Двойной концер Вивальди

             ДВОЙНОЙ КОНЦЕРТ  ВИВАЛЬДИ
            
                1.   Adagio, misterioso.
 
        Самолет мягко коснулся земли и, пробежав по посадочной полосе, свернул к аэровокзалу. К борту подкатил трап и автобус с прицепным вагоном. Открылась дверь, сошли командир корабля, второй пилот и штурман. Они пешком направились через поле, о чем-то оживленно беседуя. Потом стюардесса стала выпускать пассажиров.
      Андрей Кириллович Марченко,  высокий  седой мужчина в коричневой дубленке и сером свитере, перебросив через плечо дорожную сумку, осторожно спускался по лестнице трапа, поддерживая  за локоть жену, полную женщину в демисезонном пальто и сером платке из козьего пуха. За ними шли их дочери Ольга и Анна в ярких куртках, джинсах и каких-то замысловатых шапочках. Ольга, стройная девушка лет двадцати пяти, высоко подняв голову, легко держала небольшой саквояж. Чувствовалось, что она знала цену своей красоте. Смотрела на окружающих весело, даже задорно, словно приглашала: ну чего же вы медлите, подходите, будем знакомиться! После окончания Новосибирского университета, работала программистом во Владивостоке и  легко согласилась переехать в Ростов. Здесь жил  дядя Сережа, о котором девушки много слышали от отца. Так случилось, что они никогда  не встречались. По рассказам,  это был образованный, интеллигентный человек, врач, кандидат наук… И жена у него  не совсем обычная женщина: скрипачка, заслуженная артистка. «Просто интересно, – подумала Ольга, – как живут…»   
        Анне – девятнадцать. Она  чуть ниже ростом, попроще, но тоже красивая, русоволосая, улыбчивая. Ее щеки и губы алели без румян и губной помады.  Движения, взгляд, независимость поведения лишь подчеркивали ее молодость.
        Анна с отличием окончила училище и поступила в медицинский институт. По телефону дядя Сережа обещал помочь с переводом, и она  волновалась, как сложатся отношения с новыми товарищами…
         У выхода в город их встречал  Сергей. Он был ростом чуть ниже брата, но такой же худощавый и мускулистый. Спортивная куртка с замысловатыми карманами и блестящими кнопками и белый свитер молодили его.
        Братья обнялись, потом Сергей поцеловал жену брата и  племянниц.
        – С приездом на донскую землю! Вот вы какие! Надо признать,  даже лучше, чем на фотографиях! – сказал он приветливо.
        – Спасибо. Ты всегда был мастером говорить комплименты, – улыбнулся Андрей Кириллович. –  Где здесь багаж?
        – Да вот, рядом.
        – Куда мы едем? – спросил Андрей.
        – Сначала к нам домой. Галина  приготовила торжественный обед. А потом – в ваш домик…
        Когда  пару месяцев назад Андрей написал, что решил уехать и попросил купить небольшой дачный домик, Сергей подключил всех  знакомых, чтобы лучше выполнить поручение брата. В садоводстве «Чкаловец»  приобрел участок земли с аккуратным кирпичным домиком. Дом обрамляла веранда.
        Сергей купил кое-какую мебель, посуду, словом, все, что может понадобиться на первых порах. Галина Павловна принесла постельное белье, подушки. Небольшой холодильник набили продуктами, поставили охлаждаться   бутылку водки. Все приготовили к приезду брата.
        Галина Павловна встречала гостей у порога.
        – С приездом, гости дорогие, – по-старинному, нараспев проговорила хозяйка.
        – Так вот вы какая, – улыбнулся Андрей. – Нам по-родственному и поцеловаться можно! – Обняв хозяйку, поцеловал в губы.  – Нет, Серега знает в этом толк! Какую жену себе отхватил!       
        – Ладно тебе завидовать, поцелуйкин! Вот любит лизаться! – смеялась,снимая пальто, белокурая пышка Елена Георгиевна, жена Андрея Кирилловича. – Мир этому дому!            
        Она прошла в комнату, с любопытством рассматривая полки с книгами, картины, письменный стол с компьютером, старинное пианино, различные диковинные вещи, когда-то подаренные хозяевам… Интересно и необычно. У них во Владивостоке – все значительно проще и беднее.
        Ольга и Анна примостились на диване. Они  тоже разглядывали квартиру. Обстановка была  красивой  и, по их понятиям, богатой. Пюпитр. Большая стопка  нот лежала на пианино.
        Сергей  постелил на стол скатерть, и  Галина Павловна начала накрывать на стол.
        Когда все уселись, Сергей разлил водку:
        – Мы очень рады вашему приезду. – Потом взглянул на девушек: – А какие у меня племянницы! Теперь несдобровать мужикам Ростова! – Он улыбнулся, оглядывая  сидящих за столом. – С приездом, мои дорогие!
        Вскоре за столом стало шумно, как обычно и бывает во время большого семейного застолья. Андрей нажимал на винегрет. Елена  Георгиевна о чем-то шепталась с Галиной Павловной. Ольга слушала Сергея и смотрела на всех весело и задорно.
        – А чем занимаются мои племянницы? – спросил Сергей Кириллович.
        – Ольга окончила университет. Она математик-программист, – представила сестру Анна. – Находится в постоянном поиске…
        – Аннушка – студентка медицинского института, будущий эскулап, – улыбнулась Ольга.
        – А чего ты хотела бы здесь найти? – спросил Сергей  Ольгу.
        – Я всегда знаю, чего хочу, но никогда не могу точно определить, чего мне хочется! – весело ответила та. – Когда у меня были властные начальники,  мне хотелось свободы, когда  начался этот кавардак, мне захотелось подчиняться кому-нибудь одному! Меня  привлекает  несуществующее!         
       Сергей Кириллович оценил остроумие племянницы и одобрительно улыбнулся в ответ.
       – А ты, Аннушка? Тебя тоже влекут миражи? 
       – У меня все гораздо прозаичнее, – с улыбкой ответила Анна. –Хочу, чтобы жизнь наша наладилась, в институте было все нормально. Надеюсь, что смогу где-нибудь устроиться в больнице на ночные дежурства.         
        – Зачем тебе это? – спросил Сергей Кириллович.      
        –Иметь свои карманные деньги, а не клянчить  у родителей. И вообще надоела зависимость. А еще – хочу выйти замуж. Это верный способ обрести независимость!               
        – Замуж? Это здорово! Есть шанс на свадьбе погулять! –  пошутил Сергей и, чтобы перевести разговор на другую тему, обратился к брату:
        – Теперь ты расскажи, как вы там жили на краю географии?       
        – Я преподавал в институте на кафедре теоретической механики. Ничего нового… все как у вас. Зарплаты мизерные, и те задерживали на три-четыре месяца. Каждый зарабатывал, как мог. Я репетиторствовал, абитуриентов натаскивал по физике… Но сколько ни работай – денег всегда не хватает. Многие наши поборами стали промышлять…  Потом подрабатывал механиком в фирме. Ночью сторожил в техникуме за гроши. Но там был свой резон: во дворе ставили машины, и мы их охраняли. По пятерке с машины, за ночь набиралось до сотни. Большое подспорье для нас… Строительный трест, где работала Лена, распался на множество мелких фирм. Экономисты им не нужны. Последние годы она занялась шитьем.   
