За орбитой Плутона

Сергей Якименко
1. На дальней станции

Просторный зал, у которого одна стена представляла собой огромный экран, показывающий созвездие Кита, и, казалось, что людей отделяло от космоса только тонкое стекло экрана. Остальные стены были облеплены экранами, пультами и различными мигалками. Кроме того, в зале находились два подвижных кресла, которые могли свободно скользить по магнитному, с бесшумным покрытием, полу. Поскольку ось вращения космической лаборатории проходила недалеко, то искусственная сила тяжести была мала, поэтому эти кресла были снабжены пилотскими ремнями.
Возле самого большого, никогда не выключавшегося экрана стояли двое: одетые в форменные костюмы спортивного покроя будущий пилот Ярослав Строгов и будущий врач Жаклин Вильнёв.
— Мы вместе. Вдвоем. Это прекрасно!— сказала девушка с лёгким французским акцентом.
— Я с тобой согласен, Лин, но не совсем,— ответил Ярослав, проведя по шелковистым чёрным волосам своей напарницы,— мы же на дежурстве.
Они стояли возле огромного, во всю стену, экрана. И, хотя между ними и открытым пространством находились жилые и технические помещёния, казалось, что, стоит только сделать шаг, и они — окажутся в открытом космосе, за пределами станции.

Вначале здесь размещался центр по подготовке беспилотной экспедиции на Тау Кита. Это была гигантская, по тем временам, лаборатория, которая находилась на трансплутоновой орбите.
После первой межзвездной экспедиции «Прометей» на Альфу Центавра, которая и принесла сведения о цивилизации Тау Кита, но которая чудом не завершилась гибелью экипажа, сам звездолёт «Прометей» был уничтожен во время катастрофы при подлёте к Солнечной системе, было принято решение послать на Тау Кита беспилотную экспедицию.
Уже после того, как звездолёт «Тауон» набрал крейсерскую скорость, космическая лаборатория была переоборудована в станцию слежения и передана во временное содержание Международному Университету Космоса вместе со всем снаряжением и силовыми установками. Каждые полгода происходила смена практикантов.
В самой сердцевине лаборатории находился центр управления станцией. Сегодня на вахте были будущий пилот Ярослав Строгов и будущий врач Жаклин Вильнёв. Девушка прильнула к парню — высокому, светловолосому с заметно развитой мускулатурой.
— Мадемуазель Вильнёв, силь ву пле на рабочее место, — Ярослав сделал галантный жест рукой.
— Какой ты строгий, командор, — с лёгким акцентом ответила Жаклин, переходя к пультам внутреннего наблюдения, — за все время нашей экспедиции — ни одного пожара, ни одной аварии, одни только ссадины; а у тебя на экране — главная звёздная цель.
— А у меня на экране, уже который месяц нет никакого сигнала от Тауона. М-да. А вообще, когда мы отправимся в межзвёздную, ты у меня по струнке ходить будешь.
— Что значит «по струнке ходить»? — Жаклин достала из нарукавного кармана кителя электронный словарь.
— Ну, как сказать… это такое…
— Ах, вот оно что! Да это я тебя… как заморожу; будешь у меня всё время в анабиозе мёрзнуть!
— Ты — меня — заморозишь?
— Заморожу, заморожу.
— Ха! Да скорее Плутон пойдет вспять по своей орбите, а Юпитер лишится всех своих спут…
Жаклин прервала его, шутливо шлёпнув по плечу.

