Этим утром ему было особенно тяжело - вернувшийся сон был ярким, красочным и столь реальным, что заставлял заново пережить все произошедшее, ощутить собственную беспомощность и никчемность, бессилие что-то предотвратить или изменить. Сон топил его в волнах ужаса, как топят слепых котят в ведре - неумолимо и без всякой надежды на спасение. С трудом вырвавшись из липких объятий ночного кошмара, страдалец еще некоторое время корчился под одеялом, размазывая слезы по небритым щекам - острота вновь пережитой утраты постепенно уходила, но где-то внутри крепло понимание того, что если в ближайшее время не показаться доктору, то сводящие с ума картины превратят его в безумца, окончательного раздавленного горем.
Тяжело вздохнув, он сел на кровати, слепо повозил по ковру ногой, отыскивая тапки и, шаркая, поплелся в ванную. Из зеркала потухшими глазами глядело неприятное лицо больного человека. "Что-то ты совсем расклеился, дружище", - проскрипел он отражению. "Ну что ж теперь делать? Случилось, так случилось, на все божья воля. Не ты один такой, жизнь продолжается, несмотря ни на что…" Тут его опять скрутило в истерике: "Продолжается! Да зачем мне такая жизнь? Зачем она мне, когда девочка моя на кладбище, когда незачем жить, когда все кончилось? Лучше бы я тогда погиб, детей-то за что, детей, сволочи? А тварь эта, что ухмылялась на суде, сейчас живет на полном обеспечении, кормят его, развлекают, заботятся - не нарушили мы ваши права? Какие права у нелюдя? Я бы его своими руками разорвал, в землю бы вбил, живьем в землю, всю родню на его глазах вырезал, чтобы понял, каково это - жить, после всего, что случилось, чтобы знал, какая это мука - видеть, что убийца твоих детей остался безнаказанным…"
Выслушав путаные объяснения пациента, доктор откинулся в кресле: "Чего же вы хотите? Гипноблокада способна лишь временно снять острые симптомы у жертв душевных потрясений, снизить остроту переживаемых страданий, но это не панацея. Это словно наркоз для души - мы можем временно убрать болевые ощущения, но окончательно излечить человека не в нашей власти. Психика слишком хрупка, чтобы безбоязненно вторгаться в нее - можно было бы попытаться стереть память о трагедии, но это будет сопряжено с утратой всего комплекса переживаний, относящихся к вашей дочери. Тот человек убил ее, мы же убьем и память о ребенке. Хотите вы этого - суррогатных воспоминаний на месте дорогого человека, заплатки из никогда не существовавших событий и ситуаций?" Пациент обреченно помотал головой: "Нет, доктор. Я справлюсь, только помогите мне. Каждый месяц я прихожу к вам и надеюсь, что этот визит последний, что боль уйдет навсегда. Но проходит некоторое время, и все возвращается с прежней силой. И больше всего меня мучит, что ее убийца по-прежнему ходит по земле, дышит воздухом, которым она не может дышать, греется на солнце, слышит как поют птицы и идет дождь… Будь моя воля, я заставил бы его испытывать то же, что чувствую я - все эти страдания, все это горе. Может тогда он поймет…"
Уложив пациента в кресло, врач надвинул ему на голову колпак излучателя. Включив транс-форматор, дождался, пока индикаторы датчиков покажут наступление транса, и запустил на исполнение программу коррекции памяти. Из колпака выдвинулись тонкие электроды, и осторожно прикоснулись к коже погруженного в сон пациента. Пучки частиц устремились в мозг распластанного в кресле человека, заполняя ячейки памяти требуемыми воспоминаниями, вымарывая ненужный мусор, накопившийся за месяц - отклонения, несообразности, противоречия. Теперь следовало ждать, пока умная техника выполнит все предписанные процедуры. Врач отодвинул клавиатуру, встал из-за стола, неторопливо прошелся по комнате. Затем снял белоснежный халат, бросил его на спинку стула, и остался в форме старшего исполнителя службы социальной справедливости. Одернув рукава мундира, нажал на неприметную кнопку в углу стола, и часть стены бесшумно отодвинулась в сторону, обнаружив проход в небольшую комнату.
Пройдя в соседнее помещение, он оказался перед женщиной, вставшей ему навстречу с креслица, сидя в котором она могла наблюдать через прозрачную стену все, что творилось в кабинете. Ее руки комкали носовой платок, но красные от слез глаза горели злым торжеством. "Не хотите ли подписать согласие о прекращении наказания?", - официальным тоном спросил исполнитель, раскрыв папку с личным делом осужденного. "В соответствии с приговором суда, убийца вашей дочери подвергается психокоррекции уже в течении полутора лет, испытывая комплекс внушенных травматических переживаний. В вашей власти прекратить действие наказания, после чего преступнику будет создана новая социально безопасная личность". Женщина выпрямилась: "Пусть мучается. Я живу только ради этих минут, ради того, чтобы видеть, как убийца платит той же мерой, что и я". Мужчина бросил взгляд через стекло на лежащего в кресле преступника, в мозг которого вновь загонялись подробности его несуществующей семейной жизни: "Что же, давайте я отмечу ваш пропуск. Дата посещения в следующем месяце будет объявлена вам в установленном порядке". "Спасибо", - всхлипнула женщина. "Что вы, это ведь наша работа - восстанавливать справедливость".