         – Шитьем? Для себя? – поинтересовалась Галина Павловна.
         – И для себя, и для клиентов.         
         – Откуда у тебя это?  Где выучилась? – спросил Сергей.
         – У мамы была замечательная учительница, – с улыбкой ответила  за нее Ольга. –  Рива Моисеевна.  Портниха от Бога. Всю жизнь, прожив в России, она так и не научилась говорить по-русски. Никогда не забуду ее: «Я вам сделаю такую кукетку… вы таки будете мной довольны!» – И Ольга заразительно засмеялась. – Фасоны  рождались в ее голове сами собой! Все мои наряды – произведения Ривы Моисеевны!       
        – Мама освоила не только ее мастерство, – вступила в разговор Анна, – но и манеру говорить. Поет, когда разговаривает с клиентами! «Вам это особенно будет к лицу, уж поверьте мне, – пальчики оближете!» – передразнила мать Анна.
        – Да ладно вам, балаболки, –  засмущалась Елена Георгиевна.
        После обеда  все поехали смотреть дом, в котором предстояло жить  семье Андрея Кирилловича.
        В саду деревья и кустарники еще не сбросили  листву  и казались нарисованными каким-то абстракционистом: так необычны были краски этой осени. Зеленый, желтый, бурый цвета увядающих листьев перемешивались с  алыми сальвиями и многоцветьем пышных астр. Виноградные лозы густо заплели веранду и беседку.
        – Осенняя пора, «очей очарованье»… Красиво… выдохнул Андрей Кириллович. – Как  у нас здесь сложится жизнь?
        Елена Георгиевна  по-хозяйски обошла комнаты.       
        – Интересно, когда примерно может прийти контейнер? – спросила она у Сергея.
        – Когда вы его отправили?         
        – С неделю назад…       
        – Через пару недель и придет.         
        Братья вышли во двор и закурили.         
        – Завтра пойду на разведку. Надо искать работу. Куда мне податься для начала?      
        – Не очень представляю, чего ты хочешь. Попробую поговорить с  приятелем о твоем трудоустройстве, но скажу сразу: это очень непростое дело. Тебе уже пятьдесят, да и специальность твоя, скажем мягко,  не самая  редкая. Но… попробую.         
        – Спасибо тебе, Серега! Ты и так сделал для меня много. Но к кому же мне было обратиться? Кстати,  я сейчас тебе отдам деньги. Знаю, что занимал у друзей.
        Андрей Кириллович вошел в дом и вскоре вернулся и передал  Сергею сверток:
        – Здесь пятнадцать тысяч, как мы и говорили. Ты уложился в эту сумму?      
        – Да что ты?  Все это стоит одиннадцать  пятьсот. Так что давай под расчет.      
        Андрей Кириллович отсчитал деньги и вручил их брату.
        – И чего ты так торопишься?       
        – Это нужно не тебе, а мне. Не могу быть  должником.
        – Теперь об Аннушке, – продолжал Сергей Кириллович. – Я договорился с проректором по учебной работе. Он оформит перевод. Утром  подошлю водителя, пусть с документами заедет ко мне. Проеду с ней в институт.      
        – Лена пока будет у нас на хозяйстве. Обустроиться  нужно… 
        На дворе смеркалось, когда Сергей с Галиной  уехали домой.         
        – Ну, какое у тебя впечатление от моих? – спросил Сергей у жены.    
        – Нормальные люди. Но им не позавидуешь: сняться с места в таком возрасте… это как пожар пережить… А девочки теплые… Вы с Андреем очень похожи… и девочки вашей породы… русоволосые, красивые…      
        Утром Андрей Кириллович с Ольгой вышли к автобусной остановке и сели в маршрутное такси. Проезжая по улицам, смотрели в окно и радовались красоте проспектов и зданий. Люди казались им  красивыми и нарядными. Все было так не похоже на Владивосток с его ветрами и туманами: в Ростове  ярко светило солнце и казалось, что жизнь улыбнулась им.
        Вышли на  Большой Садовой. Витрины магазинов, вывески офисов, банков и кафе…
        – Примерно то же, что и у нас,  – резюмировал Андрей Кириллович.
        – Да, только здесь дешевле. Да и выбор, посмотри какой!
        Они зашли в офис фирмы с претенциозным названием «Максим».
        – Простите,  могу ли я видеть директора, – обратился Андрей Кириллович к охраннику.       
        – Он вам назначал встречу?         
        – Нет. Но я хотел бы переговорить с ним о трудоустройстве.
        Охранник внимательно осмотрел посетителей.         
        – Тогда вам нужно к заместителю. Пройдите по коридору, вторая дверь направо.            
        В комнате за компьютером сидел молодой человек.         
        – Добрый день! – сказал Андрей Кириллович. – Нас направили к вам, если вы заместитель директора.       
        Молодой человек оторвался от дела, посмотрел на вошедших и улыбнулся.
        – Вам повезло. Это я!         
        – Почему повезло? – не понял Андрей Кириллович.          
        – Я редко бываю на месте. Слушаю вас.         
        – Мы ищем работу.            
        – А что, вы где-нибудь читали, что нам требуются работники? – спросил парень.         
        – Нет. Но, может, все-таки они вам нужны?      
        – А кто вы, что вы умеете? Какая у вас специальность?       
        – Я – инженер-механик. Дочь – программист.       
        Небрежно оглядев Андрея Кирилловича, молодой человек перевел взгляд на Ольгу. Потом он говорил, глядя только на нее:
        – К сожалению, инженеры-механики нам не нужны. И программисты тоже. Но этажом выше есть фирма, которая, как мне кажется, недавно набирала программистов. Поднимитесь на второй этаж. Фирма называется «Джео Коммуникейшенс ЛТД».       
      – Зайдем! Чем черт не шутит? – предложил Андрей Кириллович, когда они покинули кабинет.      
      – Нет, это было бы совершенно фантастическим. Может, не стоит терять время?
        – Что мы теряем, всего-то два шага сделать.         
        Они поднялись на второй этаж и остановились у двери с табличкой:  «Осторожно,  злая собака!».            
        – Шуточки! Это определенно здесь! – сказала Ольга  и постучала.         
        – Открыто! – раздался громкий голос.         
        – К вам можно?
        В  небольшой комнате с выгоревшими обоями, на которых были развешаны календари с полуголыми девицами, за столом, заваленным бумагами, сидел парень и пил кофе. Запах его, перемешиваясь с сигаретным дымом, разносился по комнате. 
        – Ко мне всегда можно. Чем могу служить?
        Парень был в серой фланелевой рубашке и таких же серых джинсах. Небрежно указав на единственный стул у стола, он сказал, обращаясь к Андрею Кирилловичу:    
        – Присаживайтесь. Так чем могу служить? Вы уж извините. Когда мозги начинают плохо варить, я их стимулирую. Кофе в этих случаях незаменим.         
