Всё пошло наперекосяк с самого начала. Всё было не так.
Он долго, до рези в глазах, всматривался в знакомые очертания хижины. Отыскивал памятные метки: вышербину возле дверного проёма, белую черепичину над крыльцом среди множества красных. Воскрешал в памяти забытые смутные образы. Вновь и вновь повторял про себя: «Мой дом, мой родной дом.» Но фразы оставались фразами, неживыми и безучастными, сердце слышало их, только не принимало всерьёз.
Мысли тяжёлыми серыми мотыльками оседали на дно памяти.
Он ступил пару шагов, легко коснулся тёплого дерева — дверь радостно скрипнула, распахнувшись внутрь. Он вошёл и, забыв пригнуться, больно стукнулся затылком о притолку. Дружеская «оплеуха» дома подействовала отрезвляюще — мир обрёл черты, перестал быть смазанным и полупрозрачным. Да и само внутреннее убранство избушки не распологало к фантазиям и мечтам – всё здесь было простым, земным, безыскусно милым. Протяни руку, коснись шершавой поверхности стола, проведи пальцем по холодным камням очага, где давно не будили дух огня.... И никаких высоких мыслей или сложных ассоциаций не возникнет – ощутишь лишь твёрдую поверхность, неподвижность дерева и камня, их устойчивость и чистоту. Так даже лучше. Иногда большего и не требуется – хочешь только дотронуться, чтоб осознать: «Вот оно, оно существует.»
Он присел возле очага, сгрёб в печке попавшийся под руку мусор вперемешку с пеплом – сухие листья, мелкие щепочки, оставшиеся от той жизни. Разжёг огонь. Будто в первый раз, завороженно смотрел на юные оранжевые языки, несмело пробивавшиеся сквозь дым. А может, действительно – в первый? В этой жизни. Та, иная, которую он никак не мог вспомнить, хоть и желал этого — в ней был совсем другой огонь, и другие руки укладывали в печку заботливо припасённые дрова. И кажется... да, тогда среди стен летали, мячиками перепрыгивали среди кустов сирени чьи-то звонкие голоса и смех. Родное лицо склонялось к нему, серые родниковые глаза смотрели ласково и укоряюще, мягкие руки касались щеки. Голос. Сейчас он вспомнит... Голос, обычный женский голос.. Голос матери. Она что-то говорила ему, нежно и настойчиво, просила не шалить, ведь дедушка старенький, ему нужен отдых и покой. «Пойди поиграй с ребятами, милый, и сестрёнку возьми с собой.» И уходил, убегал, улетал — туда, за порог хижины, где властвовало солнце, серебрились зелёные лесные дворцы, просторы распахивали объятия, принимая его быстрые ноги, горячее сердце и удивлённые миру глаза.
Уходил...
Он очнулся, тряхнул головой, возвращаясь в действительность. Пламя съело жалкую подачку и угасло. Только курился дымок над свежим пеплом, и кое-где рубиново вспыхивали огоньки. Скоро пепел остынет и станет неотличим от того, что лежал тут с тех пор... с той жизни.
Поднявшись, он огляделся, всматриваясь ещё раз в окружающие предметы. И вышел, предусмотрительно пригнув голову, и притворил скрипучую дверь.
Уходил за порог, где властвовало солнце, серебрились зелёные лесные дворцы, просторы распахивали объятия — ему, теперешнему — с тем же радушием, что и маленькому мальчику когда-то давно. Но тогда за его спиной оставался дом, родной, ждавший его, и мама что-то кричала вслед...
Уходил...
14.02.04