КОТ N глава 8

Котэн Лихолетов
      Глава 8: Точка, луч, прямая, окружность и
            
                прочая геометрия дороги. 



    А что же наши герои с противоположной стороны медали? Пора уже, пора вернуться к ним и посмотреть на то, чем будет занят их следующий день.

    Папа Карло Б встал ни свет, ни заря, мучимый жесточайшим луковым похмельем. Он давненько не выпивал столь большого количества спиртного и чувствовал себя прескверно. Голова трещала так, что распугала всех окрестных ворон, а разбуженные соседи распахивали окна и озабоченно разглядывали бело-сине-красное утреннее небо, недоумевая, с чего бы это грохотать грому.
    Как назло, все напитки были допиты ночью, а скатерть-самобранка, запачканная содержимым желудка Сиз - И - Ноза, мокла в медном тазу – том самом, где обычно замачивалась глина для сотворения первых людей обновлённого мира. Был вариант сходить в ближайший круглогодично работающий ларёк, да вот беда, – денег у Карло, как и у любого нормального демиурга, отродясь не водилось.Различные же народные средства от похмелья, как то: шипучий аспирин, алкозельцер, холодные примочки, трёхведёрная клизма, два пальца в рот и два пальца вверх, стойка на одной руке, хождение босиком по горящим углям, двадцатикилометровый маршбросок с полной аммуницией, кружка расплавленного свинца и мысленное усекновение головы, – не спасали от неприятных «полётов во сне и наяву».
    Промучавшись до семи часов утра, Папа Карло Б переборол-таки физическую дисгармонию и, перешагнув через уязвлённую алкоголем гордыню, отправился собирать бутылки, что во множестве росли на ближайшей свалке. А поскольку свалка представляла собой образ свалок всех времён и народов, то дело у него заспорилось, и он даже испытал спортивный интерес, соревнуясь с многочисленными подобными ему демиургами по интуитивному розыску стеклотары.
    Сиз-И-Ноз сумел добраться ночевать домой. Во сне, конечно, а не наяву, так как оба брата вырубились в один миг и храпели на лавке возле стола. Там, дома, с ними и произошёл неприятный казус, вследствие которого заехавшему под утро по пути из подсознания в надсознание С-Верой-Чоку пришлось замачивать скатерть-самобранку.
    Мимоходом протрезвевший Просветлённый прихватил с собой и близнецов. Тем предстояло рано вставать, дабы заняться выполнением эксклюзивного заказа – сколачиванием многоярусного гроба для всех девяти жизней почившего накануне в Бозе иммигранта в Авалон, что жил в канализационном колодце напротив. Этот человек положил все свои жизни на то, чтобы иммигрировать на Остров Забвения, что ему, в конце концов, и удалось совершить на закате своего мгновения.
    Таким образом, Боря из Тины, закрыв, проснувшись, глаза, обнаружил, что предоставлен себе самому. Он не испытывал того болезненного состояния, которое мучило Папу Карло Б. Ведь его голова была деревянной. Его желудок, печень, нервная система и даже кровь тоже были деревянными. Благодаря этому он сохранил ясность ума и полную координацию членов.
    Первое, что он ощутил, – глубокую общность между ним и всем растущим, цветущим и плодоносящим. Он почувствовал  весну во всей её возрождающей и оживляющей силе. Он услышал биллионы листьев, шелестящих под утренним ветром, триллионы травинок, звенящих в прохладной росе, и  квадриллионы трепещущих ростков, ещё не родившихся, но готовых родиться из квинтиллионов не созревших, но готовых созреть семян.
    Боря распахнул окно, и в каморку ворвался весенний воздух, пьянящий животворной силой. Вслед за ним влетел яркий солнечный луч и бьющейся в клетке птицей заметался по пространству комнаты. Тысячу раз отразившись от стен и потолка, луч упёрся в кучку стружек у двери. Та вспыхнула неестественным белым огнём, затрещала, зашипела, в своём сгорании превращаясь в солнечную крысу с голубыми глазами. Крыса искрилась, переливалась и противно гудела током высокого напряжения. Она оскалила зубы-молнии и зловеще прошипела:
    – А-а-а, ш-ш-ш!.. Деревянный ногоход и рукодел, ш-ш… Знаш-шит, пришло время появится тебе на свет…
    Боря из Тины почувствовал огромную угрозу, исходящую от крысы. Ведь она была сгустком плазмы, квинтэссенцией огня, а огонь всегда являлся смертельным врагом древесины.
