Вечереет. Далеко в синеву убегает песчаная коса. Волны задремали, и поднимающаяся красавица-луна купается в своём зеркальном отражении. День отшумел, отыграл и, свернувшись клубком, спит где-то за горизонтом. Неяркие лучи, словно шерсть, на его загривке изредка вспыхивают за дальними холмами, а бродяга-ветер доносит порой его тёплое дыхание.
Вода ласково плещется в берег, ловко слизывая с песка следы. Но они всё равно тысячами тянуться дальше. Какие-то — поодиночке, какие-то— парами, одни сворачивают, а другие бегут назад. Так и будут они тянуться, пока не останется тоненькая дорожка одиноко бредущего следа у самой кромки воды. Волны, будто сговорясь, не задевают её и катятся дальше. Какие они смелые, эти маленькие следы: идут в темноте, лишь слегка прихваченной лунным лучом, туда, где на востоке день уже выбросил сияющей лапой солнце; оно покатилось огромным золотым клубком по небу, разматывая нити лучей и освещая многоточье следов на песке…
Казалось, что следы эти бегут не только по песку, но светятся и на скале, перепрыгивая с камня на камень, и поднимаются куда-то ещё дальше почти к самому небу.
День остановился, повёл мохнатой мордой по ветру: он уловил едва ощутимый, словно звенящий в воздухе, запах цветов, и стал легко подниматься на скалу, где запах казался сильнее. Едва он поднялся, как налетел Ветер и начал сдувать с его шерсти остатки сна. День, прорычав что-то неразборчивое, на мягких лапах, стараясь не шуметь, отправился к самому краюшку скалы, вдававшейся в море. Там на камне сидела девушка. Это её следы бежали по песку, а потом по камням. День знал: это она так поразительно пахнет цветами.
— Флой, — позвал День.
Девушка обернулась.
«Флой!» подхватил Ветер и понёс, перекликаясь с эхом. «Флой, Флой, Флой!» кричали в небе чайки. «Фллорреннс!» шумела галька на берегу. «Флоренссс!» шептали волны.
День подошёл и сел рядом, опустив свою огромную голову ей на колени. Маленькая ручка то задумчиво приглаживала, то ерошила косматую шерсть. Могучий зверь День лежал не шелохнувшись, словно совершалось некое таинство. Неожиданно он перевернулся на спину и заглянул ей в лицо.
— Ты кого-то ждала здесь?
— Нет, — удивилась Флой, — только тебя. Почему ты так решил?
День не ответил, он размышлял, по очереди поднимая лапы в небо и внимательно их разглядывая. В его глазах, отражаясь, плыли облака, и от этого казалось, что само небо поселилось в них.
— Почему, почему, почему? — Тормошила его Флой за большие мягкие уши.
— Не знаю, — наконец мягко протянул День, переваливаясь на другой бок. — Только мне кажется, что совсем скоро оттуда из-за моря что-то придёт, и ты будешь очень ждать этого.
— Я никогда не была за морем, мне нечего и некого ждать оттуда, — ответила Флой, но в глазах её как будто мелькнуло что-то, или только показалось?
— Откуда ты можешь знать, что будет? — Спросила она, стараясь освободить запутавшуюся в его шерсти бабочку.
День улыбнулся:
— Я знаю всё (или почти всё): то, что было и то, что будет. Я живу с первого Часа Вселенной. Знаешь сколько в ней галактик? А сколько звёзд в каждой галактике? А сколько планет около каждой звезды? Нет, конечно, ты не знаешь. И представь: на каждой из них наступает утро, и прихожу я. Как тебе кажется, у меня было время узнать всё, что будет и запомнить всё, что было?
— Но как ты можешь быть и здесь и где-то ещё?
День задумался только на мгновение:
— Вот представь: что у тебя много-много глаз, и все они смотрят на разные планеты, и ты видишь всё одновременно… Примерно так.
Флой зажмурилась, и попыталась представить, но вдруг расхохотавшись обхватила его голову и прижала к себе.
— А всё-таки, сколько на небе звёзд?
— А сколько ты видишь?
Флой запрокинула голову в утреннее, светлое небо.
