- А еще мы залезали в катер, - Настя прикурила от поднесенной Олегом Павловичем спички, - у нас на берегу на сваях на зиму оставляли катера. Сережка (это мальчик один из нашей компании) нашел, как можно залезать в каюту – через окошко маленькое, там стекла не было, и мы забира-лись туда – нас четверо, и еще Ленкин брат маленький, - и сидели – свечку жгли, воображали…
Олег Павлович улыбнулся и налил вина в Настин бокал.
- И что, никто не видел, как вы туда залезали?
- Нет, - Настя пожала плечами, - а кому мы нужны-то были? Дети…
- А меня в детстве все время под контролем держали, - вздохнул Олег Павлович. – Ладно… Ну, и что дальше?
- И вот сидим мы там один раз и вдруг слышим – идут к катеру какие-то мужики, разговаривают, что-то им там забрать надо было. Двое их. Мы кто куда прятаться бросились, а не спрячешься – в каюте только шкафчик маленький, лавка у стены и стол. Мы перепугались. Сережка с Наташкой в шкаф, а мы с Ленкой у двери друг напротив друга стоим, дрожим. Брат ее – ему лет шесть было – под стол залез. Мужики подходят к двери в каюту и начинают ее дергать – прямо у меня перед носом. Представляешь? Я думаю – все, хана нам.
- Да, страшное дело, - усмехнулся Олег Павлович.
- Конечно, страшное. У Ленки отец – не приведи Господь. За всякую ерунду бил ее, а знаешь, как в детстве – все время боишься, что родителям расскажут, а тут – пять человек на чужом ка-тере… Ну вот. Подергал он дверь и говорит второму: «Тьфу ты черт, в машине шмотки забыл». И они поворачиваются и уходят, представляешь? Как мы оттуда повыпрыгивали – надо было видеть.
- Но никто не видел?
- В том-то и дело, что нет, - Настя так энергично взмахнула сигаретой, что чуть не задела Олега Павловича за нос. – Бежим мы к лесу, все смеемся, а Ленкин брат плачет. Ну прибежали, отдышались, спрашиваем его – маленький ведь – «Чего ты плачешь?», а он ревет, успокоиться не может. Мы ему: «Не плачь, чего ты так испугался?», и тут он сказал гениально. «Я», - говорит, - «подумал: они сейчас войдут, заведут катер, выйдут в море, сядут кушать, а я под столом сижу, и они на меня ноги положат».
- Смешно, правда, - Настя посмотрел на Олега Павловича. В ее глазах играли озорные огоньки.
Он нечасто заходил в этот дом. Институтская дружба тлела тихим угольком некогда яркого костра, то затухая во времена Настиных замужеств, то разгораясь, когда ее статус «свободной девушки» позволял ночи напролет сидеть вот так, по-простецки, без опасения быть неправильно по-нятым чересчур внимательным супругом. Впрочем, никаких романтических историй их и не связывало. На такие истории у Олега Павловича не было ни вермени, ни сил – он работал в очень серьезной компании и любую попытку сближения, от кого бы она ни исходила (даже от него само-го) воспринимал с подозрительностью носителя глухих государственных тайн. Справедливости ради нужно сказать, что пару раз он действительно становился объектом интереса мастеров про-мышленного шпионажа.
- Действительно, смешно, - ответил он.
- Я тебе не очень надоела своими рассказами? – спросила Настя.
- Нет, что ты, - Олег Павлович поднял рюмку. – Выпьем?
Они чокнулись и выпили.
- А у меня детство было вполне заурядным, - он вздохнул, - никаких катеров на берегу моря…
_ А я и из дома убегала, и под окнами любимого мальчика пряталась, и подругу свою – вот эту как раз Ленку – сутки в своей квартире от родителей скрывала.
- Да ты что, - делано удивился Олег Павлович.
- Ну да. Мы сначала по соседству жили, а потом она с отцом на другой конец города переехала, видеться стали совсем редко. Мои родители были счастливы – они мне активно не советовали с ней дружить.
- Почему?
- Да у нее семья, что называется, неблагополучная, да и сама она разбитная такая девица. Вечно в синяках – в основном, от отца полученных. Ну вот. И вдруг звонит она мне как-то раз днем и говорит: «Настя, я попала в тяжелую ситуацию, дома ночевать сегодня не могу, отец меня ищет, найдет – убьет, можно у тебя?». Я растерялась, конечно, но что делать подруга все-таки, приезжай, говорю. А время – часов пять дня. Ну приезжает она, говорит: «Мне только одну ночь пере-ночевать, а завтра я к бабушке уеду, там проблем не будет». Я отвечаю: «Хорошо, родители при-дут часов в восемь, скажу им, что устала, спать хочу, и сразу закроюсь от них, а утром они в полвосьмого уйдут, я тебя выпущу и сама в школу пойду». Тебе не скучно?
