В то утро я как обычно вышел из дома и пошёл по привычному мне пути. Куда – неважно. Теперь это уже неважно. Этот день изменил всё, изменил все мои представления, мои мысли, ценности, моё представление о реальности, о собственном сознании. Всё это рассыпалось, перемешалось и потеряло всякий смысл. Теперь я не могу отличить реальность от фантазии. Я не доверяю собственному сознанию и собственной памяти.
Это было ноябрьское утро. Под ногами со звонким хрустом трескался лед маленьких лужиц. Этот звук рождался в центре паутинок белых трещин, создаваемых моим каблуком и разносился меж домов. Казалось, он был слышен всему городу, настолько он был звонким в морозном воздухе ноября.
На улице в тот утренний час было мало народа. Одинокие фигурки спешили по своим делам тёмными силуэтами бело-синего утра. В воздухе проносились будто бы снежинки. Будто бы, потому что это были не снежинки, а какие-то кристаллики похожие на соль. Они бились о лицо и иногда больно его кололи. Так в этом году выглядел первый снег.
Кристаллики собирались в ямках замёрзшей грязи в беловатые островки, которые становились всё больше и больше с каждой минутой. Самих кристалликов тоже становилось всё больше. Это было странным, потому что небо было чистым, без единого облачка. Этот снег появлялся будто ниоткуда, падал с чистого неба. Но тогда этого ещё никто не замечал.
Я шёл по своему ежедневному пути, прислушиваясь к чёткому звуку собственных шагов, наслаждаясь свободой, которую давала замёрзшая грязь. Ведь ещё вчера я должен был смотреть себе под ноги, чтобы не наступить в очередную лужу или не испачкаться в осенней грязи. В это утро вся грязь замёрзла, и на дорогах стало как-будто чище.
Небо с каждой минутой становилось всё светлее, меняя цвет с темно-синего на ярко голубой. Первый свет солнца неожиданно выхватил из воздуха миллиарды блестящих крупинок снега. Казалось, что это не снег, а замёрзший туман или иней, который вот-вот осядет на неподвижных голых ветках и превратит деревья в сказочные растения из хрусталя.
Деревья действительно стали покрываться этими крупинками. Полное отсутствие ветра способствовало этому. И лишь проснувшиеся воробьи нарушали этот тонкий процесс, стряхивая с веток крупинки снега, которые осыпались с веток серебристой пыльцой.
Чем дольше я шёл, тем больше удивлялся этому утру. Чистое небо, крупинки снега, тишина и идущие по своим делам чёрные фигурки людей вызывали у меня чувство отчужденности от этого мира и в то же время чувство уюта. Всё казалось обычным, но будто бы рассматривалось под другим углом. Иногда такое чувство меня посещало и раньше, поэтому я не обращал внимания на причины, вызвавшие его. Я просто наслаждался этим чувством, которое возникает у меня всякий раз, когда я вижу что-то новое в давно привычных мне вещах.
Тем временем крупинки снега стали больше и превратились в настоящие снежинки. Теперь это был уже настоящий снег, а не просто кусочки замерзшего тумана. Островки белого снега разрастались всё больше. Когда я проходил мимо одного из таких островков, мне захотелось зачерпнуть ладонью горсть первого снега. Но я не сделал этого. Это не вписывалось в последовательность того алгоритма, которому я следую каждое утро, идя по своим делам. Мне показалось невозможным вот так просто остановиться и взять в ладонь немного снега. У меня даже появилось чувство, что меня что-то удерживает от этого, сковывает мою волю и не дает сделать хоть что-то, что не вписывается в ежедневную рутину. Это ощущение меня расстроило. Иногда я чувствую себя каким-то винтиком в огромной машине, который ни на секунду не должен сходить с предназначенного ему места. Но я не знаю, кем предназначено мне это место. Не знаю, и потому иногда мне становится страшно, я чувствую, что принадлежу не себе, а кому-то другому, чувствую, что я несвободен. Я оглядываю людей вокруг себя и вижу таких же, как я винтиков, следующих по своему единственному пути, не решающихся отступить от него ни на шаг. Они лишь смотрят по сторонам на огромный мир, но не могут даже зачерпнуть горсть снега, опасаясь сделать что-то не так, потерять то, что, как им кажется, у них есть.
В это утро так всё и было. Люди шли по своим проторенным маршрутам, не решаясь сделать что-то другое, отличное от их каждодневных действий. Но, чем больше становились снежинки, которые уже слипались в хлопья, чем больше становились белые островки на черной земле, тем больше в людях чувствовалась какая-то напряженность. И всё, что им было нужно – это что-то такое, что сможет объяснить их состояние им самим. Напряженность была видна в глазах прохожих. Люди смотрели на меня и друг на друга, будто спрашивая взглядом: что происходит? Но, что происходит, никто не мог понять. Всё стало ясно в одно мгновение, с одной лишь брошенной кем-то фразой:
- Снег голубой!
Я сразу же посмотрел на белые островки и понял, что они действительно не белые, а голубые! Снег был голубым. Солнце рассеяло последние сумерки и мои сомнения.
Я стоял и тупо смотрел на снег и на людей, которые брали с ладошки снег и разглядывали его.
- Понаставили заводов!... – прозвучал всезнающий голос из толпы.
Несколько человек подхватили эту мысль и развили её. И чем дальше заходило это развитие, тем меньше тема была привязана к снегу. О чём бы люди ни говорили, они всегда возвращались к своим проблемам. Точнее не к своим, а к общим проблемам, в которых, как им кажется, они разбираются лучше, чем те, кто их создаёт.
К остановке подошел мой автобус. Я вошёл в него и на двадцать минут забыл о снеге. Мне было интересно посмотреть в окно, понаблюдать за происходящим снаружи, но я не мог этого сделать, находясь в зажатом состоянии среди других людей. Автобус был полон.
Казалось, никого из людей не волновал какой-то там снег за окном. Гораздо больше их волновали выяснения того, кто на кого напирает или наступает на ноги. Кто-то кричал, глупо выпучив глаза, кто-то наблюдал, улыбаясь. Людям всё это было интересно, у них сразу же появлялись тема для разговоров, поднималось утреннее настроение, жить становилось просто веселее.