        – Да не знаю, туда ли мы попали. Это  фирма «Джео Коммуникейшенс ЛТД»?
        Андрей Кириллович недоверчиво посмотрел вокруг.             
        – Она самая. А что вас  смущает?               
        – Ничего  нас  не смущает, – взяла   инициативу Ольга. – Не скажете, нужны ли вам программисты?
        – А кто программист? Вы?       
        Он  внимательно посмотрел на девушку.          
        – Я.      
        – Где вы работали?       
        – В Дальневосточном пароходстве.            
        – Сколько же лет вы работали? Молодо выглядите.         
        – Три года. А то, что молодо выгляжу, так это разве недостаток?         
        – Ну, что вы, – улыбнулся парень. – Вовсе нет. Это достоинство, особенно, если оно овеществляется в программном продукте. Какими языками  владеете?
        – Работала со старыми языками: Паскали, Пи-Эль. В последнее время Word, Oracle, Windows…      
        Мужчина вышел из комнаты и через минуту вернулся, неся стул.       
        – Вы присядьте, пожалуйста. С вашего позволения, я  закурю.         
        – Вы разрешите и мне закурить, – спросил Андрей Кириллович.       
        – Курите, пожалуйста. У нас все курят.       
        Потом снова к Ольге:          
        – Какой тип задач вам приходилось решать? Какого класса задачи?      
        – В основном экономические. Но были задачи по моделированию.  Достижения у меня более чем скромные…      
        – Главное – не то, чего достиг, а то, от чего отказался! Да… – протянул  он, – это интересно…      
        Ольга почувствовала, что заинтересовала этого странного парня. Лет тридцати пяти, он выглядел моложе, держался просто, непринужденно. Было видно: ему совершенно не свойственно пыжиться и изображать из себя большого начальника. Сначала Ольга подумала, что это один из клерков. Но когда во время разговора в комнату вошел солидный мужчина в костюме, в белой сорочке с галстуком и уважительно обратился к молодому человеку, а тот холодно, не поднимая головы, бросил:  «Занят!», и мужчина, попятившись, вышел из кабинета, Ольга поняла, что они  в кабинете хозяина.            
        – Да… это интересно… – повторил он. – А как вы вдруг оказались у нас?          
        – Мы только вчера приехали из Владивостока. Сегодня пошли на поиски работы. В фирме «Максим» нам  порекомендовали обратиться к вам.          
        – Как часто ответственным за радугу бывает дальтоник! –  улыбнулся хозяин кабинета. Потом, как-то по-новому взглянув на Ольгу, продолжал: – Ну, что ж. Расскажите, пожалуйста, немного о себе. Как вас зовут, где вы живете, какое у вас семейное положение? В общем, все, что считаете возможным.
        – Рассказывать особенно  нечего. Зовут меня Ольгой Андреевной Марченко. Живу с родителями. Не замужем. Где живу? А я и сама еще не знаю своего адреса.         
        – Мы купили дом в садоводческом товариществе «Чкаловец». Это в районе Северного микрорайона, – вступил в разговор Андрей Кириллович.         
        – Ну, что ж. А посмотреть ваши документы можно?         
        – Пожалуйста.    
        Ольга подала паспорт, трудовую книжку, диплом.       
        – Фантастика… – сказал парень сам себе, потом еще раз внимательно посмотрел на Ольгу и улыбнулся. – Я готов вас принять на работу с  месячным  испытательным сроком. Пока зарплату установим в двести пятьдесят долларов в месяц. А дальше видно будет.            
       Ольга помолчала в нерешительности, потом спросила:         
       – Простите, а как к вам обращаться?         
       И она посмотрела ему в глаза.       
       – Меня зовут Владимиром Николаевичем. Если у вас есть еще вопросы, задавайте  сразу.       
       – Чем занимается компания?
       – Пишем программы, что же еще?!  Механизм достаточно прост. Наш американский партнер ищет и находит заказчиков в США. Задачи передаются нам. Мы их решаем и готовый  продукт передаем заказчику, за что и получаем деньги. Вы, должно быть, уже поняли, что для них это выгодно, так как труд американских программистов стоит значительно дороже. У нас же большого выбора нет. Правда, мы, как можем,  с ними торгуемся. Но по масштабам России наша оплата труда считается высокой. Таковы фактики в мире галактики, а она бесконечна! Я понятно объяснил?         
        – Вполне. А когда я могу приступать к работе?      
        – Хоть завтра.         
        – Мне нужно хотя бы три дня для обустройства. Ведь мы приехали только вчера.         
        – Нет проблем. Жду вас в понедельник. Рабочий день у нас начинается с девяти.         
        Он встал, давая понять, что разговор окончен. Уже у дверей  повторил:      
        – Так до понедельника. И не забудьте  документы. Всего доброго.               
        Когда Андрей Кириллович и Ольга оказались на улице, они недоуменно посмотрели друг на друга и рассмеялись.         
        – Ну, что ты скажешь? – спросила  Ольга у отца.   
        – А что ты теряешь? Может быть, это фирма и не такая уж плохая. Только уж больно кабинет этого Владимира Николаевича   плохонький.         
        – Они не общаются с заказчиками. А мне этот Владимир Николаевич  понравился…      
        Вечером  заехал Сергей Кириллович.      
        – Ну что? Вспомнил?– спросил он брата.          
        – А я его и не забывал. Конечно, многое изменилось, но направления  определял не по компасу.      
        – И как успехи?         
        – Ты представить не можешь. Зашли в первую же фирму, и Ольгу пригласили на работу. Правда, с испытательным сроком, но двести пятьдесят долларов в месяц! 
        – Да ну?! И куда же?       
        – Есть тут такая фирма, которая подрядилась писать программы для американцев. Используют  дешевую рабочую силу. Мы теперь что-то вроде Африки или Латинской Америки.         
        – Ну, не скажи. Там они используют в основном физическую силу, а у нас – мозги! Так что кто кому помогает, еще вопрос.
        – А что у тебя?               
        – Ходили мы с Анной в институт. Ее зачислили в четвертую группу лечебного факультета. Она осталась переписать расписание… Домой дорогу нашла?   
        – Все в порядке. Добралась. Поужинаешь с нами?       
        – Нет. Пойду домой. Галя ждет.    

        Ежедневно с утра  выходил Андрей Кириллович  на поиски работы. Но никому не нужны были ни опыт, ни его золотые руки. Он начал терять надежду. И тогда однажды  пошел на стоянку, что рядом с домом. Ранним утром, набрав в ведро теплой воды, Андрей Кириллович стал мыть черный «Мерседес», тщательно натирая его  замшевой тряпкой. К нему подошел охранник и, постояв недолго,  спросил:      
        – А  что, Баринов тебя просил помыть его машину?       
        – Да  нет. Но, может,  заплатит что-нибудь.       
        – Ну, мужик, ты даешь! Баринов и в морду дать может за то, что без его разрешения к его  «Мерсу»  притрагивался…            
        Когда же часов в семь утра вышел, наконец, хозяин «Мерседеса», не сразу понял, что произошло. Оставлял машину грязной, а теперь она  блестела.         
