«Ух, ты!»
Денис увидел ее, роскошную, лежащую на широкой кровати и искусно задрапированную и почти нагую. Её глаза – ироничные, изучающие. Настя осмотрела его с головы до ног, недоумённо задержавшись взглядом в паху. Потом опять – в глаза. Опять иронические щелочки.
Фигура, груди, бедра… Ах, как она себя подаёт! Да, это не ссыкуха какая, это то, что надо. И что-то настораживающее, чужое.
Денис, продолжая жестко вытираться, подошёл к кровати, скомкал и отбросил в сторону полотенце, резко уселся на кровать.
Полгода, как он нашел её в инете. Полгода, как они переписывались. Перезванивались. Намечали встречи, которые постоянно откладывались по всевозможным причинам. И Денис уже сдался. И тут она позвонила. Впервые за последний месяц. Вчера вечером.
А весь день вчера…
Пол дня на карачках в кухне, бил дыры, ломал сверло, крепил плинтуса. Вот решил сам, и сам делал. Шерсть на коленях облезла. А потом прибежала Лидусик с пивом, вяло расползающимися раками и веником сухого укропа. Дурёха: ну кто весной раков берёт? Навалила все на стол и бросилась к нему, прижалась. Изголодалась? Он выплюнул саморезы, задрал повыше шуруповёрт, чтоб не поранить её, сщёлкивая блок питания. Она - не промах, воспользовалась его беспомощностью и живо стянула с него драные шорты.
Лидусик его заставила до дрожи в лысых коленках над ней трудиться, они пили пиво, варили и ели тощих раков, рассуждали о поздней весне. Она высосала его досуха и бросила набухать в ванную.
Так что к телефону Денис, очнувшись от тёплого блаженства воды, не шёл, а полз.
- Денис? – опа!
- Настя! Ты - и звонишь.
- Завтра вечером у меня будет время. Ты еще не передумал?
Передумал? Так хотел её увидеть. Всё. Решено. Все завтрашние дела - побоку.
- Молчишь… Это рок. Нам всё-таки нельзя встретиться.
- Плевать на твой рок!..
Завтра, кафе «У гнома», маленькое, в подвальчике, в восемь…
А потом завалили друзья. У них был праздник. У них кто-то там родился. Саранча выела бар и холодильник. Так ужраться…
Утром позвонил жене, сказал, чтоб девки не приезжали, он занят. Она хмыкнула, услышав его рассуждения. Выучила. Знает, когда с бодуна.
Заснул.
Ругаясь спросонья, искал мобилу, которая где-то сверчала.
- Денис? – опа!!!
- Настя!.. – какая у него тяжёлая и тупая голова!.. - Понял… Не приедешь… Уже привык…
- Отвыкай от привычек. Но вечером я не смогу…
- Жаль.
- Зато могу прямо сейчас, – опа!!!
- Дашь мне час?
- Нет. Я стою на улице. Такой красивый был дом…
Он потащился к окну.
- Ага, точно, вижу что-то взлохмаченное и жалкое в окне эркера на втором этаже. Неужели это тоже ты?
Бред какой-то. Она стоит на дорожке сквера, возле белой заиндевевшей лавочки, за ней – зебровидная от снега пушка – стилизованная урна – дулом как раз ему в окно. Если стрельнёт, мусору дома будет еще больше. Настя прижимает к уху телефон и смотрит в его окно.
- Так ты меня впустишь? Или будешь морозить и дальше?
Середина марта. Сыпал снег. Хлопьями. Не успевал таять, собирался на тротуарной плитке.
- Квартира 3, второй этаж.
- Я догадалась, что второй.
- Ты умная. Учти, у меня ремонт, спартанская обстановка.
- Любопытно. Надо узнать, что это для тебя значит, – она свернула телефон и направилась в подъезд.
Ну, влип! Не брит, грязный, дома бардак. И она. Где там «Антиполицай»? Чтоб хоть не воняло… Форточка, открыть срочно!