Но интерес к выяснению отношений между пассажирами переполненного автобуса померк перед интересом к аварии, которая произошла на дороге. Два автомобиля мигали поворотными огнями, сцепившись бамперами посреди дороги. Аварии на этом участке дороги были не редкостью, а в то утро был гололед, да и снег становился всё плотнее и плотнее. Водитель автобуса то и дело давил на тормоз, сигналил кому-то и матерился во весь автобус.
Снег уменьшил видимость до нескольких метров. Это произошло настолько быстро и неожиданно, что водители на дорогах оказались застигнутыми врасплох. Движение на улицах города остановилось. Повсюду зазвучали автомобильные гудки. Водители гудели тем, кто спереди от того, что им гудели сзади.
- Ну, что ты встал, б!… - орал недовольный водитель автобуса.
Движение полностью остановилось. Кто-то в автобусе заметил, что пора бы уже ехать дальше, но тут же менял свое мнение, взглянув в окно. На улице шёл снег, за стеной которого невозможно было что-либо разобрать. И снег этот был голубым.
- Водитель, откройте дверь! – крикнул кто-то из слона автобуса.
Дверь открылась, и пассажиры стали выходить из автобуса. Я тоже вышел и оторопел от удивления и восхищения, которое накатилось на меня волной. Слой снега под ногами был сантиметров двадцать. И куда ни глянь, везде был снег, везде был голубой снег. Его хлопья медленно падали на землю, лениво переваливаясь в воздухе. Их было так много, что невозможно было разобрать ни неба вверху, ни чего-либо вокруг. Снег был таким плотным, что дворники автомобилей не могли с ним справиться. Автомобили на глазах уходили под снег.
Люди поняли, что дальше автобус уже не поедет и, стали расходиться. Мне же было некуда идти. Автобус остановился ровно посредине моего пути. Всё происходящее вокруг сбило меня с толку, с привычного ежедневного течения мыслей. Тем временем снегопад стал таким сильным, что оставаться одному стало опасно.
Шагая по слою снега, который был мне уже по колени, я направился к ближайшему зданию. За сплошной пеленой голубого снега я не видел ничего, я делал каждый свой шаг с большим трудом. Но и тогда я думал лишь о том, что опоздал, не доехал, нарушил свой привычный каждодневный алгоритм. Я сам удивлялся своим мыслям. Я не мог понять, почему это происходит. Почему я думаю о том, что опоздал куда-то, даже не важно куда, когда вокруг меня стоит гвалт автомобильных гудков, я с трудом пробираюсь по сугробам, едва различая предметы впереди себя, а с чистого неба сыпет снег и не просто снег, а голубой снег! Ответа на этот вопрос я не знал, и это меня расстраивало. Зачем я думаю об этом, - спросил я себя, - если всё это уже не важно? Неважно? – спрашивал я сам себя в следующую секунду, - А вдруг всё это кончится через час?! И всё снова станет важным? Тогда у меня будут проблемы!
Но, всё вокруг говорило о том, что то, что было вчера, сегодня уже не важно и никогда снова не станет важным. Я повторял сам себе: снег голубой! Я будто бы верил и не верил в то, что завтра уже не будет таким, как вчера. Не будет никогда. Что-то произошло, что-то такое, чего уже невозможно исправить. И я был этому даже рад. Необычное явление природы разорвало социальные цепи, которые сковали людей.
Каждый следующий шаг по снегу давался мне со всё большим трудом. Видимость сократилась метров до двух, я потерял всякие ориентиры. Снег на глазах заваливал всё вокруг. Хорошо, что не было ветра, хотя это было так же странно, как и цвет снега. Если бы поднялся ветер, то снег занес бы меня в считанные секунды. Но ветра не было. Воздух был настолько неподвижен, что можно было наблюдать за отдельными хлопьями снега, которые вращались, будто утопая в воздушном океане атмосферы, падая на его дно.
Очарованный этим спокойствием и красотой, я простоял на месте несколько минут, прислушиваясь к собственным ощущениям. Мне казалось, что это не снежинки падают вниз, а я сам поднимаюсь вверх. Мне было спокойно, тепло и даже уютно. Казалось, что непроглядная пелена снега укутывает меня, обнимает, успокаивает.
Прейдя в себя и оглядевшись по сторонам, я заметил, что мои собственные следы стали почти не видны и угадывались на снегу только как небольшие углубления. Я понял, что не смогу дойти до того здания, к которому я направился, а, потеряв собственные следы, не смогу вернуться назад к автобусу.
Немного замешкавшись, я всё же решил вернуться назад. Снег доходил мне уже до середины бедра. Забрасывая верх ноги, я начал возвращаться назад. Идти было трудно, но мне показалось, что этот голубой снег все же рыхлее, чем обычный. По белому снегу я бы уже не смог идти.
Вглядываясь в едва уловимые углубления в снегу, я стал пробираться назад. Я падал в снег, вязнул в нём, отгребал его в стороны руками. Через несколько минут я уже не мог идти, я стал падать на снег, делая в нём углубления, по которым можно было сделать следующий шаг. Но это отнимало у меня слишком много сил. Очень быстро я устал, мне стало жарко. Минуту спустя у меня началась паника, я не знал, что делать дальше. Вокруг меня был только снег, которого с каждой минутой становилось всё больше. Я оглядывался по сторонам и видел только снег.
Чувство надвигающейся паники и даже страх дали мне сил и я снова начал пробираться сквозь толщу снега. Именно сквозь толщу. Глубина слоя снега была мне уже по грудь. Я врывался в этот слой, разгребая его руками, барахтался в нём, тонул. Я уставал всё сильнее, но не продвинулся и на десять метров с тех пор, как повернул назад. Теперь мне стало совершенно ясно, что и до автобуса я не смогу дойти.
Тяжело дыша, я сел в снег и стал думать о том, что делать дальше. Звать кого-либо на помощь было бесполезно. По такому снегу не сможет пройти никто и ничто кроме специальной техники. Но всё это происходит по всему городу и техника наверняка уже задействована. Возможно, снег шёл не только по всему городу, но и по всему миру. От этой мысли я отмахнулся, отогнал её как совершенно невозможную. Но как бы там ни было всё, что происходило вокруг, было стихийным бедствием. Тихим, спокойным, мягким, удивительным и даже красивым, но все же стихийным бедствием, с которым человечество ещё никогда не сталкивалось. Это бедствие было настолько внешне мирным, что я не мог вполне осознать его разрушительную силу, да и не видел никаких разрушений.