        – Кто это сделал? – спросил он охранника.
        – Да я говорил ему, – виновато ответил тот, указывая на Андрея Кирилловича, – а он  надеялся, может, вы что-нибудь заплатите…         
        Баринов посмотрел на седого еще крепкого мужчину, потом достал кошелек и, подавая сотню, спросил:         
        – Ты кто такой?      
        – Да вот, живу рядом… Не могу пока никак устроиться на работу. А дома семья…       
        – Да… – протянул Баринов. – Обычная история. А что ты умеешь?
        – Я механик…       
        Андрей Кириллович с надеждой посмотрел на  хозяина «Мерседеса».         
        – Механик?   То-то  я   вижу, что  машина  вымыта профессионально.  Добро. Я должен ехать. Если хочешь, можешь мыть мою красавицу, чтобы утром она всегда была чистой. В обиде не будешь.       
        И все. Сел в машину и укатил. Потом Андрей Кириллович еще несколько раз мыл его «Мерседес» и всякий раз получал  по сто рублей. «Еще бы пару машин мыть на таких условиях, и можно было бы продержаться», – подумал он. Он попробовал повторить этот трюк с «Фордом», который стоял здесь же на стоянке, но хозяин недовольно поморщился, оплатил работу пятьюдесятью рублями и запретил это делать без его согласия.    
       Только через месяц у Андрея Кирилловича состоялся еще один разговор с владельцем «Мерседеса».       
       – Дед, – обратился тот к нему, – ты действительно механик?      
       – Действительно. Можете проверить.       
       – Сможешь перебрать мотор «девятки»?      
       – Легко.      
       – Тогда садись со мной, поедем на фирму. В гараже стоит «девятка». Заведи, послушай движок…
       – Я  только забегу домой, возьму инструмент.      
       Через минуту они мчались по утреннему Ростову и вскоре были на месте.      
       Андрей Кириллович внимательно послушал работу двигателя, замерил компрессию, зачем-то полез под машину, проверил ходовую и  написал перечень деталей, которые необходимо приобрести, чтобы  произвести ремонт.
       Баринов вызвал водителя, дал ему деньги и приказал ехать на базар покупать необходимые запчасти. Потом спросил у Андрея Кирилловича:
        – Сколько тебе нужно времени?      
        – Думаю, что завтра вечером вы сможете начинать обкатку двигателя.       
        – Машина будет на ходу?      
        – Конечно.
        – Годится. Приступай!       
        И приказал водителю помогать  механику.            
        Андрей Кириллович  работал до позднего вечера, а на следующий день в шесть утра был уже в гараже.      
        В  семнадцать часов в гараж зашел Баринов. Машина стояла вымытая, начищенная, а рядом на скамеечке сидел Андрей Кириллович и курил. Шофер смотрел на  механика с откровенным восхищением.         
        – Шеф, – доложил водитель, –  он  перебрал мотор, заменил  кольца, вкладыши, отрегулировал карбюратор, выставил зажигание. Вы только послушайте, как  заводится!
        Водитель провернул ключ зажигания, и мотор тихо забормотал.       
        – Чудеса… – протянул Баринов.       
        – Это еще что. Он весь передок перебрал. Шаровые поменял, саленблоки… смазал подшипники, и даже сход-развал отрегулировал.      
        – Ты говори, да не заговаривайся. Для этого стенд нужен.    
        – Да нет, он сам его смастерил и отрегулировал, – настаивал водитель. Он не знал,  что еще сказать хорошего  шефу о мастере.       
        – Ясно, – прервал его Баринов. Потом взглянул на Андрея Кирилловича и спросил: – Что из того, что сказал этот балабол,  правда?      
        – Да вроде бы все так… – ответил тот.         
        – Хорошо. Сколько я тебе должен?         
        – Цену определяете вы. Я месяц  не могу найти работы. Сколько дадите, столько и заслужил. Спасибо скажу. Вот если вы смогли  порекомендовать меня кому-нибудь, я был бы вам очень благодарен.         
        – Ладно, – удовлетворенно сказал Баринов. – За работу я тебе дам штуку. Знаю, что такая работа стоит больше. Но… тысячу.  И сегодня поговорю со своими друзьями. Может  повезет, и тебя возьмут.         
        Он протянул Андрею Кирилловичу деньги и  приказал водителю:
        – Завтра в восемь ты должен быть на базе. Только не гони, – мотор нужно обкатать…            
        Через неделю по рекомендации Баринова  Андрея Кирилловича  приняли в фирму на должность механика. Фирма занималась продажей новых автомобилей.
        Андрей Кириллович привык к тому, что Елена Георгиевна и их вислоухий спаниель  Егор провожали его на работу.
        Все его рабочее время проходило на стоянке, где ровными рядами блестели новенькие автомобили Волжского автозавода. Часто машины приходили неукомплектованными. То не было зеркал, щеток или фар, то каких-то других деталей. Тогда  Володя Беликов ехал на базар и покупал  недостающее. На стоянке  устанавливали их на товарные машины, проводили предпродажную подготовку, а потом любезно общались с желающими сделать дорогую покупку. Они должны были не только хорошо знать особенности каждой модели, но и суметь уговорить потенциального покупателя, дать пояснения, продемонстрировать работу двигателя…         
         В металлическом вагончике  механики прятались в непогоду от дождя и ветра, отогревались в зимнюю стужу. Здесь же хранились инструменты, приборы,  автомобильные масла, – все необходимое для  дела. Когда никого не было,  приводили в товарный вид  загрязненные в дороге машины, мыли, проверяли, регулировали…
         Зарплата зависела от количества проданных машин. Трудились без выходных. Отдыхали по графику  в любой день недели. Что говорить, это было не очень удобно, но заработки в фирме приличные, и  возражающих против такого режима работы не находилось.
        Жизнь постепенно входила в спокойное русло.
        В фирме успели оценить мастерство, честность и порядочность пожилого мастера. Он никогда не отказывался ни от какой работы, был надежным товарищем, хорошим механиком.         
        Разное случалось на стоянке.
        Как-то поздним вечером обстреляли машины из гранатомета. Слава богу,  людей не задело, но машин покалечило много.
        Велось следствие. Преступников не нашли.
        Были случаи, когда покупатель требовал от механика  переставить резину с одной машины на ту, что он хотел купить. Распоряжением дирекции фирмы это строго запрещалось. Некоторые механики, чтобы не упустить клиента, соглашались на такие действия и проделывали подобные операции не всегда бескорыстно. Но Андрей Кириллович никогда  не нарушал дисциплины, дорожил работой.
        Механики часто помогали друг другу, были в курсе дел каждого. Недавно Витя Степанов выдал дочь замуж. Скинулись на подарок молодым, потом  гуляли на свадьбе.