На одном из пультов загорелась лампочка, и раздался прерывистый писк.
— Что-то горит, — стул Жаклин метнулся к пищащему пульту.
— Что-то тлеет в каюте 69, — руки Жаклин быстро пробежали по клавишам, — Раджив, я тебя оштрафую за курение в жилом помещёнии.
— Но я не курю, — на экране перед девушкой появилось смуглое лицо, — это традиционные индийские благовония, Жаклин. Я вскрыл последнюю пачку. Скоро нас сменят; что её жалеть?
Наступило молчание. Все приборы сигнализировали о нормальной работе систем космической лаборатории, которая жила своей обычной жизнью: свободные от вахты практиканты проводили в отсеках специализации свои эксперименты, кто-то готовился к экзаменам, кто-то отдыхал, сидя в своей каюте, почитывая любимых писателей. В банкетном зале собралась небольшая дискотека, кто-то рисовал земной пейзаж, а кто-то…
Молчание первым нарушил Ярослав, оторвавшись от своего пульта.
— Лина, хочешь посмотреть настоящий концерт?
— Ну, разве что — настоящий.
— Тогда включай спортзал, там сейчас будет настоящая резня.
— То есть?
— Иоши и Джим испытывают новый сенсорный костюм для поединков. Если, допустим, вот так чикнуть, — он провел рукой по шее, — этот скафандр блокирует всё тело, а ноги слегка сгибаются, ты падаешь и играет траурная музыка, а если ударить мечом по руке, то псевдомышцы отводят её за спину, — он завел левую руку за спину и пошевелил пальцами над правым плечом, — считается, что ты потерял руку, но можешь продолжать бой. Условия максимально приближенные к реальному средневековому поединку.
— А если — по ноге? — Жаклин сдержала ухмылку.
— А, — Ярослав хохотнул, — наверное, придется упасть и продолжать бой лежа.
— Какие они кровожадные, — Жаклин поправила чёрный локон, — А откуда у тебя такие подробности?
— А я попробовал. И костюмчик делать помогал.
— Ну и как костюмчик?
— Нормально, — Ярослав улыбнулся и потер лоб, — но очень жарко. Что-то не вышло с охлаждением.
Жаклин коснулась панели терминала. Раздалось яростное придыхание и звон металла. На экране как будто бы возникла сцена из фильма о средневековых схватках: два облаченных в серебристые доспехи воина, один с самурайским мечом, другой — с рогатиной, яростно сражались друг с другом, показывая филигранную технику.
— Эй! Братья мясники!
— Мы не мясники, доктор, — сказал воин с мечом, обращаясь к телекамере на потолке зала, рядом с которой на экране была Жаклин, — мы же тебе не боксёры какие-нибудь — за всё время не было даже ушиба.
— Привет, Джеки, — забрало воина с рогатиной приподнялось, появилось смеющееся веснушчатое лицо, — Ты бы не могла найти и отправить к нам своего Славика? Очень интересная комбинация получилась бы.
— Ещё чего! Он мне нужен живым, а не варённым. Тем более что он на дежурстве вместе со мной, а отвлекать его запрещёно. Вот так. — И с шутливой поспешностью, — Конец связи.
Воины на экране исчезли. Жаклин лукаво посмотрела на Ярослава.
— Видишь, как я тебя защищаю? Нормально, да?
— Вижу, вижу… ох, как вижу. Не знаю, теперь, кто у кого по струнке ходить будет. Ладно, работаем.
После непродолжительной паузы.
— Слава, ты чем завтра занимаешься?
— Завтра будет семинар, — Ярослав задумчиво нахмурился, — «Особые случаи в дальних полётах».
— Ну и кто же их изобретает, эти случаи?
— Мы: четверо студентов и Петрович, в основном — Петрович. Сами придумываем, и сами ищем выход.
— А я завтра, наверно, весь день буду в приповерхностной оранжерее, там же сила тяжести больше, — Жаклин имела в виду оранжерею, за одной из стен которой был внешний космос, — ты же знаешь, именно поэтому, я там делаю для мамы опыты с цветами.
— Да, и ещё, Лин, — Ярослав слегка замялся, — мы где сегодня отдыхаем после вахты? Давай… лучше у тебя. Я — готовлюсь к экзаменам.
— Хорошо, давай — у меня, только принеси свой музыкальный блок.
— Ну, это — естественно.