Вокруг было тихо, так тихо, что мелькнувшую у меня мысль я воспринял как озарение. Почему вокруг так тихо?! Я не слышал даже гудков автомобилей.
- Э-э-й! – крикнул я, и мой голос будто впитался в снег, поглотился им как вода губкой.
Голос был настолько сухим, что я сразу же понял бесполезность каких-либо криков. Снег поглощал звук. Я оказался в звуконепроницаемой камере обитой многометровым слоем ваты, который становился всё толще и толще.
Кроме этого я вдруг осознал, что на улице темнеет. Я посмотрел вверх и увидел синее небо с голубым пятном в том месте, где должно было быть солнце. В считанные секунды моё лицо облепил снег. Тогда я понял, что ничего уже не смогу сделать, чтобы выбраться. Мне оставалось только ждать. Но и ждать было нечего.
Отряхнувшись от снега, я начал сгребать его под себя и утрамбовывать, чтобы быть хоть немного ближе к поверхности. Я сгребал его руками, подминал под себя, прихлопывал его ладонями, уплотнял ногами. Я весь был в снегу. Снег был у меня в обуви, в рукавах моей куртки, за воротником, он таял и стекал по моему телу.
Очень быстро я понял, что этим я нисколько себе не помогаю. Голубые сугробы росли гораздо быстрее моего продвижения вверх.
Тогда я начал копать снег вниз. Это было намного легче, но всё же не просто. Снег заваливал сделанное мной углубление. Когда ямка стала достаточно глубокой, я снял куртку, лег в снег на спину, прижал колени к груди и накрыл их курткой. Я не вполне понимал, что делал, но инстинктивно чувствовал, что таким способом я сохраню для себя немного воздуха. Наверное, впервые в жизни я почувствовал себя существом созданным природой, имеющим инстинкт выживания и самосохранения, который и подсказывал мне, что нужно делать.
Не знаю, сколько я так пролежал. Вокруг меня было темно и тихо. Очень скоро я оказался в замкнутом пространстве и потерял чувство времени. Вместо него на меня накатилось чувство страха и паники, но я, как мог, пытался его подавить. Это было непросто. Мне было действительно страшно. Теперь я не знал не только, где нахожусь, но и как глубоко. Всё чаще я прислушивался к собственным ощущениям, к дыханию и сердцебиению. Я старался понять, хватает мне воздуха или нет. Воздуха было достаточно, я не замечал никаких ухудшений в своем самочувствии.
Так я пролежал около часа или двух. Стараясь отвлечься от тёмных мыслей, я начал вспоминать тех людей, которых видел ещё вчера и был абсолютно уверен, что увижу их и сегодня. Но этого не произошло.
Я начал думать о своих родителях, которые живут в другом городе, о друзьях. Я даже вспомнил свою первую любовь, девушку, в которую я влюбился ещё в школе. Это была несчастная любовь. В то время я очень страдал из-за этого и думал, что моя жизнь закончилась, что она не имеет смысла без этой девушки. Я ошибался. Лежа под многометровым слоем снега, я даже не смог вспомнить её лицо, лишь отдельные черты всплывали откуда-то из глубин памяти. Вот оно, течение жизни. Только спустя какое-то время начинаешь понимать, что на самом деле представляет из себя твоя жизнь, какой она задумывалась тогда, когда ты был против такого развития событий. Она совсем не такая, какой ты её видел, не такая, какой ты хотел её видеть. Она другая. И всё, что нас связывает с той жизнью это только мечты и воспоминания. А хорошо это или плохо я не знаю.
Постепенно течение моих мыслей изменилось. Я думал о том, что же сегодня произошло с природой. Откуда этот снег? Почему он голубой? Какой масштаб у этого явления и чем всё это закончится? Ответов на эти вопросы я не знал. Но был совершенно уверен, что это явление станет известно всему миру за считанные минуты. Наверное, к тому времени все мировые информационные агентства транслировали кадры необычного природного явления. А может быть, всё это имело религиозную основу, раздразнив фанатиков по всему миру. Кто знает, возможно, это явление вообще лежит за пределами человеческого понимания. Может быть, именно так и выглядит апокалипсис? Как бы там ни было религиозные фанатики наверняка не оставили тот день без своих трактовок.
О том, что происходило в те моменты по всему миру, я мог только догадываться. К тому же это меня не так уж сильно волновало. Гораздо больше меня волновало моё собственное состояние. Я лежал где-то под снегом в зажатом состоянии, вот-вот ожидая потери сознания от нехватки воздуха. Но, как ни странно, воздуха мне хватало.
Я пролежал довольно долго. По крайней мере, мне так показалось из-за того, что я просто устал лежать в такой позе, будто перевернутая божья коровка. Решив размять ноги, я медленно вытянул их в снег, удерживая куртку руками, и сразу же почувствовал приятные ощущения в уставшей спине и ногах. Я полностью вытянулся и размял мышцы. Еще через минуту я понял, что лежать так не имеет никакого смысла. Я вполне осознавал, что найти меня практически невозможно. Даже если снегопад уже закончился и, ведутся спасательные работы, то меня найдут ещё не скоро.
Перевернувшись на живот, я пождал ноги под себя и встал, поднимая спиной потолок моей маленькой комнатки в сугробе из голубого снега. К моему удивлению это оказалось довольно легко. Снег немного подтаял от тепла моего тела, слипся и не обвалился. Теперь я мог уже свободно сидеть. Но и сидеть в полной темноте было тоскливо, а у меня с собой не было ничего, что могло бы светиться. Я не мог посмотреть даже время на своих часах. Вокруг была только темнота и снежные стены. Выхода из этого положения я не видел.
Постелив куртку под спину, я лег на неё и стал просто ждать. За то время, которое я провел под снегом, я многое обдумал. Течение моих мыслей несколько раз менялось на противоположное. То я начинал паниковать и был готов орать во всё горло, чтобы меня кто-нибудь услышал, то неожиданно начинал беспокоиться о тех, кто меня уже никогда не увидит, то мне вдруг становилось совершенно безразлично, что будет со мной дальше. Всё это изматывало мои нервы и лишало сил. Я осознавал, что не могу ничего сделать, но и бездействовать не мог.
