Где правда перемешивается с вымыслом, там кончается история и начинается литература.
Тишина, звон колокольчика над входной дверью да скрип снега под ногами – вот и все воспоминания о России.
Отель «Ричмонд» в Женеве как нельзя лучше соответствовал своему рангу. Горничные были милы и улыбчивы настолько, насколько позволяла зарплата, а платили им в соответствии с пятью звездочками гостиницы. Холл первого этажа утопал в цветах, запах которых не смешивался с запахом проживающих, хотя позволить себе платить за проживание пятьсот - тысячу долларов за ночь могли только те, кто покупал духи в специальных отделах шоппинг-центров старой Женевы. Цветы источали особый запах свежести и благополучия.
Графиня Аннета, а именно так звали худую морщинистую старуху-миллионершу, которая доживала свои последние дни в Швейцарии, ждала кастеляншу. Мария, пятидесятилетняя моложавая женщина, всегда носившая мини-юбки, несмотря на возраст и взрослых детей, приносила графине минеральную воду в бутылках. Этот ритуал длился уже много лет, графиня уже не помнила, где было начало. Мария входила в комнату, где возлежала на подушках графиня, следом за кастеляншей шел ее муж, неся ящик с водой. Он здоровался, приветливо улыбался, затем рассказывал новости. Его болтовня не отличалась особой примечательностью, но для графини, запертой в стенах дорогого отеля, ненужной никому в этом мире, она приносила разнообразие в движении тусклых дней.
На этот раз Мария была одна, без мужа.
-Ах, Аннета, простите, бога ради. Сегодня воды не будет.
-Что-то случилось с Жаком?
-Да. Он попал в автокатастрофу. Разве вы не слышали об этой ужасной аварии на мотовэе? Он так спешил домой, чтобы успеть купить воду, но эта ужасная дорога! - она заплакала, отвернувшись от графини.
-Но Жак жив?
-Живой, и даже Маби не пострадала. Только машина вся вдребезги.
Маби была любимой собакой Жака. Огромная немецкая овчарка, занимая все заднее сиденье машины, сопровождала хозяина во всех дальних поездках. Графиня откинулась на подушке и перевела дух. Она так испугалась за этого милого и доброго малого, что не могла дышать. Ее реакция была более эмоциональной, чем у Марии вовсе не потому, что она осталась без воды сегодня, хотя это тоже было плохо.
-Мария, вы остались без машины. Это ужасно. Кто будет возить мне воду?
Графиня на секунду задержала дыхание и продолжала:
-Я дам вам двадцать тысяч долларов на покупку машины. В долг. Но возвращать деньги мне не нужно. Вложите в какой-нибудь благотворительный проект.
Следом была еще секунда передышки.
-В Россию.
Улыбка Марии, появившаяся на ее лице вслед за предложением денег, сменилась недоумением.
-Почему в Россию? Это такая страшная страна.
-Я – русская. Мой отец был дипломатом, мы жили на Кавказе. Когда мне было шесть лет, он увез меня и мою мать в Германию, это было еще до первой мировой. Затем Париж, Лондон, Нью-Йорк. А умирать приходится в Женеве.
На лице Марии вновь появилась улыбка:
-Почему умирать? Живите долго!
-Я исчерпала весь запас времени. Бог не принимает меня, так как какой-то долг не исполнен перед Россией. Я устала, - с тоской в голосе ответила Аннета.
-Рози, принеси мне чековую книжку, вот ключи, она в сейфе, -обратилась старая женщина к горничной. Еще несколько минут ушло на подпись документа, после чего довольная Мария вышла из номера.
-Сумасшедшая старуха! Бросается деньгами, как мусором. Но теперь мы купим новую машину, и это просто замечательно, а что будет дальше, там видно будет, - решила она.
Прошло два года. Графиня не умирала. Каждый раз, когда Мария и Жак заходили в ее комнату, их ждал немой вопрос. Они уже рассказали старухе, что Жак побывал в далекой Сибири, что он уже сделал две выставки в Женеве и Цюрихе о Байкале, что его путешествие пешком от Португалии до Белоруссии было посвящено России, но ей все было мало. Немой укор в глазах и вежливая улыбка на устах – вот все, что они получали от графини. Она оживала лишь тогда, когда они сообщали какие-то новости о проделках своих детей. Тогда Мария придумала. Нужен живой представитель этой чужой страны, чтобы Аннета была довольна. В тот же день она посоветовалась с мужем, и план был принят.
