих дней. А мы позаботимся, чтобы они продлились подольше. – Он повернулся к собаке. – Зачем ведешь с собой ты этого зверя?
– Это не просто зверь, – сказал Братина. – Он обучен человеческому языку, силён в математике и астрономии, а в философской полемике хорош как остроумный собеседник.
Несколько минут половец обдумывал сложившуюся ситуацию.
– Ну что ж, чужеземцы. Вы сами избрали свою судьбу, и теперь она в руках Великого Хана. Молите своих богов, чтобы ваши умения пришлись ему по душе. От этого зависят ваши жизни. Теперь следуйте за мной и пошевеливайтесь.
Предводитель развернул мотоцикл и неспешно двинулся вперёд, а остальные всадники окружили путешественников со всех сторон.
Путь оказался не таким долгим, как обещали бескрайние просторы. Вскоре дорога пошла под уклон, а ещё через сотню шагов она упёрлась в темное пятно. Это был вход в пещеру. Здесь половцы спешились.
Из пещеры вышли несколько устрашающего вида охранников со жвалами, свисающими до земли. Предводитель отряда перекинулся с ними парою слов и махнул рукой, призывая продолжать движение.
В подземелье не было так темно, как можно было бы подумать. С потолка и стен свисали какие-то светящиеся нити. Тоннель покато уходил вниз. То справа, то слева виднелись боковые ответвления, из которых выглядывали многочисленные фасеточные глаза. Слышался гул любопытных голосов. Путешественники зябко ёжились, ощущая на спинах и затылках тысячи чуждых взглядов.
Половец остановился у очередной дыры и, указав на неё, сказал:
– Здесь вы будете находиться, пока Великий Хан не соизволит вас принять. Проходите и располагайтесь.
Подталкиваемые угрюмыми взглядами охраны, путники вошли внутрь и оказались в пустой комнате, слабо освещённой светящимися нитями. На полу валялись охапки сухой полыни, на которую они тут же опустились, предоставляя отдых уставшим ногам. С той стороны входа идолами застыли два стражника.
– Не нравятся мне эти уроды, – проворчал Эрли Куин, растирая ступни. – Ну и рожи! Слышь, они точно половцы? Не евреи?
– Они гораздо хуже, – отозвался Пьер? О!! – Те хотя бы люди, а эти…
– Очень напоминают муравьёв, – заметил со своего места Артём Он. Он развалился у стены, предоставив свой бок как перину для Мэльвин.
– Или тараканов! – хохотнул Эрли. – И ведь умеют разговаривать! Не ожидал такого мастерства от насекомых.
– Мне показалось, что они не совсем насекомые, – сказала Мэльвин. – В своей основе они всё-таки люди. Или, во всяком случае, очень близки им. Послушайте, Братина, что думаете об этом вы?
– Вы правы, Мэльвин. Они – люди, представляющие собою прообраз всех наших страхов перед человеком, не похожим на нас. Я думаю, что сейчас мы не только в далёком прошлом, но и глубоко в Подмозговье.
– Глубоко в заднице, – вставил Эрли Куин.
– Вот именно, Эрли. Это одна из причин, по которой они тебе и не могут нравиться. Но почему ты называешь их дом задницей? Только потому, что сам живешь по-другому?
– Да они хамы! – воскликнул оскорблённо даун. – Ты слышал, как угрожал нам этот жидомасон? Ну, ещё бы, их тут тысячи!
– Но мы не можем полюбить их только за то, что они другие, – произнес Пьер? О!!
