Нашей драгоценной маме Ольге Петровне
Новиковой-Давлетшиной посвящаю
Часть Первая – Вводная бытовая.
В морозный и метельный день 5 января мы с сестрой поехали на Хованское кладбище к нашей маме – в годовщину ее ухода от нас. Мы припозднились, и въехали на территорию кладбища уже перед самым закрытием. Шел обильный мокрый снег, все дорожки были завалены, смеркалось. Мы подъехали к нашему проходу, а затем с большим трудом, проваливаясь выше колена, пробрались к могиле нашей мамы и брата. Мы долго пытались зажечь свечу, закрывая ее всеми способами, но ничего из этого не получилось. Мы поправили на могиле, что могли, постояли, помолчали, потом повспоминали прошлое… Тем временем спустилась тьма, метель усилилась.
Когда мы добрались до машины, с трудом открыли дверцы, сели… И тут я сообразила, что невозможно развернуться, чтобы проехать к выезду. Надо было проехать назад, это совсем недалеко, но я решила двинуть вперед, надеясь, что впереди будет поворот к Центральной аллее. Однако нигде не было расчищено так, чтобы можно было повернуть. В конечном итоге наша машинка упёрлась носом в ограду кладбища. Ничего не оставалось делать, как пятиться назад по той же узкой дорожке. Нельзя сказать, что я была бы ас езды назад по темноте и узкой колее между огромными ледяными сугробами. Видимости никакой, ползу еле-еле.
И надо было доползти до победного конца, а он действительно мог стать таковым, потому что в конце – расчищенная площадка, на которой установка с водопроводными кранами. Однако я решила попробовать завернуть на боковую дорожку – практически тропинку, которую расчистили для прохода людей, а не для проезда машин. И… застряла!
Машина прочно закрепилась по диагонали на пересечении дорожек. Началась героическая борьба за её вытаскивание. Две немолодые дамы изо всех сил толкали машину, подкладывали под нее найденные палки, газеты и прочие детали окружающей среды. Абсолютно бесполезно – забуксовали.
Часть Вторая – Мистическая
… Тем временем ершалаимская тьма окутала нас со всех сторон. Ветер закручивал снег в воздушные вихри и отшвыривал их в нас, отталкиваясь от надгробий. Казалось, что снег не падал, а кто-то выстреливал из небесных пушек огромное количество острых льдинок. Стая черных воронов перепрыгивала с ветки на ветку и с большим вниманием всматривалась в нас. Они своими нервными криками и резкими взлетами как будто обращались к нам: «Что вам тут надо? Это наше ночное царство, здесь свершается таинство соприкосновения этого и иного миров, мы посредники тайны соединения с тем светом. А вам что тут надо?» Они отчетливо заявляли нам, что нам здесь нет места, что мы нарушаем какое-то таинственное действо, которое совершается в страшном для людей бесконечном кладбищенском пространстве, населенном душами (и телами) их родных и близких. Тех, кого пришлось поместить здесь и оставить под властью иссиня-черных ужасных птиц, несущих в себе запах и дух смерти. Я впервые ощутила их скрытую мощь, их вечность и в конечном счете неизбежность нашего перехода в их власть.
Я ощутила – не страх, нет – меня охватила жуть. Конечно, не опасалась того, что из могил сейчас встанут покойники, призраки, фантомы и т.п. Нет, такого ожидания не было. Но вся эта тьма, насыщенная мятущимся снежным воздухом, охватывала всё мое существо, и казалось, что тот, загробный, потусторонний мир поднимается над поверхностью и пронизывает меня насквозь. Конечно, не было чувства, что я сейчас умру от страха, но я ощутила состояние души, приближающее к самоощущению близкого к смерти где-то в морозной степи человека. Казалось, что я по пояс погружаюсь в могильную тьму, вернее, это «тот мир» поднимался кверху и проникал в меня. Я услышала особую магию зловещей тишины. Мне стало понятным выражение «кладбищенская тишина».
Часть Третья – Без надежды
И тогда мы поняли, что тщетны наши усилия. Слава Богу, мы были вдвоем, и потому земное, живое не позволяло мертвому захватить все нутро. Мы закрыли машину и пошли сквозь кладбище к выходу и к свету. Кладбище было закрыто. Мы позвонили по мобильнику моей дочери и стали ждать ее приезда.
Было ветрено, мы замерзли, жались к столбам ограды. И в это время увидели группу мужчин, идущих из глубины кладбища. Конечно, сначала мелькнуло в голове: «Попросить помочь?» Однако мгновенно мощный страх подавил хилую надежду, и мы быстро спрятались между надгробиями. Мы затаили дыхание, в тишине четко звучали голоса молодых людей, говоривших на каком-то среднеазиатском языке. Они спокойно ушли.
Не могу сказать, когда мне было страшнее, – когда меня окружало кладбище и мир мертвых или когда среди могил появились живые здоровые люди. Возможно, это был суеверный страх: ходит много разговоров о том, что на кладбищах живут наиболее падшие, наиболее жестокие бомжи. То было неопределенное чувство ужаса перед загробным пространством, наполненным мертвецами, было каким-то всеобщим, почти философским, трансцендентным, и в одном звучании сливались мотивы жизни и смерти, сиюминутности бытия, острое желание продлить это существование, чтобы только отодвинуть тот момент, когда нужно будет лечь здесь навсегда.
