Горизонты снов
Посвящается автору песни «Line of my dreams», брату Клаю и всем тем, кого сейчас уже нет рядом с нами.
...I`ve never been so close by line of my dreams...
(Anatomy Of Spirit «Line of my dreams»)
ПРОЛОГ
В темной полупустой однокомнатной квартире было прохладно и немного сыро. Обои, клочками свисавшие со стен, напоминали о тех временах, когда здесь еще можно было жить. О них же свидетельствовали и остатки мебели - скорее дорогой, чем шикарной.
В самом углу, у окна, стоял обтянутый кожей хромоногий стол: покосившись от времени, он опирался только на три ножки из бывших четырех. Рядом с ним приютилось «капитанское» кресло-вертушка, у которого отвалились оба подлокотника, а спинка держалась только на честном слове. Двух колес в седалище тоже не доставало, посему передвинуть его можно было только одним способом - взять и переставить. А еще на полу лежал огромный матрац, предназначенный словно бы исключительно для того, чтоб на нем проводили время не менее двух человек. Из него торчали синтетические внутренности, которые заключали в себе всю его прелесть и мягкость, пока находились внутри. Вот, пожалуй, и все - ни гардероба, ни тумбочек, ни каких-либо иных предметов интерьера в комнате не наблюдалось.
Кухня в этом жилище была просторной, поэтому квартира иллюзорно казалась больше, чем на самом деле. Здесь стояла газовая плита на две конфорки и узкий длинный стол, испещренный царапинами и покрытый пятнами. Однако первенство по аскетизму, бесспорно, принадлежало коридору: в нем не было ничего, кроме крючков для одежды, ровным рядком тянувшихся вдоль длинной стены. Должно быть, в этом доме раньше бывало много гостей.
За окнами плыла ночь. Такая тихая и темная, что казалось, будто это время — вечное. Замершее на одной нескончаемой минуте, оно словно специально было предназначено для грустных мыслей.
Человек в длинном кожаном плаще, который не скрывал, а только подчеркивал его крепкую фигуру, с гитарным чехлом за спиной, неслышно переступил порог квартиры и так же тихо прошел в комнату. Там он, не зажигая света, снял с плеч гитару, вытащил ее из чехла и сел с ней на широкий подоконник. Свет уличных фонарей четко очерчивал его силуэт в окне.
Несколько минут он сидел неподвижно, слушая ночные звуки, затем встал, расстегнул плащ, под которым оказалась темная футболка и потертые джинсы тоже отнюдь не светлых тонов, сел обратно и устало стянул тонкую резинку с отросших волос - они густыми прядями рассыпались по плечам.
Он провел рукой по струнам, те ответили жалобным звоном, и стал наигрывать какую-то мелодию, а через некоторое время - тихонько напевать. Постепенно песня зазвучала громче, голос человека, казавшийся до этого усталым и разбитым, наполнился болью и страхом с примесью злости.
Так можно жалеть лишь о том, чего уже не вернешь. Это не смерть, это — потеря.
Те времена, когда все было проще и интересней.
Внезапно ему показалось, будто пространство квартиры стало заполняться его старыми друзьями. Крючки в прихожей обросли вещами, помещение наполнилось голосами и светом. Все его друзья и знакомые заходили в открытые двери комнаты и становились рядом, подхватывая легкий и красивый мотив песни, вплетали в него свои голоса, оживляя мелодию.
И все стало как раньше. И был смех, и было веселье, и были люди, и была музыка, и было счастье. Было все то, что так давно и так безвозвратно ушло прочь, оставив только воспоминания.
Человек в плаще с изумлением осматривался по сторонам, пытаясь понять, как такое возможно, куда делась та разруха, которую он застал в квартире, почему это место опять стало таким живым и теплым. Но вскоре это перестало его занимать, и он продолжал просто играть...
Гости веселились вовсю, а время близилось к рассвету...