Во всём происходившим со мой был только один плюс – я вдруг понял, что мне уже всё равно, что будет завтра, что будет сегодня. Меня перестало волновать то, что привычный мне ход каждодневных событий нарушен. Меня перестали волновать все мои проблемы, которые я решал ещё вчера и даже сегодня, по дороге к автобусной остановке. Несмотря на то, что я был под многометровым, а, может быть, и под многотонным слоем снега, мне казалось, что с моих плеч свалилась огромная гора - гора проблем. Все проблемы вдруг стали такими надуманными и неестественными. Мне сразу стало легко и спокойно. Облегчение было настолько явным, что мне даже стало смешно. И чем дольше я думал о никчемности всей моей прошлой жизни, тем смешнее мне становилось. Я начал смеяться, я начал хохотать. Я содрогался всем телом и хохотал так, как никогда в жизни. Я смеялся и наслаждался своим состоянием, лишь краем сознания наблюдая за собой как бы со стороны, отдавая себе отчет в том, что мой смех вполне мог быть признаком нарушения моего сознания или психологической реакцией на происходящее вокруг.
Когда я смеялся, широко открыв рот, то почувствовал, на языке капли таящего снега. Несколько капель упали мне на лицо. С этого момента я снова вернулся к реальности, снова осознал безвыходность ситуации.
Распробовав случайно попавшие ко мне в рот капли, я понял, что хочу пить. Во вкусе воды не было никакого химического привкуса, и это немного успокаивало. Ведь как бы там ни было, мне пришлось бы пить эту воду, чтобы не умереть от жажды. Обратив внимание на жажду, я почувствовал и голод. Потом я вдруг понял, что скоро мне станет холодно. И всё это вместе будет продолжаться неопределенно долго.
Мой недавний смех за какие-то мгновения сменился ужасом. Я выгнулся дугой и закричал во всё горло. Закричал так, как не кричал никогда в жизни. Это бы аффект.
Но мой крик поглотил толстый слой снега. Я упал спиной на снег и почувствовал прикосновение мокрой одежды к коже. Вся моя одежда промокла. Сверху на моё лицо капала вода.
Я снял перчатку с правой руки и отломил откуда-то сбоку кусок слипшегося снега. Не знаю, для чего, но я понюхал снег. Запаха у него не было. А если и был, то я не ощутил его, привыкнув к нему за всё это время.
Я осторожно откусил губами кусок снега и дождался, когда он растает у меня во рту. Проглотив воду, я откусил следующий кусок и делал так до тех пор, пока не напился. После этого я снова лег на спину, на мокрую одежду. Стало прохладно и неуютно. Мне снова захотелось что-то делать, чтобы выбраться на поверхность. Я хотел встать и начать копать вверх, сгребая снег себе под ноги. Потом я захотел копать вверх под небольшим углом, постепенно пробираясь к поверхности. Мне казалось, что я вот-вот поднимусь и начну выполнять задуманное. Я уже был готов подняться, но ход моих мыслей почему-то менялся, и я забывал о своем намерении. Но возвращался к нему несколько секунд спустя с более подходящей идеей. У меня было огромное желание что-то делать, чтобы выбраться, но мне не хотелось двигаться. Когда у меня появлялось желание выбраться наверх, я не уже не помнил, что придумал для этого всего лишь минуту назад. Мои мысли терялись, смешивались, приходили и снова терялись. Так продолжалось до тех пор, пока я ни уснул.
Когда я проснулся, то сразу же почувствовал на своем лице дуновение тёплого ветра. Во всём теле чувствовалась какая-то усталость и скованность. Сквозь ещё закрытые веки я увидел свет, а когда открыл слипающиеся глаза, то сразу же зажмурился от яркого света восходящего солнца. Моя голова лежала в каком-то углублении, и я увидел только верхний край солнца. Взглянув выше, я увидел светло-синее небо и несколько утренних звёзд.
Я попытался двинуть головой, но не смог. Мои руки и ноги тоже были будто прикованы к земле. С небольшим усилием я оторвал голову от земли и огляделся. То, что я увидел, заставило моё сердце бешено колотиться. Я лежал посреди какой-то степи! И по всему было видно, что я лежал посреди летней степи!
В следующие секунды я понял, в чём причина чувства скованности моего тела. Я лежал на земле, но всё мое тело было на половину вдавлено в землю. Но это было еще не всё.
Мои руки у середины плеча погружались в землю, а кисти рук выходили из земли. То же самое было и с ногами. Мои голени были в земле, и только носки моих ботинок были над ней. И повсюду росла трава! Всё выглядело так, будто я проступил из-под земли!
С довольно большим усилием я выворотил кусок земли, освобождая свою правую руку. Ничего более удивительного я в своей жизни не видел. На меня обрушилась волна удивления, восхищения и страха перед всеми теми событиями, которые произошли со мной за последние сутки.
Тут я неожиданно вспомнил про свои часы. Освободив свою правую руку, я не спешил сделать то же самое с левой. Я восхищенно смотрел, как моя рука входит в землю, на которой растет небольшая травка, а потом на пальцы в зимней перчатке, которые показывались из-под земли в нескольких десятках сантиметров сбоку. И над моей рукой росла трава!
Опираясь на правую руку, я поднялся и сразу же увидел метнувшуюся в сторону от меня маленькую мышку. Она отбежала на несколько метров и уставилась на меня своими черными глазами-бусинками. Проводив её взглядом, я выворотил кусок земли, освобождая левую руку.
Сев на землю и, немного размяв обе руки, я посмотрел на часы. Было два часа утра 23 ноября. Это был следующий день. Но в два часа утра не могло быть восхода солнца. Причину этого я понял позже.
Осмотрев свою одежду, я выяснил, что она стала сухой и грязной в тех местах, которые были в земле. С левой руки я снял перчатку и откинул её в сторону. Почувствовав на своей голове осеннюю вязаную шапку, я снял и её. Оглядевшись по сторонам, я увидел только степь до горизонта с маленькой зелёной травкой и редкими засохшими кустиками. Сзади меня чернела моя собственная тень длиною несколько десятков метров.
Желая убедиться в реальности всего происходящего, я встряхнул головой и снова огляделся. Ничего не изменилось.