— Ни одной…
— А эта? — спросил День, пристально глядя на оранжево-золотой клубок, выплывший из-за горизонта.
— Верно, сейчас видно только одну — Солнце. Но сколько всего ты их видел?
— Трудно сказать. Люди ещё не придумали названия их числу. Но, признаться, однажды я пересчитал их все. Это было очень давно, когда мне было грустно, когда я ещё не встретил … не мог… не… не… Давно.
Если бы Флой жила столько же, сколько День, она, конечно, знала бы все мысли, и догадалась, что он не решился сказать. Впрочем, ей не обязательно было родиться в миг сотворения мира: она и так это знала.
Они помолчали.
— Наверно, тебе пора идти? — С грустью заметил День, поднимаясь.
— Пожалуй, — откликнулась Флой, оправляя платье.
— Что ж, удачи.
День уже не смотрел на неё, а медленно спускался к воде.
— Постой! — Вскрикнула Флой, подбегая к нему. — Здесь бабочка, она запуталась.
День улыбнулся, и из-под его шерсти вдруг выпорхнули миллионы бабочек. Флой остановилась, завороженная сверканьем трепещущих крыльев, по спирали поднимавшихся в искрящееся небо. Но День повёл лапой, и бабочки исчезли, превратившись в радужные капли росы, скатившейся на камни.
— Рано, — объяснил День недоумённо заморгавшей Флой, — летом. А эта пусть летит, радостная вестница лета. — Сказал он, разжимая когти и выпуская ту, первую бабочку.
Флой обняла его на прощанье и весело побежала вниз. Почти спустившись, она обернулась: День, прыгая между камней, ловил солнечных зайчиков, прятавшихся от него в скалах. Флой сняла с пояса зеркальце и, поймав в него солнечный луч, пустила весёлую стайку зайчиков, тут же рассыпавшихся между скал. Ещё раз махнув рукой, она скрылась за холмом. День долго смотрел ей в след, и потом, будто опомнившись, вновь принялся за свою игру.
Старый Эльм сидел на скамейке перед домом и чинил корзину, когда Флой разрумянившаяся и весёлая подбежала к нему сзади и закрыла ладошками его глаза.
— У, стрекоза, — засмеялся старик, отнимая от своего лица и целуя её руки, — смотри…
И он достал очень милую маленькую корзиночку и такую же плетёную шляпку с атласной ленточкой.
— Как здорово! Это мне? Спасибо, спасибо, спасибо… — быстро-быстро заговорила она, целуя морщинистые щёки старика. Флой собрала растрепавшиеся волосы и надела шляпку.
Повязывая ленточку под её подбородком, старик заметил несколько оранжево-золотых искр из шерсти Дня, случайно оставшихся на её платье.
— Нашла себе компанию, стрекоза… — как будто сердясь, проворчал он.
Флой немного смущенно чмокнула его в висок и побежала к озеру.
— Очень мило, — шепнула вода, услужливо рисуя её отражение.
Флой немного собой полюбовалась и побежала обратно к дому. Эльм уже закончил корзину и собирался в город, натягивая старую потёртую куртку и огромную клеенчатую шляпу.
— Сегодня в порт пришла новая, кажется, очень богатая яхта, — сказал он так, словно продолжал начатый разговор, — должно быть там будет много дам и барышень, надеюсь, им понравятся мои шляпы, — добавил он, тяжело закидывая на плечо котомку. — Будь умницей, я вернусь только завтра к вечеру.
Флой стояла и смотрела ему вслед, пока изгибы дороги не скрыли его с глаз. С появлением Флой старая покосившаяся хижина всякий раз будто оживала, наполняясь странным, чудесным светом. Но Флой редко возвращалась в неё, почти всё время, пропадая на берегу или в небольшом лесочке, незаметно смешавшимся со старым садом. Вот и теперь, подхватив свою новую корзинку, она, что-то напевая, побежала в лес. Большой лохматый пёс Дым увязался за ней. На самой опушке они остановились, Флой задумчиво посмотрела туда, где за лесом плескалось море, скрытое сейчас за деревьями. Синий бесконечный простор предстал её мысленному взору, великолепная белая яхта легко скользила по зеркальной воде. Ещё секунду подумав, она свернула в сторону от леса по едва заметной тропинке, которой всегда спускалась к воде.