* * *
Было раннее утро. Поздняя осень разостлала над большим городом серую дождливую пелену, под которой скрылись крыши домов, узкие улочки, прохожие, спрятавшиеся под зонты и огромные капюшоны, а атмосфера царила такая, будто конец света собирался вот-вот расправить свои кровавые крылья.
День обещал быть обычным — тихим и тоскливым.
В маленькой однокомнатной квартире почти под самой крышей невысокого дома, у раскрытого настежь окна, сидел человек. Его длинные спутанные после сна светлые волосы легкими прядями спадали до самых локтей, слегка извиваясь. Хозяин квартиры был одет только в кожаные штаны; он сидел на табурете и что-то тихонько наигрывал на старенькой электрогитаре, убавив звук подключенных к ней колонок почти до минимума. Его глаза были закрыты, холодный ветер дул прямо в лицо, трепал волосы и остужал разгоряченное после ночи тело.
Он был счастлив...
Неожиданно он дернулся, словно от удара, внезапно осознав, что за ним кто-то наблюдает. Рука сорвалась со струн, и звук получился фальшивым и смазанным. Молодой человек открыл глаза и оглянулся. В проеме кухонной двери стояла девушка. Сонная, завернувшаяся в простыню. Ее светлые волосы, вьющиеся мелкими завитками, рассыпались по плечам, а серые глаза все еще были затуманены сном.
— Ты чего встала, Кой? — отложив в сторону гитару, спросил молодой человек и поманил девушку к себе.
— Ну, Инджус! — улыбнулась она и села к нему на колени. — Как я могу спать, если ты тут играешь? Мне же хочется послушать...
— Да это все ерунда, Кой. Так, импровизация, задумка новой песни, Ты вполне успеешь выспаться, пока я придумаю что-то стоящее.
Инджус посмотрел ей в глаза и улыбнулся: они светились неподдельным интересом.
— Нет, я тут тихонько посижу, — запротестовала Кой. — Я не буду тебе мешать. Ты играй... Мне всегда нравится, когда ты играешь.
Девушка слезла с его колен, оставив на них тепло своего тела, и отошла в сторону, предоставив Инджусу возможность снова взять в руки гитару. Какое-то время тот даже играл. Мелодия то становилась ярче и сильнее, а то вдруг стихала, словно без остатка растворялась в сердце. Звук лился ровный и чистый, будто Инджус не придумал эту тему только что, а тренировался ее играть уже долгое время.
— Это всего лишь импровизация, это просто импровизация, ничего больше, — твердо сказал он, отложив инструмент. Кой подошла к нему и обняла сзади за шею.
— Это ты, весь и без остатка, — сказала она ласково. — Я приготовлю что-нибудь поесть, — девушка отошла в сторону, намереваясь поудобней завязать простыню и начать приготовление раннего завтрака. — Когда у вас концерт? — спросила она, борясь с непослушной простыней.
— Послезавтра, — ответил Инджус. - Сегодня должны заглянуть ребята, я обещал им немного порепетировать перед выступлением...
— Да сколько угодно! — засмеялась Кой. — Я буду им рада...
— А я вот сейчас кое-чему иному рад, — лукаво взглянул на нее Инджус, подойдя вплотную и обхватив девушку за талию.
— Ты знаешь, я не думаю...
— Вот и не думай!
Инджус легко подхватил Кой на руки и увлек в комнату...
* * *
На улице моросил дождь и было темно. Все вокруг покрыли колючие капельки влаги. В квартире осталась большая компания друзей. Посидели хорошо и весело: участники группы привели с собой старых знакомых и подруг, и все кончилось тем, чем обычно кончаются подобные сборища — сигареты, вино, смех.
Инджус знал, что любой, кто сейчас остался у него в доме, был другом. Никто не откажет ему в помощи и никто не потребует ничего взамен. Он прошел с ними длинный путь от уличных драк до игры популярных песен в электричках, пытаясь заработать хоть какие-то деньги и создать свою группу. Он спал с ними под одним одеялом, а они всегда готовы были принять его у себя и помочь, чем только могли...
А теперь с ним была еще и Кой...
Кажется, жизнь удалась...