         А вот у Валентина Гарина возникли неприятности дома. Пока его жена сидела дома и смотрела за ребенком, все было хорошо. Но вот несколько месяцев как Мария, жена Валентина, медсестра по образованию, устроилась работать в буфет на железнодорожном  вокзале. Очень скоро стала возвращаться домой поздно. Иногда в подпитии.  Напряжение, которое царило в доме, отражалось на работе. Виталий стал  резок, грубил покупателям, а однажды  переставил себе резину с товарной машины. Это стало известно начальству. Чтобы потушить скандал, покупателю купили полный комплект новой резины, а  Гарина уволили. Виталий сначала не придал этому большого значения. «Уволили, ну и пусть!» Надеялся быстро найти работу. Но не тут-то было. Целыми днями он ходил по ремонтным мастерским, обращался к знакомым, которые еще недавно клялись в «вечной дружбе». Теперь под всяким предлогом отказывались от встречи  или прямо говорили, что помочь не могут. Скандалы дома стали  ежедневными. А однажды Мария  упрекнула мужа, что тот  не может содержать семью и сидит у нее на шее.
        Хмельной Виталий  ударил жену, хлопнул дверью и вышел из дома.  За время его отсутствия Мария собралась и ушла. Она забрала  дочь, свои вещи, оставив записку, в которой просила  ее не искать.
        Виталий бросился в буфет, где работала жена. Но там сказали, что  она уволилась и уехала из города.         
        Он часами бродил по улицам. Вечером вернулся в пустую холодную квартиру. Не знал, куда податься, что делать, как жить. Открыл холодильник, в котором стояла  недопитая бутылка.  Налил в граненый стакан водку и выпил ее как воду. Потом огляделся. На полу увидел кусок бельевой веревки. Поднял, попробовал на прочность. «Крепкая, – подумал он, – выдержит». 
        Перебросив веревку через перекладину, которую когда-то смастерил в проеме  кухонной двери в виде турника,  сделал петлю  и накинул  на  шею…       
        Его нашли на следующий день, когда внезапно вернулась Мария. Она хотела забрать  вещи дочери и, зная, что мужа  днем дома не бывает, вошла в квартиру.
       Хоронили Виталия на Северном кладбище. Огромный город мертвых встретил нового  обитателя неприветливо. Дул пронзительный ветер. Шел холодный осенний дождь. Но в любую погоду катафалки привозили свой скорбный груз, и рослые мужики в робах, с совковыми лопатами в руках, поджидая очередного покойника, курили, тихо переговариваясь.
        Попрощаться с Виталием Гариным пришли соседи по дому и несколько сотрудников фирмы, где он недавно работал.
        Ветер завывал жалобно и протяжно. Мокрая земля была тяжелой и больше походила на глиняный замес.
        Не замечая дождя, тихо плакали над могилой жена и дочь.
        – Жизнь – копейка… ну ее в болото… – протянул Витя Степанов, думая о чем-то своем.
        Андрей Кириллович стоял у края могилы и думал: «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе!» Так, кажется, писали классики. Как это верно…
         Дома он снял плащевую накидку, под колонкой обмыл от кладбищенской глины и грязи резиновые сапоги.  Жена возилась на кухне.      
         – Ау! – окликнул домашних Андрей Кириллович.       
         Вышла Елена Георгиевна, вытирая мокрые руки полотенцем.       
         – Чего так поздно? Я уж волноваться начала.         
        – Виталика  хоронили…– ответил он,  намыливая руки душистым мылом.
        – О, боже! Что с ним случилось? Такой молодой… – стала причитать Елена Георгиевна.      
        – Ты лучше покорми меня. Устал  что-то…      
        – Сейчас соберу, – засуетилась хозяйка.      
        – А что, Анны дома еще нет?      
        – Нет. Ты же знаешь, она приходит поздно.       
        – Поздно, поздно… чем только  там занимается?      
        – Зачем ты так о  дочке?! Учится хорошо, стипендию получает. Возраст у нее такой…      
        – Какой такой возраст?  Девчонка еще…      
        – А вспомни себя! У нас в  двадцать  уже Оленька была…      
        – Ну,  о чем ты говоришь? Сейчас смутное время. Люди не могут на хлеб  заработать…            
        Елена Георгиевна поставила на стол тарелку. Андрей Кириллович  устало  огляделся вокруг и сказал:    
        – Налей-ка, мать, рюмку… Хочу помянуть Виталика…      
        Он  выпил обжигающую жидкость, с аппетитом съел приготовленный женой ужин, и  встал из-за стола.    
        – Сегодня лягу  пораньше.      
        Утром, как обычно,  ушел на работу, и его провожали жена и спаниель Егор.

                2.     Andante, dolce, con  anima.

         В понедельник ровно в девять Ольга стояла у двери с табличкой: «Осторожно, злая собака!». Услышав: «Открыто!», – вошла. Ничего не изменилось с тех пор, как  они с отцом побывали в этом кабинете.
        – А, Ольга, – буднично спросил Владимир Николаевич. – Хотите кофе?         
        – Хочу, – сказала Ольга и задорно посмотрела на шефа.
        – Наливайте себе, – сказал он, подавая большую чашку.
        Ольга насыпала две ложечки коричневых гранул и  ложечку сахара, потом до половины налила кипяток.      
        – Тогда с вашего позволения я присяду.       
        Владимир Николаевич кивнул и с любопытством посмотрел на девушку.            
        – Что вы так смотрите? Продолжаете тестировать?    
        – Да нет. Просто удивляюсь: как все-таки здорово…– Он не уточнял, что именно здорово. Потом снял трубку внутреннего телефона и сказал тоном, не допускающим возражений: – Люся, зайди.      
        В кабинет вошла  девушка, вульгарный вид которой  даже Ольгу заставил отставить кофе в сторону. Она смотрела на молодое личико, обезображенное безвкусным макияжем, мини-юбку короче всех возможных пределов и как-то нехорошо подумала о Владимире Николаевиче. Между тем тот, даже не взглянув на вошедшую,  обратился к Ольге:
        – Вы принесли документы?      
        – Как было приказано…      
        – Дайте…
       Он прочитал диплом, просмотрел трудовую книжку, паспорт и передал их Люсе.       
        – Сейчас Ольга Андреевна освободится, зайдет к тебе, заполнит анкету и напишет заявление. Надо подготовить приказ о приеме на работу на должность программиста с месячным испытательным сроком.      
        Люся, не говоря ни слова, даже не взглянув на Ольгу, вышла.
        – Мне хотелось бы, чтобы вы сразу подключились к решению задачи по близкой для вас тематике. На крупном заводе необходимо наладить учет  в складе запасных частей. Наверное, что-нибудь подобное вы решали в своем порту.            
        – Было дело. Кстати, такие работы хорошо поставлены у вас в Новочеркасске, – сказала Ольга.    
        – Да? Интересно. И как вы  умудрились прослышать об этом? Мои – прошляпили.  Расскажите им. –  Владимир Николаевич встал, давая понять, что  пора заниматься делом.         
        Они прошли по широкому, плохо освещенному коридору в большую комнату, где за столами у компьютеров сидели молодые люди. Двое стояли у открытого окна и курили, о чем-то увлеченно беседуя. Они даже не обратили внимания на вошедших.
        Ольга задержалась у стола, за которым сидела девица-секретарь, а Владимир Николаевич прошел в дальний угол комнаты к единственному в этом коллективе пожилому мужчине. Они о чем-то переговорили, и Владимир Николаевич вышел.         