Небольшое, похожее на класс помещёние, где, как и на Земле, на каждом столе стоит моделирующий компьютер.
Группа «дальних полётов» присутствует в полном составе: Ярослав Строгов, Иоши Имаеда, Кевин Палмерстоун и Энрико Риккати. За профессорским столом сидит пожилой, спортивного вида человек — доктор технических наук, кавалер ордена Первопроходца, профессор Скрябин.
— Владимир Петрович, давайте-ка сегодня ещё раз поработаем над аварией «Прометея», у меня ещё одно несогласие с официальным заключением, — Ярослав задумчиво прикусил губу.
— Но, мы же который раз, — возразил Иоши, — тут ведь всё ясно!
— А что? Можно и поработать, — буркнул Кевин, как всегда поправляя очки, — По-моему, тема не исчерпана.
— Я тоже думаю, что не исчерпана, — сказал Скрябин, — Поэтому я изменяю тему занятия. Начинаем.
На экранах появились заглавные титры. Предполётные данные: стартовая масса, системы защиты, экипаж…
— Стоп. — Ярослав поднялся, — Я здесь не согласен с антиметеоритной защитой. Я считаю, что тяжелые ракеты излишни. Они за две экспедиции ни разу не применялись, кроме того, их применение представляет собой опасность для лобового экрана звездолёта.
— Вы, Слава, в своем мнении не одиноки, — Скрябин усмехнулся с некоторой долей грусти. — Я тоже считаю эти ракеты излишними. Но, к сожалению, при подготовке «Тауона» победило мнение, что, на всякий случай, а вдруг… — Скрябин сделал неопределенное движение рукой. — Вы над этой темой хотели поработать, Слава?
— Нет, я по поводу другого способа предотвращения такой катастрофы.
— Ну, что ж. Поехали. — На экране ускоренно замелькали главы проекта «Прометей»: Разгон, Основной путь, Торможение, Планеты без высокоразвитой жизни, Следы посещёния разумных существ, Обратный разгон, Основной путь, тут кадры слегка замедлили свой бег.
Подготовка к анабиозу, Полёт в беспилотном режиме, Авария. Изображение приостановилось, и появилась схема звездолёта. В этот момент Ярослав включил стоп-кадр.
— Как известно, основной причинной аварии считается то, что, — схема звездолёта укрупнилась, — система антиметеоритной защиты, как сейчас будет видно на схеме, сузила угол обзора при достижении крейсерской скорости, потому, что тогда считали, что в межзвездном пространстве метеоритов сверхвысоких скоростей быть не должно. Но такой метеорит, всё-таки, нашелся. Мы знаем, согласно расчетам, что такой метеорит мог зацепить только край фотонного зеркала, что и произошло. — Ярослав нахмурился. — Сегодня общепризнанным способом избегания таких аварий считается сохранение угла обзора антиметеоритной защиты весь полёт. Но, если уменьшить параметр параболы, то зеркало фотонного двигателя будет в безопасной зоне и при уменьшенном угле обзора. Мы это просчитали с физиками из группы профессора Цзу. При этом, — на экране появились выкладки, — толщина протон-нейтронного слоя увеличится, электронное облако слегка деформируется, а отверстия под форсунки слегка уменьшатся, но сохранятся. Для этой модификации потребуется небольшая переделка и очень мало энергии. При этом из-за того, что угол обзора будет малым, значительно уменьшится торможение при выключенном двигателе. — Ярослав оглядел собравшихся, — Для того, чтобы придать зеркалу прежний вид нужно совсем немного. Это всё. — Экран погас. Ярослав сел.
Первым молчание нарушил Скрябин:
— Э-э… Ну, если профессор Цзу этим занимался… Объявляю перерыв до шестнадцати-тридцати. Я буду на Поверхности в зоне П-30, там сегодня меняют приборы.

Неторопливо поворачивается параболическая чаша одного из радиотелескопов Поверхности. Над ней, не смотря на то, что станция делает один оборот за десять минут, неторопливо плывут созвездия.
Внизу, недалеко от радио телескопа, копошатся люди и роботы, что-то разбирая, и что-то монтируя на мощной броне Поверхности. Центростремительное ускорение здесь было значительным, поэтому подошвы скафандров, как и роботы, были снабжены электромагнитными присосками. Передвигаться можно было только по помеченной красной краской зоне Поверхности, если бы кто-то вышел за её пределы, то улетел бы со станции. Но, к счастью, подобных происшествий не было, и спасательные катера, по команде «человек за бортом», не вылетали.
Работа была не сложная: надо было всего лишь заменить гаммателескоп, выработавший свой ресурс, и кое-какие датчики.
Невдалеке от общей группы стоял человек и наблюдал. Это был Скрябин. Не смотря на простоту монтажных работ, его присутствие здесь было обязательно. Нагрудный  монитор скафандра профессора был откинут и развернут. Скрябин наблюдал за работой и что-то высчитывал.
— Молодцы, ребята, так и продолжайте. — Скрябин что-то переключил.
— Ксинг, ты меня слышишь?
— Слышу тебя хорошо, Володя, — на экране Скрябина появилось изображение профессора Цзу.
— Я по поводу работы Строгова, — Скрябин прочистил горло, — на сколько реальны все его идеи по поводу деформации зеркала фотонного двигателя?
— Ты моего Славика не трогай. — Цзу усмехнулся, — У него всё очень строго и точно просчитано.
— Какой он твой?! Он — мой — лучший студент!
— Ну, кому — студент, а кому — почти родственник.
— Подожди. Какой ещё почти родственник?
—Моя жена — родная тетка Жаклин. Тебя такой ответ устраивает? — китаец ехидно усмехнулся.

До конца перерыва оставалось ещё достаточно времени. Ярослав заперся в своей каюте, вставил дискету с туристическим фильмом и нажал несколько клавиш. Но, в действительности, он, этот фильм смотреть не собирался. Это было всего лишь отвлекающим манёвром: если включалась связь, или кто-то звонил в дверь, то сворачивалась основная программа, и на экране появлялся этот тур-фильм с его скалами и соснами.
Убедившись, что всё работает, Строгов достал из потайного кармана куртки дискету, о её существовании не знала даже Жаклин. Это была разработка экспедиции к безымянной звезде класса G из созвездия Южного Креста. Хотя эта звезда — желтый карлик, с параметрами почти как у Солнца, но до неё было такое расстояние, что говорить об экспедиции было не серьезно. Поэтому Ярослав свои разработки пока держал в тайне, собираясь обнародовать их тогда, когда у него самого будет достаточно опыта и авторитета.