    – Кто ты такая и что тебе нужно?– спросил он, внимательно следя за колебаниями её огненной природы.
    – Я та, в чьих объятиях найдёшь ты свой конец! – засмеялась крыса. – Я Шуш-ша Ра, посланница Великого Ра, первая стрела, выпущ-щенная из его лука! Я Шуша Ра, ш-жертвенный меч в его всесильных руках! Я наконеш-шник его грозного копья, разяш-щего тьму и мрак! Я семя, ш-ш… из которого вырастит цветок костра, призванный спалить дотла старый мир и создать новый!
    Боря иронично усмехнулся.
    – Сколько у тебя эпитетов, Шуша Ра. Не много ли пафоса? Ты и жертвенный меч, и копьё, и стрела, и семя. Но с виду напоминаешь обычную крысу, пусть даже и блестящую.
    Шуша Ра в ярости взметнулась до потолка, оставив на нём чёрное пятно.
    – Не смей разговаривать со мной в таком тоне, ш-щенок деревянный! Знаеш-ш-шь ли ты, что я бесконеш-шно старш-ше и могуш-ществнее тебя?!
    Боря пожал плечами.
    – Если б это было так, ты бы не стала попусту тратить время на слова и приступила к своему делу. Но ты только скалишься да шипишь. Поэтому я тебе не верю. Говори, что тебе нужно, и убирайся прочь. Скоро вернётся мой отец, Папа Карло Б, и начнёт обучать меня азам мудрости жизни.
    Шуша Ра зашлась в диком шипящем хохоте.
    – Твой Папа Карло Б нич-ш-шему тебя не научит. Он отш-жил свой бесконечный век, а в следуюш-щий ему дорога заказана.
    – Что ты плетёшь! – воскликнул Боря. Он схватил старый рваный башмак и запустил им в солнечную крысу. В молниеносном прыжке крыса схватила башмак зубастой пастью и проглотила, выплюнув облачко чёрного пепла.
    – Запомни ш-же, что я тебе скаш-жу, – зловеще проговорила Шуша Ра. – Ты превратиш-шся в золу, как этот старый баш-шмак. Ты станеш-шь факелом в руках страш-ждующих и осветиш-шь им путь, но сам золою ляжеш-шь под их ногами. Такова твоя судьба, ш-ш… Смотри на меня и запоминай, как выглядит твоя смерть. Она полош-жит конец старой реальности и даст начало новой! Вот ш-што мне велел передать Великий Ра. Прош-щай…
    Солнечный демон взвился в воздух и, опалив Борю жаром, голубой молнией вылетел в окно. Там, где он только что сидел, осталась крохотная щепотка золы.
Буквально в ту же секунду отворилась дверь и вошёл Папа Карло Б. У него был радостный вид. В одной руке он держал полиэтиленовый пакет «Tati», а в другой – плоский прямоугольный предмет, завёрнутый в газету.
    Карло остановился на пороге и принюхался.
    – Откуда этот запах? – спросил он и обратил внимание на кучку ещё дымящихся угольков. – Ты баловался со спичками?! Боря, разве ты не понимаешь, что это очень и очень опасно?
    Боря подошёл к отцу и взял из его рук тяжёлую ношу.
    – Нет, папа. Это совсем не то, что ты думаешь. Только что со мной произошёл странный случай.
    И Боря из Тины рассказал о своей стычке с Шушой Ра. Карло внимательно выслушал и сказал:
    – Я знаю этого демона. Много-много вселенных назад он также внезапно появился в этой каморке и испортил лучшее моё – не считая, конечно, тебя, – творение. С-Верой-Чок сошёлся с ним в смертельной схватке и сумел усмирить его почти до нуля градусов по Цельсию. С тех пор о Шуше Ра ничего не было слышно, и я, признаться, совсем позабыл о её существовании. Я думал, солнечная крыса сгинула на веки вечные. Видать, я просчитался… Меня тревожит твоя судьба, сынок. Шуша Ра – могущественный демон, если сумел пережить столько миров и не потерять силу. Судя по его словам, он твой первый и злейший враг.
    – Не стоит придавать большое значение его словам, папа. – Боря обнял отца за плечи. – Шуша хоть и посланник Ра, но, по сути, всего лишь солнечный луч, а ты лучше меня знаешь, что и на Солнце бывают пятна, не говоря уже о затмениях. Я понимаю и отдаю себе отчёт в опасности, но это никак не значит, что отныне моё время – ночь или пасмурная дождливая погода. Больше всего меня волнует смысл сказанного демоном. Я убеждён, что моё появление на свет явится причиной больших изменений. Мне хочется узнать и понять, куда идти и кто пойдёт за мной.