Поразительна избирательность случайности. Если чего-то не должно произойти, то на пути будет стоять столько препятствий, что диву даешься. И даже преодолев их, получаешь совсем не то, совсем не ожидаемое.
Так и с Настей.
Полгода, как он нашел её в инете. И полгода не мог её найти. Примириться? Гриновское несбывшееся? А хрена!
Вот тебе и «хрена»! Встреча получается такой, что лучше бы ещё полгода не встречаться.
Насте чуть за 30. Замужем. Денис тогда вдруг осознал, какой он уже старый, ему за 35, но он женатый холостяк.
Три года, как они с женой однажды вдруг опомнились, сели и решили, что пережили любовь. Дальше явно начиналась привычка, причём склочная. А дети тут ни при чём. Если бы у них был пацан, он еще бы терпел. А так – две девки; два раза в неделю он к ним приходит в гости, забирает к себе на каникулы и выходные, тряпки, книги, комп, уроки, родительские собрания, деньги на что-то там очередное в школу… Изредка он узнавал, что его жена трахнула того или другого парня. И даже был рад, что она не растерялась, искала. Они стали просто хорошими друзьями. По крайней мере, на время.
Повезло, что у них - две квартиры, и он переехал в старую, в центре, доставшуюся ему от бабушки, в доме ещё царской постройки на Университетском. И устроил себе здесь холостяцкую жизнь в обнимку с ремонтом. Как раз сейчас - полоса ремонта.
Он даже не пытался приводить себя в порядок. Драные шорты, футболка.
Она вошла, в длинном черном пальто, припорошенном снегом, огляделась, поморщилась.
Коридор завален останками старой мебели, распахнутая дверь в пустой, приготовленный для ремонта зал… В котором эркер…
Она рассматривала и его. Как предмет жалкой обстановки. Но кажется, он ей в общем нравился, она явно отделяла его от его состояния. И очень естественно и брезгливо кривила губы.
- Вижу. Не оправдывайся. Спартак жил лучше.
- Спартак не жил, - ответил Денис. А при чём здесь Спартак? Дошло! Милая дама считает, что Спартак вёл спартанскую жизнь.
- Воды нет?
- Вода есть. Всякая. И ванная отремонтирована. И краны не текут.
- Хоть это радует. Я остаюсь. А так хотела сразу уйти! Вообще-то и сейчас хочу. Ты часто выпиваешь?
- Нет, но как раз перед тем, когда ты приходишь. Готовился. Это для храбрости.
- Я догадалась. Ты изрядный трус, что так набрался. Теперь зажмурься и смело впусти меня дальше порога.
- Прости. Никак не опомнюсь. Да и ты меня просто очаровала… – она хмыкнула. - Проходи, - Денис посторонился.
И тут в кармане шорт зазвонила мобила. И звонили по работе. Он что-то отвечал, пытаясь вникнуть в суть, а сам наблюдал за ней. А она сняла пальто, осмотрелась и бросила его на сундук, поверх его куртки. Тёмно-синяя, почти чёрная вязаная кофточка, обтягивающая грудь и талию. Кулон. Брюки. Красива, чёрт. А потом прошла в кухню. Боже! Только не туда! Там…
Он потащился следом, заглянул в дверь. Настя брезгливо присела на краешек табурета. У ног ее валялись инструменты, строительная дребедень, бутылки. Стол был завален раковой оранжевой скорлупой, окурками, заставлен грязной посудой. В форточку залетали снежинки. И в этом дерьме – она. Ёжится то ли от холода, то ли от того, что попала в такую помойку.
Денис что-то вякнул в трубу и отключил телефон. Совсем.
Стал в дверях, не зная, что делать.
- Я специально продолжаю разочаровываться. И ничего не могу с этим поделать. В этом доме кофе есть? Только из чистой чашки, – она покосилась на стол.
- В этом доме лучшие друзья съели все самое лучшее. Но я поищу, - он зачем-то полез в холодильник и вытащил непочатую бутылку газированной «Аксиньи». Холодной. Почти, как март. – Я же говорил, что у меня вода есть всякая.
