О чем ты думал, мой друг,
когда взрывы терзали
самых невинных?
I
Мама говорит, что сейчас я совершаю первый маленький шажок во взрослую жизнь. Побыстрей бы дорасти до нее!
Я рассеянно слушаю маму, больше погрузившись в заботы о своих бантах. Мне кажется, что они то и дело сползают на бок. Мама замечает это и ругается, что я ее опять не слушаю. Она еще со вчера такая. Мама весь вечер то плакала, то ругалась. Я случайно подслушала их с папой разговор. Оказывается, Света опять ушла гулять, не спросив разрешения. Как так можно! Я бы никогда так не сделала. Ах, да, Света – это моя старшая сестра. Интересно, она придет ко мне на первое сентября? Наверное, она опять не выполнит свое обещание. Как так можно!
А я все кручусь перед зеркалом, оправляя платьице. Мы купили его еще 2 недели назад, я хотела надеть его раньше, но мама не разрешала, говорила, что я его испачкаю или порву. А так хотелось украдкой выскочить во двор - девчонкам показать. Как бы они восхищались! Мама тем временем рассказывает о том, как она сама шла в первый класс. Говорит что-то о том, что обещала учиться. Мне что, это тоже предстоит? Я опять спрашиваю насчет бантов.
-Нет, не ты совсем меня не слушаешь! – сердится она еще больше.
-Да что там у вас опять стряслось! – восклицает бабушка из соседней комнаты. Она, шаркая тапочками, идет ко мне в комнату.
-Ой, какая Машенька у нас красивая! – радуется она. Улыбаюсь – все внимание на мне. А мама опять звонит. «Абонент выключен или находиться вне зоны действия сети» - слышится в трубке. Мама огорченно вешает ее.
-Ну что там? Не отвечает Света? – спрашивает папа, ковыряя фотоаппарат отверткой.
-Нет. Что делать, ума не приложу, - отвечает мама. По ее щеке бежит слеза. Заметив, что я смотрю на нее, мама смахивает влагу и улыбается мне.
-А почему она не приходит? – спрашиваю я.
-Она просто ведет себя плохо. Ты же не будешь так делать?
-Нет, - отвечаю я. Я не вру, я точно буду хорошей, я так люблю родителей, что не хочу их обижать. Они такие грустные, когда обиженны. А мама носиться по квартире, стараясь что-то найти.
-Пойдем! Уже пора! – вдруг говорит она, кинув взгляд на часы.
-Ой-ой, я бусы еще не надела! – вспоминает бабушка, и раздается скорое «шарк-шарк» по паркету.
-А у меня пленка не влезает! – откликается папа.
-Да где эта чертова СВЕТА! – кричит мама, кидая телефон на диван.
Она замечает мой взгляд и краснеет. Отворачивается и закрывает лицо руками. Ее плечи судорожно ходят вверх-вниз. Мне кажется, что она плачет. Беззвучно, про себя.
Мы выходим из дома. Я иду по мокрому от ночного дождя асфальту. Ленивое солнце сушит лужи. Мама то и дело дергает меня за руку, отводя от них:
-Испортишь новые туфли.
Вдалеке уже виднелось недавно отремонтированное здание школы. Все лето мы с девчонками бегали смотреть, как она преображается, но такой красивой и нарядной я ее даже представить не могла. Шарики, радостная музыка, родители отводят меня к моему классу. Я озираюсь по сторонам. Нахожу в толпе мою учительницу, я видела ее еще тогда, когда записывалась сюда. Она высокая, молодая, широко улыбается. Она добрая, я то знаю. Наверху, с крылечка, говорит директор. Случайно нахожу взглядом в толпе родителей. Мама машет мне рукой, бабушка улыбается, папа наводит на меня фотоаппарат. Я отворачиваюсь и чувствую, что краснею. В поисках спасения бросаю взгляд на небо. Оно такое чистое в этот день. Лишь изредка пробегают обрывки темных облаков. Интересно, а почему не пришла Света? Какая же она сестра, если не выполняет своих обещаний? «Я приду, я приду». Ну-ну. А солнечные лучи касаются наших лиц. Я замечаю, что туда, где стоит директор, выбегает взрослая девушка. Она кричит, перебивая радостную музыку. Солнце коснулось и ее лица, выхватив его из тени облаков. Я ее узнаю. Это моя сестра, Света, она все- таки пришла. Она просто молодец!