        Так начался ее первый рабочий день. Уже через неделю девушка перезнакомилась с программистами и с интересом решала разнообразные задачи, ходила в библиотеку, искала похожие программы, часто засиживалась за компьютером до позднего вечера.
         Однажды, оставшись после работы, Ольга никак не могла запустить программу. В комнату вошел Владимир Николаевич.       
        – Что так засиделись? Проблема?         
        – Не могу найти ошибку. Программа в основном работает, но иногда дает сбой. Не пойму.          
        – А что говорит Михаил?       
        – Пока ничего. Думает.       
        – А вы разве никуда не торопитесь?         
        – А куда мне торопиться?  Я  в свободном полете. Хочу еще поработать.       
        – Я могу чем-нибудь помочь?         
        – Да нет. Попробую справиться сама.         
        – Ну, что ж…  Спокойной ночи.            
        Провозившись почти до полуночи, Ольга все-таки обнаружила ошибку, исправила ее и утром,  довольная, передала Михаилу,  руководителю их группы,  распечатанную программу. Тот удовлетворенно хмыкнул и пошел к шефу.       
        Незаметно пролетел месяц. Ольга работала с увлечением. Ей все нравилось: непринужденная обстановка, простые отношения с коллегами. Она сблизилась с Ириной, женщиной лет тридцати. Опытная программистка, Ирина часто предлагала самые неожиданные решения. И делала  все так естественно, что казалось, это было делом само собой разумеющимся.  Семья ее состояла из больной матери и дочери пяти лет. Поэтому она никогда не задерживалась, а иногда даже уходила за час до конца рабочего времени. Но никто на это не обращал внимания. Все все понимали, а Владимир Николаевич как-то по этому поводу сказал:
        – Я против уравниловки. Как говорят англичане, породистые лошади должны ходить на длинном поводке Важен результат, а  всем остальным можно пренебречь.      
        За этот месяц Ольга больше узнала тех, с кем свела ее судьба. Георгий Михайлович, начальник отдела, был обременен большой семьей. У него трое дочерей, и он мечтал, чтобы хотя бы старшая, наконец, вышла замуж и в их тесной квартире можно было бы продохнуть. При этом у него была собака, и все удивлялись, как при такой тесноте можно иметь в квартире еще и добермана. Но Георгий Михайлович только вздыхал и мечтательно смотрел в окно. Летом он с собакой перебирался в небольшой дачный домик  и был счастлив.         
        Ольга по-прежнему часто задерживалась на работе допоздна, но утром, как правило, ровно в девять уже сидела за своим столом.
        Однажды вечером, когда Ольга писала  инструкцию к программе, в комнату зашел Владимир Николаевич. Он постоял у двери, рассматривая Ольгу, потом подошел к ее столу и спросил:
        – Как вы смотрите на то, чтобы составить мне компанию и выпить кофе?         
        – Это нужно понимать, что вы начинаете за мной ухаживать? – спросила Ольга и улыбнулась.       
        – Можно и так.         
        – Ну, что ж, я не против. У меня даже домашние пирожки есть.         
        Они прошли в его кабинет и включили электрический чайник. Ольга  освободила заваленный бумагами стол, постелила салфетку и на тарелку выложила пирожки, которые вчера испекла  мама.       
        –  Ну, как вам у нас?         
        – Нам у нас хорошо. Скажите, Владимир Николаевич, почему вы со всеми так естественны и просты, а со мной  чопорны и официальны? Разве я не прошла все ваши тесты?   
        – Да  нет,  не  в  этом  дело.  Просто  вы  мне   нравитесь. Это состояние для меня не совсем привычно. Мне и самому это не очень понятно.      
       – Так в чем же дело, – по привычке озорно сказала Ольга, – давайте с вами выпьем на брудершафт и будем на «ты» хотя бы в нерабочей обстановке.       
       Видно было, что девушке очень льстило внимание шефа. Она видела, с каким уважением к нему относились сотрудники, и сама имела возможность не раз оценить его профессионализм и  порядочность.      
       – Ну что ж, в этом есть резон.         
       Владимир Николаевич достал из ящика стола бутылку молдавского вина и разлил его по чашкам.      
       – Извините, фужеров нет. – Он посмотрел доверчиво ей в глаза, потом встал и торжественно произнес: – За нас!         
       Ольга посмотрела в чашку с вином, точно попыталась угадать мысли шефа, потом улыбнулась и повторила:
       – За нас!       
       Они выпили. Он поставил чашку на стол, обнял девушку и крепко поцеловал. Ольга сразу как-то размякла. Потом он  еще целовал ее, пока, наконец, опомнившись, она не произнесла:
        – Все! Все формальности соблюдены. Теперь хотя бы в нерабочей обстановке вы… ты не будешь меня называть Ольгой Андреевной…         
        – Да… Спасибо…       
        Он был возбужден  и не знал, как себя вести, о чем говорить. Но закипел чайник, и Ольга стала разливать кофе.      
        – Кстати, ты, кажется, женат? Расскажи, пожалуйста, о своей семье, если можно…         
        Владимир Николаевич немного помолчал, потом задумчиво сказал:      
        – Женат… Но не очень…       
        – Как это понимать?       
        – С женой мы живем уже пятнадцать лет. Все у нас вроде бы нормально. Только она очень больной человек. Детей у нас нет и… не будет никогда.  Последние годы мы как-то отдалились друг от друга… Она преподает в университете. Я живу своей жизнью.  Но я никогда не смогу ее оставить… хоть и понимаю, что жизнь – штука одноразовая…      
        – Не стоит так обреченно. Вокруг тебя столько молодых красивых девушек…      
        – До твоего прихода  меня это не очень интересовало. Но я все-таки попробую за тобой ухаживать, если ты не возражаешь? – сказал он и снова обнял девушку.       
        – Будь благоразумен: рискни! Я человек свободный и не буду скрывать: ты мне тоже нравишься, хоть понимаю, что это безумие и у меня никаких перспектив. Но я этого хочу.            
        И она ответила на его призыв.
        Все произошло как-то искрометно, страстно, бездумно. Потом они пили кофе, ели домашние пирожки и рассказывали друг другу о себе...
       – Тебе уже пора, – сказала  Ольга, посмотрев на часы. Было половина первого ночи.      
       – Да… пора, – обреченно ответил Владимир Николаевич и снова поцеловал Ольгу. – Я не хочу никуда уходить. А как ты будешь добираться домой?    
       – Переночую у нас в комнате на диване. Я уже такое практиковала. Мои знают, что часто задерживаюсь допоздна.   
       – Зачем? Я сейчас поймаю машину…      
       – Нет, милый. Останусь…       
       Когда, надев кожаную куртку,  он собрался выходить, она поцеловала его и тихо сказала:      
       – Ты подарил мне праздник. Признаюсь, что  я с самого первого нашего знакомства все время думала о тебе. Теперь знаю:  я – колдунья. Могу тебя приворожить!
