Лапы уже устали, но она продолжала бежать вперед. Вперед, вперед, где-то там есть ее хозяин и она обязательно найдет его.
Зима как всегда началась совершенно неожиданно. Что-то замерзло и разомкнулось, что-то, наоборот, залилось и замкнулось. А кассы на железнодорожных станциях, что характерно, должны работать бесперебойно. И фонари - тоже должны гореть. Невзирая на.
Леха Охотин возвращался домой после трехсуточного аврала и мечтал лишь об одном - упасть и уснуть. Нет - помыться, упасть и уснуть. Но сначала поесть горячего. Впрочем, опять не так - помыться, поесть горячего, и только потом - упасть и уснуть. Или просто - упасть и уснуть. Неважно. Глаза слипались, ноги подкашивались... Спать, спать, спать...
Родная квартира встретила его непривычной тишиной. В коридор вышла жена и тусклым голосом сказала 'Гав'. Сонливость с Лехи слетела мгновенно.
- Что с Доркой?
- Потерялась... - Вика заплакала, - два дня тебя под дверью сторожила, а сегодня, во время прогулки, услышала электричку, оборвала поводок и убежала... В вагон вскочила, дурочка, поехала тебя искать...
Хозяином в вагоне не пахло. Странно. Хозяин вагонами пах, а они им - нет. Крутя по сторонам лохматой башкой, Дорис медленно шла по вагону. Хозяина не было. Зато была толстая тетка, в отличии от остальных - без шубы, которая пахла немножко похоже. Дора принюхалась.
- Чья собака? - заорала тетка, - Почему без намордника? Билет на животное где?
Вагон безмолвствовал. Дорис же (зачем сердить людей зря?) робко улыбнулась тетке и заискивающе повиляла хвостом. Вид обнаженных, весьма внушительных клыков тетку заткнул. А может она наконец-то заметила кусок оборванного поводка, свисающего с ошейника.
- Развелось тут...- пробормотала тетка, бочком протискиваясь мимо собаки. Дорка безнадежно потопала следом. Контролерша ворчала, но собаку не гнала. Потом она перешла в другой вагон. Дорис лезть в грохочущее и клацающее межтамбурье побоялась, и на первой же остановке выскочила из поезда. Людской водоворот посадки-высадки пассажиров закружил ее. Чьи-то ноги бесцеремонно отпихнули Дорку, огромный чемодан больно врезал по ребрам... и поезд ушел. Дора осталась на платформе.
Хозяина тут тоже не было. Была только большая свора грязных и злых дворняг, которые подняв бестолковый лай, полезли в драку. Но каждую шавку встречали оскаленные клыки, и стая отхлынула. Со станции все же Дорке пришлось уйти. Дворняги топали следом, истошно подбрехивая, и отстали очень не сразу.
Собаку искали всей семьей. Леха взял отгулы и как проклятый прочесывал все остановки той злонесчастной электрички. Были найдены и пристрастно допрошены все вероятностные свидетели. Нашлась и контролерша, вспомнившая большую черно-рыжую собаку, и лоточник на станции, с восторгом рассказывавший всем, как 'домашняя собака дворняг раскидывала', и бабулька, видевшая во дворах 'очень приличную собаку совсем без хозяина'. Круг поисков неуклонно сжимался. Только вот Дорки в нем не оказалось.
Политый вонючей дрянью асфальт нещадно драл натруженные лапы.
Раз-ме-рен-но. Раз-ме-рен-но.
Экономной рысью Дорис преодолевала километр за километром.
Голову держим высоко, лапы ставим ровно. Р-р-рысь, р-р-рысь.
Хозяин хорошо научил ее.
Раз-ме-рен-но.
Бежать. Бежать вперед. Если все время бежать вперед, то не заблудишься.
И найдешь хозяина.
Две ночевки под кустами превратили ее из красивой 'игрушковой' собаки в грязнососульковое чудище. Она бежала. Бежала к хозяину, оставив далеко позади вдрызг оклеенный объявлениями 'ПРОПАЛА СОБАКА' район Бескудниково. Потом лапы окончательно подкосились. Из последних сил она доковыляла до относительно чистого пятачка у ближайшего дома, и рухнула в снег.
- Папа, папа, смотри - собачка плачет! - тонкий детский голос над ухом буквально выдрал Дорис из полубессознательного состояния. Она открыла слезящиеся глаза. Какой-то незнакомый мужчина сидел перед ней на корточках, позади него, размахивая красными варежками, приплясывала маленькая девочка.
- Эээ... Да она, похоже, домашняя. - мужчина аккуратно протянул к собаке руку, дав ей как следует себя обнюхать, - смотри, ошейник хороший, и поводок тоже хороший... был. Пока не порвался.
- Пап, давай ее себе возьмем!
