Все УХОДИТ и все остается
/повесть в монологах/
1. Пелена над "Троей"
ПАВЕЛ
С Мальты все началось... А, может быть, со смальты. . . я вернулся с острова на материк, чтобы покончить с работой не дававшей покоя. Позади остались две недели отлучения от привычного и обыденного на Фоне экзотических пейзажей, которые, впрочем, в памяти остались как нечто, виденное сквозь мутное стекло. Тревога и недовольство собою сделали свое черное дело. две недели улетели дымом в трубу времени. Усталый я вернулся домой и….лег спать. Из сна, проведен-ного в самолете в небе, переместился в сон земной. На смену Фантас-магорическим преображениям и удивительным странствованиям вне времени и пространства, вне общества знакомых лиц, ситуаций, пред-метов, пришел земной сон - провал в черноту уставшего человека. приехавшего после ''отдыха'' с острова с названием, СОЗВУЧНЫМ материалу, из которого создавалась»не создаваясь, последняя мозаика.
Смальта выбрала и утомила меня, я выбрал Мальту. Отдыха не получилось. Муза не явилась, сколько не призывал ее. И тогда, вер-нувшись с Мальты и из сна, я решил устроить вечер прощания с "Тристаном и Изольдой" - моим бриллиантом, не появившимся из массы проз-рачно-призрачного камня ; вечер прощания с собой ХУДОЖНИКОМ и со своей свитой, безуспешно старавшейся играть меня все эти годы.
Елена отозвалась в телефонной трубке подобно хриплому эхо.
- Ты придешь, да ?
- Да, да.
- Я ЖДУ.
- У-у-у,- ответила трубка. Разговор оборвался, но я понял, что Елена придет, сама явится в мою "ТРОЮ", сама себя на вечер похи-тив у другого мужчины, у ДРУГОЙ жизни, где нет меня и моих рук, ласкающих теплую смальту - ЖИВУЮ плоть Тристана и незаконченней Изольды, присутствующей на мозаике одним лишь глазом – сапфиром, вынятым мною из фамильного перстня. Изольда стала зрячей благода-ря мне, но сама не стала реальностью. Елена тоже стала зрячей благодаря мне и реальностью стала, как ей тогда казалось, невозможность нашего совместного существования в доме-мастерской, окрещенном мною "Троей".
Когда-то я был счастлив с Еленой. Я любил. И, на зло всему и всем, назвал свой дом "Троей", ибо не мыслил Елену без Трои. И вот она сгорела…наша любовь, наша ТРОЯ, не ставшая символом дома -полной чаши. Я стою один в середине пустого дома, как стоит ужаса-ющая своим одиночеством и безобразием печная труба на пепелище семейного очаг азвоню жене, не ставшей бывшей, и друзьям…
Звоню Ниночке и Егору, Ларе и Алексу. Они рассыпают словеса, они (не знаю, насколько искренне) стараются в интона-циях голоса выразить беспокойство моим состоянием человека, не отдохнувшего, а уставшего от "отдыха", они прибудут, они обяза-тельно явятся - чтобы утешить или в глубине души позлорадствовать и подсыпать соли на порезы души. Я порезал ее об эти проклятые камни - камни, высосавшие из меня жизнь и силы. Я порезал ее снова и сделал себе кровопускание, названное вечером прощания. Может, мне станет легче ?.. Может, я обновлюсь?.. Может безчувственность камня оставит меня и я начну жить ?..
Добро пожаловать, сударь. Добро пожаловать ' Заждались-с вас, заждались-с... Пора жить и искрится всеми гранями, а не быть камнем преткновения для других.
ЕЛЕНА
- Да, да, - отвечаю на его мольбу придти, возникнуть, облегчить кладь одиночества и возникшей не сегодня внутренне)? ПУСТОТЫ и разлада.
- Да, да, - говорю, а сама сомневаюсь, нужна ли ему моя миссия уте-шения и примирения. Может нужно идти с чем-то иным. Нажимаю на рычаг телефона - трубка голосом плакальщицы выводит заунывное "у-у-у".
Увы, невозможно отказаться. Можно найти тысячи ПРИЧИН, при-думать десятки объяснений, но…зов пепелища "Трои" и зов - быв-шего ? - мужа, зов ПРОШЛОГО сильнее моей прошлой усталости и нынешнего существования, почти ничем не отличающегося от того, которое хотела оставить и забыть. Все повторяется…Я ПРИДУ на пе-пелище, но не буду выть неуслышанной Кассандрой, а сама буду слу-шать голос того человека, который, несмотря ни на какие усилия, не стал прошлым. Я между двух огней… прошлое - будущее… пожари-ще "ТРОИ" - огонь надежды во мне самой.