И ничего, что идет дождь, ничего, что скоро наступит снежная зима и все улицы покроются слоями бурого снега, который развезут за собой машины — вечный бич городов. Все это пустяки, все не имеет значения. Он сам заработал себе свою жизнь, он все сделал сам и теперь мог спокойно пожинать плоды своих трудов. Сегодня Инджус написал еще одну песню и назвал ее «Горизонты снов», потому что свою близость именно к этим горизонтам чувствовал с самого утра.
Все идет хорошо, а всякие мелочи, вроде приближающихся холодов — это только испытание. Разве ему может быть холодно рядом с ней?
— Ты знаешь, Инджус, — произнесла как-то отрешенно Кой, шагая рядом с ним по темной улице, — я думаю, нам стоит перестать встречаться. Давай останемся друзьями? Для тебя сейчас будет лучше, если никто не станет тебе мешать и отвлекать тебя от работы. У вас намечается хороший тур, который принесет не только деньги, но и популярность...
— Что, прости? — Инджус резко остановился, не сразу поняв ее слова. — Ты сказала «друзьями»? О чем ты, Кой? Какой, на фиг, тур? Что происходит?
Инджус почувствовал, как зыбкая линия под его ногами пошатнулась и поплыла куда-то прочь. Он еще кое-как пытался удержаться на ней, стараясь сохранить остатки равновесия и былые сны, но сам понимал, что это невозможно, а потому лишь тешил себя призрачной надеждой. Молодой человек попытался сжать кулаки, но понял — пальцы не слушаются. Кисти словно одеревенели, и случись сейчас драка, вряд ли он смог бы защитить кого-то, даже себя.
Улица качнулась и растаяла, шум транспорта, звуки города растаяли. Он видел только ее серьезные серые глаза и понимал — она не шутит, она и впрямь считает, что права.
— Давай разойдемся тихо, без лишнего шума, — продолжила она. — Я знаю, что ты не любишь шума и я его не люблю. Так что...
— Кой, что происходит? Я... сделал что-то не так? Я обидел тебя? — непонимающе смотрел на девушку Инджус.
— Нет, просто я не хочу больше быть с тобой, вот и все. Во всех журналах пишут, что такой способ расставания самый безболезненный. Сначала твой партнер не понимает, ему даже, возможно, больно, но потом приходит осознание твоей правоты. Я думаю, они правы, авторы журналов...
Кой осторожно отступила на шаг и мельком глянула молодому человеку за спину. Инджус тоже оглянулся, следуя за ее взглядом. На противоположном конце улицы замерла большая компания рослых бритых парней, поигрывая какими-то палками или битами.
— Кто это? — серьезно спросил Инджус.
— Мои друзья... На случай, если ты...
Кой не договорила. Компания стала быстро приближаться и вскоре оказалась возле них.
— Этот что ли к тебе пристает, Кой? — спросил один из «бритых».
— Нет, все в порядке, я все уладила, — быстро взяла его под руку девушка. — Пойдемте, ребята, все в порядке...
— Да подожди уж, — парень высвободил у нее свою руку и, резко замахнувшись, ударил Инджуса битой в живот. Молодой человек согнулся пополам от неожиданного удара и упал на одно колено, закашлявшись и пытаясь восстановить дыхание. Ребра тут же отдались мучительной болью.
— Зачем?! — закричала девушка. — Я же просила только напугать!
— А ты думаешь, он не испугался? — бросил парень, и его друзья громко засмеялись, подходя ближе к своей жертве.
— Кой, приведи ребят! — прикрикнул на девушку Инджус. Та отступила на шаг в темноту улиц, потом еще на шаг, и еще, а затем бросилась бежать...
Инджус надеялся только на то, что она не заблудится и сможет привести остальных на это место, а иначе...
Думать об этом ему как-то не хотелось.
А ребята с дубинками, тем временем, долго ждать не собирались...
