Брехт. Что сказать о Брехте?
Энергичный, торопливый человек. Может быть, целеустремленный. Если не суетливый. Всегдашний скиталец. Общественник. Германия, Дания, Финляндия, Америка, Австрия, опять Германия. Тонкие очки мощного интеллектуала. Баварская основательность во всем: от построения диалогов до сознания декорации. Рационализм и ясность суждений. Детская вера в светлое будущее человечества. Запах тяжелых сигар в его рабочем кабинете, ежик волос, усталый, быстрый, внимательный взгляд. Вечный эмигрант. Я помню его датские депрессии. Конец тридцатых. Запах войны, как хлорки, по всей Европе. Вот-вот полыхнет. Это Брехт склонился к моему уху и шепчет: вот-вот. При этом у него страдальческие глаза. Полные ужаса и неистребимых предчувствий. При этом его необыкновенно длинные белые пальцы (руки гения!) нервно танцуют неизъяснимо тревожный танец. Он вышел из этой депрессии тремя работами, созданными в Свендборге (Дания) в 1939 году. Итак: "Жизнь Галилея!, "Мамаша Кураж и ее дети" и "Свендборгские стихи". Браво! — кричал я ему на одной из дружеских вечеринок под зеленой лампой, где читались его новые произведения. Браво, Бертольт!
— Ну, что ты, — он приобнимал меня слегка ликующий и чуть хмельной. — Это так, подступы!..
Брехт смущался. Хотя, я уверен, что он осознавал: это его вершины.
После войны он переехал в Восточную Германию. Пытался вписаться в марксизм, но интуиция взяла верх: через год, в 1950, он принял австрийское подданство. Тогда же или чуть позже я получил от него две открытки. Он писал, что наконец-то может полностью отдаться творчеству и совсем не зависеть от политики. По-моему, это была его очередная иллюзия. Спустя несколько лет пятидесятисемилетний Брехт скончался в Восточном Берлине при весьма загадочных и странных обстоятельствах.