Умираем

Кристина Негелева
Тысяча противоречий. Задумчивые мысли. Было темно, когда  мы вышли из поезда. Никто не знал дорогу. Слева гора, справа обрыв. Мы на рельсах. На спине у каждого рюкзак. Луна предательски укрыта облаками, спит. А мы идем вперед по темным рельсам, прислушиваясь к тишине.
- Давайте заночуем здесь. Ночь теплая. Палатки не будем ставить, просто в спальники ляжем.
- Да, хорошая идея. Иначе, мы вообще заблудимся. Утром найдем ориентиры, и пойдем дальше.
Мы достали спальники и легли прямо в двух метрах от путей. Лежали ровно в ряд. Все предпочли головой упираться в скалу, нежели на рельсы.
Какое-то время я еще смотрела на звезды, которые кое-где выбирались из облаков, потом уснула. Ветра не было. Было тихо и забвенно.
Утром пронеслась вагонетка. Было страшно проснуться на рельсах. Именно так всем и показалось. Нас разбудил страх смерти. Тогда мне было лет 11. Я впервые услышала смерть. На этот раз она была громкой вагонеткой. Пронеслись мысли и воспоминания рассказов, что какой-то мужчина покончил жизнь самоубийством под поездом. Через мгновение встал (по рассказам) без головы и тут же рухнул на камни. Дрожь пробежала по всему телу. Ушла быстро. Пели песни у костра, как его убили, а она отравилась. Я была похожа на сборник песен. И начала постигать игру на гитаре. Просила показать что-нибудь. Первое, наверное как у многих, был «В траве сидел кузнечик». Получалось до отвращения ужасно, но была влюблена в каждый звук. Порою меня выгоняли отовсюду, а я отходила далеко. Смотрела в небо, пыталась угадать ноты той песенки, что оно поет. Хотелось друзей подруг и тупого одиночества. Хотелось любви, но пела о ненависти. Хотела жить, но часто думала о смерти.
- А как ты думаешь, куда попадают люди после смерти?
- Есть ад и рай, есть Бог, есть дьявол. Плохие люди попадают в ад, хорошие в рай.
- А сколько нужно сделать хороших дел, чтобы попасть в рай.
- Не знаю.
Трехдневный поход кончился. Пройдено не мало километров. Ночи с гитарой уже давно кончились. Теплоход уже приближался к пристани. Наполненная эмоциями, я выбежала на асфальт.
- Круто было.
Я впервые ездила на поезде и теплоходе. Научилась играть на гитаре (с гордостью думала я о «Кузнечике») и еще столько всего.
- А тебе сколько лет?
- Тринадцать.
- Да? А мама знает?
- Нет, конечно, дурак что ли?
- А ты давно куришь?
- Нет, только недавно начала.
- Бросай. Зачем тебе  это надо.
- Не могу.
Конечно, начала две недели назад, курить сигареты, не могу бросить, почему? Ну, когда я буду беременная, я обязательно брошу.
- Будешь курить?
- Ты чё. Я без фильтра не курю.
- Дура, ты дура. Это анаша.
- Наркотики?
- Ну, типа того.
- Вставай напротив, я буду дуть, а ты принимай.
Кашель продолжался пару минут. Тогда я подумала: «какая гадость». Потом голова стала значительно легче. От смеха на любую тему, сводило скулы.
Прошло время. Оно научила меня любить грусть. Много произошло. И много чего не произошло.
- Мне нравится когда от травы кидает в груз.
- Знаешь чё, у  тебя глаза светлые, зрак сразу широкий-широкий становится, а глаза очень краснеют и как будто стекленеют.
- Ого.
Она узнала. Не знаю. Трава вообще-то хорошо запакованная лежала в диване. Она что обыскивает мои вещи?
- Мы с Наташкой шли по дороге, у нее было два пакета и у меня было два пакета конопли. Она была зимняя – сухая. Пыль.
- А ты умеешь делать план?
Время безжалостно хлестало каждую из нас по щекам.
Она умерла. А что с ней? Передозировка.
- А ты не видел Олесю?
- Ей больно, она хочет набрать в шприц водки и пустить по вене. Сожжет же, дура.
- А толстый?
- Он в больнице. Была передозировка, кровоизлияние в мозг. Он лишился памяти.
- Грустно.
- А как ты сюда попала?
- Кажется, я была тут всегда.
- А что  трава?
- Я знаю, где она. Знаю, какого она качества. Вижу её издалека. Не спутаю от другой зелени. Знаю, что можно с ней сделать. Столько рецептов. Знаю, где купить её. Знаю, где купить страшное. Но плачу, когда вижу в подъезде пластиковую бутылку с отверстием для папиросы. Что после очередного собрания молодежи еще одна попробовала смерть.
- Тебе-то что до нее?
- Не знаю. Ненавижу зиму. Зимой я умирала. Ненавижу холод.
Дом, в котором торговали анашой, давно пустует. Он сожжен до тла. И судьба людей (людей ли?), живущих в нем мне не известна. Деревяшки либо сгорели, либо обратились в каменные замки с видео наблюдением. Умираем. Потихоньку. По очереди встаем на путь вагонетки. Умираем.