* * *
Инджус открыл глаза. В них тут же ударил неестественно яркий свет. Помещение, в котором он находился, показалось ему незнакомым и каким-то странным. Сам молодой человек лежал на просторной широкой постели полностью голый, с привязанными к перилам руками и со сбившейся к углу простыней, заменявшей одеяло.
Инджус стал осматриваться, но вскоре осознал, что не понимает происходящего. Он попытался закричать, позвать хоть кого-то, но изо рта его вырвался лишь жалкий стон. И единственное, что ему оставалось - это смотреть в белый, облупившийся местами потолок, гадая, где же он может быть.
— Ну, как у нас здесь дела сегодня? — раздался бодрый голос откуда-то сбоку, и Инджус повернул голову в сторону звука. На пороге помещения стояла группа людей в белых халатах: рослый седой человек и нескольких молоденьких девушек.
«Психушка или больница?» — подумал Инджус, только сейчас поняв, что же ему напоминало это место.
— О! — седой врач явно был очень рад тому факту, что его пациент наконец-то пришел в себя. — Да у тебя, я смотрю, уже все отлично! — врач похлопал Инджуса по плечу — легонько так, словно прокаженного, и отдал распоряжение на его перевод в отделение травматологии. Девочки-медсестры мигом набросали его слова в свои блокноты.
— Мне нужно позвонить, — очень тихо и медленно произнес Инджус, слабо ухватившись за рукав белого халата своего посетителя.
— Да, — кивнул седой человек девушкам, — не забудьте его отвязать. Теперь-то он, надеюсь, буянить не станет, — с этими словами он укоризненно посмотрел в глаза пациенту. — А то все-то ты кого-то спасать рвался, бредил кем-то... А что насчет позвонить, — он сокрушенно покачал головой. — К тебе никто не приходил, мальчик мой. На протяжение трех месяцев. Никто не звонил и не спрашивал о тебе, так что...
Врач встал и пошел к следующему пациенту, соседу Инджуса, напоследок сказав молодому человеку несколько слов утешения.
Инджус дождался, пока какая-то девушка в коротком халатике отвяжет ему руки и попытался сесть в постели, но эта попытка успехом не увенчалась, и он понял, что проделать эту, с первого взгляда, нехитрую операцию он сможет еще очень не скоро. Он посмотрел в большое окно палаты, и его слуха коснулся шепот двух сестер, стоявших чуть позади остальной группы:
— Это кто ж его так? — спросила одна, кивнув на Инджуса.
— На улице нашли, полумертвого, по частям собрали. Он у нас в реанимации уже третий месяц отлеживается... Ничего, ты новенькая, ты еще не привыкла, а вообще тут и не такое встретишь...
На этом разговор прервался: девушки вышли из палаты вслед за врачом, продолжив обход.
За окном, от которого Инджус не мог оторвать взгляд, лежал снег. Деревья стояли, покрытые легкой нитью изморози, и это говорило о том, что на улице вполне себе не жарко. Снег, лежавший на толстых ветках, искрился на солнце. Стояла беспробудная зима.
— Три месяца, — словно эхо повторил Инджус, вяло сжимая в кулак размякшие за время лежания в постели пальцы. — Никто не приходил. Наступила зима... Нашли на улице.
Он поднял руку, чтобы провести ею по волосам, но вместо этого его пальцы уперлись в короткий ежик, посреди которого, на аккуратно выбритом месте, он нащупал длинный шов, который тянулся через всю голову наискось.
Мир дрогнул и качнулся: Инджус внезапно вспомнил события того дня, когда его «собрали по частям». Боль, боль и еще боль. Удары, сыпавшиеся один за одним. Ожидание Кой, которую он просил привести помощь. Почему она не приходила? Почему его нашли, а не привезли сюда друзья? Ведь она же привела их?
Теперь оставалось хоть как-то привести себя в норму и возвращаться. Его ждали...
* * *
Из больницы он сбежал сразу же, как только волосы на голове немного прикрыли уродливый шрам. В процессе обретения новой жизни, Инджус обнаружил на себе еще очень много интересного: оказалось, что ему переломали все ребра, раздробили левый плечевой сустав, к тому же присутствовала черепно-мозговая травма, от которой после операции и остался «превосходный» рубец на голове, сотрясение мозга и закрытый перелом левой голени.