– Это и не требуется, – сказал Братина. – Сейчас мы лицезреем собственное отчуждение воочию. Вспомните историю человеческого рода. Невозможно сосчитать все войны и конфликты, все обиды и ссоры. Веками, из поколения в поколение, вызывая массу негативных эмоций, передавался образ чуждого человека. Вспомните, как подогревались эти эмоции пылкими речами ораторов, проникновенными проповедями борцов за правое дело и правую веру, параграфами учебников истории, телепередачами, колонками передовиц и задушевными беседами в кругу друзей и родных. Мы очень любим облекать непонимание в высокопарные формулировки типа: ярость благородная, справедливая месть, священная война и так далее. Но ведь непонимание все равно остаётся. Оно никуда не девается, а лишь трансформируется в насилие, ненависть, страх и равнодушие. Последствия этого негатива капля за каплей оседают в подсознании и передаются от отца к сыну в генах. Они не исчезают, хоть нам порой и кажется, что мы спокойны, добры и влюблены во весь мир. Но здесь, – да, да, именно здесь, – они трансформируются в образ чудовищного монстра. Достаточно одного косого взгляда, одного неправильно понятого слова, как наше благодушие моментально испаряется, и этим монстром может стать любой прохожий.
– То есть, сейчас мы видим результат непонимания нами другого человека? – спросил Артём Он.
– Не только. Ещё и досады за непонимание нас другим человеком.
– Почему же они похожи на тараканов? – спросил Эрли.
– Очевидно, потому, что насекомые – самый яркий пример абсолютно чужеродного существа, не считая микробов. Последних хотя бы не видно простым глазом. Помнишь банальные выражения: «раздавлю как мокрицу», «прихлопну как комара», «прилип как муха», «прожорлив как саранча», и далее в том же роде? С кем ещё из живых существ у нас связано столько негативных ассоциаций?
– Ну-у… – Эрли воздел к потолку глаза и наморщил лоб, пытаясь провести аналогию. – Ну, например: «злой, как собака». Или: «трахается, как кошка».
Мэльвин рассмеялась.
– Камень в наш огород, любимый.
– Глупый пример, – недовольно проворчал Артём Он. – Собака может быть как злой, так и доброй, а кошке не обязательно трахаться как кошке. А где вот ты видел доброго таракана, или любвеобильную стрекозу? Разве что в сказках да баснях.
– А у американцев в романах и фильмах насекомые вообще конченые злодеи – постоянно хотят поработить человечество и завалить Землю своими яйцами! – добавил горячо Пьер? О!! – Ксенофобы чокнутые!
– Что же нам делать, любимый? – спросила Мэльвин.
– Я думаю, нужно чаще заглядывать в свою подкорку с чисто исследовательским интересом, – ответил Артём Он.
– Верно, – согласился Братина. – От кошмарных образов мы всё равно не избавимся, но хотя бы научимся трезво анализировать их. Пройдут тысячи поколений, прежде чем мы приступим к нормальному диалогу.
– Мне интересно, какую роль во всем этом играет Кара Басс, – сказал Артём Он.
– Потерпи, скоро узнаем, – пообещал угрюмо Эрли Куин.
Они узнали, но не так скоро.
Казалось, о гостях забыли. Никто к ним не наведывался в течение трёх дней и ночей, и друзья питались только теми запасами, которые захватили из таёжного дома.
Утром четвёртого дня в комнату вошли несколько половцев и объявили, что Великий Хан готов принять их. Путешественников долго вели по тоннелям, опускающимся всё глубже и глубже под землю. Наконец они оказались в просторной шестиугольной зале, настоящие размеры которой скрывал полумрак. В её центре находилось колоссальное кружево паутины. Основные нити крепились по шести углам комнаты, а сама сеть была натянута вертикально от пола до невидимого потолка. Сотни тысяч поблёскивающих паутинок радиально разбегались от центра в стороны. Посередине, освещённое бело-голубым светом гнилушек, размещалось широкое, как блин, лицо с толстыми губами и щеками, между которыми виднелся плоский нос. Лицо недвижимо застыло в нескольких метрах от земли, а то, что друзья приняли сначала за паутину, на самом деле оказалось длиннющими волосами пышной шевелюры, усов и бороды.
Медленно поднялись веки. За ними блеснули чёрные, как смола, белки глаз. Половцы, склонившись в почтительном поклоне, попятились и вышли вон. Путники почувствовали на себе тяжёлый, пронизывающий насквозь взгляд.