Освободив из земли ноги и поднявшись, я подумал о том, что оставаться на одном месте бессмысленно. Нужно было куда-то идти, найти людей. Я решил идти так, чтобы солнце всегда находилось слева от меня.
Я развернулся в нужном направлении и пошёл. Просто пошёл вперед. В моей голове были тысячи вопросов. Но я не хотел их осмысливать и тем более озвучивать. Я понимал бессмысленность этого. Я понимал, что за последние сутки произошло что-то такое, чего я не смогу объяснить, да и никто не сможет. Я стоял на ногах и мог идти. Я шёл и пытался ни о чем не думать. Всё было слишком странным и необычным, чтобы об этом думать. Я осознавал только одно – моя жизнь уже никогда не будет прежней. А после всего происшедшего она и не может стать прежней. Все эти явления слишком сильно меня изменили. Возможно, я даже не вполне осознавал, насколько все последние события изменили мою психику.
Я был готов идти долго, от горизонта до горизонта была голая степь. Солнце поднималось всё выше и выше. Пройдя два часа, я захотел пить и понял, что мне предстоят муки жажды. Солнце было ещё далеко не в зените, а уже становилось жарковато. Я снял кофту и повязал ее на поясе.
Ещё через час у меня сопрели ноги, и я снял осенние ботинки. Перевязав их шнурки, я повесил их на шею и пошел дальше в носках. Опасность этого поступка я понял, когда увидел в нескольких метрах от себя змею. Я не знал, где нахожусь и чего мне ещё ждать. Вокруг меня могли быть и ядовитые змеи, и пауки, и скорпионы. Ландшафт и здешний климат явно к этому располагал. Поэтому я всё же решил идти дальше в ботинках.
Еще через час я уже чувствовал себя довольно плохо. Солнце стало припекать голову, хотелось пить, в ногах чувствовалась слабость, в ботинках было жарко и влажно. Но ничего другого кроме как идти вперёд мне не оставалось. И я шёл.
Ещё через полчаса я просто обессилел и едва переставлял ноги. Я отирал пот со лба и кусал язык, чтобы во рту появилось хоть немного слюны. Когда мне захотелось справить свои малые потребности, я снял футболку и сделал это на неё. Скомкав футболку, я вложил её в кофту, чтобы сохранить влагу как можно дольше. Идти под солнцем с обнаженным телом было опасно и чревато ожогами, но идти в кофте было слишком жарко, а влага в футболке могла ещё пригодиться.
На моих часах был уже восьмой час утра, когда я увидел на горизонте какие-то строения. Я ускорил шаг. Мне даже показалось, что я побежал. Но на самом деле меня шатало из стороны в сторону, и я едва переставлял ноги.
Чем ближе я подбирался к этому строению, чем быстрее меня покидали силы. Собирая последние силы и волю, я продолжал идти вперёд. Мне было невыносимо жарко. Я сбросил с ног ботинки и отвязал с пояса кофту. Змеи и прочая живность меня уже не волновали, я хотел как можно быстрее добраться до воды. Каждый шаг давался мне труднее, чем предыдущий. Я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Сделав ещё пару шагов, я упал на колени. Страх перед тем, что я могу не дойти до цели, находясь от неё всего в нескольких шагах, придал мне немного сил. Я вернулся за футболкой и понёс её в руке, надеясь на то, что так меня быстрее заметят люди, если они есть внутри этих строений.
Следующие десять или пятнадцать минут я шёл, опустив руки вдоль тела и закрыв глаза. Когда я открыл глаза, то увидел на фоне строения какого-то человека. Он стоял неподвижно, и, казалось, смотрел в мою сторону. Отчасти от бессилия, отчасти от желания показать, что мне нужна помощь, я упал на колени. Перед тем, как потерять сознание, я успел увидеть, что фигура человека направилась ко мне.
Очнулся я от резкого запаха нашатырного спирта. Я открыл глаза и увидел перед собой женщину лет сорока, которая наклонилась надо мной с ваткой. Я лежал на какой-то кушетке. Моя левая рука была забинтована, на лбу и груди лежали прохладные тряпочки-компрессы.
Я уставился на женщину, не зная, что делать.
- How are you filling? – услышал я от неё.
Обдумывая её слова, я понял, что она говорит на английском языке. Несколько секунд я пытался понять сказанное. Английским я зыком я владею достаточно для того, чтобы общаться, но то, что она заговорила на английском было для меня слишком неожиданным.
- Bad, - сказал я едва слышно, на выдохе.
- Ты плохо выглядишь, - сказала женщина по-английски.
- Мне нужна вода, - прохрипел я.
Женщина протянула куда-то руку и поднесла стакан с водой к моим губам. Я стал жадно пить. Выпив всё, я почувствовал, как влага растекается по моему телу. Я сразу же вспотел, и мне стало холодно, по телу пробежал озноб.
- Мне холодно, - прошептал я, немного сотрясаясь от озноба.
Женщина укрыла меня белой простыней.
- Отдыхай, - сказала женщина.
- Я сожалею, - ответил я.
- Все в порядке, - сказала женщина и, провожая меня взглядом, удалилась из комнаты.
Я оглядел комнату. Не могу сказать, чтобы её убранство выглядело откровенно богато, но оно было намного богаче любой из квартир, в которых я был дома.
“Дома! – вдруг подумал я, - Мне нужно что-то, что подскажет мне, где я сейчас!”
Я хотел было позвать кого-нибудь криком, но передумал. Я поднялся с кушетки и более внимательно оглядел комнату. На широком, но изящном столе лежала пара газет. Я подошёл к столу и взял одну из них. Газета была на английском языке и называлась “Sydney Daily”. Газета была датирована 18 ноября, дата выпуска ни о чем не говорила, кроме того, что я, по крайней мере, не попал ни в будущее, ни в далекое прошлое. Эта мысль могла бы показаться бредовой, но я был готов уже ко всему. Моё перемещение в пространстве не вызывало никаких сомнений, так почему бы не предположить, что я переместился и во времени?
Как бы там ни было, я выяснил, что оказался в Австралии. Ведь, насколько мне известно, Сидней – столица Австралии. Окружающий ландшафт и климат вполне соответствовали этому предположению и моим представлениям о природе Австралии.