Как-то у меня спросили, боюсь ли я днем на кладбище, и я вдруг поняла, что совсем не боюсь. Обычно всегда там есть люди, которые с любовью заботятся о своих дорогих могилах: пропалывают заросли высокой травы, сажают цветы, жгут свечи. При этом чувствуешь столько живого тепла и любви, такую добрую память, что холод смерти отступает. И при этом твои ушедшие родные как будто приближаются, кажется, что они слышат нас, чувствуют нашу душевную привязанность.
А вот испуг перед чужими мужчинами означал крайнюю степень недоверия к людям, которые могли помочь, а могли и прикончить, вызывали не только страх, но и печальное чувство отчуждения. Такой страх парализует, лишает силы преодолеть трусливое смятение. Привкус досады и какого-то специфического стыда возникли тогда в захолонувшем нутре.
Часть Четвертая – Вдруг?!
И вдруг мы увидели, что к кладбищу приближается шикарный автомобиль. Вскоре он подъехал к воротам, образовался охранник, который впустил машину на территорию кладбища. Мы кинулись к водителю, объяснили ситуацию, но сидевший за рулем кавказец упорно повторял, что им нужно к своей могиле. Когда он отъезжал, я крикнула, что мы будем ждать их на Центральной аллее. Ждали мы больше часа. Вдалеке лаяли собаки, жутко дуло во все концы. И понемногу мы теряли надежду: думали, что они могли уехать через какой-нибудь другой выезд. Но они приехали. Мы сели в машину, где еще сидела молодая красивая девушка в прекрасной шубке, и я обратила внимание на перстень на руке водителя.
Мы поехали искать мою машину. Продираясь на большой, широкой машине по узкой, утопающей в ледяных горах дорожке, которую я указала, мы, наконец, поняли, что я ошиблась. Не было нигде моей маленькой машинки. В конце концов, мы долго ехали назад, вернулись к Центральной аллее, потом поехали к могиле мамы, и оттуда уже сумели найти машину. И упёрлись носом лимузина и бочок моей «Матиски». Из автомобиля вышел высокий человек, и я увидела, что у него на ногах шикарные штиблеты, весьма тоненькие и изящные. Однако он весьма ловко организовал вытаскивание буксующего автомобиля. Он громко распорядился: «Рваните машину и быстро езжайте вперед. Сестру я привезу». Он толкнул машину, я вдруг резко выскочила и помчалась вперед, к Центральной аллее.
Часть Пятая – Бешеный восторг!
Первую минуту мной овладела вспышка восторга – Ура! Выбрались! Еду! Но тут же вдруг кольнуло: а Джемма там? Она там, а я уезжаю? Я прекрасно понимала, что люди очень хорошие, что у Джеммы ничего нет, одета она в старую коротенькую шубку, которая никому не нужна. Я всё понимала, но мной овладела ужасная тревога. Сзади я не видела огней фар. Однако я выехала на Центральную аллею, подъехала к воротам, где застала стычку охранника с его начальником, который страшно возмущался, что по ночному кладбищу ездят машины, что сейчас там начнутся разборки, что… Охранник оправдывался, а я выскочила из машины и пыталась объяснить, что никаких разборок не будет…
А машины не было. Я стояла, вглядываясь в абсолютную тьму кладбища, и никаких признаков автомобиля не чуяла. Жуткое напряжение сковало меня. И вдруг из глубины, от могилы мамы я увидела свет фар. Как же я не сообразила, что этот огромный лимузин тоже не мог развернуться, и если я после того, как вырвалась, оказалась носом машины к Центральной аллее, то лимузин стоял боком, и потому мог медленно ползти назад. Думаю, что бока этой прекрасной машины пострадали в этом дрейфе. А потом он около кранов смог развернуться. Какой я испытала восторг, когда моя любимая Джеммочка вышла из машины – живая, невредимая и улыбающаяся.
Я выскочила из машины, держа в руках свой кошелек. Сказала, что готова всё отдать. Кавказец посмотрел пристально своими прекрасными глазами и сказал: «Неужели вы думаете, что мы не люди?...» И тут молоденькая девушка подвинулась к окну и певучим голоском с сильным акцентом сказала: «Не обижайте нас!»
Они сели и уехали.
Я не сумела их отблагодарить. Эта благодарность переполняла меня, но не нашла достойного выхода. Так и не знаю, как надо было это сделать.
Часть Шестая – Неожиданность.
Мы с облегчением уселись в машину и потихоньку поехали от этого ужасного места. Едем по темноте до Киевского шоссе.
И вдруг – звонок! Звонит мобильник. Боже!!! В этой суете мы совсем забыли, что вызвали мою дочь.
– Мама! Где вы? Я тут, у кладбища, вас тут нет, тут тьма и метель, где вас искать?
Только тогда, когда она догнала нас на Киевском шоссе, мы обнялись. Наконец, всё кончилось. Неужели?
Часть Седьмая и Последняя – Некоторые подробности.
Оказалось, что в лимузине ехали отец и дочь. Они приехали на могилу брата этого кавказца. Это был день рождения умершего. Им надо было непременно в этот день посетить брата. Когда Джемма сказала, что мы приехали к маме в день ее смерти, после долгой паузы девушка тихо сказала, что они день смерти человека не помнят, потому что он остается с нами, а не уходит. Мы пришли к выводу, что это были чеченцы. Вели себя они в высшей степени благородно.