Наши деревенские старики, как правило, не приучены к сентиментальности. Да и не было места для неё ни в их голодном детстве, ни в суровой военной юности, ни в трудовых колхозных буднях. Смоленые загорелые лица, трудодни, руки в солярке, время надежд. Короткий, словно северное лето миг влюбленности, свадьба, потом дети, все в одной избе, хорошо если в пятистенке, за печкой – старенькие родители, не до нежности. Потом – одни, дети разлетелись по городам, внучата – только на каникулы. Успеть бы выкопать картошку. Мозолистые узловатые руки, седые волосы, морщины. Прошла жизнь. Все равно хорошо прошла.
Поэтому я всегда с умилением смотрю вслед этой странной паре. Седая опрятная старушка доверчиво прижимается к плечу высокого сутулого старика в облезлой кроличьей ушанке. Всегда вместе, всегда под руку, медленно и степенно по разбитой деревенской дороге. В очередной раз, провожая их взглядом, я делюсь своими мыслями со старенькой соседкой. Марья Филипповна прищуривает глаза, глядя из-под сухонькой руки, и недобро вздыхает:
- А-а, Гришка с женой. Бил он её по-пьяни в молодости. Сильно бил, вот Надя и ослепла. Теперь водит под ручку.
Наши деревенские старики, как правило, не приучены к сентиментальности…