- Мне надо или записаться тебе в лучшие друзья или приходить раньше них.
- Лучше первое…
Взмолился:
- Есть у меня хотя бы мааааленький шанс? – Денис показал пальцами, какой величины этот шанс.
- Есть. А чем ты меня ещё удивишь, чтоб этот шанс испарился?
- Спальней.
- Да. Как все оригинально началось, и как банально продолжается. Ты упал в моих глазах на самое дно.
- Надо меня спасать. Ныряй ко мне.
- Я в ЭТОМ не плаваю. Ищи кофе. Хоть какого-нибудь. Я замёрзла.
- А просто кипятка? Давай играть в войну. Помнишь, на киношом фронте вместо чая всегда пили кипяток?
- Нужен сахар в прикуску. И фашист верхом на танке.
- Я поставлю чайник. А пока кипяток готовится, отсюда надо с боями отступать. Единственная комната, где не противно находиться, это – спальня.
- Да ты сексуальный маньяк!
- Я говорю: вообще находиться, а не сегодня.
- Существенное замечание, – она снова поёжилась.
- Всё, я уже достаточно тебя заморозил, - Денис подошёл, взял её за руки, легонько потянул, она встала. Сверху вниз, в её светло-серые глаза. Зеленоватый отлив. А какие у неё глаза на солнце?
- А какие у тебя глаза на солнце?
- Рыжие, как у кошки, - хитрые с прищуром, усмешка. Да она просто над ним издевается. Денис на её месте тоже бы издевался. Точно. Еле оторвался от этих глаз. Подвёл к дверям пресловутой спальни. Неубранная широкая кровать, распахнутый с торчащими вещами шкаф, телевизор.
- Располагайся. Руки помыть – там, в отремонтированной, заметь, собственными руками ванной. А я пойду варить кипяток.
Она внимательно посмотрела на него. Усмешка его начинала бесить. Стоп. Раз, два, три, четыре…
Денис накинул куртку, натянул кроссовки и, как был в шортах, побежал в магазин, двадцать два, двадцать три... Банка кофе. Лимон. Какое-то лёгкое печенье. Что еще? Бутылка коньяка. Дрянной коньяк. Сто девяносто четыре, сто девяносто пять…
Соседка прижалась к стене на лестнице.
- Да ведь весна на улице! Я на летнюю форму… – соседка испугалась ещё больше. Двести девяносто три… Плечом – в дверь. Рекорд поставлен! И чайник уже закипел. Где тут не битая парадная чашка?
Он торжественно внёс в спальню поднос с кофе, вазочками с печеньем и нарезанным кружками лимоном. Бутылка в кармане.
Спальня была пуста.
Денис поставил поднос на кровать.
В ванной шумел душ. Где-то в шкафу было большое полотенце.
Мама рассказывала, что в детстве Денис не любил купаться под душем. Кричал: «Дождь! Дождь!» – и вырывался. Родители всегда выдумывают сказки про детство. Сейчас он просто мечтал оказаться под душем.
- Кофе стынет, - крикнул через дверь ванной.
Молчание сквозь шум воды.
- Тебе спинку потереть?
Вода перестала течь.
- Полотенце?
- Не надо, – она вышла.
- Ну, ты наглая! Как ты посмела так растянуть мой халат?
Она улыбнулась. Утопая в синем махровом халате, пошла на запах кофе. Ноздри её забавно шевелились. Она забралась на кровать, спрятала ноги под одеяло, пододвинула поднос, сунула в кофе кружок лимона, взяла в обе руки чашку.
- Тепло!
Он ею любовался.
- Ты чего ждёшь? И почему только одна чашка?
- Боюсь клофелина. Сахар? Коньяку добавить?
- Нет.
- Поскучай тут без меня.
- Сколько можно?!
«Ух ты!»
Денис, продолжая жестко вытираться, подошёл к кровати, скомкал и отбросил в сторону полотенце, резко уселся на кровать. Осторожно дотронулся до её плеча, провел пальцами вниз, по упругой небольшой груди. Остановился. Господи, ну что это за любопытный взгляд! И ирония.