О том, что делать дальше я не имел никакого понятия. Я не хотел выглядеть глупым героем плохого фильма, который раздражает зрителей своей глупостью и непониманием очевидных вещей, нагромождая друг на друга собственные догадки. Но с другой стороны я не хотел шокировать этих людей, которые привели меня в свой дом. Я не хотел рассказывать им ту правду, которую я знал. Правду о том, при каких обстоятельствах я оказался здесь, в Австралии за одну ночь. Меня бы сочли сумасшедшим.
От этих мыслей у меня помутилось сознание, и я покачнулся. Вернувшись на кушетку, я решил настаивать на том, что ничего не помню. Если же всему произошедшему найдется подтверждение, то я открою правду.
Ещё минут двадцать я оставался наедине с собой и собственными мыслями. Мои размышления нарушил приход мужчины, которого я, может быть, видел перед тем, как потерял сознание.
- Привет, - сказал он, взглянув на меня, - Как ты?
- Уже лучше, спасибо, - ответил я.
- Что ты там делал? Ты что потерялся? Турист?
На секунду я задумался. Идея о том, что я мог бы быть потерявшимся туристом, мне понравилась. Но всё же это была откровенная ложь, которая могла привести к большим проблемам. Очень быстро выяснилось бы, что никакой я не турист.
- Нет, - ответил я.
- Нет? – переспросил мужчина, - Ты выглядишь будто турист. Да и акцент у тебя… Восточная Европа?
- Я… Я… - замешкавшись начал я.
- Оу, я извиняюсь! – вдруг воскликнул мужчина, - Майк! Майк Хартон, - и протянул мне загорелую руку.
Я рефлекторно протянул ему свою руку и открыл рот, чтобы сказать своё имя, но вдруг увидел, что в сравнении с этим мужчиной я был бледен, как белый лист бумаги. Просидев несколько секунд с открытым ртом, я наконец-то произнес:
- Я… Я не помню.
- Ты не помнишь? – спросил Майк.
- Я ничего не помню, - повторил я таким тоном, что и сам этому поверил.
- Как ты оказался в пустыне?... Не помнишь?
Я отрицательно покачал головой.
- Документы?
Я снова покачал головой. Мои документы остались в куртке, на которой я лежал под снегом. Наверное, это было к лучшему.
- Хорошо, лежи. Лиан, моя жена, принесет тебе поесть. Ты, наверное, голоден, - сказал Майк.
- Да, - ответил я, - Немного.
Майк улыбнулся и вышел из комнаты.
Я был рад, что выбрал именно такую стратегию. Разыгрывать амнезию, наверняка, было намного проще, чем с пеной у рта доказывать, что ещё несколько часов назад ты заснул лежа в сугробе из голубого снега, а проснулся вросшим в землю где-то в австралийской пустыне.
Через несколько минут в комнату вошла Лиан, женщина, которую я увидел, когда пришёл в себя. Она несла поднос с наставленной на него посудой. Я лишь виновато улыбнулся ей.
- Я сожалею…, - начал я оправдываться, чувствуя себя неловко из-за того, что вынуждал этих людей ухаживать за собой.
- Всё в порядке! – перебила меня Лиан, - Это может произойти с каждым.
“С каждым? – подумал я, - “Это” не может произойти ни с кем. “Это” вообще невозможно!”.
Лиан поставила поднос мне на бедра.
- Спасибо, - сказал я ей, всё ещё смущаясь.
Лиан принесла очень жидкий суп с кусочками мяса, похожий на бульон. Это было именно то, что нужно. Я очень хотел есть, но пережевывать пищу у меня не было сил.
- Вам нужна моя помощь? – спросила Лиан.
- Нет-нет! Я могу сделать это сам, - ответил я.
Женщина улыбнулась.
- Если вам что-то понадобится, позовите меня… Меня зовут Лиан, - сказала она.
- Спасибо, - ответил я.
Женщина вышла из комнаты, и я обратил всё своё внимание на еду. Я понимал, что уже давно не ел, что мне нужна пища, но чувства голода не было. От обезвоживания, переживаний и бессилия я потерял аппетит.
Зачерпнув ложкой немного вкусно пахнущей жидкости, я осторожно всосал её губами. Бульон оказался очень вкусным. От его крепкого аромата и теплоты мой рот мгновенно наполнился слюной, в горле появилась пустота, в желудке засосало. Казалось, что за последнее время в моём организме установились какие-то барьеры, которые помогли мне выжить в тех условиях, в которых я оказался. А сейчас эти барьеры разрушились. Мой организм позволил себе почувствовать голод только тогда, когда появилась возможность его утолить.
Следующие несколько минут я с удовольствием ел принесенный мне суп. Его питательная влага разливалась по моему телу, придавая мне силы. Я чувствовал это каждой клеточкой своего тела.
Съев весь суп, я снова лёг на кушетку и закрыл глаза. Моё тело восстанавливало силы, а неприкосновенные ресурсы организма как-будто отключались, до следующей экстремальной ситуации. От этого я почувствовал слабость и лёгкую тошноту. Организм снимал барьеры, пороги чувствительности приходили в норму. Я понял это, почувствовав жжение на левой руке, которую мне забинтовали, когда я был без сознания. Моя белая, незагорелая кожа не смогла выстоять даже под лучами утреннего солнца Австралии.
Изменения в моем организме вызывали неприятные ощущения. Но это было не так страшно, как изменения, которые я почувствовал в своем сознании. Я вполне осознавал, что за последние сутки моя психика оказалась под огромной нагрузкой, которую может выдержать не каждый человек. Я чувствовал, что мой разум будто чем-то скован. Казалось, что, как и тело, моё сознание или подсознание поставило барьеры, которые помогли моей психике выдержать нагрузку. Но сейчас же эти барьеры ослабли.
Я в очередной раз огляделся вокруг. Я был в совершенно чуждой мне обстановке. Всё, что меня окружало, было мне незнакомо. Эта мебель, стены, цвета, запахи. Всё это появилось как-будто вдруг. Ведь ещё вчера всего этого не было. Не было в моем сознании, в моей реальности.
За последние сутки я оказался в Австралии. О том, как это произошло, я не имел ни малейшего понятия. Я всё чаще задавал себе вопрос: я в Австралии? Но не мог на него ответить. Я чувствовал, что не вполне осознаю, что это - правда, что всё это происходит на самом деле. Мой разум тихо, но настойчиво подсказывал мне, что этого не может быть, но барьеры сознания мешали мне полностью поверить в это, ведь этому не было объяснения. Моё собственное сознание берегло меня от сумасшествия. Это выражалось в постоянном ощущении того, что я всё ещё чего-то не понимаю или не могу вспомнить.