    Папа Карло Б сокрушённо покачал головой.
    – Я не могу объяснить смысл пророчества Шуши Ра, но попробую связаться со сведущими людьми. – Он сделал порывистое движение к двери, но Боря остановил его.
    – Погоди, отец. Оставим пока это. Скажи, где ты был?
    – Да! – воскликнул Карло, возвращаясь в действительность. – Из-за этой проклятой крысы у меня всё вылетело из головы!
    Он подошёл к столу и положил завёрнутый в газету предмет.
    – Дорогой мой Боря! Когда-то, давным-давно, наш общий друг Бодхисаттва С-Верой-Чок сказал, что тебе предстоит продолжить дорогу, начатую мной. Может быть, даже не продолжить, а проложить новую. Ту, – которая приведёт тебя к цели твоей жизни. Но идти по дороге, а тем более вести по ней кого-то, нельзя без знания элементарной азбуки. Верно? Так вот, – Папа Карло Б развернул края газеты, и за ними обнаружилась книга в ярко-оранжевом переплёте, – я принёс тебе самый простой и доступный для каждого первоклассника букварь. Возьми его. Пусть он будет твоим первым учебником.
    Боря из Тины взял азбуку в руки и прочёл:
    – Friedrich Nietche: «Also sprach Zarathustra».   
    – По этой книге ты легко научишься и читать, и писать, а если пристально вглядишься в каждое слово, то увидишь картинки, которые подскажут ответы на самые простые, но важные вопросы:  Быть или Не Быть?.. Что делать?.. Кто виноват?.. Почём фунт лиха?.. Где зимуют раки?.. И многие другие. Держи её при себе, пока не сможешь с уверенностью сказать: «Я знаю, что ничего не знаю!» Когда поймёшь это – подари её кому-нибудь или, на худой конец, сдай в «Букинист».
    Боря сердечно поблагодарил отца и открыл книгу на последнем листе, заинтересовавшись тиражом издания.
    – А что здесь? – он кивнул на объёмный пакет  «Tati».
    – Здесь одежда для тебя. Не ходить же тебе вечно голым. В нашем уездном гипермаркете проходит сейл, и я по случаю приобрёл для тебя кое-что, как мне, старику, кажется, – приличное. Ну-ка, примерь.
В пакете оказались: расклешёные джинсы из блестящего коттона с зигзагообразной строчкой, несколько футболок с инициалами игроков «Манчестер Юнайтед» и их же афоризмами на футбольных полях, широкая фланелевая рубашка в косую пёструю полоску, короткая кожаная куртка и сиреневые тупоносые ботинки на высокой подошве-платформе.
    – Хотел купить тебе головной убор, чтобы не напекло голову, – лето грядёт жаркое, – но ничего достойней этой кепки не нашёл, – сказал Карло и вытянул за гребень сияющую медью пожарную каску.
Боря примерил обновки, и Папа Карло Б с удовольствием отметил, что они пришлись впору. Некоторые сомнения внушал пожарный шлем. Посовещавшись, было принято решение заменить его чёрной шёлковой косынкой с пурпурными драконами.
    – Ну, как? Нравится?
    – Ещё бы! Спасибо, папа, – сказал Боря, по достоинству оценив удобство и качество одежды. – Теперь я готов идти.
    – Да! Ступай! – торжественно сказал Карло. – Иди и не останавливайся! Будь твёрд в устремлениях и мужественен в принятии решений! Желаю тебе терпения и сочувствия к окружающим. Смотри всегда прямо и чуть-чуть вверх, а наклоняйся только затем, чтобы поднять павших. Ступай и… возвращайся к обеду. Не опаздывай.
    Они обменялись крепкими рукопожатиями, вследствие которых Папе Карло Б пришлось сходить в травмопункт. Боря из Тины вышел за порог родного дома, и сделал первый шаг по своей полной приключений дороге.
    Откуда ему было знать, что в другой раз он откроет эту дверь совсем не скоро. Может быть, через год, а может, через два. Может, через секунду или через сто лет, а может, вовсе никогда не откроет. Время относительно, не так ли?
Да и открывал ли Боря дверь вообще? И если открывал, – сам или кто другой? А мог ли он её открыть и тут же, не выходя за порог, закрыть? Что, если дверь уже была открыта, а Боря её просто прикрыл? Вопрос: с какой стороны? И вот ещё что. Мог ли он её открыть не открывая, если дверь была закрыта, и закрыть не закрывая, если та была открыта?