– Кто вы такие? – произнесло лицо громоподобным голосом.
Откашлявшись, Братина вышел вперёд и представил всех присутствующих.
– Так это ты хочешь задать мне некий вопрос? – спросило лицо.
– Да, Великий Хан. Слава о твоей мудрости докатилась до самых дальних краёв мира. Где бы я ни был, с кем бы из ученых мужей ни разговаривал, все они в беседе ссылались на твой ум и смекалку. И вот я положил себе целью посетить твой предел, ибо есть загадки в природе, на которые никто из известных мне не смог ответить вразумительно.
– Что есть для тебя – вразумительно?
– Вразумительно – это когда некий предмет не вызывает сомнений. Это когда на долю мгновения вспыхивает свет истины и освещает основу, суть явления.
– Свет, о котором ты говоришь, есть дар Озарения. Его источником может быть любая вещь, и она высвечивает самоё себя, не отбрасывая обманных теней.
– Это верно, Великий Хан. Но как несправедливо и больно, что свет тот скоротечен, а образ истины некрепок в памяти. Отчего происходит так, что, лицезрея Откровение, нам всё становится предельно ясным, и мы даемся диву: почему же не видели мы и не понимали столь простых вещей прежде?!.. Но вот оно проходит, и вместе с ним исчезает понимание сущности, а остаётся лишь жалкий след великого открытия с недостойным его словесным описанием, и чем больше слов тратиться на объяснение, тем туманней становится оно само по себе…
– И вот уже истина закрыта пеленой домыслов и ложных суждений, – закончило лицо, усмехнувшись.
Братина согласно кивнул.
– Что ж ты хочешь узнать от меня, глупый человек? Ведь ты сам уже ответил на свой вопрос. Не в возможностях человеческой природы задержать мгновение Озарения и навсегда сохранить его в памяти. Ты – раб времени, а, значит, – суетен и смертен. Как же хочешь ты постичь тайну вечности и бессмертия, если дни твои сочтены? На что тебе знание истины, если ты не бог?
– Но ведь и боги, в конце концов, умирают!
Великий Хан рассмеялся, сотрясая стены залы.
– Да, но они, в отличие от людей, знают, что смерть вовсе не конец, и им ведомо, что ждёт их за последней чертой.
– Ты прав, Великий Хан. Это знание есть суть любой веры.
Лицо громко фыркнуло.
– Вера – не есть знание. Она всего лишь суррогат истины.
– Но разве не боги в Священных Писаниях передают людям слова Откровения?
– Нет, – произнесло лицо. – Богам это вовсе не нужно. Знаешь ли ты, что все люди, звери, птицы, рыбы, травы, деревья и прочее, прочее живое – клетки одного всеобъемлющего организма, который ты и зовешь богом? Представь себя на его месте и скажи, есть ли необходимость объяснять каждой молекуле свои стремления и цели? Достаточно умело управлять ими и держать в полном повиновении. Вот и всё знание.
– Отчего же посещают нас Озарения? Не оттого ли, что мы, так или иначе, сопричастны Великой Тайне Бытия? – спросил князь. – Не для того ли, чтобы стремиться постичь её и стать богами и властителями своих судеб? Если я, ничтожная частица Великого Организма, тянусь к истине, а мое целое не замечает этого, то, может, имеет смысл мне обратиться внутрь себя и объяснить каждой клетке, каждому атому свои помыслы, идеалы и чаяния? Ведь любой из них – это я, вопрошающий и не получающий ответа.
Лицо скривилось в презрительной гримасе.
– Что можешь объяснить ты самому себе, если сам ничего не знаешь?
– Я объясню то, что знаю, – суть своего явления. Объясню, что понимаю и люблю его. Как иначе! Ведь он – это я. Этого будет достаточно, чтобы избавиться от страха перед смертью и перед неведомым, потому как неведомое станет ясным и понятным.