- Как ты нашла мой дом?
- Тут, у Кукольного театра, только один дом с эркером и рельефными цифрами «1913» над парадным. Вот только «У гнома» я не заметила.
- Это кафе на Богатяновском спуске. Здесь недалеко.
- Ты меня все-таки туда своди…
- Интересно…
Она вопросительно смотрела ему в глаза.
- Мужчина, женщина, голые, вдвоём… Почему нет желания?
- Действительно, почему у мужчины нет желания?
- Потому что он очень хочет, чтоб оно было?
Она отвела взгляд.
- Мне не надо было приходить. Мы сегодня всё делаем назло обстоятельствам.
- А вдруг обстоятельствами нас проверяют?
- Не знаю, вряд ли. Проще было бы обстоятельствам сложиться иначе.
- Назло обстоятельствам… Мы что-то теряем или приобретаем?
- Ты много терял? Мне кажется, что мы всегда только приобретаем.
- Почему же? Теряем людей, теряем возможности…
- Не говори так. - она прижалась к нему, обняла, - С тобой все-таки уютно. Этот бардак мне даже начинает нравиться… Тянет затеять уборку.
- Ты за этим и пришла?
- Нет, я пришла не за этим. Но грузит… - она чуть ли не смеялась. А ему было как-то не по себе. Такая женщина у него в руках…
- Ты только не кори себя. Мне вдруг все это показалось таким несерьезным и глупым. Я решила изменить назло. И в душе изменила. Но вот что изменилось?
- Каламбуришь.
Испуганный звонок в дверь.
- Нет, рок явно почувствовал, что у нас может что-то получиться!
- Точно, - он надел чуть влажный халат и пошел открывать дверь.
С порога ему на шею кинулась дочь.
- Папка!
- Ты откуда? Я же маме звонил…
- Мама сказала, чтоб я тебе помогла с уборкой. Она сказала, что тебе… - она заметила женское пальто. Потом хитро глянула на Дениса:
- Опять тётенька из ЖЭУ № 15 пришла проверять батареи? Опять в спальне не греют батареи?
- Точно. А ты почему не пошла на тренировку?
- Сегодня, папа, воскресенье. И какой тренер будет гробить себе воскресенье? Тренировка была вчера.
- Точно. Всё я забыл с этим ремонтом.
- И с этими холодными батареями.
В коридор вышла Настя. Быстро же она оделась.
- Это не та тётенька! – наивным голоском пропищала дочь.
- Та тётенька заболела, сегодня батареи проверяю я, - отрезала Настя.
- А почему вы не толстая?
- Дочь! Хватит паясничать! Марш в кухню. Пришла убирать – убирай! – она надула губки и исчезла.
Настя надевала пальто.
- Тебя подвезти?
- Нет, я сама. Какой из тебя сегодня шофёр! Я на машине. Когда ехала сюда, мент чуть не оштрафовал. Не надо было приезжать к тебе.
- Надо. Чтоб разочароваться и забыть.
- Ты не прав. Разве такое забудешь? – она чуть-чуть иронично изогнула губы. - Не заставить забыть, а оттолкнуть. Ты ведь тоже… - она замолчала. – Я не хочу уходить, а уходить приходится…
- Опять каламбуришь…
- Меня сегодня прорвало. Как батарею в спальне… Я пошла. Можно, я тебя поцелую? Хоть раз?
- Папка! Куда складывать бутылки? – заорала из кухни дочь.
- Я пошла, - она постояла. - Кстати, спартанцы не имеют никакого отношения к Спартаку…
Он не сразу закрыл дверь, слушал, как она спускается по гулкой мраморной лестнице. А потом стоял у окна эркера и видел, как её чёрный силуэт растворяется в весенних снежных хлопьях. Она ни разу не обернулась.
Поздно вечером от неё пришло SMS: «ПРОСТИ».
Он ответил: «ПРОСТИ».
март 2005