А в далеком сибирском городке полуголодные учителя вели уроки, городская администрация сидела без денег, а энтузиасты одну за другой проводили олимпиады по английскому языку, найдя в спонсоры лишь одну «шоколадную» леди, которая в призы детям-победителям принесла коробку маленьких шоколадок. Известие о том, что победитель лотереи поедет в Швейцарию, было принято, как шутка. А уж когда пришли приглашения, чиновники от управления образования всласть вложили все известные маты в тех, кто затеял это дело.
-Дети полуголодные на уроках сидят, а им Европу подавай! Еще выделяй деньги на поездку в Москву на конкурс какой-то, да командировочные плати! Расстрелять таких мало!
Оплатив дорогу от Москвы до Женевы и обратно, организовав проживание, питание, экскурсии по стране, Жак с гордостью водил детей к Аннете. Графиня была счастлива.
И все же тишина, звон колокольчика над входной дверью да скрип снега под ногами требовали от нее чего-то большего. «Когда я вернусь?» - надрывно пел Галич в ее душе.
Побывав в очередной раз в Сибири, швейцарцы решили пригласить в гости Анну, женщину, которая помогала им осуществлять проект Аннеты. Она приехала, несмотря на все денежные трудности. Тихая, как мышка, сидела в комнате и с благодарностью принимала все организованные Жаком экскурсии. Однажды девушка-иранка, подружка сына Марии и Жака, ее звали Мабубу, вместе с семьей праздновала Новый год. На праздник взяли и Анну. Сквозь сигаретный дым в зале она безразлично наблюдала за происходящими событиями. Ей было непонятно и грустно смотреть на то, как друзья за одним столом каждый себе покупал закуску, как выступали дети на сцене. Ей, избалованной народными детскими коллективами родного города, было неинтересно смотреть этот концерт иранских детей. Она наблюдала, как курили взрослые, не обращая внимания на малолетних деток, присутствующих в зале, потом поклевала немного иранскую пищу, но, боясь за свой желудок, отдала все блюдо, купленное для нее, Жаку. Видимо из причины экономии он не брал себе закуску, но предложенное Анной угощенье умял без промедления за обе щеки. И только когда на сцену вышла Мабубу, глаза Анны оживились. Девушка танцевала, ритм ее движений напомнил Анне Россию, хотя танец был чужой. Девушка не была манекеном с нарисованной улыбкой, она была живая! Анна сразу вспомнила рассказы знакомых челноков, постоянно бывающих в Китае за товаром, о том, как в одном, облюбованном русскими кафе, собираются китайцы с фотоаппаратами и кинокамерами, снимающие на пленку танцующих русских.
Мария была удивлена реакцией Анны на танец Мабубу и рассказала об этом графине. Аннета долго смеялась и говорила, что, нашли что смотреть, как танцует иранка, надо было попросить Анну потанцевать. Россия – единственная страна в мире, где все танцуют и поют. Потом помолчала и добавила:
- Видно Анне так все надоело, что даже иранка ей понравилась.
Вечером Жак по просьбе Марии, она не говорила по-английски, передав разговор, спросил Анну, пошутила ли графиня, или же это в самом деле так? Анна ответила, что это так, и она смогла бы посоревноваться с Мабубу, если бы ей было столько же лет, как девушке.
-Но откуда это известно богатой американке, никогда не жившей в России? – спросила Анна.
-А вот завтра сама спросишь у нее об этом, - ответил Жак.
Отель не то что бы ошеломил Анну, она представляла все великолепие пяти звездочек по фильмам и книгам, просто указал на громадное различие между уровнем жизни богатых и бедных. За две недели она уже так устала от обилия богатств за стеклами зданий, так соскучилась по своему городку, костру над Байкалом, задушевной беседе близких, что считала дни до отъезда, как солдат до дембеля.
-Вы скучаете по дому, - наполовину утвердительно, наполовину отрицательно сказала Аннета.
-Да. А вы откуда это знаете? – спросила Анна.
-Знаю. Если уж я более восьмидесяти лет не могу забыть тишину, звон колокольчика над входной дверью да скрип снега под ногами, что говорить о вас? Или я не права?
-Вы правы. Я зачеркиваю дни на календаре, приближая день, когда поеду домой и займусь огородом. Так к земле потянуло!
Недоумение выразилось на лице Жака, ведь он показал Анне все благополучие швейцарской жизни, старался, как мог. Что подумает теперь Аннета?
Но графиня была счастлива, как никогда:
-Господи, ничего не изменилось в этом мире!
13.03.2005