Братине показалось, что лицо взглянуло на него с некоторой насторожённостью.
– Значит, ты хочешь стать источником Озарения?
– Да. Вечного, неиссякаемого Озарения, лучи которого осветят весь мир.
Великий Хан усмехнулся.
– Вот ты и подтвердил своё глупое человеческое разумение. Знаешь ли ты, что существует бесчисленное множество миров, нисколько не связанных друг с другом, и что твой свет ограничится пределами только одного из них, как твои слова – стенами этой комнаты?
– Я слышал об этом, – кивнул Братина. – Но ещё я слышал, что есть во Вселенной место, где пересекаются все миры. Где они растворяются и открывают путь к любому из них. Я хочу найти эту точку.
Великий Хан нахмурился.
– А ты не так глуп, как я думал, – сказал он задумчиво. – Да, есть такое место. Но, видишь ли, оно уже занято.
– Значит, я не одинок! – воскликнул князь. – Кто же этот Светоч?
– Я! – торжественно произнесло лицо. – Но я не Светоч. Я – кромешный Мракоч! Я – Чёрный Босс, повелитель Хаоса, Великого Дробления и Бессмысленной Энтропии! Я – единый и всемогущий Бог, самодостаточный в своём владении и самовладеющий своим достатком! И ты, глупый светлый бог, Проводящий Сквозь Врата, в моих руках! Да, я узнал тебя! Сколько бесконечных вселенных минуло в ожидании тебя. И вот ты здесь. Миллионы раз представлял я себе нашу встречу, но не мог подумать, что ты явишься в образе смертного человека. Это твоя ошибка, и она будет стоить тебе жизни.
– Так ты и есть Чёрный Босс? Прародитель теней и владыка иллюзий? Но объясни, зачем тебе, Всемогущему, моя смерть?
Чёрный Босс рассмеялся.
– Я не знаю, каким образом, – случайно ли, нет, – но ты раскрыл тайну Организма Бытия. Дело в том, что каждый из миров является отдельной клеткой Великого Организма. Как ты правильно выразился, это ты сам и есть. Это твои атомы, стремящиеся слиться в понимании абсолютной истины. И пока они разобщены и раздроблены, я остаюсь единственным и всемогущим властелином. Ты хочешь лишить меня могущества, а значит – погубить. Что ж спрашивать, зачем нужна мне твоя смерть? Она необходима и неизбежна, а потому мы можем ещё немножко пооткровенничать. Знаешь, Братина, мне даже жалко тебя убивать. Ведь мы похожи. И деяния наши похожи, и цели, но с точностью до наоборот. Мы бы составили превосходную пару, будь у нас возможность компромисса. Но её нет и быть не может.
Тут Эрли Куин, до сего момента стоящий в стороне и напряжённо вслушивающийся в диалог, выдвинулся вперёд, потрясая тайком пронесённым в залу Чёрного Босса топором.
– Слышь, ты, изгой! – отважно крикнул даун. – Завязывай глумиться над нормальными пацанами и выходи биться! Лично я тебя, мракобес, нисколечко не боюсь. Давай один на один. Хочешь – на руках, хочешь – на мечах, а хочешь – на пистолетах. Мне всё равно. Если победишь ты, – проиграю я. А если победю я – проиграешь ты. Идёт?
Чёрный Босс не повёл даже и бровью. Вернее, повёл, но так незаметно, что вроде бы и не повёл. Сверху упала паутина и окутала смелого воина, связав его по рукам и ногам.
– Ты хотел удивить меня этими мёртвыми душами? – с притворной укоризной обратился к Братине Чёрный Босс. – Они пустышки. Ты сам не видишь, что ли?
– Да, – согласился князь. – Потому что в каждом из них ты свил своё логово и выпил до последней капли всю душу. Но они тебя не боятся, вот в чём прогресс. Поэтому они свободны и в силах двигаться дальше к своей цели.
Чёрный Босс разразился диким хохотом.
