Возвращение. Поток бессознательного

 
*****
В наших краях редко встретишь женщину. Да и те редкие представительницы прекрасного пола, что видишь в округе – в основном либо монашки, либо разбитные жёны торговцев, приплывающих в Палестину со всех краёв Света.
Мы выезжали из замка , отправляясь в ночной разъезд. Нам предстояло охранять подходы к городу. Скучное и унылое занятие – болтаешься до рассвета в седле.
Место было не из самых спокойных, нападения случались довольно часто, слишком уж лакомыми были караваны, тянувшиеся в город и из него.
Между Иерусалимом и Аскалоном было поставлено несколько десятков застав. Каждая застава охраняла свой участок пути, защищая купцов и паломников. Небольшие конные отряды сержантов Ордена круглосуточно мотались туда-обратно по своим участкам, готовые немедленно предупредить любую попытку перерезать дорогу или отсечь купеческий караван. Так и сейчас, выпустив вперёд разведчиков, без факелов, без прикрытия пехоты вытягивалась из городских ворот наша небольшая колонна. Обычно мы доезжали до условленного места, где встречались с разведчиками соседей, и ехали назад, до подходов к городу, потом ещё один рывок к соседям, потом, уже на исходе ночи – домой. Единственное преимуществом было то, что ночью не было жарко, и с с восходом солнца мы уже ложились спать. Хотя, ни кто не отменял сигнала всеобщей тревоги, когда поднимался весь гарнизон, в том числе и отдыхающие. Бывало, что приходилось не спать неделями.
Уже по привычке, выпустив вперёд разведку , назначив авангард и замыкающих, а отпустил поводья и задремал в седле. Моё тело уже было приучено к подобным поблажкам, измученное службой. Я мгновенно засыпал, как только выдавалась свободная минута. Засыпал крепким, но чутким сном.
Уже обученный и привыкший конь, осторожно понёс меня в общем строю, так же, каки я , задремавших всадников.
Только вот сон на этот раз не шёл ко мне. Мысли разогнали дрёму.
Всё, что мне нужно было в этой жизни – это немного свободы. Свободы выбора, свободы решений. Я не любил слишком большую ответственность, бремя власти или долгов. Я знал, что в любой момент могу покинуть гарнизон и отправиться туда, куда захочу и то, что мне нравилось больше всего в этом деле, - мой срок службы при крепости был одним из самых больших. Именно потому, что здесь я был свободен в своём выборе и в любой день мог снять с себя командование своими людьми и с первым же кораблём вернуться в Европу. Вернуться домой, к Женщине, Которая Ждёт, к моей Королеве. Вернуться к своему народу, в свою столицу с синими флагами. После плена и гибели почти всех Хранителей ,я дал себе зарок, что на исходе этого месяца я оставляю Иерусалимское Королевство и возвращаюсь домой.
Сегодня была последняя ночь месяца, вечером следующего дня из порта отойдёт купеческое судно с паломниками.
Я думал о встрече с тобой, о том, каким я предстану перед своей Королевой, как теперь мы станем строить наши отношения, после редких писем и разлуки, тянувшейся годами, после моего плена и слухов о моей гибели. Вспоминал, как уходил в поход, первую зимовку в Антиохии, осаду Города...штурм...потоки крови, льющиеся по древним улицам...наш синий флаг , развевающийся над Восточными Воротами. Жаркие схватки с сарацинами, плен...странное избавление от смерти и не менее странное знакомство с теми, кто мне эту жизнь оставил. Изучение древних иудейских книг, создание Ордена, тайный союз.
Моё странное прошлое бывшего батрака, ученика мастера, начинающего художника казалось принадлежало уже не мне. Восстание ремесленников и галеры, с которых я сбежал в одном из приграничных портов Королевства, Королём которого мне суждено было стать. Я успел уйти от моря в леса, перевалил через горы и уже на равнине попался в руки дозора, охраняющего подходы к столичной провинции. Меня привезли в Город и бросили в темницу. Потом была наша с Тобой встреча.
Через четыре года я ушёл в поход.
-Ваше величество... –голос Хранителя, ехавшего рядом, вытащил меня из воспоминаний,- Ваше Величество, взгляните.
В ту же секунду в уши ударил леденящий сердце вой рога. Кони, уже привычные сигналу, рассыпались в атакующий клин, всадники, торопливо надев шлемы, наставляли копья, вскинув щиты, на левую руку.
У-у-у-у-у-у-у.
Снова вой рога, рога не нашего отряда. Значит, где-то впереди, совсем близко, идёт бой.
Ко мне подскакал один из разведчиков. Грохнув правым кулаком о бронь он быстро бросил,-на подходах к первой заставе атакован караван, охранение прижато к повозкам. Сарацины оседлали дорогу, не дают пробиться к башне. Нужно спешить.
-Лучники?
-Да, конные.
-пехота?
- Нет
- -много?.
-около двух сотен.
-хорошо, гони в Аскалон, передай, что приняли бой.
Я, надел свой шлем с плюмажем из ястребиных перьев, отстегнул копьё от седла, встал во главе клина, накинул на руку щит и заорав во всё горло, чтобы настроить себя, пришпорил коня.
Клин рванул за мной, всадники, за моей спиной, отозвались на мой крик дружным рёвом....Хранители, скакавшие по левую и правую руку, затрубили в рога...
У-у-у-у-у-у-у-у.
Свист ветра в ушах, вой рога, блики пламени, показавшиеся впереди...огни на верхушке башенной заставы, вой сарацин...горящие повозки...дерущиеся в бликах пламени люди... В гарнизоне заставы около пяти десятков воинов. У меня три десятка. Получается примерно один к трём. Ах, да, наверняка своя охрана есть и у каравана. Тогда совсем неплохо.
Ударим мы в спину, рассеем лучников и врежем по коннице, а там уже,к ак повезёт.
Вперёд!!!
Клин рванул навстречу звукам боя.
Мы выскочили прямо на фланг отряда лучников, пытающегося развернуться, услышав наш рог.
В узком забрале шлема совсем рядом мелькнули изумлённо вскинутые брови чьего-то лица, замотанного по самые глаза, шёлковым шарфом. Я направил копьё прямо в это лицо, сбив всадника с коня...о второго лучника я сломал копьё...отбросив сломанное древко , обнажая меч, я обернулся...некоторых лучников, спешившихся для более удобной стрельбы, давила наша конница.
Лучники были смяты в секунду, , теперь к обозам....
Снова вой рогов...
Клин развернулся, разогнав лучников и помчался к повозкам. Сарацины не стали принимать бой, оказавшись зажатыми между двух отрядов и лишившись лучников. Они быстро поворачивали своих маленьких быстрых коней и исчезали в темноте.
Догонять отступающих арабов я не решился, нужно было довести караван до башни и закрепиться на случай, если враг вернётся.
Я поставил своих бойцов на открытой местности, готовых контратаковать, а сам со своими Хранителями помчался к караванным повозкам.
Нас встретили победными возгласами . из-за круга повозок выскочило несколько конных.
Одного из них, в накидке со знаком Ордена я узнал тут же. Это был один из моих братьев, - рыцарь, командующий гарнизоном заставы, остальные, по всей видимости были хозяевами и охранниками каравана.