        Владимир Николаевич вышел  из здания и пошел к проезжей части улицы, чтобы остановить попутку. Шел  осенний холодный дождь. Проезжающие машины обрызгивали прохожих. Тускло светили  фонари, подсвечивая мелкие брызги. Порывы ветра раскачивал висящие на столбах рекламные щиты. А на душе у него было радостно и тревожно.   

        В девять Ольга уже что-то колдовала за компьютером. Она светилась счастьем. Ирина только взглянула на подругу и, ничего не спрашивая, поняла, что в жизни ее  произошло нечто значительное. Впрочем, Ольга не стала удовлетворять ее любопытства. Только улыбнулась,  продолжая работать.
        Постепенно комната наполнилась людьми, все делились впечатлениями от очередного политического шоу, разыгранного накануне депутатами Государственной Думы на глазах у миллионов телезрителей. Кто-то сразу подошел к окну  и, открыв форточку, закурил, продолжая  обдумывать проблему, которая  не давала покоя. Пришел и Георгий Михайлович с большим старым портфелем, больше похожим на хозяйственную сумку. Он снял и аккуратно повесил в шкаф  старенькое пальто, выложил из портфеля термос и сверток с бутербродами. Наконец, усевшись за стол, вопросительно посмотрел на телефон.      
       – Люся, – обратился он к  секретарю, – шеф не звонил?         
       – Не знаю, что случилось, но на работе его нет.
       – Может быть, позвонить домой?         
       – Уже звонила. Дома никого нет.       
       – Странно, – протянул Георгий Михайлович и посмотрел на своих подчиненных. – Никто не знает, куда Владимир Николаевич собирался с утра?         
       Сотрудники пожимали плечами, продолжая работать.
       – Может быть, что-нибудь с Ниной Сергеевной? – высказала предположение Ирина.
       – Этого-то я и боюсь.             
       В это время раздался долгожданный звонок, и Владимир Николаевич сообщил Георгию Михайловичу, что задерживается по делам.  Будет примерно через час-полтора. Это дало повод к новым предположениям и тревогам. Все привыкли, что Владимир Николаевич всегда на своем месте, никуда никогда не отлучается, приходит  на работу первым и уходит последним.
         Георгий Михайлович  попросил Михаила показать, как  идут дела с программой для энергетической системы Балтимора. Они долго о чем-то спорили, пока, наконец, Георгий Михайлович не сказал:
        – Все. Поговорили. Теперь начинай делать так, как сказал я. Демократия демократией, но  пора и делом заниматься!             
        Ольга была рада, что шеф запаздывал. Она успела адаптироваться к новым ощущениям. Ирина наклонилась к ее столу и тихо спросила:      
        – Ты снова ночевала здесь?       
       Ольга кивнула и продолжала работать.          
       – Ты, подруженька, доночуешься.
       Время тянулось медленно. Ольга рассчитывала показатели коэффициентов, составляла пояснение к программе. Потом пошла в буфет за пирожками. Обедала одна, – Ирина ушла в библиотеку. Люся  увлеченно рассматривала себя в зеркальце, стараясь выдернуть волосок, который некстати вырос прямо под носом; Георгий Михайлович внимательно читал инструкцию, а Ольга, как ни старалась, не могла ни на чем сосредоточиться.
       Владимир Николаевич пришел пару часов назад, поздоровался и, ни слова не говоря, ушел в свою келью, даже не взглянув на Ольгу.
       Девушка как-то сжалась. Ей было не по себе. Она терялась в догадках, старалась не думать  о том, что произошло между ними. Механически перекладывая  листы на столе, готова была расплакаться. Но вдруг по селекторной связи раздался его голос:
       – Ольга, зайдите ко мне.         
      Она встала, поправила свитер и вышла, не смея ни на кого взглянуть.         
      – Здравствуй, Олюшка, – сказал он и улыбнулся. – Ты знаешь, где я сегодня был?         
      – Откуда же мне это знать? – ответила она, ожидая продолжения.      
      – Я был в фирме, занимающейся недвижимостью. На твое имя арендовал на год однокомнатную квартиру совсем недалеко отсюда, на улице Суворова. Есть  у нас такая улица.  Что ты на это скажешь?      
       Ольга была шокирована. Сердце радостно забилось и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.         
       – Почему же ты  ничего не  сказал?    
       – Идея пришла в голову только под утро. Это не дело, что ты ночуешь на диване в кабинете. Квартиру я смотрел. Она в хорошем состоянии и с телефоном. Там есть и кое-какая мебель.
       – Это здорово. Только мне еще предстоит непростой разговор с родителями…         
       – Скажешь, что фирма тебе выделила квартиру. Кстати, аренда предполагает право выкупа. Так что со временем ее можно будет и купить.         
       Ольга посмотрела на Владимира с  нежностью и сказала:   
      – Спасибо... Но я так волновалась… в голову лезли всякие глупые мысли…
      Он подошел к девушке и поцеловал в губы.      
      – Это тебе спасибо.  Хочешь после работы посмотреть апартаменты?   
      – А может  завтра? Я хотела бы сегодня пораньше домой пойти. Надо подготовить родителей…      
      – Нет проблем. Прямо  сейчас и иди. Как ты спала на этом продавленном диване? Чем укрывалась?   
      – Да нет. Тут все в порядке. Из дома принесла  плед. А домой пойду после работы. Так будет лучше...            
       Ольга вернулась к себе и подумала: «Ему претят поцелуи  в захламленном кабинете, где всякий раз нужно оглядываться на дверь…  Боже, как мне хочется сделать его счастливым. Быть с ним счастливой…»

                3.  Andante, amoroso.
 
         Анна сидела в аудитории и просматривала конспекты по цитологии. Вот уже более года  как она переводом была зачислена в медицинский институт, но ощущение нереальности происходящего с нею все не проходило.
        Лекции и лабораторные занятия не оставляли свободного времени. Она старалась,  как могла, быть на уровне сокурсников, часто засиживалась в лаборатории, чтобы еще и еще раз просмотреть  препараты под микроскопом, потом шла в библиотеку и сидела там до  закрытия.            
        С группой ей повезло:  это были дружные и веселые товарищи. Анна подружилась с Володей Титаренко, Васей Ковалем и Русланом Мироняном. Это была неразлучная четверка. В группе их называли соответственно Атосом, Портосом, Арамисом и Д’Артаньяном.
       Володя-Атос внешне  никак не был схож с образом героя книги Александра Дюма. Коренастый, круглолицый, улыбчивый, он поражал общительностью и доброжелательностью. Как и Атос всегда готов был прийти на помощь.
       Однажды он ехал в автобусе, и вдруг увидел, что трое нахалов грубо  пристают к девушке. Протиснувшись мимо равнодушно стоявших в проходе пассажиров и слегка отстранив одного из них, обратился к девушке:
       – На следующей нам сходить?      
       Хулиганы недовольно посмотрели на парня, потом, оценив обстановку, решили не связываться и сошли.      
       Девушка благодарно посмотрела на Владимира:
       – Спасибо вам. Не знала уже, что и делать.      
       – Нельзя быть вызывающе красивой, – улыбнувшись, ответил он и прошел вперед.
