Посвящается Кате.
«Каждый день в лесу что-нибудь происходит. Обычно обо всех новостях с утра начинают стрекотать сороки, собираясь группами единомышленников во всех краях леса. Их глумливая трескотня будит всю округу. И все, жаждущие новостей, после завтрака выбираются из своих нор и непролазных чащ, внимательно слушая переливчато резкую песнь ежедневных сплетен и интриг. И однажды я подслушал…»
Сегодня наступило красивое утро. Молодое солнышко задорно лучилось сквозь ветви зелёных великанов и карликов, могучих исполинов и узорных занавесей. Было сухо и тепло. Молоденькая Лисичка выскочила из своей уютной норки и сладко потянулась. Вся жизнь была, как обычно, впереди: прошло всего несколько дней, как их выводок подрос окончательно для самостоятельной жизни, и взрослая мать прогнала их от себя, отправившись в другой лес. Большинство питомцев пыталось догнать её, но матёрая лиса быстро удалялась, петляя и путая следы. И постепенно, по одному лисята стали отставать, рассеиваясь по лесу. Одна Лисичка не стала никого преследовать. В тот момент она беспечно наблюдала за порхающей бабочкой, терпеливо сидя и поджав свой рыжий с белым пятнышком хвостик, - только умильная мордашка поворачивалась из стороны в сторону, зачарованно наблюдая за лёгкостью движений неописуемо яркой красоты.
Когда радужница улетела, Лисичка вернулась в нору и нашла её молчащей и неловкой своей остывающей пустотой. Немного удивившись, она подождала до вечера и улеглась спать. На следующее утро опять никого не было, и она вновь весь день молча наблюдала за быстротечной и иногда непонятной жизнью лесных обитателей. Прошло время и, теперь, в это пленительное утро, желудок юной особы вернул её на землю. Хотелось сильно кушать. Она умела охотиться на мелких грызунов под руководством чуткой матери. Но теперь, сообразив своим неопытным умишком, что лучше поймать зверя побольше – дабы хватило на несколько дней – но, слабо представляя, кого нужно ловить, Лисичка потрусила в лесную чащу.
В начале ей встретился ёж, который, пыхтя и посапывая, копошился в траве, что-то настойчиво разыскивая. Лисичка приметила его издали и, притаившись, стала наблюдать за ним. Он был таким милым и домашним, напоминая мягкую подушку из листвы, на которой весь выводок дремал после утомительного своими развлечениями дня. И казалось, что нет существа, более ранимого. Однако от его движений разносился такой аппетитный запах, что всё внутри судорожно сокращалось и бурлило, а слюни с непривычки текли ручьём, пачкая шерсть на груди. Пушистая вытянула мордашку и подумала, что столь медлительное существо было создано для её обеда. Решив одним быстрым движением покончить с голодом, она прижалась к земле, изготовившись к прыжку, однако её внезапно остановило непонятное чувство. Голод был очень сильным, но вдруг вспомнилась бабочка - как легки и красивы были её движения, как наполняло душу радостным волнением впечатление воздушной красоты…
Новая волна вкусного аромата затмила все движения в душевной кладовой, и Рыжая прыгнула. Приземлившись, она завизжала от боли, и стала кататься по земле, пытаясь стряхнуть с лап и носа горсти раскалённых углей. Слёзы потекли из глаз, и она долго выковыривала занозы, позабыв про еду.
Вскоре боль утихла, и Лисичке стало очень обидно на такую несправедливость. Она рассудила, что еда не может быть злой – она всегда только для прихотей голодного, отдаваясь ему всем своим существом…
Погрустив и запомнив, что пыхтящий комочек – это не еда, Лисичка отправилась дальше, ковыляя на повреждённых лапках и принюхиваясь к окружению. О преимуществе в скорости можно было забыть, и она выискивала кого-нибудь беззащитного. При этом её не оставляли мысли о сопящем пригорке, деловито ищущем нечто непонятное. Он вдруг показался таким напоенным жизнью, что им можно было только любоваться. «Наверное, красота – несъедобна», - утешившись такой мыслью, Пушистая продолжала своё движение.