Я наклонил, голову, возвращая меч в ножны и ту же секунду в мою голову ударило что-то мощное, выбив из седла и лишив сознания....
Когда я пришёл в себя, то первое, что увидел над собой, это было Твоё лицо....
*****
Она стояла передо мной глядя мне прямо в глаза. Красивая ,сочная. 
- Ты не рад меня видеть?
Ну да, конечно. Главный женский вопрос. Рад ли я её видеть.  Ну что ж. На женский вопрос у нас есть мужской ответ.
- Да, конечно.
Она усмехнулась и полезла в сумку за сигаретами.
 Знаем мы все эти фигли-мигли. Полезть за сигаретами,   потянуть время, разрядить ситуацию.  Я молча следил за тем, как она закуривает и смотрел Ей прямо в глаза.
- Не хочешь ?
- Спасибо. Бросаю.
- Бросаешь? – Она поморщилась. Бросаешь, значит.  Бросаешь... – Её взгляд я выдержал
- Бросаю.
Она отбросила только что начатую сигарету и снова посмотрела мне в глаза.
- Я пришла сказать тебе, что ты ошибаешься. Это не твоё дело, не твоя жизнь. Ты делаешь неправильный выбор. Ради того, что было между нами, я приехала сюда. Ты хороший человек, ..... ты нормальный, перспективный парень и ...- у Неё задрожали губы.  – и я надеялась, ...то есть, я очень хотела и верила в наше общее будущее и ...
Я не мог больше слушать. Когда меня позвали на КПП  и я увидел Её, то готовился к тому, что она просто выскажет мне какое я дерьмо  и уедет, но сейчас, когда Она стало понятно, что она тряслась в поезде всё это время только для того, чтобы попросить меня вернуться.
А куда вернуться? Куда? К кому? Зачем?
Помнишь, как я вернулся? Помнишь, как ты была счастлива?  Как мы лежали на нашей постели и смотрели друг на друга и не могли насмотреться.  А потом, наутро, пошли покупать мне гражданскую одежду.   Помнишь, как меня сразу же взяли на работу, как ты радовалась тогда, как гордилась мной. Помнишь ночи, когда я долго не мог заснуть, как тревожно спал, как постоянно просыпался. Помнишь, как ты прижималась ко мне, огревая своим теплом, возвращая мне покой?
  Ещё в первый наш вечер ты попросила меня снять форму и спрятала её поглубже в шкаф. Когда я говорил об армии, ты напрягалась и умолкала. Я так и не понял как куда пропал мой альбом со всеми армейскими фотографиями.  Потом, однажды, когда мы смотрели телевизор и стали показывать про Чечню, ты просто переключила, и когда я сказал, что мне было бы интересно посмотреть, ты мне ответила, что войны в нашем доме больше не будет.  Когда меня пригласили на фестиваль солдатской песни, Ты сказала, что я могу делать всё, что угодно, но Тебя там не будет. 
Фестиваль шёл три дня.  Ты так и не появилась. На прощальный банкет я пошёл с матерью. Заночевал у родителей. Когда вернулся домой, выяснилось, что ты ждала меня всю ночь не смотря на то, что перед уходом я предупредил, что этой ночью домой вернусь только под утро.
 В тот день ты не подпустила меня к себе и почти не говорила со мной. 
Вечером, когда ты пошла спать в салон, я остановил Тебя, взял на руки, отнёс в спальню , уложил на кровать и сказал, что надо поговорить. 
Ты отвернула голову и молчала. Ну что ж.
 В салон пошёл спать я.
 Через три дня я начал собирать документы на медкомиссию.
Ещё через две недели пришло утро, когда надо было уезжать  и я уехал, поцеловав тебя спящую. Просто уехал , подписав контракт на три года. 
- Серёжа? Ты слышишь меня?
- Да, я слышу.
- Я говорила с твоими командирами, они сказали, что вы уже четыре дня, как вернулись.
- Да, четыре дня.
- Почему ты не позвонил мне? Почему не поехал домой?
Ну, на это есть несколько причин. Первая, -что только сегодня утром я начал трезветь после трёхдневного запоя. Вторая – что  в дивизию  начали приезжать родители погибших ребят и их надо было встречать, и с ними нужно было разваривать.
Третья – уж если я и хотел Тебя увидеть, то просто запретил себе думать об этом.
- Да ты понимаешь, как-то не получалось всё.
Ты уже не стесняясь ни кого стояла напротив меня и плакала.
-Не получалось, да? Да как же ты мог даже не сообщить мне. Я всё это время новости боялась смотреть, почтовый ящик по десяти раз на дню проверяла. Это бессовестно – так себя вести, это не по-мужски. Любящие люди так не поступают.
 Сказать мне определённо было нечего. Да, любящие люди так не поступают.
- Твой полковник сказал мне, что ты очень хороший специалист. На твоей работе думают так же. Не смотри на меня так, я только что была  у Кравченко.
   Значит, уже и начальство в курсе. Очень хорошо. Ну очень хорошо, просто прекрасно. У меня вдруг пропала жалость к Ней. Чёрт его знает, наверное, я очень не люблю когда меня обсуждают, да ещё с моими командирами, поэтому я хлестнул её короткой фразой:
- Это всё?
- А что, ты хочешь услышать ещё что-то?
- Конечно. Например то, что ты говорила с родителями и наверняка, они уже на подходе, что забронировала мне очередь к психотерапевту, что была в моей школе и на факультете, и теперь они приедут сюда на митинг.
Ты удивлённо вскинула бровь и слегка отшатнулась:
- Какой митинг?
- Ну как какой.  Антимилитаристский. Серёжа, вернись домой. Мы тебя любим..Все любим. И так, бля,  любим, что нам просто везде жмёт, особенно там, где очень нежно.
Меня понесло.  Замалчивать уже было нечего. Приехала меня спасать. План спасения составлен ей, утверждён  её мамой.  Стоит только чуть-чуть "слабануть", она меня снова будет мордовать молчанием,  прятать мою форму, говорить друзьям, что здесь такой не живёт и всё такое прочее. Нет. Хватит.
Ты выслушала мою тираду не морщась и посмотрела на меня, как на чужого.
- Серёжа, больше я не приеду, больше говорить с тобой не стану.
- Знаю и дверь свою знаменитую закроешь. Ты же всегда говорила, что «закрываешь дверь», когда видишь, что всё потеряно.
- Да, - Ты уже перестала плакать – да, Серёжа, я закрою дверь и на твой стук не открою.
- Если я правильно понял, то либо Ты, либо мои погоны?
- Нет,ты не правильно понял. Я  и твои погоны  две вещи несовместные.
- Как гений и злодейство?
- Не ёрничай. Если ты хочешь жить со мной, то понимаешь о чём я говорю.
- Когда - то, я хотел, чтобы мы были вместе, но получилось именно так, что я жил с тобой, и не более того, а ты со мной жила?
Ты усмехнулась:
- Коломицын, ты что, хочешь чтобы я тебя пожалела?
