В ноябре неожиданно пришла зима. Когда выпал первый снег и ноги стали мерзнуть в осенних ботинках, Мари вдруг поняла, что следующей весны придется ждать еще долгих полгода. Она стояла на кухне, глядя в запотевшее от ее дыхания окно на выбеленную улицу, прислонив горячую руку к холодному стеклу. Было еще очень рано, и на пустых тротуарах, засыпанных крупой снега, не было ни прохожих, ни дворников. Только бродячие собаки, льнущие друг к другу в надежде сохранить хрупкое тепло, тихо поскуливали и зябко переступали с одной лапы на другую. Как холодно и темно! В такое время не хочется выходить из дома, где горит приветливый свет и весело попыхивает чайник.
Окна дома напротив были темны.
Мари поежилась и отошла от подоконника. Игорь стоял в дверях, уже гладко выбритый и одетый в рабочий костюм. Мари стало не по себе от того, каким холодным и официальным было его лицо. Она жестом пригласила его за стол и поставила на плиту чайник. «Кофе?», - спросила Мари, повернувшись к нему вполоборота. Игорь сидел за столом, сцепив руки в замок и неподвижно глядя перед собой. Он вздрогнул, как будто этот вопрос был неожиданным, и кивнул, не глядя на нее. Спустя минуту, он сказал: «Малыш, я буду занят всю неделю. Если будет что-то срочное, звони мне на сотовый. Только не домой, она и так уже что-то подозревает…»
Мари сняла с плиты кипящий чайник и, осторожно придерживая горячую крышку полотенцем, чтобы не обжечься, налила в чашку ароматный кофе. Ставя перед ним вазочку с печеньем, она смотрела в сторону. « Меня нужно встретить после больницы», - сказала она тихо и села на стул со сломанной спинкой. Игорь сделал несколько больших глотков и, как будто обдумав что-то, ответил: «Я могу заказать для тебя такси. Ты же знаешь, малыш, у меня дела, а посылать за тобой водителя слишком рискованно. Но ты не переживай, я заеду к тебе, как только смогу. Может быть, в субботу?» Мари посмотрела на него с улыбкой и погладила его по плечу. «Конечно. Конечно, приезжай».
Он молча допил свой кофе и встал, чтобы помыть чашку. «Я очень хотела этого ребенка», - сказала Мари очень ровным и почти бесцветным голосом. Она почувствовала спиной, как он напрягся. «Малыш, это твой выбор». Почему раньше она не замечала, как жестоко звучит «малыш», если так называть 30-летнюю женщину?
Игорь вышел в прихожую и начал обуваться. Мари бесшумно встала и вышла вслед за ним. Ей хотелось согреться, но она не знала, как. Казалось неуместным сейчас обнять его и замереть на груди, слушая, как бьется его большое любящее сердце. Так можно было сделать раньше, но не сейчас. И, может быть, уже никогда.
Он намотал на шею дорогой шелковый шарф (подарок жены), и ей в нос ударил его одеколон (ее подарок). Она почувствовала тошноту. Комок стоял в горле, но Мари не могла расплакаться перед ним. Не имела права. Потому что ему было тяжело, может быть еще тяжелее, чем ей. И он не знал всего. Она не имела права расстраивать человека, который ее любит. Любит.
Игорь притянул ее к себе и поцеловал в лоб, как ребенка. «Пока, малыш. Я позвоню». Она молча улыбнулась, потому что боялась, что если произнесет хоть слово, то разрыдается. Если бы он знал все, то его решение было бы таким же?
Дверь со скрипом захлопнулась. Мари прислонилась к ней спиной и долго стояла так, закрыв глаза и зажав рот ледяной рукой. Когда она наконец вернулась на кухню, то увидела, что чайник разрывается на раскаленной плите. Она забыла выключить конфорку. Она забыла сказать ему самое главное.
Мари подошла к окну и долго стояла неподвижно, вглядываясь в полупустую седую улицу. Ее глаза были сухими, взгляд – рассеянным. У него есть жена, ведь она знала об этом с самого начала. Но это было не важно. Важно любить. Даже если у нее никогда не будет детей от самого дорогого в мире человека. Даже если ее самой не будет. Ведь у нее рак. Мари вздрогнула, произнеся про себя это короткое, чужое слово. И заплакала. Тихо-тихо, как будто боялась разбудить малыша в соседней комнате. Как будто в соседней комнате мог кто-то быть.