На пути встречалось много мелких существ, ранее абсолютно не способных увильнуть из-под её атаки, но теперь спокойно шмыгающих перед самым носом. Она пыталась их ухватить, но либо падала, либо болезненно тревожила саднящий нос. Так она добралась до окраины леса и увидела огромную степь, простиравшуюся до горизонта. Воздух тянул оттуда каким-то сдержанным и лаконичным простором, маня и пугая своей пустотой и сухостью. Вечерело. Лисичка очень устала, и голод уступил место необычному ощущению воздушной плотности всего тела – казалось, что она превратилась в большую каплю воды. Свернувшись калачиком, зверюшка удобно улеглась, направив мордашку в сторону горизонта. Наблюдая за тускнеющим закатом сквозь стебли невысокой травы, Лисичка постепенно уснула.
По утру стало свежо. Лисичка продрогла во сне и проснулась от зябкого воздуха, который прилетал из степи. Было очень тихо. Она никогда не думала, что безмолвие может быть таким осязаемо тяжёлым для ушей. Ей не хотелось есть: воздух приносил лишь благоухание трав – и казалось, что простирающаяся равнина безжизненна. Рыженькая заковыляла на своих опухших лапках в траву, пробуя носом её ароматы на вкус. Они пахли так чудесно, и, казалось, насыщают тело совершенно другими силами, дающими покой и блаженство. Лисичка улеглась на этот густой покров, и нега охватила её тело. Было безумно легко и светло: она беспечно растворялась в эфире растений…
Прошло время, и прерия стала оживать. Рыженькая стала ощущать примешивающиеся к светлому покою ощущения живой плоти. Ей снова захотелось есть. Она собралась и замерла, насторожив ушки. Вокруг просыпалось привычное, питательное и вкусное. Вспоминая опыт прошедшего дня, Лисичка решила притаиться и напасть на то, что окажется ближе. Устроилась мордашкой между лапок и прикрыла глаза. Текли томительные мгновения. Запах становился всё гуще и разнообразней. Рот наполнялся слюной, а желудок сводило до судорог. Она терпела изо всех своих оставшихся силёнок…
…и вскоре…
…через очень долгое время…
… слюна была уже не так обременительна – Лисичка даже отвлекла внимание от окружения, приметив, что аромат насыщает не хуже еды, и постепенно улавливая нюансы растительных вкраплений, которые были живительней и тоньше. Она стала вдруг легка на подъём и резво вскочила. И не было никакой боли в лапках, а носик и усики воспринимали окружение ещё острее. Она стала оглядываться и увидела неподалёку толстого зайца. Он лениво жевал траву, полуприкрыв свои глаза – жмурясь на солнце. Казалось, что этот толстый тюфяк ест через силу. И вообще непонятно было, почему его до сих пор никто не сожрал. Изредка его уши лениво пошевеливались. Однако медлительность этого жирного куска мяса только насторожила Лисичку: она вдруг почувствовала всю жёсткость этого кровавого мира. И потому её движения вдруг обрели необычайно женственную грацию: стали осторожны и легки – появившийся родовой инстинкт заставил заходить на длинноухого с подветренной стороны. Она подкралась к нему на расстояние прыжка и собиралась, чтобы определиться в выборе стиля атаки, однако травоядный мерзавец неторопливо поднялся и, всё так же держа во рту пучок травы, неожиданно резво задал стрекача. Изумлению Лисички не было предела - она обессилено смотрела, насколько шустро, в то же время легко и красиво, направлял свой бег заяц. Он был безупречно прекрасен во всех своих зигзагах и поворотах (хотя Рыженькая и не думала преследовать его). Лисичка молча уселась, заворожено наблюдая, как давеча за бабочкой, полёт теперь уже не толстого, а гибкого и жилистого животного над океаном бледно-зеленого с желтизной цвета. И снова ей вспомнилась мысль о том, что красота несъедобна. Однако полёт длинноухого обманщика продолжался недолго.