Всю эту информацию Инджус собрал из собственной истории болезни и рассказов врачей.
Когда он смог самостоятельно ходить, что, впрочем, произошло довольно быстро - сказались месяцы в отделении реанимации - то задался целью покинуть столь гостеприимное место, как больница.
Несколько раз Инджус пытался дозвониться до всех своих знакомых, но всюду натыкался на одно и то же: кого-то не было в тот момент дома, а другие так и вовсе не желали брать трубку или просто сменили место жительства.
Инджус выбрал для побега утро, когда весь персонал занят разнообразными делами. Сосед по палате одолжил ему немного денег, выслушав, как именно его друг оказался в этом месте. Инджус спустился в подвал и забрал у старого гардеробщика свои нехитрые пожитки, заплатив за них пузырьком спирта, украденным накануне в процедурном кабинете. Из вещей оказались кожаные штаны, темный тонкий свитер, «гриндерсы» да длинный кожаный плащ — все, что было на нем в день обнаружения на улице бригадой «скорой помощи».
Ни много ни мало — прошлая жизнь.
Не известно как, но в карманах остались раздолбанный плеер, пачка сигарет, коробок спичек и ключи от квартиры. Бумажника странным образом не оказалось. Инджус включил плеер, заиграла необычная, красивая музыка, пронизанная невероятной тоской, словно люди, которые записывали этот альбом, уже тогда знали о том, что их ждет. А событие было вполне заурядным: все участники группы погибли. Обстоятельства так и не были выяснены, а сама эта история каким-то неуловимым образом скрылась под бесконечными слоями тайны и забылась. Для всех, но не для Инджуса, он отчего-то помнил это, хотя и впрямь прошло уже достаточно много времени.
Молодой человек ступал по заснеженным улицам, ощущая, как холод проникает под кожу и остается под ней, не собираясь исчезать. В ушах звучали ритмы электрогитары, перемежающиеся клавишными соло, пением флейты и ударами барабанов, а хор стройных мужских голосов заставлял воображение уноситься в странные и прекрасные, подобные раю, места. Инджус ощущал свое родство с этими несуществующими ныне людьми, от которых остались лишь звуки и голоса в записи, вселяющие в душу грусть, задевающие за живое, словно он и сам потерял жизнь и теперь горько жалеет о времени и силах, потраченных впустую.
Но перемен не предвиделось. Теперь впереди лежала новая дорога, и все зависело только от него. Он обязательно постарается вновь оказать на горизонте своих снов, а оттуда посмотреть в глаза той, что предала его. Хотя стоит ли винить женщину в том, что она испугалась? Испугалась привести помощь, когда компания здоровых парней «грела» об него тяжелые биты. Испугалась просто сказать о том, что все кончено, и ей потребовалось для этого прибегать к помощи сторонних людей. Испугалась после прийти к нему, чтобы хотя бы узнать, жив ли он.
Снег искрился на солнце, хрустел под ногами, словно осколки прошлого, осколки счастья и надежд. Инджус начинал понемногу понимать, что вряд ли теперь станет прежним. Но каким тогда? Озлобиться? Нет, не выход. Жалеть себя? А толку? Сделать вид, что ты все забыл? Это слишком... Месть? Не выход...
Начать с начала, пожалуй...
А снег все хрустел и ломался, как ломались внутри него картинки прошлого, уходили на задний план, стирались и блекли. Инджус хотел только одного — узнать почему. Почему никто не стал искать его после произошедшего, почему никто не желал принимать его возвращения, придумывая смешные причины, вроде «скажи, что я в ванной» и «я тебе перезвоню — сейчас занят».
Правду и ничего кроме...