Скрябин, стоя на том же месте возле радиотелескопа, что-то подсчитывал.
— Ксинг, а интересную штуку он придумал. — Скрябин усмехнулся, — Это может быть потрясением для кое-кого на верху.
— Пускай потрясутся. Это им пойдет на пользу; вибрации, сам знаешь, благотворно влияют на организм.
После некоторой паузы.
— Ксинг, так ты говоришь, что сестра твоей Мирэй — мать Жаклин, это — Жанет, что ли? — сказал Скрябин несколько удивленно.
— Она самая. Погоди, у меня есть альбом, — Цзу встал со стула и подошел к дальней стене кабинета, где были стеллажи с дискетами.
В этот момент связь прервалась, и раздался вой сирены.

2. Катастрофа

Ярослав был раздосадован — мысли не лезли в голову. Он рассчитывал сегодня разобраться с оптимальным уровнем загрузки экспедиции, но лёгкая тревога за судьбу его идеи с изменением параболы зеркала звездолёта, мешала сосредоточиться.
Вдруг — этот прерывистый вой сирены — сигнал «Особая опасность». Последний раз этот сигнал Ярослав слышал два года назад во время учений на лунной базе.
Руки автоматически потянулись к синей кнопке «дополнительных разъяснений». Раздался знакомый механический голос:
— Радиационная и тепловая катастрофа за пределами зоны П-30. Датчики зоны вышли из строя. Датчики других зон… — Ярослав уже ничего не воспринимал. Ниже зоны П-30 находилась оранжерея, в которой была Жаклин.

«Кто-то кричит: «Линка!» — да это же ты сам кричишь. Нет, не то, ты же пилот, а он не должен вопить, он должен действовать» — Одним яростным прыжком Строгов оказался у шкафа с десантным скафандром.
В каюте у каждого студента находилась такая спецодежда для выхода в космос и действий в опасных зонах. Иногда в них проводились тренировки. Но сейчас он был как нельзя к стати.

С такой скоростью Ярослав не передвигался даже на соревнованиях. Хорошо, что системы транспортировки ещё работают. Дважды зацепился плечом за угол, где-то на уровне подсознания зафиксировал это — стал двигаться боле четко. Датчики скафандра обнаружили избыток углекислоты в крови — раздался сигнал системы вентиляции о дополнительной кислородной подпитке.
Вот она — приповерхностная оранжерея. Входная дверь, на удивление, открылась легко, как ни в чём не бывало. Система поиска скафандра тут же дала направление на индивидуальное ожерелье Жаклин.
Она сидела на стульчике возле древовидной орхидеи. Сидела, обхватив хрупкие плечи, и, как-то отрешенно покачивалась.
— Линочка!
Она посмотрела на него сухими воспаленными глазами.
— Ты знаешь, — сказала она хрипловатым голосом, — что-то случилось за пределами станции, и эта зона была сильно облучена. Я получила дозу… Короче. Возьми себя в руки! Ты же отдаешь себе отчёт, какая у нас рискованная профессия.
Ярослав смотрел на неё в полном недоумении, на лбу его выступила испарина.
— Слава, ты меня слышишь? Произошла страшная катастрофа, и я хочу, чтобы ты сделал всё, для того чтобы ты выжил! Ты меня слышишь? Это моя последняя воля, ты меня… — голос её сорвался.
— Отставить, Лина! Сейчас я тебя отнесу в лабораторию криостатов. Ты пока побудешь в анабиозе, а там — на Земле врачи помогут.
— Ты хочешь сказать, что…
— Хватайся за это. — Он повернулся к ней спиной и указал на заплечные поручни на скафандре, — сейчас время дорого.
Только Жаклин взялась за поручни, тут же зажимы транспортировки раненых бережно обхватили её, и кислородная маска коснулась лица. Строгов опустил забрало.
Сейчас Ярослав бежал медленней — сказывался груз, и то, что он бежал осторожно, стараясь не причинить боль Жаклин.
За всё то время, пока он нёс её, они не проронили ни слова. Только, уже приближаясь к лаборатории криостатов, запыхавшийся Ярослав рассказал, как он будет погружать её в анабиоз.
— На твою память я никогда не жаловалась, — подтвердила Жаклин крепнущим голосом безошибочность его намерений.
Ярослав высвободил Жаклин Вильнёв на мягкое водяное кресло, включил ближайший криостат и выпрыгнул из скафандра — в этой лаборатории уровень радиации был в пределах нормы. Затем он помог Жаклин раздеться и бережно уложил её в капсулу криостата, поцеловав любимую на прощание.
— Всё в порядке будет, милая, — нежно провел руками по её лицу, — закрывай глазки, и спокойно засыпай.
Он подождал, пока Жаклин не уснула. Все системы криостата работали нормально. Влез в скафандр. Теперь автоматика сделает всё сама.
Пока Жаклин будет в анабиозе, её искусственная радиоактивность уменьшится естественным образом, а потом, на Земле, врачи сделают своё дело. Они должны её спасти. Но, чтобы это произошло, жизненно необходимо восстановить все важнейшие системы станции

