Туман. Густой как парное молоко и зыбкий как болото. Он живой. Он дышит и всегда сам выбирает, что скрыть от нежелательных любопытных взглядов и что показать, приоткрыв завесу тайны, неведомой нашим маленьким ничтожным головушкам.
Снова как - будто из самых глубин каждой его клетки стали просачиваться эти космические звуки. Именно, космические, потому что ничего подобного на Земле быть не может. Странная музыка от которой хочется плакать и смеяться, парить и падать, вздуться до размеров Вселенной и лопнуть, разнеся свои частицы по всем возможным телам космоса, оставив их кружить вокруг Солнца, ну или другой планеты, в другой системе. Но лишь бы быть, быть, быть... БЫТЬ.
Огромная гора, с четко очерченным пирамидальным силуэтом, стала медленно выплывать из липких объятий живого молочного пятна. Туман, будто предчувствуя неладное, боролся за каждый ее сантиметр. Но ГОРА знала, кому показаться. И надвигалась, надвигалась, нависая и возвышаясь, уходя в небо прозрачными ниточками. Это она. Она поет. Вытягивает эти звуки у самого Всевышнего и отдает маленькими порциями тем, кому считает нужным, ибо если принять все сразу, то можно сойти с ума от счастья. Но главное, тогда человек уже не захочет просыпаться и возвращаться туда, где холодно и разобщенно, где все вместе, но каждый один. Где это чувство, которым здесь можно насладиться всласть, там можно лишь отдаленно ухватить однажды. Но для того, чтобы почувствовать хотя бы одну миллиардную долю того Божественного, нужно многое переосознать из того, как нам давалось на протяжение жизни.
Впитывая и впитывая эти звуки ГОРЫ, он почувствова как стал расщипляться, поднимаясь на вершину всех ступеней. Такое ощущение испытываешь, когда неожиданно, сидя у воды, вдруг ощущаешь ее равноправие во всех смыслах(!) и вдруг всем своим существом осознаешь то, что только что ты поднялся на какой- то новый неведомый уровень знаний- новую ступень мысли.
Эйо встрепенулся, будто свалился неожиданно с забора. В лицо знакомо веяло прохладой. Он резко открыл глаза и обнаружил, что снова проснулся на окне, сидя по-турецки на своем старом обшарпанном подоконнике у раскрытого настежь окна. От неожиданности перехватило дыхание, капелька пота стекла со лба и обрушилась вниз. Нет, он не боялся высоты с детства, просто точно знал, что уснул на кровати, и не менее точно знал, что это происходит уже не первый раз. Как бы он ни был растерян, он ни разу, никому об этом не рассказывал. Лишь однажды, когда это случилось в первый раз, он разбудил маму. Она, слушая его безумный рассказ, лишь широко на него смотрела и изредка вытирала углом одеяла кровь, которая все сочилась из его носа. Из ее глаз безудержно текли и скатывались по щекам крупные как бусинки слезы, оставляя за собой причудливые мокрые дорожки. Потом, немного успокоившись, он уснул, а она до самого рассвета, уставившись на окно, нежно гладила его голову, перебирая волосы, прилипшие от пота ко лбу.
После этого случая, дома как - будто бы все притихло. Несколько раз Эйо заставал своих родителей шепчущихся, по- видимому, о нем, потому что, замечая его, они тут же замолкали.
.* * *
Каждый вечер, проваливаясь в глубокий, темнеющий к концу, колодец сна, Эйо знал, что там, в самой глубине сна, скоро покажется точечка света, которая будет расти с каждой секундой, а в конце этого бешеного падения точка раскроется ослепляюще светлым миром вечного молочного тумана, который скрывает.
Сегодня гора, обычно утопающая в клубах тумана, впервые предстала во всей своей красе. Рядом с темными угловатыми каменными глыбами, которые составляли ее мрачное окружение, ее правильная форма с заснеженной верхушкой четко выделялась на фоне ясного голубого неба. Она стояла так, будто все остальные горы уступили ей площадь на многие сотни километров.
Здесь, в этом мире, все было иначе. Как - будто ничего во всей Вселенной больше нет, т.к. это и есть Вселенная всех существующих миров. Ось, соединяющая несколько параллелей. Здесь, на этой земле не надо передвигать ноги, или открывать рот и говорить, или кашлять, дышать, ибо в этом нет необходимости. И чистота, какая- то непередаваемая возвышенная таинственность, в которой все замерло, как застывшие в многовековых каменных плитах древние существа.