Олег Павлович отрицательно качнул головой и снова наполнил рюмки.
- И только я ей это сказала, слышу, дверь открывается – мама с работы почему-то раньше вер-нулась. Я Ленке говорю: «Лезь скорее под кровать», она лезет, а я сверху сажусь. Тут мама входит и прямо с порога: «Ну и где ты Лену прячешь?». У меня внутри прямо все оборвалось. «Нигде», - говорю, - «не прячу, сто лет ее уже не видела и ничего о ней не знаю». А родители у нас в одной поликлинике работают, каждый день общаются. «Смотри», - говорит мне мама – как все-гда, - «лучше с ней не связывайся. Если знаешь, где она – лучше скажи», - и стоит прямо напротив меня, на кровати никакого покрывала нет, чуть нагнись – и вот она, Ленка.
Настя прикурила сигарету от поднесенной Олегом Павловичем спички и глубоко затянулась.
- Ну ушла она на кухню, я Ленку спрашиваю: «Ты как?», оттуда слышу: «Нормально». Ладно, думаю, пронесло. Потом отец пришел, поужинали, я Ленке сухим пайком что-то стянула, сказала родителям, что устала, и ушла к себе. С Ленкой, конечно, не поболтаешь, комнаты у нас смежные, стенки тонкие, так что легла я и быстро заснула. Среди ночи просыпаюсь, луна светит, из-под кровати кто-то лезет. Я сначала испугалась спросонок, потом все вспомнила, говорю: «Ты куда?». Она мне отвечает: «Мне в туалет очень надо». «С ума, что ли, сошла», - шепчу, - «они прямо за дверью спят. Терпи». «Я», - говорит, - «еще с вечера терплю, больше не могу». Я ей (а что де-лать): «Терпи, иначе…».
Она усмехнулась.
- Ну что, за детство золотое, - предложил Олег Павлович тост.
- Давай, - сказала Настя.
- И что же было дальше?
- А дальше еще хуже. С утра встаю, говорю: «Ты как?», она: «Плохо. Не дотерпела». «Ладно», - думаю, - «сейчас все уйдут, и я ее, бедняжку, выпущу». И тут выясняется, что отцу сегодня на работу только к одиннадцати, что-то у них там отменили. Делать нечего, приходится в школу идти; первым делом к нашей классной, заболела, говорю, отпустите с третьего урока. А та ни в какую, все шесть пришлось отсидеть… Ужас! Прибегаю домой, а там Ленка – плачет и смеется. «Представляешь», - рассказывает, - «как вы все ушли, твой отец газету взял и в кресло рядом с кроватью уселся ее читать, а Лайда (это собака наша) лезет ко мне, рычит (вечером-то не бросалась, потому что ты дома была). А отец ей все повторяет: «Ну что там, кто там у тебя под кроватью?». Я думала, он услышит, как я дрожу. И ушел только в двенадцатом часу…» Но так ничего и не заметил.
- Да-а, - глубокомысленно произнес Олег Павлович. – А теперь-то ты им об этой истории рассказала?
- Нет, - удивилась Настя, - а зачем?
Они просидели еще часа два, вспоминая общих знакомых и смешные случаи из институтского прошлого. Олегу Павловичу было поздно ехать домой, и он заночевал на раскладушке в малень-кой комнате. Всю ночь ему снились дети, прячущиеся под столами, в шкафах и ящиках…
Утром, пройдя все рутинные процедуры, предусмотренные службой безопасности их компании, он вошел в комнату совещаний, когда все уже собрались.
- Можно начинать, Олег Павлович? – спросил помощник.
Олег Павлович кивнул.
- Устройство ЗГР 17-11 представляет большой интерес… - загудел зам по науке.
«Интересно», - подумал Олег Павлович, - «вот сижу я за столом, сейчас загляну под него и увижу там испуганный блеск детских глаз».
Он решительно нагнулся и заглянул под стол. Там было темно.
- Хорошо, что мы сейчас зажмурились, - прошептала маленькая девочка своей подружке.
Наверху что-то бубнил серьезный дядька.