– Двигаться к своей цели? Ха, ха, ха!.. Ну и глупец же ты! Вся их свобода заключена в пределах этой залы.
– Её вполне достаточно, чтобы стремиться к своей цели, – сказал Братина.
– Единственная цель, к которой вы все придёте, – либо кол, либо костёр, либо колесо, либо плаха. Впрочем, я дам вам право выбора, – пообещал Чёрный Босс весело.
– Это весьма учтиво с вашей стороны, сэр, – произнёс с иронией Артём Он.
– А, говорящая собака! – воскликнул Чёрный Босс.– Где-то я встречал такую… Не могу вспомнить… А вы, миссис, кажется, ясновидящая? – обратился он к Мэльвин. – Судя по вашей внешности, вы из Ирландии. Верно?
– Вы правы и в том, и в другом, сударь, – подтвердила Мэльвин.
– Что же говорят вам ваши ясные очи?
– То, что вас, сударь, ожидает большое будущее в вечном мраке, – спокойно ответила Мэльвин.
– Ха, ха! Очень мило. А что скажете про своё?
– Оно представляется мне светлым.
– Согласен. Светлым и горячим. Достойным такой ведьмы, как вы… А этот цветастый шут считает себя магом и чародеем? Ха, ха, ха! Я слышал, ты умеешь летать?
– Так точно… – прошептал с достоинством Пьер? О!! и учтиво поклонился. – Усилием воли я могу поднять себя в воздух и оставаться невесомым, сколько мне заблагорассудится…
– Неужели? – весело воскликнул Чёрный Босс. – Ну-у, летать по своей воле – ерунда. Гораздо сложнее – по чужой.
Он дунул, и порыв ветра подхватил призрака; закружил, завертел, посылая, как волейбольный мяч, от одной стены, к другой.
– Вот так-то, – сказал довольный Чёрный Босс. – Ну что, князь, хочешь ещё спросить о чём-нибудь напоследок? Не стесняйся, я отвечу на любой вопрос.
– Да. Скажи, как ты обнаружил точку пересечения миров?
– Очень просто. Я заметил и запомнил место, откуда излучается Озарение… Ты не знаешь самого главного. Помимо прочего, центр слияния миров является той площадкой, откуда открывается путь в царство глобальной истины, которое иногда даёт о себе знать посредством вспышек Озарения. Но, чтобы запомнить его координаты, потребуется не одна жизнь. Во всяком случае, моей бесконечной жизни хватило для пеленга этой точки. Затем я построил шестиугольную комнату и пересечением диагоналей выявил абсолютно точное её местонахождение.
– Почему шестиугольную, – спросил Артём Он.
– Любопытная собака, – заметил Чёрный Босс. – Шестиугольную – по количеству основных человеческих конечностей, отображающих геометрию пространства.
– Но у человека не шесть, а пять основных конечностей, – возразила Мэльвин. – Голова, две руки и две ноги.
– Нет, миссис. Это у вас пять конечностей, а я говорю о шести человеческих. Вы забываете о мужском начале. Оно и есть шестая конечность. Не приняв её во внимание, у меня бы не получилось определить точку пересечения миров. Вот таким образом я нашёл абсолютный центр, в котором и пребываю сейчас в полном довольствии.
– Центр слияния миров обозначает дорогу в царство истины, – задумчиво произнёс Братина. – Это и есть Светлый Грот, ведущий в Постоянство! Теперь всё понятно.
– Понятно, но не всё, – сказал Чёрный Босс. – Чтобы войти в него, нужно расшифровать ребус.
– Ребус? – не понял князь. – Какой ребус?
– Комбинация материальных символов, – пояснил Чёрный Босс. – Их пять, и каждый несёт важное смысловое значение.
– Объясни подробнее.
Чёрный Босс усмехнулся.