Я заткнулся. ПО-моему, мы совершенно не понимали друг друга и продолжение этой беседы грозило просто разорвать меня на куски, а мне ещё встречаться с людьми.
Ты выдержала мой взгляд и паузу и сказала:
- И ещё знаю, что сейчас ты в отпуске и что вернёшься на службу только после комиссии. И что ты околачиваешься в дивизии только потому, что у тебя пока не готов загранпаспорт. 
Ну всё знает, зараза. Значит, мать  с отцом в деле.
- А ещё я могу тебе сказать, что нашла турфирму, которая в течение трёх дней поможет сделать тебе как документы, так и визу и уже отдала им твой старый загранпаспорт, и анкеты за тебя заполнила.
- Как так отдала?
- А вот так, Коломицын, дурак армейский. Тебя ждут дома.  Через три дня у нас поезд, Серёжа.
Домой. Я поеду домой.   К маме и папе.
Да нет....какой домой?  Нужно остаться здесь, здесь моё место, здесь моя служба, а эта Кармен просто так портит мне нервы.
Я тряхнул головой. Домой. Я увижу свой дом. Увижу родителей и сестру.  Домой.
-Подожди меня здесь – бросил я, и развернувшись, направился в строевой отдел.
Ты догнала меня.
- Коломицын, не надо, я уже всё устроила, пойдём со мной, Серёжа, пойдём домой.
Ты взяла меня за руку, которую я тут же выдернул. Ты усмехнулась, и , развернувшись, пошла к КПП. Я , постояв несколько секунд, пошёл за тобой.
Проходя через КПП я услышал разговор солдат, которые обсуждали черный БМВ, стоящий около ворот части. Около машины стоял худенький невысокий парень  в чёрном костюме тройке. Ну конечно же, Олег. Бывший офицер нашей дивизии совсем недавно ушедший из армии, женившийся и заживший очень не плохо даже по заграничным меркам. Ага, я так и знал Ну конечно, а кто ещё протащил мою милую в дивизию и устроил ей встречу с комдивом. Вот ,бля, дают.
 Ладно, черт с ним со всем. Чёрт с ним, с полком, чёрт с ней, со службой. Я смогу увидеть мать и отца .
Олег замахал руками, увидев меня. Ну конечно же, счастлив по уши. Думает, что я люблю её. И что он сделал мне большое добро. Он так искренне улыбался, что я тоже расплылся  в улыбке.
- Здорово, Серёга , - Олег крепко пожал мне руку и, не выдержав, привлёк меня к себе, обнимая – здорово, герой, с возвращением тебя, братуха.
- Привет, Олежка..Ды...бля...раздавишь! – Олег сдавил меня так, что затрещали рёбра.
- Ничего  - Олег перестал меня обнимать – и взяв меня за плечи  заглянул в глаза.  – Ну и рожа  же у тебя Коломицын.
- Да пошёл ты – обиделся я .
- Пойду, Серёга, вернее, не пойду, а поеду  - засмеялся Олег  - с вами, ребятушки, поеду. Ладно, давай, лезь в десантное отделение.
- Погодите, ребят, мне бы вещи собрать надо.
- Э...хватился – засмеялась Ты. –  они уже больше часа в багажнике лежат.
Я подавил волну раздражения, подумав о том, что если бы сейчас вернулся собирать шмотки в офицерскую общагу, то вряд ли смог бы уйти из неё так быстро и что Олег всё совершенно верно сделал.
- Ладно, пехота, по машинам  - скомандовал Олег, садясь за руль- . Нам тебя ещё одеть надо.
- Вот только одевать меня не надо, ладно? – буркнул я, садясь в машину.  – и так уже всё за меня сделали – порешали, как будто я дитё какое малое.
- Да ладно тебе, Серёга, - ответил Олег, под восхищённые взгляды солдатни, стоящей около КПП, выруливая назад, - я сам это всё на своей шкуре прошёл. Знаешь ведь.
Я промолчал.

***

Я чувствую приближение осени – моего любимого времени года. Поры покоя и уединения. Дни ещё по-прежнему, тёплые, но ранние сумерки и холод ночей тихо шепчут мне на ухо – скоро, уже совсем скоро. Скоро будут дожди, скоро освежающая прохлада вместе с влажным ветром ворвётся в мои лёгкие и выветрит из низ уныние знойных будней. Пришло моё время. Гады расползаются по норам и тёплым уголкам. Дорога моя пролегла навстречу холоду. Туда, где дом, туда, где ждёт Любимая Женщина.
Когда-то мне казалось, что счастье обязательно должно быть связано с теплом. Наверно, это было перед походом, до того, как мы узнали цену изматывающему зною, до того, как тряпки, которые подкладываешь вначале дня под доспехи, приходиться выжимать в котелки, чтобы хоть как-то утолить жажду.
Битва за Город истом ила нас. В самый разгар лета встали мы у стен Столицы Палестины. Я помню, как каждое утро с востока на нас поднималось беспощадное слепящее солнце. У людей ,обслуживающих катапульты, постоянно слезились глаза. Доспехи ,нагреваясь неимоверно, обжигали и обдирали кожу сквозь двойные матерчатые подкладки. В лагере появились греки, торгующие губками. Помню, как мы с оруженосцем радостно переглядывались на следующий день после того вечера, когда он притащил свёрток с этими морскими диковинками и принялся прилаживать их к моим латам.
Потом , когда Город пал, началась гарнизонная служба: дозоры, разъезды, сопровождения караванов в Яффо и Аскалон.
День за днём эта , усеянная камнями земля, всё сильнее притягивала меня к себе. С каждым днём, я всё глубже погружался в состояние странного оцепенения, перемежающегося с яростными рубками. Подо мной убивали коней, рядом падали люди, самого меня несколько раз чуть не убили. Потом был плен, странное знакомство c арабом и иудеем, которое уж ни как не назовёшь случайным.
Годы, проведённые в учении и служении Ордену.
Всевышний! Как долго мотало меня по этой земле, которая была родной и чужой одновременно, которая манила и отталкивала с равной силой. Святая Земля. Земля, добытая большой кровью. Палестина. Иерусалимское королевство.
Когда Яффский порт стал уже неразличим на узенькой полоске земли за кормой корабля, идущего к Мальте.
Я стоял на палубе с моим братом по Ордену, который тоже покидал Палестину уж если не навсегда, то, по крайней мере, надолго.
Наверное, слёзы у нас потекли одновременно. Я мельком взглянул на моего спутника – худое загорелое, всё в рубцах лицо, резко очерченный волевой рот, высокий лоб, изуродованное арабской саблей левое ухо. Короткие волосы с ранней проседью. Встретишь ночью – за нож схватишься.
Если бы капли слёз, которые ветер срывал с его впалых щёк, то можно было подумать, что этот человек напрочь лишён таланта чувствовать.
НЕ переставая смотреть на исчезающий берег, мой спутник выхватил меч, взял его за лезвие у гарды и поднял перед собой рукояткой вверх.