На берегу никого не было, должно быть, День, не надеясь снова её встретить, бродил где-то в дюнах. Флой сбежала по пологому спуску и пошла вдоль воды к порту. Поднявшись на один из холмов, она остановилась. Небольшой портовый городок, словно карта, раскинулся у её ног. Можно было разглядеть и чернеющие вдалеке верфи, и небольшие домики рыбаков на самом берегу с перевёрнутыми кое-где лодками, и развешанные сети, и корабли, и там дальше от сутолоки и суеты причала мерно качалась на волнах красавица-яхта. Флой видела её всю от кормы до киля, и не могла не залюбоваться её прекрасным гордым силуэтом. Тени скользили по безупречным белым бортам, оставляя на них причудливый узор своего танца. Флой пригляделась: русалка старалась приладить к волосам морской цветок, ловя своё отражение в начищенных бортах, пока поднявшийся шум не спугнул морскую деву. На палубе появились люди, пара матросов перебросила на пристань трап, из рубки вывернул могучий старик, в кителе и с трубкой, словно сошедший со старой гравюры. Флой решила, что это капитан. Ещё несколько дам поднялись на верх, а вслед за ними молодой мужчина, одетый во всё белое. Флой не могла разобрать его лица, но ей показалось, что он красив. Матросы у трапа вытянулись, капитан хоть несколько покровительственно, но тоже приложил пальцы к козырьку. Молодой человек ответил лишь лёгким поклоном. Должно быть, это был хозяин яхты. Дамы с зонтиками и он, одетые исключительно в белое, сошли на пристань, и их светлые фигуры долго выделялись на фоне тёмных силуэтов моряков. Флой редко спускалась в город, но теперь сошла вниз на причал, чтобы разглядеть удивительное судно. Впрочем, прибытие такого корабля стало событием для всего городка, стайки мальчишек и некоторые горожане окружили трап, наперебой восхищаясь то прекрасной посадкой, то превосходным такелажем. Капитан, ушедший было к себе, вновь поднялся на палубу, с видимым неудовольствием рассматривая собравшихся зевак, но в тайне гордясь вниманием, оказываемым его судну. Флой стояла поодаль, но вдруг толпа расступилась, пропуская вернувшихся пассажиров. Флой радостно заметила в руках некоторых дам плетёные шляпки, и большую корзину у молодого человека. Она посмотрела на огромного пса сидевшего у её ног, он тоже улыбался. Они не спеша отправились к вдоль берега дому. С холма Флой ещё раз посмотрела на городок, на яхту: там уже зажигали огни.
Солнце быстро тонуло за горизонтом. Между холмов Флой приметила светящийся загривок Дня, укладывающегося спать. Она осторожно пригладила косматую шерсть, День радостно прорычал что-то сквозь сон, ткнувшись холодным носом в её ладонь, и вновь опустил мохнатую голову на лапы. Вскоре Флой и Дым вернулись к хижине. Но едва Флой успела зажечь лампу и снять новую шляпку, в дверь постучали. Флой очень удивилась: на пороге стоял тот самый человек в белом с яхты. Впрочем, он тоже очень удивился, и даже казался смущённым.
— Простите, что осмелился постучать в вашу дверь в столь поздний час, но я совершенно сбился с пути совершая вечернюю прогулку. Не укажите ли вы путь несчастному страннику. — Произнёс он учтиво и с неизменной улыбкой. — Я Дрим, хозяин той яхты, которая, как я заметил утром, очень вам понравилась.
— Флой! Что ж идёмте, я покажу вам дорогу. Дым, пошли.
Они медленно шли по берегу. Дрим рассказывал, что отправляется в путешествие, и что его долго не будет. Он говорил о прежних своих экспедициях. Флой внимательно слушала его, стараясь представить все те невообразимые красоты, какие повидал Дрим, и о которых говорил с некоторым даже пренебрежением. Они остановились у причала, Флой подняла глаза на залитую ярким светом вечерних огней яхту.