– Хорошо, Братина. Будем считать, что это твоё последнее, предсмертное желание. Ведь жить всем вам осталось несколько минут. Слушай. Первый символ означает постоянство, основу, костяк мироздания. Второй – гармонию поэтическую силы духа и музыки как искусства высшего проявления творения. Третий – неиссякаемую животворящую энергию. Четвёртый – материю, благодатную почву, в которой произрастают зёрна жизни. Пятый – начало, первый звук первого слова. Вот такой он – ребус.
– Но это обозначения, – сказал Братина. – Что представляют собой сами компоненты?
– Увы, не знаю, – ответил Чёрный Босс. – Но я не печалюсь. Времени у меня предостаточно, и когда-нибудь я соберу его целиком.
– Что же произойдёт с Организмом Бытия, если в царство Постоянства попадёт такое зло, как ты! – ужаснулся князь.
– Наступит вечный конец всего! – воскликнул Чёрный Босс. – ВКВ. Что, миссис, я вижу, вы не согласны с таким прогнозом?
Мэльвин покачала головой.
– Не могу сказать определённо, но я вижу два равнозначных варианта: ВКВ и ВНВ.
– ВНВ? – удивился Чёрный Босс. – А! В смысле, Вечное Начало Всего? Вряд ли. И знаете, почему? Потому что пришло ваше время выбрать для себя смерть. Какие будут пожелания?
– А какие у нас варианты? – спросил Братина.
– О-о! Их масса: гильотинирование, колесование, утопление, четвертование, посажение на кол, сожжение на костре, повешение, раздавление прессом, разрывание конями, сдирание шкуры, закапывание живьём в землю, съедение крысами или муравьями... Достаточно?
– Вполне, – сказал Братина. – Я выбираю костёр.
– Превосходный выбор, – одобрил Чёрный Босс. – Бескровная смерть в очищающем огне всегда притягивала к себе каким-то мистическим смыслом. Что твои спутники? Сами решат, или не хватит духа?
– Я – за костёр, – твёрдо сказала Мэльвин.
– Ну, ещё бы! Вашему племени не привыкать, – съязвил Чёрный Босс.
– Я – тоже, – произнёс Артём Он.
– И я, – отозвался Пьер? О!! летая от стены к стене.
– Я – как все, сукин ты сын! – крикнул Эрли Куин, не оставляя попыток выпутаться из паутины. – Чтоб ты сдох, падла!..
– Невозможно, – кровожадно улыбаясь, произнесло лицо. – Эта прерогатива – ваша. Эй, вы там! Разжечь костёр!
Комната заполнилась половцами. Каждый нёс охапку сухого хвороста. Вскоре на полу выросла внушительная гора дров. Друзья взошли на неё и взялись за руки. Половцы с четырёх сторон подожгли сушняк, и он полыхнул жёлтыми языками пламени. Огонь медленно поднимался вверх, к ногам обречённых на страшную смерть героев.
– Прощай, Братина, – сказал Чёрный Босс. Пламя плясало, отражаясь в его гагатовых глазах. Все-таки ты глупец и не годишься на роль провожатого в царство Постоянства. Будь здоров!
– Сожмите крепко руки и, не отрываясь, смотрите на изумруд, – шепнул друзьям князь.
В это время, у входа в залу послышалась какая-то возня. Отбиваясь от рук охранников, в комнату рвался человек в мокром дождевом плаще и широкополой шляпе.
– Великий Хан!.. Сеньор директор!.. Мсье Кара Басс!.. – кричал он взволновано. – Прикажите, чтоб меня пропустили!.. Я ваш слуга в прошлом и будущем До Ре Март! Погасите костёр! Умоляю вас, погасите! Это хитрая уловка!.. У негодяя на голове машина времени, и он ей сейчас воспользуется!
– Что?! – взревел Чёрный Босс. – Повтори, что ты сказал?!
– Жизнь есть! – произнесли друзья в один голос и стали растворяться в зелённых лучах засверкавшего камня.
– Схватить Братину немедленно! – приказал Чёрный Босс, но было поздно. Пламя разгорелось во всю мощь, но теперь представляло собой всего лишь большой пионерский костёр.
(продолжение следует)