II
Полное уединение, ночной город. Так тепло, хорошо, бессонно. Так умиротворяюще действует он, врываясь в сердце хитросплетением неоновых огней. Остаться бы здесь навечно! Мобильник только часто звонит. Подсветка экрана мерцает сквозь тонкую джинсу. Кто там звонит? О, нет, опять мама. Делаю затяжку, поднимаю трубку.
-Доча, это ты?! ... О, Господи! С тобой все в порядке? .. Умоляю, вернись домой... Ты сейчас где?!
-Я? А зачем тебе? Тебе же все равно! – отвечаю злорадно.
-Света, как ты можешь так говорить, мы же с папой переживаем.
-Ха! Вы?! – я истерично смеюсь.
-Ну, хоть приди завтра к Маше на первое сентября, ты же обещала!
Палец соскальзывает на кнопку «Talk off», обрывая на середине всхлипы матери.
А дай-ка я ее вообще отключу, трубку эту чертову. Рука уже тянется к заветной кнопке. Это так просто. Одно движение, зажать на несколько секунд, и тишину мы делим с мягким светом фонарей. Нет, стоп, вдруг позвонит он. Рука исчезает. А через десяток минут мобильник вновь трезвонит на всю улицу.
Почему я люблю ночь? Интересный вопрос. Наверное, потому, что ночью предки не ругаются из-за долгих разговоров с ним. И если говорить тихо, то можно быть счастливой до самого утра. А еще ночью видно звезды. Он. Волна дрожи бежит по моему телу. Грусть и бессилие опускают руки. Может, умереть? Но сколько раз уже проходили через это «может»? Я смотрю на свои, покрытые шрамами, руки. А, может, закинуться таблетками? Нет, глупо и безрассудно. Пойду лучше в то здание. Оно недостроено, брошено с обилием колючей сетки арматуры.
Сильный ветер треплет волосы. Откуда ночью такой ветрюга? Я сижу, свесив ноги вниз. Иногда достаю мобильник, поглядываю на экран: вдруг он звонил, а я не услышала. Нет, он не звонил. «****ь», - вырывается из моих уст и рушит хрупкую, неустойчивую гармонию. Бросаю взгляд на небо. Напоследок. Прощаясь. Во тьме неба блестит длинный след. Это падающая звезда. Замечаю, как в голове мысль складывается в фразу: «Я, как падающая звезда, – боюсь упасть, не оставив следа». Улыбка проскакивает на лице, делаю затяжку. Вот она – звездочка, в моих руках мерцает, спустившись с небес. И тут меня словно током бьет: «Я же падающая звезда!» Как можно было допустить такую ошибку! Черт, какая я глупая! Вот что быть-то должно: «Нет, я боюсь, что этого следа никто не увидит!» Глупо, безрассудно! Точно, лучше умру у него на глазах! Точно! Уже скоро, завтра, завтра прямо в школе, на линейке, в первый день учебы. Он будет стоять со своим классом и своим дружками, как изменится его лицо. Как... Цветы обагрятся моей кровью. Черт подери, как хорошо, как изящно и красиво звучит. Ха, может и поймет чего-нибудь.
Я вскакиваю и отправляюсь в последнюю прогулку в своей жизни. Так свободно! Главное – остерегаться ментовских патрулей, ведь все они хотят поймать меня и отправить, как они говорят, «домой». Даже не поинтересовавшись, где мой личный дом.
Ночь. Тихо. Спокойно. Но так грустно, вот если бы он был рядом... Хотя, мне и так хорошо. Завтра, завтра...
III
Анастасия Павловна уже в который раз приходила в отделение.
-Неужели вы ничего не можете сделать? – слеза бежала по щеке. Взгляд женщины сверлил дежурного, но он только пожимал плечами:
-Мы же ищем, пока никаких следов.
-А вычислить ее по мобильному? Вы же, в милиции, это умеете!
-Да я вам в который раз говорю, что мы делаем все возможное.