Паломники, торговцы, монахи и матросы , бывшие рядом с нами на палубе, поспешно обнажили головы и начали суетливо осенять себя крестными знамениями. Я посмотрел на своего спутника ещё раз…
 Ему ещё нет тридцати. В семнадцать лет он ушёл к Гробу Господню вместе со своим отцом и двумя братьями, а теперь, через десять лет возвращается домой, чтобы принять у умирающей матери правление своим графством по праву единственного наследника.
Сперва он и его братья мстили за отца, погибшего вначале Похода, потом ему пришлось проливать чужую кровь, расплачиваясь и за братьев, потом сержантская казарма Ордена на долгие годы.
Зной выжег его лицо, ветер задубил кожу и разметал воспоминания, оставив рваную незаживающую боль в груди.
Всё что ему нужно, этому тамплиеру, – немножко холода, который остудит рану и заморозит слёзы.
Но, даже остуженный и успокоенный снегами Европы, он будет тосковать по солнцу Земли Обетованной... по своему сердцу, которое навеки останется в Иерусалимских предгорьях.

*****

Ты села около меня, на заднем сиденье, прижалась к моему плечу и затихла, как ребёнок.
- Я когда домой вернулся, то в первые дни думал всё, кончусь – продолжал Олег,  - надирался с утра и целый день свободен, как Куба.  На чердаке бухал. Заперся там с  ящиками«Бочкарёва»  и «маккормика»,    и попробуй меня достань. Мать с женой постоянно к соседям бегали, чтобы они через слуховое окно меня посмотреть слазили.  А я, как увижу, что кто-то лестницу приставил, начинаю бутылками швыряться.  – БМВ прыгал по ухабам разбитой дороги, разбитой «коробочками» нашей дивизии -  Одного так чуть не зашиб. Я ему по темечку  попал,он и грохнулся в малину и затих.  Мать с женой голосят. Я, короче, полез его выручать. Слез по той же приставной лестнице. А у них, зараз, уже всё было продуманно. Это он специально там в малине замолк, знал, зараза, что я полезу его спасать.  – Олег покачал головой и усмехнулся. -  ну, короче, как только я на землю-то ступил, мать со Светкой чуть ли не в ноги ко мне бросились, на руках –ногах повисли, в дом заволокли, потом брат светкин подключился и этот артист из малинника. Засунули они меня в уазик шуриновский и на озеро,  потом в моторку и на остров, чтобы протрезвел немного. Я на этом острове без малого, почти две недели сидел.  Мёд жрал..... с прополисом. Пол острова чуть не спалил на хер. Пару раз доплыть до берега  пытался, но куда там... – Олег снова качнул головой.  – озеро с ключами, водища ледяная.  Потом шурин ко мне приехал, жили вместе. Рыбалили там, за жизнь говорили. Потом он ко  мне Светку привёз. .....Мда.
Олег замолчал, .прибавил скорости.
- Да вы поспите, ребята, больше полутора часов ехать, даже на моём самолёте, что вам меня слушать? Спите. 
  Действительно клонило в сон. Я склонил голову к твоим волосам, втянул их волнующе –пьянящий запах и почти срази заснул, привыкший  засыпать в первую же свободную секунду…
*****

...
Город встречал победителей.
Звенели колокола, развевались праздничные флаги...
Дин-дон, дин-дон....восторженно кричала толпа.
Через главные ворота в Город входил Властитель в окружении девяти Хранителей в чёных доспехах и синих плащах.
Люди бросали букеты полевых цветов под ноги коням, люди ликовали... и ни кто их них не мог понять почему лицо человека, которого они пришли приветствовать так угрюмо, почему он не улыбается в ответ, почему опустил прячет лицо под капюшоном плаща почему его Хранители закрыли лица забралами шлемов.
Дин-дон, дин – дон.....
Путь до королевского двора к был усыпан лепестками роз...
Дин-дон, Дин-дон....Придворные надели свои лучшие наряды, чтобы приветствовать покорителей Иерусалима, Освободителей Гроба Господня.
Король не тронул ни крестьян ни гвардии, в поход он отправился в окружении нескольких десятков добровольцев и вечной девятки Хранителей.По слухам уже было известно, что из той девятки, которая много лет назад отправилась в Палестину с Королём, уцелело только двое рыцарей. Сегодня они въезжали в Столицу вместе со своим Королём.
После того , как конники миновали ворота, Король спешился, и повелел, чтобы сняли, и принесли ему флаги с башен, защищавшие главные ворота.
Толпа одобрительно загудела.
За многолетнюю историю королевства такую честь дворянину оказывали только дважды. Первый раз – больше ста лет назад, когда один из рыцарей отбил маленького наследника у убийц, подосланных заговорщиками. Он убил семерых из десяти нападавших, был изрублен сам, но так и не подпустил опытных профессиональных воинов к двери, за которой спали кормилица и младенец.
Его, уже умирающего , завернули в синее королевское знамя, с золотой короной посередине, сам Король подсадил его на коня, и под уздцы провёл скакуна, на котором сидел израненый спаситель наследника, через весь Город.
И вот сейчас, двух Хранителей, склонивших головы, и прижавших правую ладонь к сердцу, накрыли королевскими знамёнами, и крепкие руки Короля взяли их коней под уздцы. Пеший Король, с растрёпанной гривой полуседых волос, увенчанной серебряным обручем с тремя синими камнями, ведущий коней двух своих Хранителей – это было странное, грозное зрелище. Люди, отвыкшие от походов и войн, утихли, глядя на эту странную процессию.
За ними шла небольшая колонна из семи гвардейцев и семи мальчишек. Каждый мальчишка нёс перед собой штандарт со знаком Ордена Хранителей Королевских Привилегий, и под каждым штандартом шёл гвардеец, несущий перед собой чёрный шлем с сине-золотым плюмажем, шлем Хранителя.
Так Король поминал своих погибших товарищей.
Следом ехала семёрка, дополнившая отряд Хранителей Короля уже на границе.
Дальше, под развёрнутым боевым знаменем Королевства, которое в своё время было специально приготовлено, для того чтобы под ним отряд, уходящий в поход вошёл в Иерусалим, ещё девятнадцать гвардейцев несли шлемы остальных погибших в походе земляков. И только за своими погибшими товарищами въезжали в город немногие оставшиеся в живых участники похода в белых, с красными крестами тамплиерских плащах. Восемь шеренг по четыре всадника. Они тоже, как и их спутники, шедшие впереди, не улыбались и не подмигивали девушкам, а молча, склонив головы, понукали своих скакунов.
Горожане, образовавшие живой коридор на пути шествия, почтительно склоняли головы, поминая погибших земляков и воздавая честь своему Королю и его немногочисленной дружине крестоносцев.
Отдав почести своим Хранителям и погибшим товарищам, Король сел на коня и неторопливо поехал к дворцу. Вот тогда он первый раз улыбнулся людям и торжествующе поднял над головой кожаный мешочек с землёй, набранной у подножия Храмовой Горы.
Да, это был Король. Синеглазый, худой, с глубокими волевыми складками у кончиков губ. Длинные волосы с белыми лебедиными перьями седых прядей в светло-русых локонах, охваченных серебряным обручем короны. Коротко подстриженная курчавая борода.
