Эта почти невероятная история произошла в одной из республик Закавказья ещё в советское время – в период, который тогда не без гордости называли «развитым социализмом».
В районном отделе милиции было шумно, неуютно и зыбко. Во всяком случае, так казалось тому, кто по воле обстоятельств или, может быть, самой судьбы оказывался здесь со стороны – был приглашён, а вернее, приведён «по делу»...
Высокий сержант вёл по длинному неопрятному коридору маленького тёмного гражданина в большой кепке. У кабинета старшего участкового сержант остановился, сурово, словно вынося приговор, взглянул на провинившегося, сорвал с него головной убор и... нерешительно постучался в дубовую дверь.
– Расхититель социалистической собственности! – участковый грузно поднялся со своего места, как-то нервно и суетливо надел на лысую круглую голову форменную фуражку типа «аэродром» (что считалось особым шиком, признаком довольства и высокого статуса – чем солиднее пост, тем больше площадь фуражки) и грозно надвинулся на появившегося на пороге человечка. – Таких, как ты, раньше в расход пускали!
Человечек, которому можно было дать лет сорок, вздрогнул, втянул голову в плечи, став ещё меньше.
– Представься! – скомандовал участковый, и большая бородавка на его здоровом, лоснящемся лице налилась кровью.
– Эйвазов... Рафик, – нерешительно, словно сомневаясь в том, что он произносит, выдавил из себя допрашиваемый.
Участковый двумя пальцами взял со стола металлический стерженёк, обёрнутый в платочек, и помахал им в воздухе.
– Сколько лет на заводе?
– Девятнадцать...
– Девятнадцать?! – злорадно переспросил участковый. – Так вот, несун несчастный, будем отплясывать от того, что ты тащил с завода каждый день... Этот штифт стоит 1 рубль 27 копеек. Умножим 1 рубль 27 копеек на число трудодней в неделе – шесть... Потом – на число недель в месяце, ещё – на месяцев в году, наконец – на девятнадцать, – участковый с минуту калькулировал, затем, невзирая на свою тучность, достаточно легко встал, выпрямился, выпятив уродливый колыхающийся живот, который у него начинался почти прямо под двойным подбородком, снова зачем-то надел фуражку и, назвав цифру с несколькими нулями, крикнул почему-то на русском:
– Расхититель социалистической собственности! Такие негодяи, как ты, тормозят наступление светлой эры коммунизма!..
Грузно опустившись в под стать ему массивное кресло, старший участковый перевёл дыхание, ещё раз прошёлся глазами по протоколу мелкого хищения и как-то обречённо посмотрел на сержанта-стажёра:
– Загляни в уголовный кодекс. Сколько ему положено?
Сержант взял со стола потрёпанную книжку и стал листать. Спустя минуту он многозначительно взглянул на участкового и бесстрастно произнёс:
– Хищение государственного имущества в особо крупных размерах... 15 лет строгого режима!
Человечек аж подпрыгнул на месте:
– Смилуйтесь... не губите! У меня дети... много детей! Жена, тёща больная – все на моей шее, – сказал он, весь скукожившись.
Участковый грозно смотрел на него, сдвинув неухоженные, растопыренные брови.
– Ладно, сержант, не будем мелочиться – давай заменим ему на 10, – обратился он после солидной паузы к стажёру, незаметно подмигнув ему.
– Можно, пожалуй... – произнёс тот, как-то глупо откашлявшись.
– Можно Машку за ляжку, а закон требует строгости и точности! – снова подмигнув, произнёс участковый и хрипло рассмеялся. В его смехе чувствовался какой-то зловещий оптимизм.
Допрашиваемый стоял, как провинившийся ученик, боясь поднять глаза. Лишь тонкие усы его нервно дёргались и, казалось, что он вот-вот всхлипнет.
– Ну что раскис, негодник? Или разжалобить хочешь? Поздно уже – тогда надо было думать, когда народное добро воровал...
– Всё сделаю, ничего для вас не пожалею... пощадите! – взмолился несун, показав участковому два вытянутых пальца – указательный и средний.