Ярослав Строгов бежал к своей каюте, на ходу тщетно пытаясь связаться с директором экспедиции, но Скрябин не отвечал. По дороге встретился Иоши Имаеда, тоже в скафандре, на котором, согласно космическому уставу, яркой краской было выведено имя обладателя. — Слав, что случилось? Я ничего не пойму!
— Проверь центр управления.
— Есть.
Вот она, его каюта, Ярослав вошел, поднял забрало и издал рыдающий звук. — «Нет, надо действовать, и действовать быстро» — Он встряхнул головой и вылез из скафандра.
Вначале Строгов попытался связаться с центром управления станции, но связи не было. Тогда он подключился к системе аварийного управления, которую удалось активизировать после нескольких попыток.
Силовой реактор был остановлен, поэтому все системы станции, которые не были повреждены, могли работать только на аккумуляторах.
Ярослав полностью активизировал аварийную систему. Теперь она управлялась с его личного компьютера. Прежде всего, необходимо восстановить системы жизнеобеспечения. Строгов достал одну из своих дискет, на занятиях они проходили тему «Аварии на звездолёте», и, при помощи этой дискеты, можно было просканировать системы станции.
Вскоре все разгерметизированные помещёния были блокированы.
Кто-то пытается выйти на связь, ага, понятно.
— Да, Иоши.
— Слава, они все погибли. Судя по всему — от электрического разряда, а сам центр полностью вышел из строя.
— Принято, Иоши. Действуй по собственному усмотрению.
— Есть.

Ярослав продолжал работать за своим компьютером.
«Герметичность восстановлена, жизнеобеспечение — частично восстановлено. Что я должен сделать теперь? Так. Надо собрать оставшихся в живых».
В те времена каждый, кто находился в космосе, имел идентификационное ожерелье, которое можно было использовать и как средство связи.
Вот она — программа поиска людей. Поиск живых. Пуск. Как медленно она работает! Целая вечность. Наконец-то.
— Говорит студент Строгов. Как вы, все живы? Раненые есть? Если нужна помощь — сообщать немедленно.
— Фрау Келлен, — Ярослав переключился на прямую связь с госпиталем станции, — у Вас всё в порядке? Сейчас начнут поступать пострадавшие. Если нужна помощь — немедленно сообщите. Я подключил к госпиталю питание от дополнительных аккумуляторов.
Теперь — определение живых, но не ответивших.
— Джимми, — Ярослав связался с лабораторией, в которой находился Джим Хокинг, — у тебя там что? Задымление? Уже потушили? Тогда включайте кондиционер, будет работать на аварийном питании. Рядом с вами, в двадцать третьей лаборатории, человек без сознания, отправь кого-нибудь… нет, лучше сходи туда сам.
Коридоры станции были освещены. Но это был не прежний яркий свет: большинство светильников, из-за экономии энергии, были отключены, а те немногие, что работали — светились тускло, из-за чего коридоры были в полумраке. Иногда попадались люди в лёгких скафандрах. Но дыма уже не было. Станция начинала приходить в себя.
Строгов устало смотрел на дисплей компьютера.
Я ли это всё делаю? Такое чувство, что наблюдаешь за собой откуда-то со стороны. Нет, в сторону посторонние мысли. Что ещё? Да, надо собрать всех, кто может, в кают-компании.

— Друзья, — голос Ярослава охрип до неузнаваемости, — эта катастрофа ужасна и не понятна. Но нам необходимо действовать, чтобы выжить. Считаю, что мы должны действовать по плану тридцать пять дробь «а». В настоящий момент, согласно космическому уставу, старшим преподавателем является профессор Хенри Хэбрейкен.
— Ду плиз, сэр.
Седоватый человек вышел на середину.
— Дамы и господа, — начал он по-английски, — конечно, по правилам, которые не мы установили, я должен командовать аварийной станцией. Но, с первых минут катастрофы, усилиями по восстановлению жизнеобеспечения станции фактически руководил Ярослав Строгов. Я предлагаю выбрать его на должность директора станции во время этой чрезвычайной ситуации. Предлагаю наделить его правами капитана экспедиции. Я думаю, что он справится с порученной задачей лучше кого-либо другого. Есть возражения против того, что я предложил?
Возражений не последовало, зал ответил молчаливым согласием.
Ярослав выглядел очень устало и слегка растерянно.
— Ну, что ж. Если так получилось…
— Во первых — на аварийном питании долго не протянем — аккумуляторы скоро сядут. Необходимо запустить реактор. Во-вторых, после запуска реактора — подготовить антенну для связи с Землей, если, даже, прежняя совсем вышла из строя — мы будем в состоянии создать новую систему дальней связи. Пока прошу расходовать энергию экономно. — Он потер виски. — Командный пункт повреждён так, что восстановлению не подлежит. Поэтому, временно управлять станцией будем с моей каюты.
После короткой паузы Ярослав продолжил.
— Сейчас я прошу группу по ремонту энергообеспечения собраться в моей каюте немедленно, остальным — действовать согласно аварийному расписанию.

