От этого щемящего одиночества так холодно, что, кажется, остывая, замирает время, заставляя безвольно увязать в своём всеобъемлющем теле. Трудно быть сильной, согревая могущество власти только в своих руках – приходиться учиться оставаться глухой к стонам своего затухающего счастья, грязнущего в пустых надеждах, закрывая глаза чужими, такими идеально простыми жизнями. Пытаться смотреть лишь рациональным разумом, забыв о думах ещё не редко вздрагивающего сердца…
Живёшь, как с дулом пистолета перед глазами. Смотришь в глубь стальной трубки и всё ждёшь с со временем приходящей надеждой, когда же, наконец, вылетит свинцовое жало и прекратит глупое ожидание поезда из того сна, когда я на вокзале всё ждала и ждала когда стальная тварь поглотит и унесёт меня от безымянных творений монстра, заполонявших узенький перрон. Но их становилось всё больше. Они шли. Нет, спешили, смеясь и удивляясь моему ожиданию…
Поникшая девочка, отчаявшись покинуть вокзал растерзанного жизнью времени, тихонько присела на скамеечку с резными ножками из грубого и тёплого на ощупь металла, что покоилась уже не один десяток лет подле высокой вокзальной башни с часами. Повесив голову, она, с легка прищурив глазки то и дело проводила нежными детскими пальчиками по большому белому перу, найденному ею когда-то в снах. Она вытянула ручку, заслоняя солнечный взор небес своей находкой. Она им восхищалась, вспоминая его истинного хозяина. Перо словно растворялось в солнечном свете, пропуская лучи сквозь себя, позволяя им, немного размытым блеснуть в глазах девочки.
-Нравится? – услышала погружённая в любование частью неведомого мира девочка…
…какой странный сон… его глаза… …он не любит свет… Да, что за бред? Галлюцинации? Нет. Решительно пора заканчивать с бдениями во владениях ночной богини снов – музе гениев и сумасшедших…
Как же легко давать советы даже самой себе, опираясь на мнимое присутствие смысла в собственной жизни и мыслях…
А, должен ли он вообще быть? Может без него будет легче и правильнее? Ведь у меня нет и малейшего намёка на его, даже незримое присутствие…
Хотя со стороны может и виднее… Тогда, какого черта кто-то самовольно наделил себя привилегией судить других…
Почему вдруг образовался вакуум одиночества в потребности в ком-то рядом… потому, что так принято?
… я заблудшая в собственных мыслях… становлюсь чужой сама себе…
Она, приготовив свой обыденный утренний кофе и накинув тёплый, дышащий уютом халат, отварила балконную дверь. Вдыхая морозный воздух аккуратным носиком, слегка изогнув изящную линию тонких бровей, она вновь вернулась в прошедшую ночь… глаза… перо… он, кажется, испарился… нет, улетел… красиво и независимо от глупых правил здешнего мира, оставив тень своего появления в мирке ранимой девочки, что, нежась в лучах тёплого августовского солнца, сидела и ждала… поезда… ждала его появления вновь…
Шёл снег, заставляя плотнее закутаться в объятия тёплого халата, хлопьями, кружа и плавно незвано опускаясь на забитые мыслями головы прохожих, крыши домов, балконы… А, она смотрела, не замечая проявлений природы, смотрела сквозь время и пространство…
Снег шёл, прилипая к халату, капельками умирая на щеках…
-Ты не видишь? Ведь снег хлопьями на ресницах тает в пресные слёзы небес.
Она обернулась…
-Ты… Ты не сон?!
Он кивнул, лаская её взглядом.
-Кто ты – млея, не замечая, как вновь оказалась во власти квартирных стен, шептала она.
-Я ангел. – он взглянул в её сердце…
… девочка резко и с неистовой радостью распахнула взор на встречу тёплому взгляду пронзительно голубых глаз.
-Да! Оно красивое! А, ты научишь меня летать?
-Ты умеешь это не хуже меня. Ведь всё возможно…
Он взял зачарованную любопытством девочку за руку и подвёл к огромной стеклянной двери – витрине во внутреннее убранство вокзала. И правда, за её плечами белели своей наивной чистотой два абсолютно не весомых крыла…
… и ещё у меня есть кое-что для тебя. Ты здесь, со мной сейчас?
В ответ лёгкий кивок и взволнованный взгляд ставшими детскими глаз…
Он протянул ей руку не плотно сомкнутую в кулак.
- Вот, это то, что не имеет ни формы, ни веса, ни цены. Это часть, без которой не мыслимо целое, от которого её отлучили, словно тепло от пламени, словно свет от свечи…
Это часть моей души, но теперь она принадлежит небесам твоего мира. Ей, там отведено порхая, растворяться в глубинах взглядов твоего сердца…
Он раскрыл широкую ладонь, облачённую немым сиянием морозного утра. Она была пуста. Но, для женщины, чей разум обессилил в попытках осмысления необъяснимых проявлений воображения, ладонь бескорыстно дарила всё возможные смыслы её бесполезного бытия… Она прижала её к груди, и удивилась, как же, оказывается, легко впускать в себя, открывая безграничные горизонты своего же избитого стенаниями мыслей сознания, тот самый смысл, открыто улыбающийся лёжа на самой поверхности такой простой и необъяснимой жизни. Она ждала чуда избавления от гнёта душевного одиночества и пустоты…
…девочка улыбалась таким махоньким и едва различимым существам, там, внизу у самого основания вокзальной башни, возле шпиля которой она весело кружила в очередном не мыслимом вираже, укутанная светом счастья местного солнца…
Сквозь толстые призмы очёчных линз старушка силилась разглядеть фотографию – единственный образ человека, невообразимого синевой своих глаз, чья часть до сих пор обнимала теплом её молодую душу…
Закат упивался её взглядом, неистовым хищником ожидая её последнего вздоха облегчения от ноши исполинской тяжести воспоминания о нечто необъяснимом, ставшем всём тем в её жизни, о чем мечтала и чего тайно ждала её хитро спрятанная душа…
-И ей пора к нам? - Спросила встревоженная девочка, обнимая крыло своего синеглазого друга.
-Да. – Лёгким ветерком скользнуло в ответ её слуху…
Он подошёл к женщине вплотную. А, она встревожено встрепенулась взглядом, слепо и по какому то необъяснимому наитию, словно увидев, смела незримую границу смежного мира и обрела параллель его тёплого пронзающего синевой океанских глубин взгляда.
Она улыбнулась сладко и нежно, как когда-то давно улыбалась чужому ангелу, ведь его оперенье вновь убаюкивало уютом своих божественных объятий…