— А как она называется? — Спросила Флой, всё ещё не спуская с неё глаз.
—У неё пока нет имени, но если вы не против, я назову её Флоренс.
В вечерней дымке показалось белое облачко, оно плыло над землёй, быстро приближаясь.
— Дрим, это ты? — спросило облако. В его очертаниях Флой едва могла угадать белое платье и белую шляпку.
— Иду, Кити! — отозвался он и обернулся к Флой, — ну что ж, мне пора.
И, нежно поцеловав ей руку, Дрим исчез, превратившись в ещё одно облако медленно уплывающее вслед за первым.
— Кто это? — Спросила Кити, обиженно поджав губы. Впрочем, это вовсе не означало, что она действительно обиделась: её не лишённое некоторого обаяния личико часто отражало капризную гримаску, и казалось, что она вот-вот расплачется.
— Никто… — недовольно ответил Дрим.
— Ни с кем так не разговаривают.
— Хорошо, просто девушка, она помогла мне найти дорогу в здешней глуши…
— С каких это пор Дриму Ревé великому покорителю морей понадобились проводники?
Он пробовал остановить её, но она не унималась:
— Пусти меня, ненавижу, ненавижу… — уже в полный голос кричала она, притопывая ногами. — Думаешь: другого не найду? Ну и катись, куда тебе там вздумалось, хоть на край света…
— На северный полюс, — поправил Дрим.
— Да хоть к чёрту в пасть… — зло бросила она, с необыкновенной силой вырвавшись из его рук. Подобрав платье, Кити бросилась по сходням на корабль. Дрим ещё некоторое время слышал её сбивающееся от бега дыхание и дробный стук каблучков по мосткам. Наступившая вдруг тишина неприятно поразила Дрима, и он поспешил на корабль поближе к суетящимся от безделья людям. Иллюзия жизни быстро забросала тишину своими яркими фальшивыми мелодиями.
На следующий день Флой вновь пришла в порт. Она не посмела подойти близко к кораблю и только издали видела на сверкающем боку белой красавицы первую золотую букву её будущего имени. Казалось, само солнце расщедрилось и бросило золотую нить своего клубка. Но едва заметив вышедшего на палубу Дрима, Флой испугалась чего-то и быстро спустилась на другую сторону холма.
Она медленно брела домой, прижимая руки к груди так, словно она несла что-то очень маленькое и хрупкое. И ей действительно казалось, что маленький пушистый котёнок свернулся на её сердце и нежно мурлычет. Она не знала что это такое, но ей впервые стало грустно, когда она смотрела на море. Ей показалось будто это не вода, а какая-то непреодолимая черта, разделившая её и что-то ещё.
Когда Эльм вернулся, Флой ещё спала, и он не рассказал ей как великолепная яхта «Фортуна» уходила с их пристани в кругосветное плаванье.
Прошли годы или один миг, только Флой почувствовала, что что-то произошло, что где-то оборвалась та невидимая ниточка связывающая её с Дримом. Она побежала на берег. День как всегда сидел на скале и смотрел вдаль.
— Я ждал тебя, — произнёс он, не обернувшись даже на её шаги, — тебе не показалось, ему сейчас действительно непросто: шторм застал его у северных широт, и отнёс довольно далеко к северо-западу, даже я не знаю точно где он…
— Что же, что же с ним будет? — почти плакала Флой.
— Не знаю, только рано отчаиваться…
— День, милый День, ты ведь можешь всё: отведи меня туда! — Флой бросилась к нему, и слёзы закапали часто-часто, прячась в его густой шерсти.
Так горячо она его просила, так плакала, что даже могучий День не мог её успокоить.
Солнце роняло в море оранжевые капли. Огромный золотой зверь быстро бежал по воде, унося вдаль к северу маленькую фигурку Флой. Она крепко прижималась к его тёплой шерсти, вдруг где-то на горизонте обозначилась едва заметная белая полоса. Она начала шириться и, наконец, превратилась в нагромождение ледяных плит. День остановился у самого края этой полосы.
