Тошнотворные цветы (тюльпаны) лезут своими клювами отовсюду. Гнездятся на перекрестках, тычутся с той стороны стеклянных окон. Разнокалиберные головки ядовитых птенцов предостерегающих окрасок.
В нашем двухместном номере теснее, чем в купейном вагоне. За стеной американка что-то говорит в трубку – я не прислушиваюсь. С той стороны трубки ее тоже не слышат.
- What?
Американка повторяет погромче.
Ask for hash & marijuana at the back room. Мы с Ольгой уходим в дальнюю комнату. Там стойка с DVD дисками и два столика. За одним из столиков сидит парень без особых примет, болтает с худым, выбритым продавцом. Я не прислушиваюсь, но обрывки разговора зависают слишком заметно:
- My wife is the best one.
- Yeah, fucking love…
Каток на центральной площади перед дворцом королевы Беатрикс – для украшения этого серого места. Днем на катке всего лишь две мамаши – приучают к конькам своих маленьких дочек. Я случайно задерживаюсь у ограды, мимо меня проезжает одна из девочек. Тут же останавливаюсь и достаю фотоаппарат – девочка необычно красива. Европейская брюнетка с узкими глазами и движениями испуганного жеребенка. Я пытаюсь поймать ее в кадр, но она ловко ускользает - уезжает в дальний угол катка. Оказывается, остальные трое такие же – необычно красивые и в кадр не даются. Самая маленькая из них, лет четырех, похожа на Кирстен Данст из «Интервью с вампиром» - длинные белые кудри и взрослые синяки под глазами.
Американка из соседнего номера зашла в туалет. Слышен звук сильной струи, разбивающейся о стенки унитаза, спадающей в стоячую воду на дне. Потом заработал сливной бачок.
Ольга говорит:
- Мне плохо.
И падает с высокого табурета. Падает, как в фильмах, сметая рукой со стола чашку, блюдце, кофейную ложечку, пачку сигарет и зажигалку. Посуда разбивается. Ольга падает, как кукла, громко бьется головой об пол. По ее телу пробегает пара судорог. Она застывает. Я смотрю на нее и понимаю, что вижу мертвое тело. Весь бар смотрит не нее со своих стульев. Наконец, подбегает официантка и продавец травы. Девушка приносит стакан сладкой воды с трубочкой. Продавец поднимает Ольгу за плечи, девушка сует ей в рот трубочку.
Я говорю:
- I’m sorry.
- No problem, we see that many times a day.
На блошином рынке продают военную одежду. Я трогаю ношеную куртку защитного цвета, с маленькими дырками и пятнами на рукавах. На ярлычке стоит год производства – 1986. Я спрашиваю о цене. Называют цену. Я убираю свою руку и делаю шаг назад. Продавец-араб взмахивает рукой:
- This is not a price for the thing like that.
Он показывает мне, как отстегивается меховая подстежка, показывает какая она толстая, какое хорошее качество ткани. Хотя с самого начала понимал, что я не собираюсь ничего покупать.
На входе в гостиницу висит табличка: “Rooms. Clean and simple”. Весь clean заключается в том, что ежедневно выносят мусор. Два маленьких полотенца на двоих постоянно мокрые. В соседнем номере звякает вешалка. Американка поворачивает замок изнутри, открывает дверь, в коридоре запирает ее на ключ. Я отодвигаю штору на одном из окон. У нас два окна, из которых дует. Батарея то теплая, то холодная. На улице идет дождь со снегом. Часы на башне выводят какую-то классическую мелодию, довольно долго, потом отбивают несколько ударов.
В зале насекомых я прохожу мимо одного из окошек. Возле него стоит мальчик. Вдруг оборачивается ко мне:
- Фрау!
Я подхожу. Мальчик оживленно говорит на голландском. Каким-то образом я догадываюсь, что он не видит в клетке никаких насекомых. Я тоже не вижу. В его голосе вопросительные интонации. Он пожимает плечами. Я собираюсь уходить, как вдруг он что-то заметил и показывает мне пальцем. Я согласно киваю головой. Он говорит еще громче и тычет в стекло. Он понимает, что я все еще не вижу. Наконец, я обнаруживаю под листом какое-то существо на шести длинных ножках. Оно практически сливается с растительностью. Мы его нашли и радуемся.
Ольга говорит:
- Мне кажется, я умерла. То есть некоторое время я была мертва.
- Мне тоже так показалось. Но остальные не подали виду.
- И как ощущения?
- Я чувствовала пустоту, вакуум, черноту, страх и холод. И меня при этом не было.
- Эти ребята расспрашивали меня, что ты курила до этого и ела ли ты сегодня вечером.
- Да, это я уже слышала.
Я говорю, что, по-моему, она все-таки была и в вакууме, но она не понимает. Она говорит, ее не было.
На асфальте, возле канализационной решетки, валяется ножной протез – розово-грязный, в заплатах и синяках. Я фотографирую. Продавец, толстый мулат, ухмыляется:
- Изнт ит бьютифуль?
- Да, очень.
В парке холодный ветер, коричневатые пруды и огромные скучные газоны. Я ищу зажигалку. Две девушки на скамейке преисполнены хорошего настроения.
- Да! Сейчас! Пожалуйста! Не за что! Велком!
В руках у каждой по косяку. До тридцати грамм разрешается носить с собой.
В маленький бар «Амстел» (отличное пиво) врывается парень с букетиками тюльпанов. Good evening. Тычет цветами в посетителей.
- Недорого.
Слегка поташнивает.