От этих переживаний мне стало только хуже. Меня тошнило, на лбу выступила испарина, снова стало холодно. Чтобы прийти в себя, я начал глубоко дышать и старался ни о чем не думать. Я просто смотрел в белый потолок и следил за своим дыханием. Странно, но в тот момент у меня появилась мысль, что, если мне станет ещё хуже, я могу всё в этой комнате уделать. А я не хотел доставлять этим людям ещё большие неудобства.
Минут через десять мне стало легче, но я всё ещё старался ни о чем не думать. Я расслабился и позволил своему организму самому регулировать свою работу.
В это время в комнату вошёл Майк.
- Всё хорошо? – спросил он, глядя на меня светло-голубыми, но не тусклыми глазами.
- Да, Майк, спасибо, - ответил я слабым голосом.
- У тебя обожжено левое плечо, - продолжил Майк, - Нужно сменить повязку.
Я не сразу понял то, что сказал Майк. Мой английский был не настолько хорош, чтобы вести на нём непринужденную беседу. Я молча смотрел на Майка, не зная, что сказать в ответ.
- Плечо? – сказал я неуверенным тоном.
- Да! Плечо, - ответил Майк, хлопнув себя по левому плечу, и улыбнулся, обнажая красивые былые зубы, что подчеркивалось загорелой кожей австралийца.
Я засмотрелся на Майка, на его загар, потом оглядел своё бледное тело. Моя кожа была такой бледной, что казалась голубой.
- Да, хорошо, - сказал я, не совсем понимая, что всё-таки сказал Майк. Смысл сказанного я понял только тогда, когда пришла Лиан, неся с собой бинты и баночку с какой-то мазью.
Я быстро сел на кушетку и тут же увидел, что брюки на мне грязные от пыли. Мне стало стыдно, что я валялся здесь в грязных брюках.
Лиан села рядом со мной и начала менять повязку. Слой за слоем она сняла бинты. На последнем слое было больно. Я сжал зубы, а Лиан, будто почувствовав это, начала приговаривать:
- Всё хорошо, - и немного дула на обожженную кожу.
Когда она сняла бинт, я увидел красную кожу с множеством синих жилочек. Ожог оказался не очень сильным, но все же требовал ухода.
Лиан обмакнула пальцы в баночку с мазью и начала осторожно наносить её на место ожога. Мне было немного больно, но в то же время и приятно. Мне всегда приятно, когда за мной ухаживает женщина. Лиан делала мне немного больно, но я полностью ей доверял, как доверяет больной своему врачу.
- Теперь бинты не нужны, - сказала она, когда закончила наносить мазь, - Будь осторожен с рукой.
- Спасибо… Лиан, - сказал я ей и улыбнулся.
Она улыбнулась в ответ, собрала бинты и вышла из комнаты.
Через минуту в дверях комнаты снова показался Майк. На его лице читалось какое-то замешательство или сомнение.
- Ты хочешь лежать здесь или посмотреть на страусов? Ты когда-нибудь видел страусов? – сказал Майк неожиданные для меня слова.
Живьем страусов я никогда не видел. Мне действительно захотелось на них посмотреть.
- Да! Я хочу посмотреть, - ответил я Майку.
- Пойдем! – сказал Майк, махнув рукой.
Преодолевая слабость, я поднялся с кушетки. Пройдя через две комнаты и просторный коридор, мы оказались на улице. Именно с этой стороны я увидел этот дом первый раз. Майк пошёл за дом, а я последовал за ним.
Дом, который вначале показался мне небольшим, на самом деле оказался намного больше. Само строение было длинным, а я видел его только с торца. У дома было несколько пристроек, а в самом конце находился огражденный участок, в котором, как я правильно догадался, должны были гулять страусы.
- Садись здесь, - сказал Майк, указав мне на лавочку, которая находилась в тени, в небольшой нише строения, - И держи руку подальше от ветра.
Я сел на лавочку, а Майк куда-то ушёл. Я не видел его, но слышал какие-то металлические лязги и скрип. После пары минут тишины и улице показались страусы. Они на большой скорости выбегали откуда-то сбоку, добегали до конца ограждения и, не снижая скорость, делали широкую дугу. Не скажу, что эти создания меня удивили или умилили, ведь я видел их по телевизору. Но мне было интересно.
Одни из них бегали на своих длинных ногах, поднимая в воздух пыль, а другие стояли на месте и глупо глазели по сторонам. Майк вышел к ним и начал гонять их по территории. Смысл его действий был мне непонятен. Наблюдая же за страусами, я снова почувствовал какие-то барьеры в своём сознании. Страусы меня совершенно не волновали, не удивляли, я не хотел к ним подойти или потрогать. Мне было интересно, но не более того.
Полчаса Майк занимался страусами и всё это время поглядывал на меня. Эти его наблюдения за мной натолкнули меня на мысль, что Майк просто приглядывает за мной, и позвал меня сюда только для того, чтобы я постоянно был у него на виду.
Что ж его опасения были мне вполне понятны. Я заявился со стороны пустыни, в далеко нездоровом виде, у меня амнезия, я едва говорю по-английски, у меня нет никаких документов. Всё это насторожило бы любого. К тому же теперь я встал на ноги и от меня можно ожидать чего угодно. Тем более здесь, где от горизонта до горизонта никого больше нет. Мне захотелось подозвать Майка и сказать ему, что мне понятны его опасения, но я решил этого не делать.
Я посмотрел на свои часы. Было восемь утра. Теперь я понял, почему мои часы отстают, почему в два часа утра я видел восход солнца. В Австралии утро наступает раньше, чем в Сибири. Примерно оценив расположение Австралии на мировой карте, я предположил, что настоящее время должно быть одиннадцать или двенадцать часов утра.
На улице было жарко, пот неприятно стекал по моему животу, плечо начало жечь. Я захотел вернуться в прохладный дом.
- Майк! – сказал я как можно громче.
Майк обернулся и пошёл ко мне.
- Я плохо себя чувствую. Могу я вернуться в дом? – сказал я Майку.