В длинной тамплиерской накидке поверх брони и таком же белом таплиерском плаще с красным крестом, лучи которого были раздвоены, он медленно поднимался по мраморным ступеням дворца навстречу своей жене, ждавшей его, по древнему обычаю, без короны, у
входа во дворец в окружении первых красавиц Королевства и гвардейских капитанов, старший из которых держал в руках синюю с золотом подушечку, на которой лежал венец Королевы. Когда-то, несколько веков назад, венценосная супруга не дождалась своего мужа из
дальнего похода и умерла, оставив после себя завещание, что когда Король вернётся с победой, ничто не должно его опечалить и испортить торжественный день возвращения домой. По её приказу были собраны самые красивые девушки Королевства, которые встречали Короля из похода.
Старший капитан гвардии держал в руках корону усопшей Королевы, которой возвращающийся повелитель должен был увенчать голову понравившейся ему девушки. В память о той Королеве, которая, умирая, позаботилась о своём муже, презрев смерть,
каждая следующая Королева встречала мужа, возвращающегося из похода с победой с непокрытой головой в окружении самых красивых девушек, любую из которых Король мог в одно мгновение сделать венценосной супругой....За долгую историю Королевства ни разу, кроме того дня, когда вернувшийся муж не застал свою любимую среди живых, корона не передавалась другой. Снова и снова торжествовали любовь и верность,вновь и вновь венец ложился на голову той, которая провожала своего мужа на войну...
Когда я преодолел последнюю ступеньку, очутившись на паперти, все мужчины преклонили колено, а женщины, в том числе и Королева, опустились на оба колена и склонили головы. Остались стоять только знаменосцы, склонившие боевые флаги прошлых побед.
НЕ знаю, что тогда случилось со мной. По обычаю, я должен был обойти всех девушек, но у меня защипало в глазах, когда я увидел Твою склонённую голову. Я закусил губу и, стараясь ступать как можно медленнее, подошёл к Тебе. У меня сжалось сердце, когда увидел я, как много серебра появилось в твоих локонах, как подрагивают от волнения твои хрупкие плечи. Моя Женщина, моя Королева, моя
Любовь...Я опустился перед тобой на колени, осторожно взял твоё лицо в ладони и чуть приподнял твою голову. Ты плакала. Как тогда, когда провожала меня в поход. Твои глаза были так же влажны от слёз. Я, не помня себя, поцеловал эти глаза, чувствуя губами
солёную горечь слёз, и почувствовал, что уже больше не могу сдерживать себя. Я отпустил твоё лицо, и, обняв тебя левой рукой, прижав к себе тебя, худенькую, трепещущую, протянул другую руку за короной. Подбежал старшина гвардейцев с короной. Я, вдыхая запах твоей
кожи, ни на секунду не отрываясь от тебя, нащупал пальцами холодное серебро венца, и сжав его, встал с колен, не отпуская тебя, и помог тебе подняться. Ты снова склонила голову. И вот тогда, под крики людей, перерастающие в торжествующий рёв, я увенчал твою
голову короной. Капитаны гвардии, выстроившись по бокам ковра, ведущего во дворец, обнажили мечи и сделали нам что-то вроде ворот из сверкающей стали, через которые я пронёс Тебя, мою Королеву, на руках....

*****


НЕ помню сколько я проспал, но когда открыл глаза, то "бумер" уже мчался по улицам Питера. 
Питер.
Столица моего детства и юности.
Странное чувство, когда ты едешь по знакомому тебе городе не на троллейбусе, не трясёшься в трамвая или вышагиваешь в людском потоке,  а сидишь в роскошной машине, которая ракетой проносит тебя через знакомые улицы.
- Олежа, мы куда едем?
- Аа-а-а. Проснулся – улыбнулся Олег, быстро взглянув на меня в зеркало – ты не ссы, брат, в нужное место едем – бумер причалил к поребрику автостоянки, уже приехали. – буди свою красавицу, пойдём.
Я нежно коснулся Твоих волос .
- Да я не сплю, - тихо сказала ТЫ,  поднимая голову с моего плеча, -  просто глаза  закрыла. – и открыв дверь, стала выходить на улицу.   Я тоже выбрался наружу. Потянулся, разминая затёкшие кости, и полез за сигаретами.  Машина наша стояла около какого-то здания в центре города.  Олег подошёл к двери с интеркомом и  вопросительно посмотрел в  объектив камеры слежения, что была  над дверью.  Раздалось жужжание и Олег открыл дверь. 
- Эй, ребята...Серёга, да бросай ты свою сигарету, накуришься ещё, сейчас время будет. Заходите в темпе.
Мы втроём быстро зашли в уютный вестибюль . Ковры, пальмы в кадках. Парадайз. Нам навстречу вышло двое здоровенных парней в костюмах.
- Здравствуйте,  Олег Андреевич.
- Привет. Всё готово?
- Да, Олег Андреевич.
- Ну и хорошо . Ребята – Олег обернулся к нам, пошли.
Мы поднялись на второй этаж по широкой лестнице и , пройдя несколько шагов по коридору,  вошли в большую комнату  обставленную офисной мебелью. Скорее всего, это был конференц зал, но стол, который был посередине, убрали. На его месте , посередине помещения, на сером ковролине стояло здоровенное зеркало .
Нам вышли две женщины . Обе мадам  были расфуфырены , как сказала бы моя мама, до крайней степени.
Поджарые фигуры тётечек обтягивали  шмотки, от которых за версту  элитным шоппингом.
Бриллиантовые броши. Замысловатая, но очень красивая, и по всей видимости, удобная обувь. Причёски, как у  героинь американских сериалов.
Просто картинки, а не тётеньки. 
Я как-то сразу неудобно почувствовал себя в полевой форме и воняющими ваксой берцах. 
- Здравствуйте, Олег Андреевич , - поздоровались дамы и уставились на нас с Тобой:
 - здравствуйте.
Ты улыбнулась и вежливо кивнула .
- Здравствуйте. – поздоровался Олег.
- Добрый день – пробубнил я,  опуская голову под прямыми взглядами разодетых тётенек.
- Вот , сударыни, привёз я вам нашего ЗолушкА – хохотнул Олег. – Что скажете?
Тёти, как по команде обнажили зубы, которым позавидовала бы любая негритянка.
- Да что вы ,красавчик, Олег Андреевич. Вот нам бы такого в агентство. Это будет не работа, а удовольствие одно.
Та-а-а-к.
- Олежа, на минутку, - сказал я, начиная врубаться чем здесь пахнет – Извините нас, девушки, -  обратился я к модным зубастым тётям и к Тебе.  – МЫ сейчас – и взяв Олега под локоть , вытащил его в коридор.
Едва дверь захлопнулась, я развернул Олега к себе.
- Капитан, ты чё, охуел? Это что за цирк?
- Серый, вот только не надо. – улыбнулся Олег.  – не на "Апражку" же тебя было везти.
- Какую на хер Апражку. Это что шмары? Ты чё задумал? Я те чё, Клавдия Шиффер?