Каюта Ярослава. В её полумраке можно было разглядеть, как три человека склонились над компьютером.
— Единственное повреждение. Реактор цел.
— Но, как исправить?
Руки Ярослава пробежали по клавишам.
— Здесь, должно быть, прошел большой электрический импульс. Кабель сгорел. Сейчас в этом отсеке сильное задымление, но горения нет.
— Это — пустующий отсек. Там предполагали разместить оборудование для птицефермы.
— Так, так, — в голосе Ярослава послышалось оживление, — здесь проводку можно временно заменить на оголенные металлические пруты.
— В самом деле, — прокашлялся Хэбрейкен, — мне нужны данные об этих перилах.
Ещё раз пальцы пробежались по клавишам, и на экране появились металлические перила в пустующем помещёнии.
— Отлично. Этот материал можно сваривать.


Реактор работал, и освещение было нормальным. Станция восстанавливала свои системы.
Профессор медицины Келлен, как всегда изящно безукоризненная даже в своей белой униформе, подошла к Хэбрейкену, отвела его в сторону, что-то сказала и покачала головой. После чего тот с некоторой нерешительностью подошел к Хокингу.
— Славик, ты в форме? — Хокинг тронул друга за плечо.
— Ты о чём, Джимми?
— Ты когда спал в последний раз? Ты думаешь, что возможности твоего организма беспредельны?
— Ах, вот ты о чём. Всё в порядке. Об этом не беспокойся. Я контролирую себя. Сейчас самое главное — антенна.
— Где Иоши?
— Занят с антенной.
— Как Джеки?
— А-а, — простонал Ярослав, но, справившись, продолжил, — она получила слишком большую дозу. Но, я надеюсь, в криостате радиация спадет, кстати, она уже значительно уменьшилась. А на Земле медики помогут. У них должно получиться. И я в это верю.
— Удачи тебе! Удачи! — Хокинг пожал другу руку и отошёл.

— Капитан, я на несколько слов. — Эрна Келлен начала разговор по внутренней связи в своей обычной мягкой манере. — Мне кажется, что объявлять об установлении связи с Землей, вот так сразу — не следует. На настоящий момент, по состоянию здоровья, не все смогут выдержать эту встряску надлежащим образом.
— Хорошо. Тогда я бы попросил вас помочь мне с этим, фрау Келлен.
— Эрна. Меня студенты так зовут, и Жаклин — тоже.
— Хорошо.
— И ещё. Я буду настаивать на том, чтобы на Земле Жаклин прооперировали. Дозу она получила огромную, но я буду настаивать.
— Спасибо, фрау… Эрна. — На его каменном лице проступила улыбка. — Я надеюсь и верю в эту операцию.

3. Тау Кита

Передающая антенна была восстановлена, и сообщение было успешно передано. Получили краткий ответ. В нём говорилось, что на Земле были поражены, узнав, что станция выжила, не смотря на потери. Всеобщий Космический Центр выражал своё восхищение мужественным исследователям. Ещё там сообщалось, что высылают скоростной спасательный корабль, который прибудет через месяц.
Соблюдая предосторожности, первая весть с Земли была распространена по всей станции.
Передав бразды правления Хэбрейкену, Строгов уснул — впервые за всё время со дня катастрофы. Теперь станция управлялась из каюты профессора. Спал Ярослав около суток, мог бы проспать больше, если бы не этот звонок.