ГОРА, целующая небо.
* * *
С тех детских лет, когда Эйо каждую ночь снился странный сон с таинственной горой, мальчик сильно изменился. Некогда бледный худощавый мальчик с огромными зелено-серыми глазами превратился в зрелого человека. Теперь это был мужчина лет тридцати не высокого роста. Просвечивающе- бледная кожа и чуть проступающие через нее ребра делали на первый взгляд похожим его на подростка. Только приглядевшись, можно было увидеть за этой худобой жилистое, по-кошачьи гибкое и гармоничное тело. Ниспадающие на лицо пепельного цвета пряди волос падали прямо на глаза. Он смотрел из под лобья, напоминая со стороны, скорее, животное, нежели человека.
Этим туманным прохладным утром Эйо сидел на окне, сложив ноги и держа расслабленные кисти на коленях. Он научился выходить в мир мыслей не во сне, как в детстве, а на яву, сосредотачивая на этом все видимые и не видимые частицы своего существа. Кто знает, может эти путешествия в волшебный мир Горы, никогда и не были сном. Трудно уже это представить, ведь теперь Эйо был жителем скорее того мира, чем этого, где он родился, и где обитала его мать – единственное, что его еще связывало с земным миром. Именно по этой причине он иногда возвращался в свое земное тело, которое сидело неподвижно на подоконнике уже полтора десятка лет. С каждым его возвращением он наблюдал изменения: дом ветшал, мебели и признаков жизни в его комнате становилось все меньше, вид за окном приобретал какие-то новые деревянные застройки. Единственным постоянным явлением была мать, которая все эти годы безустанно ухаживала за его неподвижным телом. Каждый раз оказываясь в своем земном теле, он с нетерпением ждал, когда в комнату тихонько зайдет его уже далеко не молодая мать и мягкими руками из детства будет протирать его сухую кожу. Посидит рядом у окна и поцелует, уходя. А Эйо вернется туда, теперь уже в свой мир Горы, где нет ни комнаты, ни окна с видом на реку и никаких мыслей… Единственное, что будет его соединять с земным миром – это нить. Тонкая серебряная нить, по которой всегда можно посетить МАМУ.
Иногда, будучи в мире Горы, Эйо чувствовал дребезжание нити. То было горе потерявшей сына матери. Как шепот доносились до него ее слезные мольбы, адресованные сюда – в страну богов.
Ничего не может преодолевать преграды параллельных миров, кроме любви. Настоящей всепоглощающей любви. Материнской любви. Ибо она сильнее всего, потому что заряжает и питает добро.
* * *
Эйо стоял на макушке острой горы, распростертый над долинами, на высоте нескольких тысяч метров от земли. Легкие как-будто сжимало от недостатка кислорода. Ощущение тела исчезло. Полная невесомость и осознание себя без границ, когда тело – это не то тело, сравнительно небольших размеров, с ручками и ножками, а нечто необъятное. Все существующее – это ты. Ты- живой, ибо все существующее имеет живой дух. Я- ЖИВОЙ ДУХ.
Он не стоял, а просто существал, как газ над камфоркой, как дрожащий горячий воздух над раскаленным асфальтом в летний зной, ибо это и есть та единственно правильная и возможная форма существования во Вселенной бытия.
* * *
Серебряная нить звонко дребезжала. Эйо всем своим существом почувствовал горечь, просочившуюся через нить из мира дома и матери.
Он увидел себя со стороны, сидящего на окне, которое уже не освещало комнату как раньше, т к было забито грубыми темными досками. Комната напоминала темницу, пропитанную сыростью, стены которой много лет не «видели» божьего света. На полу сидела МАТЬ. Уже не та, что оставалась, когда он «уходил» в последний раз. Когда- то прелестные мягкие черты лица были испещрены следами печали. Лицо потемнело, а окаймляющие его пепельные седые волосы придавали ему еще более мрачный вид. Глаза глубоко провалились и без конца слезоточили. Слезы не сбегали, а то и дело застревали в глубоких морщинах. Дрожащими руками она водила пальцем по какой- то книге с пожелтевшими страницами, время от времени поднимала глаза и с бесконечной тоской смотрела на неподвижно сидящего сына.