- О....ха.-ха-ха-ха – заржал Олег – не, бля, Коломицын, ну ты кадр.....не во даёт!!! – Олег присел на ковролин в коридоре и начал ржать, как конь.  – ну ты мудак....ну ты даёшь....ха-ха-ха. Ой, не могу. Клавдия Шиффер!!! Мудила, это продавщицы из  светкиного магазина мужской одежды. Они одеть тебя приехали.
- Одеть, меня?
- Ну да, а что? Могу я товарищу подарок сделать?
- Какой, подарок? Ты что, переодеть меня вздумал? На хрена?
- Даа-а-аа-а-а-а.  – Олег положил руки мне на плечи. – Да-а-а-а-а. лейтенант, ты в кабак сегодня вечером в джинсах пойдёшь, а? Или «парадку» наденешь? Тебе столик выделят, как ветерану войны....ха... Ты свои шмотки видел?  Мы с твоей поначалу хотели привезти тебе костюм, но из –за твоей причёски. – Олег потрепал меня по солдатскому чубу, - в своём костюме ты будешь выглядеть, как охранник или курсант в увольнении. Тебя стильно одеть надо, понимаешь? Стильно. Для этого Светка двух своих лучших продавщиц пригнала..   – Олег снова засмеялся – прибалт.... латыш....да какой ты латыш?  Дерёвня , она и есть – дерёвня.
- Какой ресторан, Олежа? Давай лучше посидим где-нибудь дома, и мороки меньше.
- Вот и посидим. – Олег взял меня за локоть и потащил назад, на растерзание двум дамам – продавщицам.  – Пойдём, раздевать они тебя не будут,не бойся, а вот шмотьё тебе подберут. У них своя система. Они  командира второго взвода на свадьбу одели так, что даже мама невесты прослезилась.  Всё сам увидишь.
Что там говорить.  Система оказалась, действительно, действенная.
Через полтора часа из магазина привезли подобранные по каталогу вещи, я уже принял душ после парикмахера и сидел, завёрнутый в полотенце,  в сауне.
Я переоделся и предстал перед тем самым зеркалом. Олег присвистнул
- О, совсем другое дело. И не скажешь, что человек всего несколько часов назад Родину защищал.
Ты промолчала, но по лёгкой Твоей улыбке я понял, что мой нынешний вид Тебе по душе.
Действительно. Рубашка с широким длинным манжетом, отличный  пиджак из льна, такого же материала брюки. Какие-то крутые часы, в которых я ни хрена не понимал. Узенькие, на щеголеватом кожаном ремешке. Атласный клетчатый платочек в кармане пиджака. Лёгкий летний плащ.  А обувь. Это была просто песня. Я вообще люблю модельную обувь и не мало хороший башмаков у меня перебывало, но  туфли, которые мы выбрали, были настоящим произведением сапожного искусства, и выглядели на миллион долларов.
Я посмотрел в зеркало ещё раз и почесал затылок.
Олег и Ты засмеялись, а тётки из светкиного магазина гордо молчали.
 Вечером был ресторан , цыгане, катание на бумере по пустому Невскому ночью, развод мостов,  езда верхом по Дворцовой площади и медленные танцы под саксофон, на той же Дворцовой.
А через через день мы занимались любовью в купе фирменного поезда «Балтика», который мчал нас в Ригу.
Пока мы не доехали до Печор Псковских, ты не ложилась спать, в отличие от меня, который заснул ещё до того, как поезд отошёл от перрона питерского вокзала.
Часа в два ночи, растолкав меня, Ты  сумасшедшей страстью отдалась мне после прохождения паспортного контроля на латышской границе.
Я открыл окно  и опрокинул тебя на купешный стол, одним махом стряхнув с него всякие там скатёрочки  - косметику – документы -  стаканы в подстаканниках.
Поезд разгонялся, вагон немилосердно качало.  В наше купе врывался ветер и пополам с перестуком чугунных пар. ОН трепал твои волосы и охлаждал наши разгоряченные тела.  Я жадно втягивал ноздрями , пахнущий   зеленью ветер, не имея возможности разжать челюсти, через которые мог только рычать, а ты кричала, металась и билась  подо мной на белом пластике и твой крик , сливаясь с моим рыком тонул в перестуке рельс и колёс. 
Потом были дюны, вкус лиепайского кофе, латышское пиво Алдарис, ночи, которые заканчивались слишком быстро.  Была ты – красивая, загорелая, светившаяся счастьем…
*****
-Встать!!!
Я каждый раз удивлялся себе, как это получалось у меня, простого парня, который никогда в жизни не отличался успехами в спорте, что тело, уже окончательно обессилевшее, протащившее на себе несколько десятков километров ненавистные килограммы армейской разгрузки, вдруг отрывалось от земли и вставало в строй, послушное команде, готовое дальше бежать стрелять, бинтовать....
-Вперёд марш - последовала команда, поданная глухим негромким голосом ротного и на автомате переставляющиеся ноги снова понесли меня чёрт знает куда во имя Родины и какой-то там дурацкой демократии.....
Было ощущение абсолютной эмоциональной тупости, сейчас на моих глазах могло бы происходить всё что угодно, и даже если бы Ты вышла сейчас мне навстречу, вряд ли смог бы я хотя бы улыбнуться, не говоря уже о том, чтоб протянуть руки навстречу. Всего за считанные недели обыкновенный строевой сержант мотострелковых войск, мой одногодка, Ваня Дыбов из подмосковного Чехова сделал из меня настоящего киборга –убийцу.....какой там к чёрту робокоп! Тут любая киношная романтика просто отдыхает....всего несколько недель и Серёга Коломицын, между прочим , выпускник университета, психолог,специалист из военно-медицинской академии превратился в универсальную боевую единицу.
Я шагал и шагал, вперив взгляд в спину впереди идущего, километр за километром. Было абсолютно наплевать закончится этот марш-бросок когда-нибудь. Время от времени падал, вставал, послушный окрику и шёл дальше.
Подумать только! Ещё два года назад я сам , собственноручно подготовил впоследствии опубликованное пособие по проблемам особенности адаптации призывников. Всё эти термины, как физическая подготовка, занятия, направленные на сплочение подразделения, умение командира держать рекрута «на пределе» - это же всё мои методические разработки, выведенные в ходе теоретического сравнительного анализа опыта военных учебных центров 5 стран.....мерное постукивание о бедро автомата, болтающегося сбоку, грохот сапог, тяжёлое дыхание бегущих рядом. Впереди ещё будут стрельбы, спецподготовка, форсирование водной преграды.....в конце марш-броска нам, уже окончательно обессилившим сделают ускорение и я рвану из последних сил оставшиеся десятки метров и ноги сведёт судорогой, закричу от боли, но добегу до последнего рубежа, проверю оружие дрожащими руками и повалюсь в траву прямо под ноги комбату и старшине, держащему заурядный сидор набитый новенькими камуфляжного цвета беретами. Командир серьёзно посмотрит мне в глаза, опустится около меня на колени и положит заветный головной убор- отличительный знак бойца мне на грудь. После этого, бойцы бригад внутренних войск и разведрот будут казаться мне заоблачными небожителями, ибо им приходилось бегать и учиться в несколько раз больше нашего, что получить престижную «шапку».