Кого он любил больше: меня или себя со смальтой ? казалось, меня...Казалось, себя. . . Павел плюс Елена - пелена. . . Когда неяс-ность стала невыносимой, пришла мысль уйти. Уход откладывала. Надеялась. А он пропадал в мастерской неделями. "Ну все, - решила, - надело быть МУЗОЙ по вызову… ". Ушла…
Уходила и оглядывалась, уходила и вспоминала : сбывшееся и несбывшееся, грезы и то, что из них, словно из куколок-коконов, мог-ло ВЫЛУПИТЬСЯ радужной бабочкой, но не вышло или вышло не таким радужным, каким ожидалось.
Радужными были первые годы совместной жизни. Павел сам све-тился счастьем, ИСКРИЛСЯ, как его смальтовые мозаики на солнце, и мне хватало этого света, чтобы быть счастливой и легкомысленной — не думать о возможных грядущих неурядицах, проблемах, конфликтах. Розовое стеклышко смальты закрывало от меня окружающий мир. Муж, ДРУЗЬЯ, его и мои, вечеринки, пикники — все казалось фрагментом огромной солнечной мозаики с названием "счастье".
Я жила надеждой на счастье, когда была одинока; жила счастьем, когда все казалось безоблачным, и снова жила надеждой на счас-тье, когда наша семейная жизнь вошла в серую ПОЛОСУ. Я всегда жи-ла надеждой - может поэтому так легко переносила все постоянные "временные" ТРУДНОСТИ. Когда надежда покинула меня, я ушла от Пав-ла.
За своей мозаикой он перестал видеть меня. Мозаика стала пограничной полосой, стеной, через которую крики мои не перелетали, а если случалось такое, в ответ слышались ШУТОЧКИ-прибауточки Пав-ла,
Однажды, когда терпение мое взорвалось миной замедленного дей-ствия и обдало и меня и Павла, я стала бить по мозаике металличес-ким ПРУТОМ. В дребезги, в дребезги, в дребезги. Павел молчал, пони-мая, что скрывается за моей внешней агрессией, а глаза его болели вместе с ДУШОЙ : там читалось и сожаленье об уничтоженной мозаике и чувство вины передо мной. Он заперся в мастерской и болел в ОДИ-НОЧКУ, наивно полагая, что я "перебешусь" и все забудется. Но лучше было бы, если бы мы переболели вместе. Неужели он не понимал?
Не понимал... И тогда появился ДРУГ Егора Алекс и сделал пред-ложение, которое я не смогла отклонить, Алекс с виду-полная проти-воположность Павлу,а ВНУТРИ - все то же, все то же "я" ВНУТРИ соб-ственного мира. Как жаль,что прозрения приходят с опозданием. Я снова оказалась дальним СПУТНИКОМ в эгоцентрической звездной сис-теме. Он - Сатурн, а я ? Рея ? Тефия ? ФЕба ? Кто ?
И вот звонок Павла вырвал меня из этой жизни, где плутала по лабиринтам, созданным ДРУГИМИ и собой, и-будто увидела свет вдалеке.
Павел. . . Как давно мои губы не произносили это имя, они забы-ли вкус его имени. Такой вкус бывает только у единственного чело-века, подаренного судьбой на вечные времена лишь тебе и никому другому. Павел, мой ГЛУПЫЙ Павел, я все еше на что-то надеюсь. И пото-му ПРИДУ. Только не зови Алекса. Сердцем ЧУВСТВУЮ: не стоит вносить огонь в дом собственными руками,
Павел, мой взрослый мальчик, ты не взрослел, а я тогда сердилась и мрачнела и лишь сейчас поняла, что эгоизма в тебе было ровно сто-лько, сколько детского желания, чтобы вся любовь мира, весь свет, ЛУН-НЫЙ, звездный и солнечный, все краски и цветы мира принадлежали ОДНО-МУ тебе. Вскормленный любовью, ты мало думал о том, что от тебя ждут того же - любви, света, цветов и красок всего мира,
Ты позвонил... Ты прозрел? Ты оглянулся и посмотрел на себя со стороны? Не разрушь мои надежды. Я ПРИДУ...