— Я не могу дальше идти, здесь заканчиваются мои владения, здесь правит Ночь.
Он осторожно спустил Флой на снег.
— Ты не увидишь меня почти год, но что бы ни случилось, знай: я всегда буду ждать тебя.
Флой нежно обняла его лобастую голову.
— Прощай!
— Подожди, ты замёрзнешь, не успев сделать и шага.
И День ударил лапой по воде, осыпав её солнечными тёплыми брызгами.
— Теперь прощай.
И одним прыжком он оказался за горизонтом. Флой пошла, влекомая невидимой тоненькой ниточкой. Она шла долго, не останавливаясь, обходя то там, то тут появляющиеся трещины. Около одной из них что-то темнело. Флой подошла ближе: там стоял зверь, почти такой же, как День, только шерсть его отливала серебристой холодной сталью, вместо тёплого золотого меха Дня... Слизнув с лапы солёный лунный блик, который он поймал в трещине, зверь обернулся.
— Что ж, здравствуй! — Протянул зверь, обходя Флой кругом и внимательно рассматривая.— Я Ночь.
Флой не успела ответить.
— Знаю, всё знаю, идём!
И Ночь большими прыжками отправилась к чернеющей впереди глыбе. Флой едва поспевала за ней. Наконец они остановились у ледяной пещеры.
— Не боишься войти? — С интересом спросила Ночь. — Хорошо, тогда входи!
И она легонько подтолкнула Флой к входу. Едва та ступила под своды, как стены зазвенели, заблестели ослепительным снопом искр.
— Идём же! — как будто издалека донёсся голос Ночи.
«Идём же!» подхватило эхо на тысячу голосов. Тысяча Ночей стояла перед Флой, отражаясь в ледяных гранях.
Флой сделала шаг и наткнулась на холодную стену.
— Не туда! — засмеялась Ночь.
Флой остановилась, она, наконец, смогла отличить настоящего зверя от тысяч отражений, и пошла за ней. Ледяные залы подобные храмам сменяли один другой, но вот, наконец, они вышли в небольшую залу, по середине которой на ледяном возвышении лежал человек.
— Дрим! — Вскрикнула Флой и бросилась к нему. — Не он…
Это была только ледяная статуя, очень похожая на человека.
— Нет, это он. Не узнаёшь? — усмехнулась Ночь. — Теперь он слал таким, вернее он таким и был, только вы, люди, не умели увидеть этого.
Флой подошла, но едва она коснулась его ледяной руки, статуя рассыпалась на миллионы маленьких осколков, остался только маленький пульсирующий комочек. Флой прижала его к груди. И слёзы, выкатываясь из глаз, сразу же застывали на её щеках.
— Забирай, забирай его! — Зло закричала Ночь. — И уходи, навсегда уходи! Но помни, — добавила она спокойней и медленнее, — не оглядывайся, что бы ни случилось.
Флой побежала так быстро, как только могла, прижимая к груди осколок, тёплый маленький комочком свернувшийся на её сердце, но вдруг она услышала его голос, его живой голос. Он звал её, он говорил, как любит её; он говорил то, что она столько раз в своих снах говорила за него…
Последнее, что видела Флой: Ночь стояла у пещеры, и эхо стократно повторяло её смех. Миг, и Флой исчезла, на снегу осталась только угасающая льдинка.
Ночь сидела рядом с Днём, опустив голову на золотое плечо брата. Луна медленно наползала на Солнце, превращая его в чёрную точку. Затмение, краткий миг, когда День встречается с Ночью.
— Ты же знаешь, всё не могло быть иначе, — говорила Ночь. — Старый Эльм умеет зажигать огни на мачтах кораблей, спасая моряков от гибели, и потому его век необычайно долог. Но придёт миг, и люди обратят свои взоры к небу и перестанут выходить в море, тогда и его век закончиться и он уйдёт туда, куда сотни лет до него и после уходят все смертные, и куда никогда не уйдём мы. Она простой человек, а люди умеют только две вещи: родиться и умереть…
— Она умела зажигать огни в душах … — задумчиво ответил День, и две огромные звезды, грустно мерцая, выкатились из его глаз…