- А мама что скажет? - папа был настроен весьма скептически.
- Мама скажет, что мы молодцы! - непреклонно объявила девочка.
- Думаешь?
- Знаю! Пап, ну давай возьмем? Она же плачет...
Мужчина разглядывал Дору. Большая, ужасно грязная, взрослая собака. Очень измученная. И грустная-грустная. А в спину тревожно дышит почти плачущая дочь. Которая верит в добрых и справедливых родителей. Рука коснулась доркиного лба, почесала за ухом. Собака внимательно смотрела на него, не издавая ни звука, только слегка ворохнулся в снегу хвост.
- Ну папа...
- Ладно. Действительно, что зверю пропадать в одиночестве. Если согласиться пойти с нами - возьмем себе.
- Конечно согласится! - девочка радостно подпрыгнула
- Собачка, пойдешь к нам жить?
Дорка поднялась на дрожащие лапы и послушно направилась за зовущими ее людьми.
Нельзя сказать, что мама обрадовалась. Но из дому собаку не выгнали. Да и папе почти не досталось.
На следующее утро состоялся совет по определению собачьего имени. Вся семья уселась вокруг чисто вымытой и расчесанной собаки, и попыталась придти к единому мнению.
- Лэсси, Лэсси, давайте назовем ее Лэсси - ребенок явно насмотрелся телевизора.
- Нет, Маш. Лэсси - это колли должна быть, а у нас - эрделька. Давайте лучше назовем ее Найденой, мы ведь ее нашли - мама была несколько лирична.
- Нет, товарищи дорогие, - вклинился папа. - Собака взрослая, имя уже у нее есть. Нужно его просто узнать.
- Как это? У собаки спросить, что ли? - не удержалась мама от небольшой шпильки.
- А и спросить. Собака, а собака - папа заглянул Дорке в глаза, - тебя как зовут? Альма?
Собака молчала.
- Может Ирма? Или Марта?
- Ванда? Реджина? Салли? Кармен? Нелли? Дана?
- Рррра! - поправила собака и завиляла хвостом.
- Папа, папа, она говорит, что ее зовут Дана! - Машка захлопала в ладошки.
- Ррра! - опять поправила людей Дора, но ее не поняли. И стали звать Даной. Дорка послушно отзывалась.
Прошло три недели. Охотины лишились всякой надежды отыскать свою Дорушку. Они перезнакомились со всеми прикормленными и бродячими псами района, в котором потерялись Доркины следы. Они пообщались со всеми свидетелями ДТП с участием собак...
- Мы уже вполне готовы идти работать в ментовку, - грустно шутили они, - отыскивать и расспрашивать очевидцев мы научились просто мастерски...
Без собаки дома было пусто и тоскливо.
Этим вечером Машка играла с Даной в мячик. Девочка делала вид, что не отдаст мячик, а собака - что этот мячик ей просто жизненно необходим. Она приплясывала, припадала на передние лапы и тихонько гавкала. Машка держала мяч над головой и звонко хохотала. Потом эта игра им надоела, и Дана плюхнулась на спину, выставив на всеобщее обозрение пузо - чешите, мол.
- Ой! Смотрите, смотрите! - вдруг заверещала Машка, - у Даны на животе какие-то буквы!
- Лабораторное животное пригрели, - всполошилась мама, - ой что будет теперь, что будет...
- Ничего не будет, - это папа уже - сохраняйте, дорогие товарищи, тишину и спокойствие. Сначала все разузнать надо.
Осторожные расспросы среди новоприобретенных знакомых-собачников кое что объяснили. Собака, скорее всего, клубная. Оттуда и татуировка. А похожим клеймом подписывает своих питомцев ДОСААФ. То есть, МКСС теперь это называется.
В квартире Охотиных зазвонил телефон.
- Мы тут собачку нашли...
- ???
- Нам в клубе сказали, что это наверное Ваша...
Бросив все дела Леха и Вика помчались по указанному адресу.
Папа сидел в кресле и поглядывал на часы. Машка на ковре обнималась с Даной.
- Скоро уже приехать должны. - папа ощутимо нервничал. Машка шмыгала носом.
- А может это не их собака, может они все перепутали...
Внезапно Дана подняла голову и прислушалась. Потом аккуратно высвободилась из детских рук и со всех лап бросилась к двери, громогласно заливаясь счастливым лаем.
- Не перепутали, - констатировал папа, - Никогда она так нас не встречала...
Ложась спать Машка немножко всплакнула и сказала - это хорошо, что Дане теперь хорошо... Только нам плохо.
- Ее зовут Дора, оказывается.
- Все равно. Для нас она Дана. Даночка...
А Дорка шла домой и была безмерно счастлива. Она снова с хозяином, и теперь никогда-никогда с ним не расстанется.