От меня лично:
Сия миниатюра не имеет ко мне никакого отношения. Ну разве что я, собственно, её и написала. Просто именно так я вижу влюблённость одного определённого человека.
Я задыхаюсь. Голосовые связки вот-вот лопнут от напряжения, крик раздирает мои лёгкие, воздух обжигает горло. Сейчас только одно желание: напрочь лишиться голос. Я сознательно пы-
таюсь охрипнуть, чтобы в ближайшее время не было возможности звонить тебе и шептать в трубку, как я люблю тебя. Всё ещё люблю тебя. Люблю безумно, самозабвенно, до хрипоты, до слёз, до крови, до дикой боли в висках.
«Не надо истерии», - говорю я сама себе, а ногти тем временем впиваются в ладони. Я жмурюсь от
боли, закусывая губу, чтобы вновь не закричать. И так каждый день: истязаю себя, пока есть мо-
ральные и физические силы. Это любовь, детка. Это норма жизни.
Я не человек. Я просто тело. Я вливаюсь в безликую толпу, становлюсь ещё одной крупинкой этой
массы – без чувств, без желаний, без воли. Толпа подхватывает меня и несёт по ведомому только ей одной маршруту. Куда, куда же вы?!
Ненавижу транспорт. Скопление равнодушных людей, лица которых редко что-то изображают. По большей части – недовольство. А ещё транспорт – это комок запахов. Всё смешивается в какое-то единое «амбре», в котором изредка можно уловить что-то знакомое: так пахла когда-то куртка
некогдалюбимойобожаемой; а вот так – подруга пару лет назад. Можно найти любые запахи: кол-
леги по работе, продавщицы в магазине, что около моего дома, соседа сверху – чьи угодно, но то-
лько не твой. Ты пахнешь горьким мёдом и дождём. Этот запах так редок, что я горжусь хотя бы
тем, что знаю кого-то, кто так пахнет. Так пахнут очень любимые люди. Сильно любимые.
Переходя с Театральной на Площадь Революции, я совершенно неожиданно выхватываю из общей массы монотонных запахов твой. Вот он – пронёсся мимо меня, свернув куда-то за угол. А я
осталась стоять – тормоз – посередине зала, соображая, что это было: галлюцинация обоняния или же действительность? Знаю одно: если сейчас не пойду, то упаду в обморок прямо здесь. Еле
передвигая ногами, поверженная, плетусь к эскалатору.
Не переживай за меня, милая, я в порядке. Всё хорошо. Это нормально. Нормально доводить себя
до истерии, до отсутствия всяких признаков жизни. Кому я это говорю? Я знаю, что ты не переживаешь. Ты даже не вспоминаешь обо мне. Разве что о моём существовании.
И каждый вечер – безысходность: я еду к той, что любит, что желает, что ждёт всегда и везде. А я
не… Не, не, не! А я просто тело, помнишь? Душа давно бродит где-то рядом с тобой, ей наплевать на меня. Я тело – это моё оправдание. Я ложусь, получаю то, чего хочу от неё, - а хочу ли? не важно. Теперь уже не важно, – и засыпаю. А во сне вижу тебя. А под боком другая. Любит. Ждёт. А я не…
Я уже не чувствую отвращения. Мне всё равно. Когда-нибудь я попрошу тебя извинить меня за всё это. И ты просто обязана меня простить. Это же всё фальшь.
Я рассекаю улицы и переулки в поисках тебя. Я ищу тебя по твоим любимым бульварам и проспектам, ловлю твои запахи, ищу твои отражения. «А вы не видели? Нет, как жалко. Увидите,
обязательно сообщите. Я буду ждать». Но никто так и не говорит. Может, не видели, а, может, просто принимают меня за сумасшедшую. Да! Я больна! ЕЮ. А она лежит где-то – не поймите неправильно – и болеет. Не мной. А какой-то другой. Той, что не кричит до боли в лёгких, не пачкает стены слезами и не слизывает кровь с запястий. Она не истерит, и за это ты её так любишь.
А я не могу по-иному. Я люблю тебя. Люблю до истерик. Замкнутый круг. И нет сил его разорвать. Все силы ушли на преодоление истерик. Замкнулось. Во мне.
Ты моя влюблённость № 674. А хочешь стать первой? Я выкину всё, я сотру всё из памяти. Хочешь? Нет. Тогда, не обессудь, останешься 674-ой. Это же жизнь, родная.
23/03/05