Он секунду помедлил, а потом сказал:
- Хорошо, идём.
Пока мы шли назад, я думал о том, как убедить Майка в том, что ему и Лиан нечего бояться.
- Майк, - начал я, - Я чувствую, что причиняю вам…, - я замолчал, подбирая нужное слово на английском языке, - …неудобства. Вы мне не доверяете.
- Ну… Ты странно выглядишь… В любом случае, тебе нельзя будет здесь остаться. Ведь нужно выяснить, кто ты, откуда и как оказался здесь, - ответил Майк.
- Ты прав, - сказал я.
После нескольких минут молчания я спросил:
- Майк, ведь это Австралия?
- Да, конечно! – ответил Майк и посмотрел на меня.
- Я совсем ничего не помню, - начал я оправдывать свой странный вопрос.
- Где находится ближайший город? – спросил я.
- В сорока километрах к югу. Это Берк.
В моей голове заметались вопросы. Зачем мне нужно знать, где ближайший город? На чём я туда доберусь? Что я буду там делать?
- Тебе нужно в больницу. Тебя должны внимательно осмотреть, - сказал Майк и перебил течение моих мыслей.
- В Берк тебя довезет Роберт, - добавил Майк.
Я посмотрел в лицо Майку и увидел, что он внимательно смотрит куда-то вдаль. Я проследил за его взглядом и увидел небольшое облачко пыли цвета сухой глины.
Когда облачко заметно увеличилось, и стали видны очертания автомобиля, Майк сказал:
- Я вызвал полицию.
- Полицию? – переспросил я.
На секунду я почему-то испугался слова “полиция”. Я подумал о Майке. Почему он вызвал полицию? Неужели он или Лиан настолько меня боятся? Но через мгновение понял, что мне нечего бояться, а поступок Майка вполне разумен. Кому ещё должен был сообщить австралиец о человеке без памяти и документов?
Через минуту около нас остановился джип. Из него вышел человек в светло-коричневой форме.
- Привет, Майк! – крикнул он, широко улыбаясь и, подойдя, к Майку протянул ему руку.
- Привет, Боб! – ответил ему Майк, - Вот этот парень, - добавил он, кивнув в мою сторону головой.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил меня Боб.
- Не очень хорошо, - ответил я.
- Да, выглядишь ты не очень. Тебе нужно в больницу, - сказал Боб, - У тебя есть какие-нибудь документы?
- Нет.
Боб на секунду задумался.
- Ладно, садись в машину, - сказал он, кивнув в сторону джипа.
Следующие два часа было очень светло – слепило солнце. Оно светило так, что даже закрытые глаза болели от яркого света. Было жарко, по моему телу текли ручейки пота. И при этом было холодно. Мне было очень холодно, у меня начали болеть суставы, будто я заболел гриппом. Наверное, находясь долгое время во влажном снегу, я простудился. Моё состояние ухудшалось с каждой минутой, меня был озноб.
Коричневая пыль оседала на коже и превращалась в грязь. Поначалу меня это раздражало и злило, но уже через час мне не было никакого дела до грязи и пыли. Всё мое тело ломила дикая боль, мои суставы выворачивались будто наизнанку. Казалось, все мои кости взбунтовались и решили, что они должны быть не внутри моей плоти, а снаружи. И иногда моё сознание поддавалось на этот самообман, и я начинал прилагать какие-то неестественные эмоциональные усилия, пытаясь вывернуть своё собственное тело наизнанку, злясь, что этого не происходит.
Последнее, что я помню, было лицо Боба, искаженное в моём сознании моей же адской болью и водяными разводами на моих глазах. Я чувствовал, как неестественно выгибается моё тело, как скручиваются конечности и хрустит позвоночник. У этого хруста был голос Боба. Он что-то говорил мне, но я ничего не понимал. Он что-то спрашивал, но я не хотел его понимать. И когда яркое солнце ослепило меня, я забыл о боли. Всё вокруг меня изменилось за какие-то мгновения. Я открыл глаза и увидел белый потолок.
И вот уже неделю я лежу в какой-то больнице. Каждый день ко мне приходит медсестра и, не произнося ни звука, ставит мне новую капельницу. Я ничего у неё не спрашиваю, я ничего не хочу знать. Я хочу всё забыть. Всё, что со мной было, я хочу забыть. Ведь этому нет никакого объяснения. Это самое настоящее безумие. Всего этого не могло случиться!
Я лежу и против своей воли вспоминаю каждый миг, каждую минуту и час последних дней. Я не хочу этого вспоминать, но почему-то чувствую, что даже если захочу, то не смогу вспомнить. Это будто дразнит меня, и я начинаю вспоминать. И с каждым разом мои воспоминания становятся всё более размытыми, далёкими, похожими на сон. Они становятся призрачными и нечёткими. И теперь я уже сомневаюсь в том, что я видел голубой снег, в том, что я видел страусов, что я оказался в Австралии.
Мои воспоминания о тех событиях уже похожи на воспоминания о прочитанной книге. Я прочел её, я узнаю каждую страницу, если начну читать её снова, но сейчас я не помню, что написано на этой странице. Я был в этой книге, был её героем, был внутри событий этой книги. Но… Я там не был.
Полный бред! Эти размышления сводят меня с ума. Я очень устаю от них. Несколько раз за эту неделю я просыпался среди ночи и настойчиво начинал что-то вспоминать. Что я хочу вспомнить? Что? А в следующую минуту я понимаю, что нахожусь в больнице, и у меня нет никакого объяснения тому, как я сюда попал.
Я не знаю, был ли голубой снег. Я уже сомневаюсь, что нахожусь в Австралии. Мне всё чаще приходит в голову мысль, что я нахожусь в психиатрической клинике, а всё пережитые мной события – просто бред сумасшедшего.
У меня нет ответов на все мои вопросы. Для себя я ответил только на один вопрос. Вокруг меня или внутри моего сознания что-то происходит. И силы, которые всем этим движут, не подвластны моему разуму. Я не верю в то, что всё, что происходит со мной – реальность. Но также я не верю своему сознанию, которое сомневается в том, что это реальность, сомневаюсь в собственных сомнениях.
Я устал. Сейчас я закрою глаза и не буду думать ни о чём.
______________________
От автора.
Это произведение состоит из двух частей. Вторая часть произведения появится в скором времени