Воцарилось молчание. Женщина сквозь набегающие слезы смотрела на молодое лицо дежурного. Не совсем гладко выбрит, немного усталые глаза.
-Извините меня, дурную, - обронила Анастасия Павловна и, не дождавшись ответа, выскочила на улицу. Дежурный с горечью глядел ей вслед. Ему почему-то вспомнилась его мать. Заботу в детстве, тепло, уют. И низенькую оградку с овалом черно-белой фотографии. Покрасневшие глаза наполнились влагой. Зазвенел телефон:
-Дежурный слушает, - и сосредоточенно уткнулся в журнал.
Анастасия Павловна шла домой, делая большие глотки воздуха. Она уже и забыла, что мир бывает иным, а не размытым множеством слез. Час сна, царапающий горло бутерброд, чашка горячего кофе, слипающиеся глаза и трещащие под ударами пальцев кнопки телефона. И казавшееся уже вечным и неизменным состояние полузабытия, обреченности.
IV
Солнечные лучи коснулись лица девушки, когда она взбежала по ступенькам на крыльцо школы. Она бегло окинула взглядом толпу. Где-то здесь стоял он и смеялся со своими друзьями над глупыми шутками. И он это увидит. Нож блеснул стальным лезвием в руках девушки. Воздух разорвали сухие выстрелы.
Когда прошли сутки в духоте зала, когда вывели первых к стене. Света кинула взгляд вперед себя. И что-то осеклось внутри, когда палец в черной перчатке нажал на спусковой крючок. «За мою жизнь кто-то выложил деньги. Как грязно и отвратительно, - мысль пробежала в голове, - не хочу умирать. Глупо, безрассудно!», - но мысль прервали. Ее кровь капельками запекалась на затоптанных букетах цветов.
Позже чужие люди выносили чужих им, в общем-то, детей, но здесь все давно стали родными. Отец, чьи дочери остались там, беспомощно стоял, не в силах что-либо предпринять. Почему он здесь, а они там? Почему не наоборот? Все женщины его семьи там, а он тут. Мужчина сделал шаг, вышел из-за угла, второй, перешел на легкий бег. За ним погнался солдат. Отец бежал к детям, солдат, чуть поодаль, и кричал. Но споткнулся, упал, глядя вслед убегающему мужчине. Еще мгновение, и он будет там, вместе со своими детьми.
Позже крыша обвалилась, накрыла своей тяжестью самых невинных. И, наверное, все услышали тот страшный, приглушенный, но пронзительно рвущий воздух, крик девочки, необычно громко и четко разнесшийся вдоль берега речки. По полю и дальше, затерявшись в горах (а они величественно и невозмутимо промолчали). Настолько ясно и страшно, что замерли сердца у многих, и руки на мгновение притянула земля, выхватив все из них, уронив на себя многое и многих. А у тех, кто стоял совсем близко, вышибло слезу криком вторым: «Машенька!»
И столб пыли взвился в воздух.
V
«Просто так сложилось, что мы, мирные жители, привыкли ко всему целому: домам, автомобилям, мебели, окнам, людям. И ужас посещает наши души, когда видим, как пули терзают, рвут на части все вокруг, оставляя после себя обломки бетона, тел и душ. Это повергает нас в глубочайший шок, всовывает палку в колесо обычного хода мыслей. Не смерть, как ставшее для нас довольно абстрактным и обыденным понятием. Не смерть, к которой мы давно привыкли, дабы не сойти с ума от осознания неизбежности конца. Не смерть, а именно это жуткая потеря целостности образа, который давно укоренился в нашем сознании, неразлучно держась вместе с понятием «жизнь».
Строки ложились ровно, почти без задержек. «Еще перепечатать, прикрепить к письму и отправить редактору. И завтра статья выйдет в печать. Черт, прислали бы завтра за нее деньги, Дашку бы в ресторан сводил...», - журналист потянулся, выключил компьютер и лег спать.
Или же тебе действительно стали родными все те дети, взрослые? Скажи, о чем ты думал, мой друг, когда взрывы терзали самых невинных? Сможешь ли ты сказать – это мой Сентябрь?
Сентябрь 2004г