* * *
В большинстве домов, куда он заходил в поисках своих знакомых, никого не оказалось. Кто-то открывал ему двери и говорил, что такие тут больше не живут. Несколько дверей открылись, и на него уставились растерянные глаза, которые тут же опускались вниз, словно от стыда. За порог его пустила только девушка, которую он никогда толком и не знал, и даже не помнил ее имени. Она рассказала, что его группа подписала выгодный контракт, а в связи с отсутствием своего лидера, то есть его самого, нашла ему замену.
Они выступали теперь в престижных местах, но об Инджусе предпочитали не говорить. Он являлся, своего рода, запретной темой на всех сборищах. Людям свойственно забывать плохое. Кой к ним в тот день так и не зашла...
Она вообще исчезла из поля зрения, словно ее и не было вовсе. Когда ребята узнали о том, где пропадает их друг, то поняли, что идти к нему уже поздно, да и к тому же «врачи сказали, что он может и не выжить...».
Вот так.
Все, что было у человека когда-либо, растаяло, словно мираж, не оставив после себя даже памяти.
Инджус добрался до окраины города, и сел на парапет высокого моста. В одной руке он держал дымящуюся сигарету, в другой — бутылку крепкого спиртного. По щекам текли струйки воды от таявшего на лице снега, что так некстати закружился сильной метелью, смешиваясь с предательскими скупыми слезами.
Когда бутылка опустела, а в пачке закончились сигареты, Инджус резко встал, расставил руки в стороны и закричал, подставив ледяному ветру и снегу свое тело, облаченное в легкую одежду:
— Я не жалею себя! Я жалею музыку! Мне жаль, что люди начинают уважать ее только после смерти автора! Черт побери! Я не жалею себя! Мне нечего жалеть!
Молодой человек с силой швырнул пустую тару в раскинувшуюся под мостом реку, посмотрел, как она исчезнет в воде, и сделал шаг вниз...
* * *
Там было светло. Очень светло.
Инджус стоял посреди бескрайнего пшеничного поля и смотрел, как несколько человек играют странно знакомую ему музыку. Он стоял довольно долго, все пытаясь понять, как же они могут это делать, если до горизонта, на сколько хватало глаз, всю землю покрывали спелые колосья золотой пшеницы.
Но в какой-то момент музыка остановилась, и человек, стоявший к Инджусу ближе всех, отложил в сторону гитару, поднял на него глаза и сказал:
— Жалко, что не успели на альбом новую песню записать. Нам пришлось уйти раньше, а ведь она была ничего. Вот ведь как оно бывает — утром сочиняешь стихи, а вечером тебя уже нет...
Молодой человек отшатнулся на шаг назад от осознания того, что эти люди были ни кем иным, как авторами того диска, который он слушал последний раз перед тем, как сделать последний шаг...
— А песни, — продолжил участник группы, — это такое дело, что если есть возможность, их надо петь. Иначе потом будешь жалеть... Как мы... но ты не бойся, — ободрил он Инджуса, — твое время еще не пришло. Не готов ты еще навсегда покинуть свой мир, вот закончишь кое-какие дела и приходи к нам, у нас как раз гитариста не хватает.
Инджус сделал еще шаг назад.
— Не бойся ты! Мы не умерли, просто ушли в другой мир. К сожалению, пришлось пожертвовать своими телами, но ведь играть-то мы от этого хуже не стали! Так что, приходи — ты теперь человек особенный, можешь туда-сюда прыгать. Мы не знаем, кто и зачем тебе дал такую силу, но уж ты постарайся не потратить ее зря...
Молодой человек поймал себя на мысли, что верит новому знакомому.
— Вот, держи, это тебе в дорогу! — музыкант взял свою гитару, что была простой акустикой, и протянул ее Инджусу.
Свет стал меркнуть и вскоре исчез вовсе...
* * *
Лица улиц, лица прохожих, лица встречных машин — все казалось ему медленным и неестественным. Встречались, правда, и в этом бесконечном потоке яркие пятна людей, которые действительно интересовали его. На таких он обращал особое внимание, приостанавливался и смотрел им вслед.