ЛАРА
Звонок протрезвил. Оставив все усилия снять прилипшие к телу колготки, я сидела у столика, видя в зеркале не свое отражение, а нечто пестрое и расплывчатое, какофония красок... То был случай, когда из-за макияжа и помутнения, вызванного энным количеством "Кро-вавой Мэри", я не могла различить самое себя, ВДРУГ - звонок,
Павел? Какой Павел? Ленкин муж? Ной несбывшийся СУПРУГ... Тот Павел.... Трезвею мгновенно, сознание проясняется. Но сама ломаю комедию :"Что вам надо ? Вспомнили обо мне ? Нашли номер телефона в записной книжке ? Но здесь не бюро находок. Поищите свою пропажу в другом месте".
Он что-то говорит, сбивчиво, короткими фразами, переполненными паузами, а я уже на том конце ниточки, что уходит в недавнее прош-лое, ***
Я любила его…Завидовала подруге… Говорила ему о ней гадости, а он все-пропускал мимо ушей. Теперь мне кажется,что он никого не слышал - просто улыбался,делал вид,что внимательно слушает,отвечал впопад,а сам отсутствовал, может он и не делал предложения Елене,а только случайно ответил на ее вопрос ;"Ты любишь меня ? Ты хочешь на мне жениться ?"
..Вот оно, жалкое существо, глядящее из зеркала, глаза напол-няются слезами и "Штукатурка" начинает оплывать и капать на платье. Чего я ждала ? Чего дождалась ? одиночества ?
Елена тогда радостно об'явила о помолвке и я стала смывать надежду с души, как смывают вечером "боевую раскраску", предназначен-ную для "разведки боем". Разведывать уже было нечего. Теперь он официально становится ЧУЖИМ, неприкосновенным. Мой удел – быть тенью и делать вид, что рада их счастью.
Впрочем, я искренне была рада за Елену. Но радость смешивалась в ЖУТКИЙ коктейль с завистью, злобой ("Почему не я, а она ?"), в кото-ром радости была совсем малая доза. Я радовалась, что есть такое счастье как Павел, что он может без особых усилий, одним только своим присутствием или редкими минутами, когда он подолгу говорит, осчастли-вить, заставить отключить все внутренние "службы контроля" и не искать недостатки за явными и мнимыми достоинствами.
Я познакомила его, как в классическом романе, с ПОДРУГОЙ. Сначала мне, а уже позже ей Павел рассказывал о своих мозаиках. Он даже ШУТИЛ, что в его венах течет не КРОВЬ, а разноцветная жидкая смальта.
Когда он рассказывал о мозаике, был на редкость многословен. Когда дело доходило до интимных об'яснений, становился косноязычным, заикался и говорил мало. Но он был для меня сверкающим камешком для птицы-клептоманки: я хотела принести ею в свое гнездо. а он оказался в ДРУГОМ.
"ПУСТЬ ЖИВУТ. Не надо их трогать, - решила тогда, -КОМУ будет лучше, если разлучу их? И не себе и не ДРУГИМ". Так отказалась от собственного счастья. Так навсегда осталась одинокой.
Все вечеринки, коими пыталась разнообразить свою безобразную жизнь, заканчивалась почти всегда одинаково :меня поили "лошадиными дозами" и ташили на собственный домашний "сексодром". Я объявляла "нелетную погоду" зарвавшемуся наглецу и трезвой уходила домой - в ПУСТУЮ квартиру.
...Сколько лет прошло с дня их свадьбы ? Память, как дошколе-нок, боится ЦИФР. А не все ли равно, сколько ? Главное, что они счаст-ливы - моя лучшая подруга и тайный герой моего романа.
И ВДРУГ звонок, застающий меня врасплох с моим безалаберным сегодня. Узнаю, что Елена покинула мой "объект тайных желаний" и для меня, возможно, открыта "зеленая улица". С осознанием этой мысли при-слушиваюсь к тому, что говорит Павел.
- ПРОСТИ, я неудачно пошутила, конечно же не забыла тебя. Вечеринка? Обязательно загляну. Адрес не изменился ?- говорю и внутренне трепещу. Завтра я УВИЖУ Его!
