Однажды под Новый год мой муж с дочками, насмотревшись по телеку американских фильмов, пожелали видеть на праздничном столе ни много ни мало – праздничную индейку. Они где-то раздобыли «настоящий» рецепт ее приготовления. В ближайшем супермаркете приобрели чудовищную тушу в черных точечках. Сияя от счастья и раздуваясь от гордости, водрузили её на столе – готовь, мамочка. А мы будем помогать. Я с опаской с некоторого расстояния потрогала ножом будущее кулинарное чудо. В животе противно похолодело. Никакие силы не могли заставить меня прикоснуться к ЭТОМУ!
Потому что нет на свете ничего страшнее ИНДЮКА! С тех самых давних пор, когда две маленькие сестрички чудом избежали мучительной гибели в злобной пасти чудовища.
Я родилась в маленьком городке. Он уже перерос стадию «деревня», поскольку имел целых четыре пятиэтажных дома и с десяток двухэтажных, но полновесного города ему было ещё расти лет тридцать.
Через две улицы от нашего дома жила с мужем дальняя родственница, баба Катя. У нее был старенький домик и огромный сад. А еще всевозможная живность во дворе: куры, гуси, кроли. Верховодил в этом царстве ИНДЮК по имени Никифор Пятый. Индюки бабы Кати проживали положенный индюшачий век, выполняли свой долг в виде холодца на праздничном столе. Преемник получал все то же имя Никифор и порядковый номер, по аналогии с королями Людовиками и царями Николаями. (В прошлом баба Катя была учительницей истории.) Все индюки, как близнецы, были огромными, дряблорожими и краснобородыми, с визгливым голосом и злобным характером. Никифор Пятый командовал не только парочкой кротких беленьких индюшек, но и всей остальной дворовой братией. Пес Полкан предпочитал обходить стороной загородку, где жили крылатые подопечные бабы Кати. Муж бабы Кати, дед Ося, при необходимости, кормил хозяйство из-за заборчика, в загородку не входил. Никифор снисходительно терпел только бабу Катю. Та называла его Никушей и почесывала тощую морщинистую шею. Никуша вытягивал голову, раскрывал клюв и удовлетворенно кряхтел «гля-кля-глю».
Мы с сестрой Алькой Никушу боялись больше, чем пресловутого Бабая, глупого Кащея и участковую докторшу Светлану Саввишну.
Однажды, когда Альке шел уже четвертый год, мама отпустила нас к бабе Кате «попастись» в ее саду. Она долго внушала мне, что надо держать Алечку за руку крепко, смотреть, чтобы на дороге не было машин, фрукты обязательно вымыть, одежду не пачкать, и т.д. и т.п. Я кивала, соглашалась, обещала. То же делала и Алька. Мы обе знали, что машины на нашей улице проезжают раз в три дня; что Алька считает себя большой, а потому руку у меня вырвет, как только мама скроется за забором; что немытые ягоды гораздо вкуснее, и вообще, сколько можно повторять одно и то же!
Чай у бабы Кати мы пить не стали и сразу же нырнули в заросли смородины и малины. Красненькая Алькина кофточка мелькала то там, то тут, слышно было только сопение и причмокивание. Я не отставала. Малина у бабы Кати крупная, продолговатая, сладкая. Смородина – размером с вишню, она приятно лопается на языке, наполняет рот кисло-сладким ароматным желе. Мы облюбовали куст, вернее, кустище, на солнышке. Приступили к пиршеству. От запаха смородины слегка кружилась голова.
Внезапно где-то неподалеку раздалось много значительное «гля-кля». Я замерла с пригоршней смородины у раскрытого рта. «Глю?» - спросили совсем близко.
Из-под куста выползла по-пластунски на пузе Алька: Кира, ты слышишь?
- Ага.
- Это – ОН?
- Не думаю. Он в загородке.
«Гыль –гыг» - рассмеялся на эти слова Никифор за кустом.
- Кира, прошептала Алька, а индюки детей едят?
- Не-а. Они зерно едят.
- Ты это точно знаешь?
Вообще-то, абсолютной уверенности, принимая во внимание Никушины размеры, у меня не было. Но я же – старшая, значит, надо соответствовать. И я уверенно заявила: Я сама видела, как баба Катя кормила его зерном.
Но Алька сомневалась: Ну да, так то пока баб Катя видит. А когда она ОТВЕРНЕТСЯ?
Кусты раздвинулись и показалась лысая дряблая головенка с красной пупырчатой бороденкой:
- Кого я вижу! – возрадовался на своем индюшачьем языке Никифор Пятый. Моё сердце холодным комочком и спустилось поближе к пяткам. Алька жалобно пискнула и прикрыла голову веткой смородины. Никуша вывалился из куста во всей своей красе и мощи: перья торчком, клюв разинут, из него извергается сладострастное «гэль-гэль-гэль», что должно, наверное, означать : «я тебя съем».
- Бежим! – завопила я, схватила Альку за руку и потащила через кусты, не разбирая дороги. Сзади тяжело топал Никифор. Во всяком случае, так мне казалось. Мы налетели на колючий куст малины, Алькина лапка выскользнула из моей, я споткнулась, вспахала носом землю, подскочила.
- Алька! Беги, прячься в сарае! Я его отвлеку, кричала я. На четвереньках поползла под кустом. Алькин визг слышался где-то далеко позади.
«Эге-гэй!» - Никифор меня явно настигал. Я петляла по саду, заметала следы и отвлекала огонь на себя.
Наконец, я добралась до сарая, захлопнула за собой дверь. Альки нигде не было. Стояла тишина. Воображение услужливо рисовало мне, как чудище рвет на куски и жадно глотает маленькую Альку. От страха у меня не было сил даже заплакать.
- Никуша, вдруг послышался бабы Катин голос, ты как это вылез, мой хороший? Иди-ка сюда, домой, бабушка покормит маленького…
Я осторожно приоткрыла дверь сарая. Баба Катя нежно почесывала индюшачью шейку, а этот гад сладко ворковал «гли-гли»…
- Баба Катя, сказала я на всякий случай с порога, - он Альку съел. Я сама видела. – И тут плотину прорвало и я заревела во весь свой восьмилетний голос.
- Что еще за ерунду ты придумала? Возмутилась баба Катя. Никушенька очень добрый, послушный. Ущипнуть, конечно, мог, но индюки девочек не едят.
- А-а-а, не унималась я. - ОН ее на куски разорвал и проглотил! Не жевамши!
Баба Катя заперла за Никушей загородку. Но я этому чудовищу больше не доверяла и из сарая выходить отказалась. Если он опять вырвется на свободу, я успею дверь закрыть.
В эту минуту появилась мама. На руках она несла живую и невредимую Альку. Оказывается, спасаясь бегством, дитя домчалось до самого нашего дома через две улицы в считанные секунды. Алька хныкала, физиономия у нее была исцарапана, кофточка разорвана, но в остальном она была абсолютно цела. Я почувствовала, что жизнь продолжается.
- Я тебе ребенка доверила! Ты старшая! А ты ее бросила! – ругала меня мама. И мне так никто и поверил, что, на самом деле, я отвлекала чудовище на себя. Ну и пусть.
А индюков я боюсь всю жизнь. Ни за что не войду, например, во двор, если там живут эти монстры. Я совсем не уверена, что они питаются только зерном…
Праздничную индейку муж с дочками приготовили сами. Сами подали на стол. Я же решилась попробовать блюдо только после того, как убедилась, что чудище бесповоротно жареное и для меня не опасное.
Между прочим, было очень вкусно!