Это был декабрь сорок четвертого. Все, учебка закончилась! Теперь меня в звании младшего лейтенанта, в должности комвзвода направили на Вислу в местечко Сандамир, в 327 Отдельный Артиллерийско-Пулеметный Батальон. Место там было достаточно тихое, особых операций фрицы не намечали. Но и в последние месяцы войны шанс погибнуть был велик, немцы понимали, что в советском плену зачастую хуже, чем в Аду. И дрались они до последнего.
Местоположение взвода было неплохое – основные боевые действия велись севернее, но и на нас хватало. Левый берег, который был у немцев, крутой, неудобный для высадки десанта, а наш был пологий, но прямо перед ним текла протока, метров двадцать шириной. Даже в сильные морозы она не замерзала. И, соответственно ни мы, ни немцы не могли развить наступление в этом месте. А вот артиллерийскими дуэлями наши «катюши» и их огневые точки обменивались регулярно. И в задачу нашего взвода входило обнаружение этих точек.
Несколько раз посылались разведчики, но, к сожалению, они не смогли выполнить приказ – у немцев были хорошие снайперы. Тогда решили вот что. У нашего берега был островок, метров тридцать в ширину и сто в длину. Отделяла его от нас протока – ее то и не могли перейти немцы. Но саперы подтопили мостик, провели телефонный кабель, вырыли окоп и поставили землянку, да так, что все это не было видно с берега фрицев. Естественно делали все это под покровом ночи, противник даже не догадывался о существовании огневой позиции прямо у него под носом. Приказ нам был дан такой – сидеть и не высовываться, отмечать огневые позиции врага на карте и телефонировать в штаб.
Система была следующая – ночью подкатывали «катюши», давали залп со всех своих направляющих, и скрывались в ночи. Немцы, недолго думая, открывали огонь со всех стволов, тем самым, отмечая свои позиции. А дальше дело было за нашей дальнобойной артиллерией. Таким образом удалось значительно снизить обороноспособность немцев при форсировании, а значит и потери в бою.
Но потери все равно были, даже среди моих подчиненных. Поначалу, меня как неопытного прикрывали «старики», и сейчас, через много лет после этих событий, я понимаю, чего им это стоило. Многие получили ранения, некоторые даже смертельные – снайпера у немцев, как я говорил, были отличные. Некоторые погибли при наступлении, которое началось четырнадцатого декабря, и в которое послали и нас тоже. Я уже говорил, что немцы отчаянно дрались, им не хотелось сдаваться в плен.
Но после разгрома частей Гитлера на берегу, дело пошло веселее. Продвижение было достаточно быстрое, немцы предпочитали бежать, чем принимать открытый бой. Лишь редкие перестрелки давали знать, что где-то здесь, совсем неподалеку, идет война. Именно эти перестрелки рассеивали чувство безопасности, которой как раз и не было.
К апрелю наш семьдесят седьмой укрепрайон (среди солдат просто «укроп») добрался до Одра и польского города Брунлау, который немцы переименовали в Бреслау. Поскольку «укроп» не обладал маневром, его было решено оставить для осады города, а остальной первый украинский фронт, к которому, и принадлежал наш триста двадцать седьмой ОПАБ семьдесят седьмого укрепрайона, двинулся дальше, на Берлин.
Надо сказать, что город был укреплен очень хорошо. После войны только сдавшихся в плен набралось около сорока тысяч. И, что самое главное, гарнизон в основном составляли «власовцы», а это были уже не обычные немцы, которые отступали при первой возможности. Это были солдаты из Польши, и им уже было все равно – что они погибнут в бою, что они отступят и погибнут в немецких концлагерях как дезертиры. И они уже сражали действительно до последней капли крови. Зачастую они выбрасывали листовки, с таким содержанием: «Берлин раньше возьмут, чем мы сдадимся!».
В начале мая к ним в город послали парламентера, с предложением сложить оружие. Но парламентер не вернулся. Тогда генерал Конев дал приказ – сравнять город с землей при помощи авиации. Три дня самолеты кружили над Бреслау от заката до заката. Город лежал в руинах.
На четвертый день «власовцы» сами запросили пощады. Некоторые пытались бежать, но город был окружен минными полями. Одному правда повезло – когда он наступил на мину, та оторвала ему ногу, но граната, которая лежала у него в кармане брюк, не сдетонировала! Наши ребята его быстро провели через поле и доставили в госпиталь.
А восьмого числа, вечером, позвонили из штаба, и передали, что Берлин взят! Шум поднялся неимоверный! Прибежали из соседнего батальона, в котором не было телефона. Скоро трассы от пулеметов и сигнальные ракеты разорвали небо. В городе сигнал поняли правильно – больше русским так радоваться было нечему. На следующее утро из города вышли последние солдаты рейха.
К сожалению потери в этой войне были очень велики. К примеру – в то время, как мы стояли на Висле, в взводе насчитывалось тридцать человек. Девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого во взводе осталось только девять человек. А уж о потерях всей армии, наверное, до сих пор никто не знает. Да наверное лучше и не знать – так спокойнее.