Теперь Инджус знал, что перед ним не закроются двери метро, его не толкнут плечом в толпе и вряд ли кто-то захочет полезть с ним в драку.
Нет, он вовсе не получил нового тела. Он не получил ничего, кроме гитары, что оказалась за его плечами в толстом чехле. Сам он открыл глаза все на том же парапете, с которого прыгнул вниз.
Вот и все, что он знал.
А сейчас человек шел домой, шел туда, где он так давно не был, примерно представляя, какую разруху увидит.
Окружающие его мелочи, вроде брызг грязного снега из-под колес проезжающих машин, его не касались. Как не касался его и холод. Прохожие кутались в теплые шубы и дубленки, накидывая на головы огромные уродливые капюшоны, а Инджус шел посреди обледеневшей улицы, медленно ступая по ней тяжелыми ботинками, в расстегнутом плаще, с гитарой за спиной. И с каждым шагом, с каждым вздохом он чувствовал, как нечто тяжелое исчезает из его души по маленьким крупицам, оставляя внутри только пустоту, граничащую с истинным сумасшествием.
Он шел домой...
В подземном переходе Инджус случайно встретился глазами с молодой девушкой, которая стояла, облокотившись на стену. Одна нога у нее была в гипсе до самого бедра, девушка стояла на костылях, опустив глаза. На ней было легкое пальто, вытертое почти до подкладки, старый ботинок на правой ноге и темная бесформенная шапка.
Судя по всему, девушка занималась попрошайничеством. Инджус остановился возле нее. Она подняла на него глаза и спросила:
— Не поможете, на операцию?
В ее голосе не было заискивания, и молодой человек понял, что на такое ее действительно толкнула жизнь. Он выгреб из карманов все деньги и отдал девушке ровно половину.
— Как тебя зовут? — спросил он. — Что с тобой произошло? — он снял с плеч гитару и поставил ее на землю.
— Кой, — ответила она. — В свое время я испугалась и предала хорошего человека, а теперь сама оказалась в таком положении и пожалела, что не умерла тогда вместе с ним.
Инджус дернулся, будто от удара битой. Вот она, Кой, которую он так хотел увидеть, которой хотел посмотреть в глаза и спросить, почему она тогда так поступила. Вот ее глаза, но все, что он видел в них, это искренне раскаяние, пустоту и желание вернуть время назад, чтобы остаться с ним на темной улице, чтобы привести помощь. Он, наверное, должен был сейчас рассмеяться ей в лицо и сказать, что так ей и надо. Он должен был толкнуть ее в грязь, упиваясь местью, которая, наверняка, принесет ему успокоение...
— Он жив, Кой, — вместо всего этого, произнес Инджус. — Он жив и ждет тебя.
Глаза девушки вспыхнули огнем, она быстро опустила их и заплакала.
— Ты... ты... — Она стала медленно опускаться на холодный мрамор перехода.
Инджус подхватил ее как раз тогда, когда до земли оставалось совсем чуть-чуть.
— Не бойся, все будет хорошо, — тихо сказал он, обнимая плачущую у него на плече Кой. — Со мной все хорошо, я не виню тебя.
— Оставь меня! Я не могу смотреть тебе в глаза, и никогда не смогу! — сквозь слезы ответила Кой.
— Я тебя научу...
Мимо них проходили несколько девушек в коротких дубленках в сопровождении молодых людей. На вид им не могло быть больше двадцати.
— Смотри, какой-то придурок калеку пожалел! — весело прощебетала одна из девушек. Остальные дружно заржали, отпуская обидные шуточки в адрес стоящих в переходе людей. Кой вцепилась в плащ Инджуса побледневшими от холода и напряжения пальцами, и спрятала лицо, уткнувшись в плечо молодого человека. После слов проходящей мимо компании Инджус резко развернулся к ним лицом и твердым голосом медленно произнес:
— Это не жалость, это — солидарность. Посмотрите дома в словаре значение этого слова.
Молодые люди шарахнулись от него и со словами: «Псих! Ублюдок пьяный!» поспешили утащить прочь своих девушек.