Настойчиво пищал сигнал внутренней связи.
— Да. — Ярослав активизировал видеофон.
На экране появилось цветущее лицо Джеймса Хокинга.
— Капитан, мы получили послание с Земли…
— Подожди, дай я приду в себя. — Экран погас.
Строгов принял душ на скорую руку, и побрился. После чего подошел к видеофону.
— Джимми…
— Так, вот с Земли передали…
— Отставить. Доложишь потом. Спасательная команда может выполнять свои задачи?
— Да. Так точно. — Лицо Хокинга вытянулось.
— Ты же знаешь, в момент катастрофы на поверхности работали люди. Когда Это произошло, и электромагниты отключились, их тела, по инерции, улетели в космос. Энергия того, что произошло, была достаточна для того, чтобы их убить, но, недостаточна для того, чтобы их тела уничтожить.
Ярослав протер ладонями лицо.
— Приказываю подготовить и отправить беспилотный спасательный бот за телами погибших. Они должны быть на станции сегодня. Похороним их на Земле.
— Есть, капитан.
Видеофон отключился. Руки Ярослава потянулись к клавиатуре, надо было проверить ресурсы станции. Когда проверка была закончена, снова раздался звонок видеофона.
— Капитан, твой приказ выполнен. Выносной радар обнаружил тела погибших, и бот-спасатель уже вылетел. — Хокинг сделал паузу. — Да, ты прав, они должны быть похоронены на Земле. И, их необходимо помянуть. — Хокинг тяжело вздохнул.
— Да, их необходимо помянуть. — Гримаса боли исказила лицо Ярослава. — Каким образом?
— Мы думаем — в кают-компании.
— Хорошо. Я сам позабочусь об этом.
— И ещё, — Хокинг сказал медленно, — мне поручили сказать тебе. Это по поводу последнего послания с Земли.
— Что там, — Ярослав насторожился.
— Значит так: мы сейчас разбираем информацию с «Тауона».
— Что?! Он передал сигнал?!
— Ну, как сказать. Это всё и случилось из-за него.
— Что-то я тебя не понимаю, — Ярослав сказал с некоторой настороженностью в голосе.
— Я серьезно. Сейчас не время разыгрывать.
— Ну, так и говори, не крути.
— Короче. В общих чертах было так. На той планете цивилизация была малочисленна. Кстати, они похожи на нас.
— Значит, мы всё-таки вступили в контакт, — перебил Ярослав.
— Подожди, сейчас скажу. Они знали все свойства альтернативных лучей. Помнишь ту лекцию на Луне?
— Да, но то был лишь набор гипотез.
— Так вот, они научились превращать вещество в альтернативные лучи, и наоборот. И их звездолёты работали на этом принципе. — Ярослав слушал с интересом, и Хокинг продолжал.
— Однажды, большая часть населения отправилась в дальнюю экспедицию. Экспедиция пропала. Оставшиеся на планете люди почему-то вымерли, остались только роботы. Эти-то роботы и встретили «Тауон». Они переделали его. И выстрелили им в Солнце. При подлёте к нашей орбите, в слабом гравитационном поле Солнца луч превратился в вещество, то есть в «Тауон». Потом было сброшено зеркало.
— Как?! Протон-нейтронное зеркало?!
— Да. Оно то и дало этот ядерный взрыв. Самому «Тауону» — ничего, зато нам…
—Но, зачем же? Ах, чёртовы железяки! — в сердцах воскликнул Ярослав.
— Да. Танкеры с гвоздями, — согласился Хокинг.

На той планете, которую аборигены называли «Тетали», когда-то, очень давно, решили, что оптимальное число жителей должно быть несколько тысяч. Перед последней экспедицией их было около двадцати тысяч населения.
Однажды, большая часть теталийцев отправилась в Великую Экспедицию, осваивать одну из планет у далекой звезды. Но, связь с ними пропала. Что с этой экспедицией произошло — никто не знал. У оставшихся теталийцев началась какая-то странная депрессия, и они быстро вымерли.
Землянам оставалось только гадать, почему теталийские роботы, при модернизации Тауона, не удалили его фотонное зеркало. Состоящее из протон-нейтронной субстанции, только оно могло выдержать жар аннигиляции при работе фотонного двигателя.
Для модернизированного «Тауона» не было ни какой потребности в межзвёздном фотонном двигателе. Находясь в гравитационном поле одной звезды, после прицеливания и настройки, звездолёт выстреливался в направлении другой звезды, при этом, все его электроны, протоны и нейтроны превращались в альтернативное излучение.
Когда луч достигал той точки, где гравитация звезды-мишени равнялось расчетной — излучение превращалось в вещество. Таким образом, и «Тауон» оказался невдалеке от станции, пройдя весь путь со скоростью света — максимальной скоростью в природе. Но, находясь на окраинах Солнечной системы, звездолёт должен был сбросить зеркало. А так как в момент старта «Тауона» на Тау Кита, станция находилась в другом месте, она была перемещёна при помощи водородных двигателей позже, то звездолёт сбросил своё зеркало именно там.
Этот взрыв, который произошел из-за схлопывания зеркала, был на много мощнее тех бомб, которые земляне делали для себя в недалеком прошлом. И, хотя для самого звездолёта взрыв был безвреден — станция пострадала, её спасло от полного уничтожения только то, что этот взрыв произошел на достаточном удалении от неё.
До лунного космопорта «Тауон» дошел на водородных двигателях.