По мордашке Рыженькой промелькнула какая-то тень. Она посмотрела вдоль земли в направлении солнца, но ничего не заметила. Однако смутное затемнение снова коснулось взгляда. Лисичка завертела мордашкой, пытаясь разглядеть источник тени. Нигде ничего не было, а при взгляде на солнце слепило глаза. Всё же чуя, что источник тьмы, скорей всего где-то неподалёку от света, Рыженькая стала промаргиваться и щурить свои раскосые глазки, пытаясь разглядеть солнце. Она увидела какое-то пятнышко или точку. Засвербело в носу, и Лисонька зафыркала и зачихала, тряся своей нерадивой головкой. Когда щекотка отпустила, она снова посмотрела в сторону светила и увидела уже ниже его красивую грозную птицу, которая заходила на зайца от солнца. Это уже не была беспечность порхания бабочки. Не было здесь и суеты, ранее не приметной, а теперь ясно понимаемой, у зайца. Это была грозная мощь и несокрушимость, которая целенаправленно давала понять, что с ней шутки плохи. Сокол был опытен и скор: безупречность его натиска вызвала у Лисички восхищение – никакие манёвры рысака не позволили улизнуть от неизбежной участи. Грозный Птиц в последний момент выпустил из брюха когти и, ухватив добычу, стал низко планировать над стремительно проносящейся землёй. Такой безжалостной и в то же время безупречно восхитительной красоты Лисичка не видела никогда: ни во время материнских показательных примеров по добыванию пищи, ни во время наблюдений за лесными обитателями – НИ-КОГ-ДА.
Сокол, пролетев ещё какое-то расстояние, и, находясь уже довольно далеко, приземлился и стал терзать свою жертву. Его голова быстро опускалась и немного замедленно, с силой вскидывалась вверх. В клюве при этом оказывались сочно красные даже на таком большом расстоянии рваные куски, которые он заглатывал несколькими движениями, постоянно озираясь по сторонам.
Лисичка смотрела на эту трапезу, и ей было смутно и непонятно. Рыженькая не жалела зайца, не было теперь дела и до смолкшего желудка, а до сокола, вдруг ставшего обычным атрибутом местности, - и подавно. Она почувствовала какую-то грусть и разочарование. Вдруг откуда-то прилетела мысль: «красота требует жертв»; побыла немного, к ней добавилось: «даже если жертва красива, но не столь же прекрасна»; и после - улетучилась. У Лисички почему-то навернулись слёзы на её ни кем не замеченные изумительные глазки. Она распушила свой хвост и стала внимательно оглядывать себя. Искристо оранжевая шубка с белым пятнышком на хвосте, белая мордашка и изящные лапки. «Значит, я не красива», - неожиданно для себя всхлипнула она, - «любая вкусность настолько краше, что не может быть моей едой по праву…».
Приближались сумерки, а Лисичка всё смотрела вокруг и наблюдала за всякой живностью – запахи её уже не отвлекали, выступая всего лишь фоном, определяющим направление внимания. Она смотрела и теперь уже радовалась, насколько упоительно кипела вокруг жизнь. Мелкие зверюшки и насекомые, воздушные и наземные хищники, травы и цветы – всё было словно на ладони. И ей было очень светло и приятно от этого. Лисичка уже не хотела жить, пожирая, - она желала отдать себя другим, и тогда бы счастье наполнило её душу…
А потом богиня вспомнила, что есть солнечный круг с белыми лучами, который дарит людям надежду на любовь…
«И когда сороки показали мне дорогу из лесу, я увидел в степи одинокую ромашку. И милее цветка я за свои 20 лет службы так и не встретил. Вот такое в лесу бывает», - он встал, поправив брезентовый дождевик, надел патронташ и ружьё и молча вышел из избы в темноту и сырость. Я смотрел ему вслед, в дверной проём, наслаждаясь теплом печки, потрескиванием поленьев, крепким чаем в закопчённой кружке и долго вспоминал, зачем приехал в лес из города….
24.02.05-10.03.05