— Идем домой, Кой, — ласково произнес Инджус, но девушка не ответила. Перестав цепляться за его плащ, она обвисла в его крепких руках. — Кой! — Инджус отстранил ее от себя. Ее лицо стало безмятежно спокойным, глаза были закрыты, а руки холодны. Глухой звук заставил его посмотреть под ноги. Источником шума оказались костыли, выпавшие из мертвеющих пальцев девушки.
— Слабое сердце, — шепотом произнесла она на ухо Инджусу, когда он прижал ее к себе, понимая, что не в силах ей помочь. — Прости меня, я не понимала, что творю.
— Я не держу на тебя зла, — сдавленно произнес Инджус, не желая отпускать тяжелеющее тело Кой, будто от силы его рук могла зависеть ее жизнь, которую он пытался удержать.
— Красивая песня... — улыбаясь с закрытыми глазами, произнесла она, словно слышала те слова, которые мысленно произносил Инджус, проигрывая в мыслях мотив. Придуманный им в то утро.
Он на руках донес ее до ближайшей больницы. Врачи «скорой» тут же принялись оказывать девушке первую помощь, но Инджус знал, что она уже была мертва...
* * *
Выступление было назначено на завтра. Инджус знал, что все билеты уже раскуплены. Знал он так же, что в зале в первых рядах будут стоять те, с кем когда-то он собирался на такой же вот концерт. Он заранее видел их глаза — сконфуженные, стыдливые, будто говорящие: «Ну, старик, так вышло... Чего уж теперь-то прошлое ворошить...»
Он не собирался ничего возвращать и никому мстить, единственное, чего он хотел, так это показать им, что бывает и так. Бывает такое, когда прыгаешь вниз, но вместо удара о землю поднимаешься вверх. И предел этой высоты — только твои сны, горизонты которых можешь увидеть лишь ты сам.
Инджус подошел к знакомой до боли двери, открыл ее старым ключом и осторожно переступил порог маленькой однокомнатной квартиры. В ней было темно и сыро, всюду царил ужасный разгром, казалось, будто здесь побывала саранча. И он даже знал имена некоторых из ее стаи - это были имена тех, кому когда-то он доверял все, вплоть до ключей от своего дома, дома, где Инджус никогда бы не смог представить себе предательства и лжи. Но стены не спасают от самого себя...
Молодой человек прошел в комнату, где еще сохранились черты хоть какой-то обстановки и сел на широкий подоконник. Затем он достал из чехла гитару и стал наигрывать старый мотив своей песни.
Через какое-то время его ослепил яркий свет отсутствующей ныне люстры, дом наполнился несуществующими голосами бывших друзей. Среди них была и Кой. Она подошла к Инджусу, легко коснулась его распущенных волос и сказала:
– Играй.
Ритмы стали звонче, удары по струнам – крепче, а вскоре звук разбавился голосом.
Квартира наполнилась звуками голосов, подхватывающими слова песни.
Инджус закрыл глаза и пел, он сам выбрал себе все. Он сам вернулся в этот дом, где его ждали призраки того прошлого, в котором он еще мог стоять на горизонте своих снов...
Он пел... Выбрав единственное, что ему осталось, заняв пустующую нишу, он делал то, на что ему потребовалось чуть больше, чем просто жизнь...
Anatomy of spirit so durable and so brittle,
But this sunshine must give me more brands or not,
Like years before.
Anatomy of spirit, anatomy of heart,
I`ve never been so close by line of my dreams,
I`ve never been so ill
I`ve never been loved by you,
But I can wait.
Show me this world if you can speak
By language of my soul.
Close your eyes and go away from me!
Run! Run! Run! And close at home...
Let me show my world if you can see anything.
I`ve never been so close by line of my dreams,
I`ve never been loved a light who speak to me every night.
Anatomy of spirit so difficult
To understand,
And I don`t know where is my way,
I`m not saint, I was born to dead,
When i`ll step to last rung
So cold...
Have I already died?
Not yet...
Эмина.
24. 02. 05.