ЕГОР
- Здравствуй, человек-гора, -шутливо здоровается Павел, намекая на мою комплекцию, мы с женой -единственные люди, с кем он никогда не порывал отношений. Остальных он вспоминает, перебирая их имена, как старые письма. Но вызывать призраки ПРОШЛОГО боится: ВДРУГ откро-ются былые раны, а ТУТ и новых предостаточно. Работа заброшена, по-тому что постоянно что-то не ладится, семейная жизнь развалилась как карточный домик. "ТРОЯ", которая некогда сияла огнями и слави-лась гостеприимством, ныне угрюма и по вечерам погружена во тьму и безмолвие. Огонек на втором этаже "Трои" скрадывает гнетущее впечатление и говорит о том, что в доме ещё теплится жизнь. Но прежнего блеска уже нет,
Нас трое в "Трое". Мы часто приезжаем к Павлу. Являемся без приглашения, зная, что никогда не помешаем, не будем лишними. Павел поит нас кофе и жалуется на усталость. Тогда-то и возникает идея бросить все и уехать куда-нибудь - развеять дурное состояние духа и снять многолетнюю усталость, заработанную беспрерывной работой и семейными неурядицами, глаза Павла вспыхивают :он надеется, что пу-тешествие все изменит к лучшему - уврачует и успокоит ДУШУ и даст силы для иной жизни, подскажет выход из тупика. Но он панически боится повернуться лицом к прошлому, где было всё: любовь, счастье, ДРУЗЬЯ, любимая работа. Время переставляет точки на "I", расставленные человеком. Возможно, всё лучшее ещё вернётся, как возвращается старая любимая музыка, ПОЛУЧИВ название ретро, но по СУТИ и свежес-ти впечатлений оставшаяся прежней.
Павел каждый раз просит что-нибудь сыграть, но с тех пор, как я был вынужден оркестр променять на ресторан, музицирование прев-ратилось в каторгу. Играть, а тем более что-то сочинять, нет сил и желания. И ВДРУГ выяснилось, что моя ситуация мало чем отличается от положения вещей Павла. Одно существенное "но" придает моей жизни смысл - присутствие Нины, ее любовь, моя любовь. Наша любовь — как убежище от дрязг и проблем переменчивого мира. Нина всегда со мной, она обустраивает наш быт, заботится о детях, которым я уде-ляю слишком мало времени, она верит в меня и молится :обо мне, о Павле, о Елене, Алексе, Ларе. И я уверен, что ее молитвы будут услы-шаны, ибо моя жена - воплощение самой кротости, самой любви (жертвенной), самого понимания.
Она побуждает меня всякий раз на эти загородные поездки к Павлу, берёт с собой детей, и умираюшая "Троя" воскресает от дет-ских голосов, от их ПРИСУТСТВИЯ.
- Детей - вот чего нам не хватало, - вздыхает Павел. - Елена не бро-сила бы меня, если бы у нас были дети.
Я промолчал, хотя так и рвались наружу вопросы: "Ты уверен, что дети спасли бы положение ? Ты смог бы дать им столько же внимания и любви, сколько не дополучила от тебя Елена? Ты бы смог отказаться от своего эгоистичного мирка, наполненного лишь собственными идеями, заботами, ради их бросить работу или, по крайней мере, не зацикливаться на ней, отдавая бездушной смальте больше времени, чем живым людям ?"
Я промолчал...Я часто затыкал сам себе рот там, где НУЖНО было говорить, надо было ОТКРЫТЬ глаза человеку, считавшему меня ДРУГОМ, а я молчал. То, что "Троя" разрушена, - и моих РУК дело. Я боялся при-чинить боль, говоря правду, но часто лишь через боль ПРИХОДИТ исцеление. Молчание сделало болезнь хронической и...неизлечимой ?
Елена ушла к Алексу. Лара откололась от нашей компании еще раньше. Мы с Ниной остались единственными свидетелями возникновения и падения "ТРОИ".
Звонок Павла удивил меня. В голосе не слышалось многолетней (вековой?) усталости. В нем жила надежда и эту надежду он хотел вдохнуть в нас. БУДУТ Елена, Алекс, Лара. Мозаика будет разобрана по камешку до основания. Вечер обещает (все же) встречу с прошлым, которое, возможно, сменит во времени свой вектор и станет реальностью, будущим.
НИНА
Я всегда жалела их - Павла, Елену :сначала ПОТОМУ, что считала их брак домом, построенным на песке, и потом, когда он действительно рассыпался у меня на глазах.
Больше жалела Павла. Он беспомощный какой-то, неприспособ-ленный к жизни, СУЩИЙ ребенок. Утешение стал искать в работе, когда семья развалилась, но, по-моему, так и не нашёл. Утешение стал искать в ДРУГОМ - в том, что по его ли вине, вине ли Елены, ПОКИНУЛО "Трою". Дом становится беззащитным, открытым всем ветрам, когда из него уходит любовь.
Поняла ли Елена, что её эгоизм не меньший, чем "детский" павлов, ее бездействие и ожидание чуда разрушили семью? ЧУДО надо было творить своей любовью, а не ждать. Елена же бездей-ствовала. Вот тогда и подкралась ко мне предательская мысль (грешна, каюсь): а любила ли она Павла так, как люблю его я?