Бойца из меня не получилось, в принципе, даже тогда, когда я делал отчаянные попытки хоть как-то соответствовать идеалу, воплощенному голливудскими Сильвестром Сталлоне, в глубине души всё равно ясно отдавал себе отчёт в том, что рождённый ползать........., хотя ползал я что летал, особенно , когда стреляли.
Сперва я боялся, на меня накатывал какой-то животный ужас, когда увидел впервые как неумолима и жестока смерть, как чудовищно несправедлива жизнь к ребятам, державшим в руках оружие. Меня колотило, когда я видел беспомощно обнявшие землю тела, залитые кровью неподвижные лица. Нет, не стрельба и не собственная смерть холодившая сердце своей близостью больше всего губили меня. Нас попросту убивала слепая глупость и безысходность всего происходящего. У Воробьёва есть такая повесть о парнях , погибших в сражениях под Москвой «Прокляты и убиты». Никогда ещё я не чувствовал так остро всю горечь и тяжелую обиду этих слов...............прокляты и убиты. Ну за что, чёрт возьми, за что, ради чего нужно было умирать там, когда Чечню снова отдали Кадырову,а батальоны контрактников переподчинили нохчам? Ради чего было пролито столько крови? Где деньги, ан которые нужно было готовить и обучать солдат, где, чёрт возьми, оружие и нормальная форма, обещанные военной реформой? Мы, 18-20 летние пацаны сделали эту победу на раздолбанной технике, в резиновых сапогах, с чирьями на задницах от трёхмесячной грязи и пустыми злыми желудками. Мы загнали в горы бородачей и крепко дали прикурить этим хвалёным «воинам Аллаха», загоняя их на дальние лежбища. Наше оружие было не новое, но это было русское оружие и оно показало себя...

*****
Ты спала в нашей постели, бесстыдно раскинувшись, не прикрывая простынёй своё холёное обнажённое тело.
На ночь мы открывали окна и слушали ветер, говорящий с липами, и звуки моря, которое было всего в ста метрах от нашего дома.
Я сидел на подоконнике и рассматривал Тебя. Каждый раз, когда я исподтишка наблюдал за тобой, у меня почему-то появлялось чувство, как будто я поглядываю за собой же самим. За какой-то мне самому не ведомой частью моей души, материализовавшейся в Тебе.
За всё то время, что мы были вместе, я так и не смог привыкнуть к тому, что в чём-то, ты знала меня гораздо лучше чем я сам. Ты безошибочно читала любой мой взгляд, угадывала малейшее, ещё только зарождающееся желание.
Ночью, когда ты затихала, утомлённая страстью, я не засыпал, и подолгу смотрел на тебя, пытаясь разгадать Твою загадку, открыть тайну, которая неразрывно связывала наши души и тела, не смотря ни на что. Между нами были долгие разлуки, измены, предательство и подлость, горе, война и смерть, но все эти чёрные кошки, пробегая между нами, моментально превращались в белых и снова и снова мы находили друг друга. Раньше мне казалось, что это любовь, которая никогда не утихнет. Вечная любовь, обречённая на вечное царствование в мире для Тебя и меня, но чем глубже и дальше от нашей первой встречи уносила нас жизни, тем сильнее и отчётливее понимал я, что ни как не смогу назвать любовью то, что связывает нас.
Желание...страсть, сильная страсть, необъяснимо сильное притяжение, глубокое понимание...да всё что хотите, но не любовь...
Ты знала про меня всё, ты умела хранить меня от меня же самого, для меня ты была готова на то, что не каждая женщина могла бы себе даже представить. Ты умела идти до конца во всём. Находить общий язык с кем угодно, раскрывать любые двери и преодолевать какие угодно преграды.
Наверно, это был один из твоих талантов – появляться в моей жизни в самый тяжелый момент и решать все проблемы, скопившиеся передо мной за несколько часов.
Ты была женщиной из другого мира, ты была для меня той самой, сошедшей с журнальных обложек, готовая на всё и ко всему только потому, что я был нужен Тебе.
Наверно, я так и не научился верить тебе до конца. Наверно, таки не сумел до конца раствориться в твоей нежности, забыв про всё на свете. Что бы не случалось, я упорно держал дистанцию, не подпуская тебя слишком близко.
Я не был ни красавцем, ни героем – любовником и меня настораживала эта безусловная готовность сделать для меня всё.
Я уходил в запои, находил себе других женщин, уезжал, служил в армии, а ты терпеливо вытаскивала меня из очередного приключения, приводила в порядок и пыталась растворить в себе.
Почему я не смог оттолкнуть Тебя от себя раньше? Зачем все эти годы снова и снова возвращал тебя в свою жизнь и постель? Зачем?
Вот и сейчас, глядя на очертания твоего прекрасного тела, на рассыпанные по подушке волосы, я задавал себе этот вопрос. Зачем? Зачем всё это? Зачем ты в моей жизни?
Хочу ли я , чтобы ты стала матерью детей моих? – Нет. Хочу ли я жениться на тебе? – Нет.
Нужно ли мне от тебя хоть что-то? – Нет. Приносят ли мне покой эти волшебный ночи?
Я потянулся за сигаретами, лежащими тут же,на подоконнике, вытянул сигарету и начал пошарил рукой по подоконнику, ища в полумраке зажигалку.
Купленная на первые боевые «Зиппо» полетела на пол и с глухим стуком брякнула об поло, прикрытый ковром. Я вполголоса матернулся, нашарил зажигалку, снова оседлал подоконник и зажёг сигарету, повернувшись лицом к огням порта.
Ты потянулась всем телом, видимо, проснувшись. Я вдыхал сигаретный дым, словно пытаясь профильтровать им себя от мыслей, роящихся в голове.
Сбоку раздалось скрипение кровати, тихое шуршание простыни и ты пристроилась со мной рядом на подоконнике.
-Что не спишь?,- спросила ты, закуривая.
-Да так, не спится.
-Сколько времени?
-Не знаю, вроде четыре заходит.
- Ты хоть ложился?
- Да, просто сон нейдёт и всё тут.
- НЕ идёт? – улыбнулась ты подавшись ко мне, положив свою тёплую ладонь мне на бедро.
- Не идёт.- буркнул я , стряхнув твою ладонь. Ты снова улыбнулась и , чуть откинув голову, приоткрыв рот, посмотрела на меня своими шальными глазами..
- Не идёт, да? Сейчас поправим-, и, лёгким плавным движением скинула со своего круглого загорелого плеча простыню, обнажив грудь. Я выбросил сигарету в окно,нагнулся к твоим коленям, поднимая простыню, и , укутав тебя, взял на руки и отнёс в постель .
- Отбой.
Ты тихо, совсем по кошачьи мурлыкнула, и, прижавшись к моей руке и через несколько минут снова заснула. Я осторожно снял твою голову со своего плеча и снова встал, пройдя на кухню мимо комнаты, где спали отец и мать.
Поставив чайник, я снова закурил, сосредотачиваясь на дыме и на солёном морском ветре, забыв о времени.
НЕ знаю сколько я так просидел, пока на кухню не вошла мать. Она снова включила чайник и , не говоря не слова, потрепав меня по отрастающим волосам, ушла в ванную умываться.