    Веер вопросов, гоняющий по душной каморке мироздания затхлые потоки воздуха Бытия. Но ветерок не освежает, потому что в комнате закрыты все окна, а сами места их расположения наглухо замурованы пыльными шторами. Долой пыль! Прочь мусор домыслов и грязь иллюзий! Распахнём окна настежь и, впустив свет истины, определимся с тем фактом, что Боря из Тины всё же вышел из дома, открыв дверь изнутри и закрыв её снаружи.
    Стоит ли говорить, что он оказался на перекрёстке тысячи дорог? Нелепо торчащий в точке пересечения путей и мигающий семью разноцветными фарами покосившийся светофор был единственным указателем какого либо направления.
«Цветомузыка сфер», – подумал Боря и, дождавшись зелёного сигнала, двинулся сразу по всем дорогам. Его твёрдая деревянная поступь размерянным ритмом отзывалась в сердцах всех живущих существ, толкала их кровь, наполняла теплом жизни – и стафилококка, и слона, и семиглавого дракона, и ещё во-он того, которому никогда не будет названия.
    Он шёл. И ничто на свете не могло остановить Борю из Тины – ни бурные реки, ни высокие горы, ни дебри джунглей, ни вечные льды, ни раскалённые пески пустынь, ни солёные волны океана. Разве что, изредка, наступив на развязавшийся шнурок, он неловко падал – и только тем замедлял своё продвижение. В эти мгновения вместе с ним падали и исчезали в вечном мраке миллиарды неведомых ему существ. Слёзы печали, омывая их имена, растворяли их в хаосе. Но стоило Боре привести обувь в порядок и продолжить ход, как те же имена, рождённые из хлопьев пены слёз радости, сверкали новизной, потому что обретали миллиарды новых, только что родившихся тел.
    Необходимо сказать, что Боря из Тины оставался Борей из Тины лишь в общем контексте, идя по всем направлениям сразу и в одном общем безвременьи. В действительности, каждая дорога пролегала в единственной, свойственной только ей, плоскости и подчинялась законам единственного, свойственного этой плоскости, времени. И имя у Бори на каждой из дорог было своё. За именем стояла определённая жизнь, а за жизнью – определённая судьба. Но связывало все эти жизни одно – третий глаз. На перекрёстке всех дорог он сиял изумрудным огнём светофора и дарил своему обладателю вечно зелёную улицу.
    Мы заглянем на некоторые из этих улиц. Мы выберем их наугад, методом научного тыка, то есть с помощью жребия. Я говорю это с сожалением, так как понимаю, что каждая из улиц интересна сама по себе в отдельности и, по сути, неповторима. На каждой из них свой мир, а в нём своя история. Мне они известны, но все рассказать я не смогу по простой причине:  на Земле не хватит для этого ни бумаги, ни чернил. Но и того, что выберет божественное провидение, будет вполне достаточно для объективного рассмотрения нашего повествования.

    Итак, моя рука запускает волчок. Стрелка несётся по кругу, и её стремительный полёт заставляет время пронзительно свистеть спрессованным тиканьем столетий. Каждый не различимый простым глазом оборот вокруг оси – это оборот галактики относительно своего центра. Мне кажется, стрелка волчка положила начало новой вселенной. Там, в плоскости её вращения, вспыхивают мимолётные искорки. Это рождаются и умирают звёзды. Я разглядываю их, а сам слышу, как щебечет кукушка в старых электронных ходиках на моём запястье. Эти звуки ведают о том, что здесь, вне зоны кружения волчка, существует собственное, совсем другое время. Оно принуждает стрелку замедлять бег и растягивает время в той, только что родившейся, вселенной. Теперь я вижу, что искорки превратились в тысячи окошек, в которых под натиском вечера зажигается свет, и где он гаснет, когда приходит пора  ложиться спать…
    Стрелка останавливается. Через один-два оборота она встанет окончательно.
А что же искорки? О! Теперь они, – отражения всполохов молний в чьих-то глазах…
Стрелка остановилась. Новое время слилось со старым, а недавно возникшая вселенная сравнялась границами с вселенной, появившейся давным-давно…
    Передо мной, на стене – зеркало, и в нём я вижу, как подмигивает настольная лампа. Всё очень просто – в патроне подгорел контакт. Я перевожу взгляд на волчок   и смотрю, куда он показывает.
    Итак…


(продолжение следует)