Павел мне больше, чем брат. Он - моя боль, постоянная и неуем-ная. он - моя тревога, он - моя надежда. Я вырастила его без отца, без матери, "нянчилась" почти до тридцати (его) лет. Когда появилась Елена, роль мамки-няньки досталась ей. Я добровольно выпустила из РУК (о чем сейчас сожалею) ниточку и по-теряла прежнюю, внутреннюю, связь с братом, осталось только внешнее:
кровное родство, частые встречи. Брешь в наших отношениях росла, как растут вместе с нами рубцы от старых ран. Моя незаживающая рана - вина перед братом.
Может, я слишком нянчилась с Павлом и он, как тепличное рас-тение, вырос нежизнестойким? Я ограждала его от СУРОВЫХ реалий жизни, но ПОЛУЧИЛОСЬ - от самой жизни, полнокровной, со всеми мале-нькими радостями и немалочисленными неудачами. А если бы не ограждала, каким бы он стал? Что осталось бы от чистой, безхитростной ДУШИ?
Елена привнесла в жизнь Павла НОВУЮ струю. Животворящую? Поначалу казалось: да. Но их семейная жизнь на глазах стала хи-реть и иссякла. Два эгоиста ждали проявлений любви и не делали ни шага на встречу друг другу. Но в любви не может быть эгоизма, иначе это не любовь, а СУРРОГАТ любви.
Елена ушла к Алексею, хотя сама позже призналась, что в то время ей было все равно куда идти и с кем идти. Я ужаснулась от ее признания и…. пожалела ее: в том, что она несчатлива, - и моя вина. Я нашла Елену для Париса, но Парис был больше мальчиком, чем мужчиной..
Елена ушла к Алексу… Он тоже был по-своему несчастен. А ког-да объединяются два несчастья, счастья не становится больше. Чудо может произойти при одном условии - любви. Но любили ли они ДРУГ друга, любят ли?
Елена, мне показалось, неровно дышит, когда речь заходит о Пав-ле. Алексей злится, скрывает свою злость и ревность, но они проры-ваются, оставляя отпечаток в глазах и на лице.
Алекс, один из старинных друзей Егора, по-прежнему частый гость в нашем доме. И я рада его визитам - хотя бы ПОТОМУ, что могу ви-деть Елену и рассказывать о ней брату.
ЕГОР ПРОТИВИТСЯ этим визитам, будто чувствует себя соучастни-ком похищения жены у Павла. Он, в отличие от меня, надеется, что Елена вернется в "ТРОЮ. Он не рвет отношений с Алексом - слишком многое связывает их: обшее дворово-уличное детство, одно музыкаль-ное училише, одна армейская казарма, один оркестр, в котором Алексей играет партию трубы, а Егор играл на фортепиано.
Я отговаривала мужа, препятствовала его УХОДУ из оркестра, говорила, что призвание выше сиюминутных потребностей, но он сказал, как отрезал: "Я должен содержать семью. И ушел в ресторан.
Там судьба снова свела его с Ларой, девушкой из "свиты" Павла, обшей знакомой и Алекса. Лара подрабатывала исполнением третье-разрядных эстрадных песенок, бывших у всех на слуху, но даже эти му-зыкальные нелепицы в ее исполнении воспринимались как нечто оригина-льное и экстравагантное. На фоне местных "забегаловок" типа провин-циального ресторанчика Лара выглядела бриллиантом в МУСОРНОЙ куче.
"Подобрал" бриллиант и привел Пару в ресторан Алекс. Он обла-дал завидной способностью за внешней неброскостью разглядеть сокро-вище. Лара, некрасивая, но обаятельная, похожая чем-то на Барбару Стрейзанд, получила от Бога уникальный голос, но карьера ее не сложи-лась: то ли завистники не давали хода, то ли она сама не стремилась ее сделать. Лара долго перебивалась с хлеба на воду, давая УРОКИ вокала на ДОМУ, но и этой работы вскоре лишилась как "неспециалист" "благодаря" ПИСЬМУ какого-то "принципиального и весьма порядочного человека". Она появилась в ресторане и весь городок облегченно вздохнул. Одни злорадно решили"там ей и место '". Другие обрадовались тому, что МОГУТ слушать ее каждый вечер.
Теперь Егор, Алекс, Лара и я приглашены на вечер к Павлу. Что он задумал? Решил вернуться к прежним своим выходкам, после кото-рых было весело всем кроме, как мне виделось, одного его? Он созы-вает всех после многолетнего перерыва, он решил покончить с от-шельничеством и выйти в мир, в люди, в жизнь? Как я боюсь, чтобы по-пытка не стала неудачной и плачевной для него.
(продолжение следует)