Исследователи начинали приходить в себя после пережитых потрясений. Генераторы работали исправно, запасов пищи было достаточно, чтобы дождаться спасательного корабля. А в спортзале появились посетители.
— Привет, Славик, — на экране появилось лицо в самурайском шлеме, — мы с Джимом приступили к тренировкам. Надо поддерживать форму. Ты нам очень нужен. Помнишь, как в тот раз ты одолел нас двоих? Это и тебе необходимо.
— Ребята, я не смогу, — Ярослав криво ухмыльнулся, — чтобы играть в эти игры, в жилах должна быть горячая кровь. А у меня — ртуть.
— Славик, мы все желаем тебе, то есть вам двоим, успеха.
— Спасибо, Иоши.
— И ещё, ты бы не мог заглянуть к доктору Цзу? Он в последнее время какой-то подавленный.
Компьютер профессора Цзу не отвечал. И Строгов, постучав, вошел в его каюту.
— Доброе утро, дядя Ксинг, — сказал Ярослав по-французски.
— А, Слава, — старый профессор приподнялся с постели, — доброе утро.
— Что с Вами? Вам не здоровится?
— Просто я — старая, никому не нужная развалина, — начал дребезжащим голосом профессор. — Мой лучший друг, мои ученики… Они все погибли. А маленькая… — всхлипывания прервали его речь.
— Ничего, дядя Ксинг, — стал успокаивать старого профессора Ярослав, — мы победим, обязательно победим, — и, после некоторой паузы добавил. — Её радиация уже упала до фоновых значений. На Земле врачи вылечат её. Мы добьемся своего, я в это верю.
Строгов собрался уходить.
— И ещё, дядя Ксинг, как капитан, я прошу Вас после обеда зайти в комнату отдыха.

***
Обычное летнее кафе, где уютно расположились столики, укрытые от палящего солнца цветастыми зонтиками.
За одним из таких столиков, прихлебывая ароматный горячий кофе, сидят двое. Судя по форменной одежде, это — студенты Международного Университета Космоса, у одного в петлицах была ракета, а у другого — чаша со змеей, что говорило о том, что первый — будущий пилот, а второй — космомедик. Но, так как других отличий не было, то легко было догадаться, что это — братья-близнецы.
— Андрюха, объясни мне, простому медику, — сказал один из них, прихлебывая ароматный напиток, — что за чёрную дыру там нашли, что все только о ней и говорят.
— Понимаешь, Виталь, эту одинокую чёрную дыру обнаружили чисто астрономическими методами. Именно она считается причиной гибели теталийской Великой Экспедиции.
— Какая ужасная смерть.
— Нет, мы так не считаем, Виталь, — брат отставил чашечку. — Все теталийские экспедиции отправлялись так: в начале, с некоторым опережением — беспилотный зонд, а потом — основной корабль. Они, конечно, прицелились на одну звезду, но на пути их альтернативного луча, как мы теперь говорим — альтерлуча, встретилась эта чёрная дыра. Когда зонд в её поле превратился в вещество, то он так и продолжил движение, прямо к сфере Шварцшильда. А когда сам корабль превратился в вещество, то зонд уже начинал поглощаться, при этом произошла такая вспышка, что, хотя сам корабль был далеко, всё живое в нём погибло, а оборудование — вышло из строя. Так что, корабль подошел к сфере Шварцшильда уже мёртвым. Они даже ничего не почувствовали.
— Подожди. А что такое сфера Шварцшильда?
— Ну.… Это такая сфера, что туда упало, то — пропало. Можно сказать, что эта сфера и есть чёрная дыра. Правда, когда её пересекает вещество — излучается столько энергии, что лучше держаться подальше.
— А ты сам, что думаешь?
— Я считаю, что туда надо послать беспилотную экспедицию. Наш профессор Строгов говорит, что экспедицию надо уже начинать подготавливать.
— Это какой Строгов?
— Ну, тот самый Строгов, который не летает. Кстати, из-за того, что вы, доктора, запретили его жене прокидать Землю.
— Ты говоришь про Жаклин Вильнёв?
— Она, между прочим, стала Строговой, когда нас с тобой ещё на свете не было. Вот так-то, братец.
— Да, конечно. Это был очень интересный случай в медицине, вообще. Непонятно, как она выжила, получив несколько смертельных доз.
— Ну, она была сразу заморожена. Радиация упала до нуля…
— Нет! — перебил брата будущий врач. — Было проведено множество экспериментов. Крыс облучали в меньшей степени. Не забудь, что крысы более живучи, чем мы. Их так же выдерживали в низкотемпературном анабиозе. И всё равно — дохли, все дохли. Феномен Вильнёв — необъясним.
— А теперь — как она? Ты в курсе?
— На сколько я знаю — совершенно здорова.
— Слушай, доктор, объясни простому смертному, почему тогда она не летает? Почему вы не снимете этот запрет?
— Не знаю. Но, сами Строговы молчат, а мы — не навязываемся.
Это был теплый летний день. И, хотя заканчивался двадцать первый век, это кафе выглядело так, как будто оно сошло с экрана фильма о второй половине двадцатого века. Но в этом и была его особая привлекательность. И никто не догадывался о том, что начинается новая эра.