Если присмотреться, Эйо мог увидеть все немного иначе, как бы с другой стороны, в другом измерении. Там она сидела точно так же. На по- прежнему молодом лице застыл покой и умиротворение. Непривычно мудрые, немного печальные для молодого лица глаза. Все это было довольно расплывчато, ибо вся она излучала свет. Светилась столь ярко, что в своем мире взглянувший на нее мог бы ослепнуть, а зло растворилось бы, как растворяют в себе тьму лучики света, пробивающиеся в самую глубь леса сквозь густую листву.
Глаза- это было единственное, что объединяло эти совершенно разных образа- мать духовного и материального миров. Но здесь, в материальной, земной жизни, где родился Эйо, мученица мать
все истекала слезами и водила пальцем по книге, повторяя и повторяя лишь одно слово. Губы ее беззвучно двигались. Неожиданно, женщина вздернула дрожащую руку в вверх, не удержав при этом тяжелую старинную книгу, которая с грохотом свалилась с колен и захлопнулась. Ее глаза широко раскрылись. Слезы, как освобожденный весенний ручеек, хлынули по щекам бешеным потоком, будто в последнем порыве. Уголки губ слегка приподнялись в грустной улыбке.
Тело, будто дух его еще не покинул, прислонилось к стене и медленно сползло на пол.
Повторяемое ею слово в последний миг обрело звук. Последнее ее слово в этой жизни было произнесено как - будто немного удивленно…ЛЕТАРГИЯ…
* * *
То было последним разом пребывания его в этом теле. Эйо покинул его навсегда. Единственное, что он оставил в память об этой жизни – имя, которое звучит как «эйо». Почему имя именно из этой жизни? У него их – жизней и разных имен – было много, бесконечно много, но лишь в этой - он в плотную приблизился к истине, которой посвящена жизнь на планете Земля. Ведь, как известно, земной мир – это «мир испытаний». Если проживать эти жизни правильно, то очищение высвободит душу из Колеса Жизни.
Теперь оставалось немного. Путь уже выбран. Стало быть, надо лишь дойти… и тогда кончится эта бесконечная череда жизней, которые составляют Круг Сансары.
* * *
Стихия бушевала не прекращая целый день и еще не собиралась стихать. Ветер рвал в клочья листву на деревьях и переворачивал лодки на береговой линии. Крыши домов громыхали, угрожая оторваться с каждым порывом. Капли дождя валились с неба с огромной скоростью и со стуком разбивались о поверхности.
В одном из многочисленных окон огромного трех этажного дома из красного кирпича с террасой, горел свет, несмотря на то, что время давно перевалило за полночь. За стеклом в уютной спальне, на кровати лежала женщина, мучаясь от родовых болей. Две пожилых женщины не отходили от нее ни на секунду, то и дело протирая проступающие на лбу крупные капли пота.
На рассвете буря резко утихла. Окна выходящие на рисовые поля, озарились яркими красно- желтыми полосами.
Неописуемое умиротворение снизошло на мир. Раскачивающиеся недавно из стороны в сторону деревья стояли неподвижно. С насытившихся влагой листьев тяжело сползали последние капли недавно прошедшего дождя. Лишь изредка тишину нарушала тонкая трель неизвестной птахи. Восход в стране восходящего солнца…
По комнате мягко разлился тепло-розовый свет. Напряженную тишину разрядил детский плачь.
. Уставшая женщина облегченно улыбалась, когда к ней поднесли маленького, но все же полноправного жителя этой планеты. Свершилось.
Несмотря на раннее время, комнату заполнило огромное количество людей: родные и прислуга.
Их одеяния, убранства в комнате – все говорило о состоятельности семьи. Девочка- подросток, подбежав, одела на шею новорожденному золотую цепочку с кулоном в виде цветка лотоса.
* * *
«Добро пожаловать на Землю, сынок!. Кажется, эта жизнь будет не легкой. Ведь самое трудное испытание – испытание богатством»,- только и успел подумать Эйо, перед тем как оказался на свету, на руках у женщин-акушерок. С этой секунды он уже ничего не помнил о прошлых жизнях…