Тишина!

Inana
Джон,  тренер  семинара  по  конфликтологии  и  миротворчеству, организованного  для  беженцев,  по-русски  знал  только  одно  слово – «тишина».  Это  был  молодой  задорный  парень  с  волосами  цвета  спелой   пшеницы  и  добрыми голубыми  глазами.  Однако  слово  «тишина»  он умел  произнести  громко  и  строго,  призывая  участников, иногда  не  в  меру  говорливых,  к  молчанию. 
-Нина, тишина! – и  это  останавливало  даже  Нину, которую  не  смогла   бы  остановить и  разорвавшаяся  перед  ней  бомба. 
    Перед  началом  координатор  предупредила  всех  участников, чтобы  ни  одного  слова  не  прозвучало  о  политике  и   войне: 
-  Мы  будем  обсуждать  только  теорию  конфликтов, никаких  примеров  и  рассказов  про  Сумгаит, Баку, Карабах!
  Но  люди  забывались  и  тогда  координатор  жёстко  произносила  по-армянски:
- Тишина!
Этого  переводчик  не  переводил,  но  Джон  всегда  чувствовал  этот  момент  недосказанности  из  скомканных,  проглоченных  слов.  Он  подходил  к  допустившему  оплошность  участнику  и  ласково  спрашивал:
- Вонцес?
Произнесённые  Джоном  по-армянски  слова «Как ты?»  всегда  вызывали  искренний смех, разряжавший  напряжение.  И  семинар  шёл  своим  теоретическим  путём.
       На  кофе-брейке   Оксана,  прихорашиваясь  перед  зеркальцем, как  и  полагается   двойнику  Джины  Лолобриджиды,  - сходство  было  в  самом  деле  потрясающим, -вдруг  заметила,  как   Лена,  деловито  вытащив   какие-то   напечатанные   листы,  встала с  места.
- Ленуль, это  твой  новый  рассказ? Дай  почитать.
- Нет,  это  распечатка  с  Интернета.  Про  события в  Баку  в  январе  90-го.  Хочу  кое-кому  показать. 
Лицо  Оксаны  покрыла  мертвенная  бледность.  Она  протянула  руку:
- Дай  на  секунду.
Оксана  взяла  листы:
- Интересно,   Алексей – его  настоящее  имя?
- Ты  имеешь  в  виду  автора? Я  думаю,  да.  Всё  по-настоящему, и  должность  его  в  то  время – офицер  спецназа,   и  фото.  Правда,  красавчик? 
Оксана закрыла  лицо  руками.  До  Лены  донеслось  как  из  могилы:
-  Меня  ведь  тоже  русский  спас.  Меня  и  маму.  Меня  тогда ...  с  третьего  этажа  выкинули... Ну, я-то  ничего  не  помню  после того, как  нашу  дверь  взломали...  Мама  рассказывала.  Он  ворвался,  когда  эти  говнюки  хотели  маму  выкинуть – и  раскидал  их  всех.  Они  ведь  трусы  такие, половина  сразу  сбежала,  а  других  он  просто  уложил  на  месте.  Потом  спустил  маму,  укутал  меня  в  одеало  и  понёс  на  руках  до  машины  и  доставил  в  госпиталь.  Я  там  провела  несколько  месяцев.  Он  и  документы  потом  принёс  с  нашей  квартиры  и  некоторые  вещи, которые  соседи  сохранили.  Мы  с  мамой  до  Еревана  добрались  только  в  мае – представляешь. И  из  Баку  он  помог  нам  выбраться. 
    Оксана  убрала  руки  с  лица.  Оно  было  абсолютно  сухое,  только  в  больших  чёрных  глазах  поблёскивала  влага.
- У  меня  что-то с  головой.  Такие  провалы  в  памяти.  Я  имя  его  забыла,  Лена,  представляешь.  Не  помню.  И  мама  не  помнит.  То  на  А  начинается, говорит,  то  на  В,   -  Оксана  застонала – но  точно  помню,  что  он  был  заместителем  начальника  8 отделения  милиции.  Я  и   лицо  его  забыла.  Но  узнаю,  если  будет  рядом, знаешь.  Почувствую  сразу.
   Влагу  в  глазах  Оксаны  сменил  лихорадочный  блеск:
- Знаешь, я  однажды  проснулась  ночью, - увидела  плохой  сон  про  Него  и  сразу  почувствовала, что  Ему  очень  плохо. И  со  мной  такая  истерика  случилась, головой  билась  об  пол,  молила  бога,  чтобы  всё, что  отпустил  мне – здоровье, жизнь, всё  взял  и  отдал  Ему – без  остатка.  Меня  потом  мама  из  транса   выводила, но, зато, знаешь, у Него  сейчас  всё  хорошо.  Я  чувствую.  Ты  веришь?
- Да, - проговорила  Лена.
- Ты  что  это, плачешь, - Оксана  вдруг  улыбнулась  своей  уверенной  улыбкой, - давай  сюда  сумочку,  найдём  платок – сопли  вытирать.
И  уже  без  тени  шутливости  добавила:
- Пусть  Они  плачут  по  своему  «харам»-ному  городу,  который  Они  сами  осквернили.  А  за  нас наши  мужчины  отомстили. Как  надо  отомстили!
- Да! Это  так! – Глаза  у  Лены  заблестели  уже  не  от  слёз.
- Тебе  какой  кофе  сделать – сладкий  или  горький? – спросила  Оксана,  встряхнув  чёрными  кудрями.
- Не  очень  сладкий.
- Ну  ты  тогда  иди  по  своим  делам,  а  я  пойду  кофе  приготовлю.
Оксана  вышла,  прямая,  длинноногая, в  обтянутых  белых  брючках – по  последней  ереванской  моде.
   Лена, собрав  листы, уже  выходила  из  зала,  когда  ей  дорогу  перегородил  Джон:
- Лена, вонцес?
*- I  am  fine, -  она  слабо  улыбнулась.
- Tear, - Джон  вытер  слезу, осташуюся  у  неё  в  уголке  глаза, - Why?
- Тишина! – Лена  в  точности  повторила  интонацию  Джона. – Тишина, Джон!
- ОК! – Джон рассмеялся. – Тишина!
 И  прикрыл  рот  ладонью.   Однако  полные  грусти   его   глаза  говорили,  что  он  всё  прекрасно  понимает   без  слов. Теперь  рассмеялась  и  Лена. 
     И,  словно  эхо,  им  вторил  из  коридора  серебристый  смех  Оксаны.

*- У  меня  всё  отлично.
- Слёза. Почему?