Наступал новый день.
А я всё сидел во вчерашнем, вспоминая то, что совсем недавно стало прошлым.
Для меня война, это когда дождь, мокрые ноги и холодно заднице, надо куда-то бежать, темно...ни хренища не видно, в глаза слепящий свет фар и мощное гудение моторов техники.
Вокруг все орут и матерятся.
Ты вертишь головой, как шарик в дезодоранте "Фа" и пытаешься сохранить внутри себя горстку тепла.
Наверно, я настолько перестроил свой организм на то, чтобы всю силу, которая у меня есть, тратить на то, чтобы укрепить стену между моим внутренним миром и действительностью, что уже не сумею жить по-другому...по-крайней мере пока.
Уже нет потребности держать на закрытым своё сердце, но что-то внутри меня по-прежнему удерживает на крепком замке запертые изнутри ворота моих чувств. Может быть, всё было бы по-другому у нас, если бы встретил я тебя в другое время, но сегодня именно ты заполнила эту пустоту , образовавшуюся вокруг меня, именно ты заменила реальность, которая держала моё сердце и жизнь в долгой осаде.
Я курю и смотрю невидящим взглядом в своё прошлое. Не так давно мне казалось, что армия поможет мне укрепить то, во что я так сильно верил с детства, ради чего собирался жиьт, идти до конца. НО то ли я оказался слишком хрупким, то ли реальность, с которой мне пришлось столкнуться была сильнее любой внутренней силы, любой веры.
Вихрь, закрутивший моё поколение во всей это куролесице связанной, как проще оказалось , всего лишь с процессом ПМК (первоначального накопления капитала), чьих-то имперских амбиций и ...а кто его знает, что там было ещё.
Наверно я боялся признаться себе, что мучила меня банальная досада, обида и пустая злоба на кого-то и самого себя. Оказывалось. Что мои сверстники, успевшие наесть рожи и затесаться во всякие вкусные места на гражданке, оказались гораздо умнее и дальновиднее меня. Может быть именно с теми ребятами, богатыми и успешными ассоциировал я тебя сейчас.
Ведь у тебя было всё, чего мои родители так и не смогли добиться за много лет работы, не говоря уже обо мне , грешном, который первые большие деньги пропил с космической быстротой, отмечая возвращение домой.
У Тебя была какая-то не понятная мне фирма, которая позволила тебе купить квартиру в Москве, Париже, ездить с личным шофёром на пежо, на котором впору было только в космос лететь, тратить сумасшедшие деньги на косметику и одежду.
Чего только сумочка за 1000 долларов стоила. Я , как бы отвечая невидимому собеседнику, покачал головой и выщелкнул окурок в окно, провожая взглядом его падение.
Банальная, как мир, солдатская формула – мы там, а они здесь – грозила прорваться наружу вместе с посаженными под замок чувствами.
Между прочим, не такой уж я и герой, скорее, наоборот, а всё равно, ишь ты, так и тянет размазать всех по стенке своим, мол, я вас защищал пока вы тут водку пили и деньги друг у друга воровали.
Мда... это многое объясняет. Наверно, поэтому я воспринимаю то, что Ты сейчас не на каком –нибудь там Кипре, а в моей постели, как должное. И веду себя ну совершенно по-свински, всё понимая , но, при этом, не имея ни какой возможности что-либо изменить.
Оказалось, что Латвия, страна, в которой я родился и которую считал родной - единственным местом, где могу быть один наедине с собой, принадлежит Тебе.
В кондитерской «Вента», где мы всю жизнь покупали сладости, которая была чуть ли не единственным островком моего детства, оставшимся после перестроечного потопа. В той самой кондитерской, в которую я Тебя повёл в первый дже день, чтобы показать тебе «места своего детства», ты за полчаса со всеми перезнакомилась, в том числе и с хозяйкой, у которой взяла её номер телефона и уже вечером мы сидели у неё в гостях.
Ты, разговаривая с ней, указывала на меня и , смеясь, говорила, что именно этой женщине я обязан был тем, что «Вента» осталась прежней.
Да, ребята, за двадцать лет я так и не запомнил ни одного лица из тех, кто продавал мне такие вкусные торты и пирожный, а Ты сумела «расширить рамки моего познания» в считанные минуты. Весь вечер Ты разговаривала с Кондитершей о какой-то фигне, а я пил коньяк с её мужем, который когда-то служил на флоте.
Мы ещё несколько раз встречались с разными людьми, Ты меня представляла всем, как своего мужа и мне приходилось выслушивать кучу всякой туфты , потому как люди думали, что бизнес мы с тобой крутим вместе.
Однажды ночью Ты вернулась к старому разговору о том, что не плохо бы было мне браться за «дела» и между нами снова повисло молчание... не то что я не хотел говорить с Тобой или браться за что-нибудь эдакое, просто мне не хотелось связываться с Тобой какими-то ещё узами. Среди тех вещей, которые я очень ценил в наших отношениях, это было то, что мы были совершенно независимы друг от друга и жили в совершенно разных мирах.
И потом...уж если честно, то предавшему однажды доверия больше не будет.....
НЕ скажу, что я был ревнивым, или особо обольщался на твой счёт, да и ожидаемым он был, этот удар, который обрушила на меня сама Судьба, не без твоего участия, конечно, но тем не менее.
Странное чувство возникает в мужчине, когда он понимает, что его «мешают» ещё с кем-то. Чувство отвращения и боли появляется у тебя, когда смотришь ты на женщину, а свою Женщину, зная, что совсем недавно её ласкали руки чужого мужчины.
И не важно что ты сделаешь сейчас – убьёшь её, подобно чокнутому мавру, просто оставишь ей навсегда, ни сказав при это ни слова, или , простив, постараешься забыть. Не важно это всё. Боль всё равно останется.
Нам с Тобой пришлось пройти очень много. Нормальным людям хватит на несколько жизней...Но ...я не доверяю Тебе и не люблю Тебя....
- О чём ты всё думаешь, Серёжка? – я и не заметил, как Ты зашла на кухню.- куришь и молчишь, гляди, разговаривать разучишься.
Я промолчал, а Ты, улыбаясь, хлопотала на кухне, доставая из шкафа и холодильника продукты на завтрак.- давай я тебе трубку подарю, как ты папе. Будете с ним на пару дымить и молчать. Картина маслом -  сын и отец.
На кухню зашла мама. Она поздоровалась с Тобой и вы начали обсуждать планы на завтрак. Зажужжала электрическая бритва деда. Пойду ка я тоже побреюсь.
До нашей с тобой разлуки оставалось две недели.
*****
 Мы так и не стали мужем и женой. Она уехала в США, вышла там замуж за какого-то тамошнего богатого адвоката. Я стал израильтянином.
Иногда, моё ночное одиночество разрывает трель телефона. Она редко, но всё же звонит мне и мы с ней подолгу разговариваем, вспоминая то короткое время, которое были вместе. Ту питерскую ночь, моё недолгое возвращение к ней, нашу последнюю  поездку в Латвию… Она по-прежнему умолкает, когда я вдруг упоминаю о службе в армии или о каком-нибудь армейском товарище.