Взгляд участкового невольно оживился и несколько смягчился, однако он резким движением снова надел фуражку-аэродром, встал и с возмущением произнёс на русском языке:
– Попытка дачи взятки должностному лицу?! Это ещё более усугубляет твоё положение! Сержант, посмотри сколько ему в совокупности полагается.
Стажёр с важным видом полистал потрёпанную книжку:
– Высшая мера наказания – расстрел! – отрезал он.
Наступила минутная пауза. Со стены на потенциальную жертву электрического стула строго и осуждающе смотрел железный Феликс в деревянной раме...
– Расстрел, так расстрел. Как говорили древние, «суров закон, но закон».
Произнося это, участковый вытянул перед несуном 3 пальца. Тот кивнул в знак согласия, и оба облегчённо вздохнули. Стажёр, с любопытством наблюдавший за этой игрой, довольно улыбнулся.
Участковый нажал на кнопку в столе. На пороге появилась под стать ему толстая, но в то же время очень подвижная секретарша с огромными, красивыми, как у газели, глазами.
– Аделина, принеси чай, да покрепче, а то у меня нервы начинают сдавать!
У секретарши всё гармонично колыхалось: грудь, спина, бёдра... Не скрывая удовольствия, участковый, стажёр и допрашиваемый (несмотря на критичность своего положения) следили за тем, как она поплыла обратно.
– Ладно, земляк, так и быть, назначу тебе условное наказание... – участковый надвинулся на залётчика, едва женщина скрылась за дверью. – Три тысячи! Через два часа! – уже открыто произнёс он тоном, не допускающим возражений.
– Будет сделано, шеф! Разрешите идти?
–Иди, время пошло! – как подчинённому отдал «приказ» старший участковый. – И чтобы без шуток!
– С такими мерзавцами по-другому нельзя! – сказал поучительным тоном «шеф» стажёру, провожая нарочито строгим взглядом штрафника.
Через два часа восемь минут и двадцать секунд (как зафиксировал «шеф») залётчик появился. Теперь это был уже другой человек: он вошёл как хозяин, открыв, что называется, дверь ногой. Бросив на стол «откупные» в виде трёх обёрнутых в картон пачек, «обвиняемый» гордо посмотрел на «судей». Те и не глядели в его сторону, глупо уставившись на толстые стопки, словно не веря своим глазам. Из-под картонной обёртки с десятирублёвых банкнот с укоризненной и грустной улыбкой смотрел на них Владимир Ильич Ленин...
– Шеф, могу я попросить у твоей секретарши чай? – отдышавшись, нагловато спросил несун. – Только обязательно в стакане армуды – из других не могу пить.
«Шеф» неохотно потянулся к звонку. Величественным кораблем в кабинет вплыла секретарша.
– Аделина, принеси... уважаемому чай, в армуды.
«Подследственный» теперь уже по-хозяйски посмотрел вслед за секретаршей, наслаждаясь её пышными, колыхающимися формами. Вся фигура женщины удивительным образом напоминала грушевидный стакан армуды.
– Вот женщина! – нахально произнёс несун. – Много бы за такую отдал.
– А, негодяй, не зарься на чужое, не твоего ума дело! – почти по-свойски отчитал его участковый.
– Да я так, ненароком, – оправдался залётчик. – Все мы – люди...
Но участковый уже и не слышал его, пряча под стол толстые пачки денег.
– А могу я взять штифт? Так, на память, – попросил бывший подследственный, уходя.
– Нет, дорогой, не положено. Это вещественное доказательство, – участковый аккуратно взял платочком железку и положил её в сейф...
Проводив несуна, милиционер вынул обратно штифт, полюбовался им и рассмеялся раскатистым, хищным смехом. Затем выбросил железку в урну и подмигнул стажёру-подельнику:
– Согласись, Игорёк, хорошие у нас люди – работать с ними можно. Вроде бы гиблое дело – административное наказание, штраф 10 рублей, но если к нему подойти творчески, с головой, то можно и ...
Стажёр весело кивнул.
– Но и ты молодец, прогрессируешь! Так сколько, говоришь, с меня причитается?
2005 год
Автор иллюстрации - Альберт Саркисян