       В группе его уважали. Он изводил преподавателей вопросами. Сначала студенты думали, что так он демонстрирует свое прилежание. Но вскоре поняли, что это его всерьез интересует. Чтобы не задерживать студентов, не отвлекать преподавателя от темы, вопросы задавал в перерыве, иногда в самом неподходящем месте.
        Учился Володя неплохо, был крепким середнячком. Но особое внимание уделял  хирургии, так как мечтал о ней до фанатизма. Он мог сутками находиться в клинике. Обрабатывал раны, делал перевязки, налаживал капельницы, тенью ходил за дежурным врачом и приходил в восторг, когда  разрешали помыться на операцию, где ему предназначалась роль «держателя крючков». Потом долго под диктовку писал протокол операции в журнал и мечтал о новых хирургических подвигах.
        Когда в группу пришла Анна,  сразу обратил на нее внимание, но ничем не подал вида, продолжая читать «Этюды желудочной хирургии» Юдина.      
        – Что ты читаешь так увлеченно даже на перемене? – спросила Анна, заинтересовавшись  старым изданием.          
        – Мысли здесь светлые, да и культура просматривается. Так я расслабляюсь.  Тебе это кажется смешным?      
        – Не расслабляются лишь бесхребетные люди. Не смеют, поскольку лишены станового столба и понимают, что, если расслабятся, собраться  им уже не удастся, – сказала Анна. – Когда прочтешь, дашь посмотреть?       
        Владимир внимательно посмотрел на девушку и коротко ответил:       
        – Всенепременно… но с возвратом. Книга библиотечная…    
        С тех пор Анна приобрела верного преданного друга.
        Василий Коваль  даже внешне походил на Портоса. Огромного роста, мускулистый, темноволосый, он был настоящим донским казаком из станицы Кривянкой.  В их доме  много детворы, и все, как могли, помогали взрослым по хозяйству: с утра нужно и корову подоить, и свиней накормить, и траву прополоть на огороде. Мать воспитывала их без отца. Когда Василию было лет пятнадцать, отец погиб в шахте, где работал проходчиком. После  этого мать перебралась ближе к родителям и так и тянула одна пятерых детей: троих мальчиков и двух девочек.       
         Понимая, что подготовиться в медицинский, обучаясь в станице, будет сложно, Василий  добился перевода в Новочеркасск. Сначала приходилось трудно. Больше часа  добирался до города. Со временем он ликвидировал отставание, а потом и отличником стал. Школу окончил с золотой медалью.       
        С виду – добродушный  увалень, чуть медлительный простак. Его рост, фигура и готовность всегда помочь закрепили за ним кем-то брошенную кличку Портос. Василий только посмеивался.
        «Он человек серьезный: книжек не читает!» – острили товарищи. Другие утверждали, что его огромный рост и сила – результат непомерных умственных тренировок. Третьи – что у Василия замедлен обмен веществ, он редко принимает участие в студенческой жизни – значит, у него интенсивная внутренняя жизнь  и он –  «вещь в себе».
       Василий все это выслушивал  и никак не реагировал.            
       К Анне он долгое время был равнодушен. Девушка, каких в институте много. Но однажды ему показалось, что  какой-то верзила стал ее обижать. То ли толкнул, то ли сказал что-то обидное. А они с ней, как-никак, учились в одной группе.
       Василий молча встал, приподнял от пола обидчика и переставил на метр в сторону. Этим конфликт и закончился.
       С тех пор Василий считал своим долгом оберегать девушку, которая, как он говорил, была очень похожа на его  мать.
        Руслан Миронян  –  вылитый Арамис. Стройный, с гладкими  черными волосами, большими блестящими глазами, напоминавшими две спелые вишни, над которыми широкой черной полоской, соединяясь друг с другом, взметались брови, ямочки на щеках, прямой ровный нос, черные, модно подстриженные усики, прикрывшие сочные чувственные губы, завершали портретное сходство с соблазнителем женских сердец.
        Дедушка Руслана известный в городе онколог. В тяжелые времена, когда в Баку прошли армянские погромы, его семье удалось в последний момент бежать из охваченного сумасшествием города. Они нашли приют у друзей в Ростове. Так случилось, что помог  Миронянам устроится на новом месте дядя Анны, главный онколог города Марченко. С тех пор  семьи дружили. Когда  Руслан узнал, что племянница Сергея Кирилловича перевелась из Владивостока в их институт, да еще и в их группу,  счел своим долгом опекать девушку.
        Руслан влюблялся часто и  всякий раз, когда такое случалось, ему казалось, вот она – та самая, настоящая любовь. Но вскоре начинал понимать, что  это не совсем то… и тогда  мучился, как бы не обидеть девушку, которой наговорил в любовном запале бог весть что…
       После того, как в группе появилась Анна, Руслан  сосредоточил  внимание только на ней, старался  помочь, приносил конспекты тех предметов, по которым Анна отставала. Иногда к семинарам они готовились вместе.
       Анна привлекала Руслана самостоятельностью суждений, цельностью. Когда она  сказала, что хочет устроиться работать по ночам, чтобы быть более независимой, Руслан обещал поговорить с дедушкой.
       Сначала девушки их группы иронически относились к трогательной заботе ребят об Анне. Потом у них появилась  какая-то ревность: «Не успела приехать, как сразу таких парней захомутала!»  Однажды Светка Морозова даже высказалась по поводу того, что Анна ведет себя уж очень фривольно, соблазняет своими женскими прелестями ребят.
        Анна поначалу стала растерянно оправдываться:
        – Зачем ты так?! Я как Д’Артаньян – четвертая в компании мушкетеров.  А ты… Ты больше на Миледи смахиваешь. Сужу по тому количеству яда, который разбрызгиваешь…
        Анну рассмешило это сравнение. Она залилась звонким смехом, но осеклась. Светка смотрела на нее уже не со злостью. В глазах однокурсницы была ненависть.      
        – Тоже мне, Д’Артаньян в юбке! – ответила она и прекратила спор, но злобу затаила.
        С тех пор за Анной так и закрепилось это прозвище. Девушка особенно и не возражала. Вскоре к неразлучной четверке привыкли.
        Анна устроилась работать по ночам в клинику общей онкологии. Узнав, за кого хлопочет  внук, Арсен Григорьевич сам пошел к директору института и договорился о приеме  на работу. 
        Работала она  так же увлеченно, как и училась. Намотавшись за день,  ухитрялась под утро поспать часа два, и ее молодой организм вполне справлялся с такой нагрузкой. Девушка выдержала настоящий бой с родителями, которые были категорически против  работы по ночам.  Своенравная и упрямая, она всегда делала то, что считала нужным, и родители постепенно смирились.       
        Все было бы прекрасно, не случись то, что обычно случается с молодыми людьми: Анна влюбилась. И влюбилась не в одного из «мушкетеров», с которыми проводила свободное время, а в своего преподавателя, Валерия Попова. Выше среднего роста, русоволосый, он  двусмысленно шутил, заигрывая  со студентками.
        Однажды, когда Анна засиделась на кафедре, к  ней подошел Валерий и, чуть отодвинув  ее голову, посмотрел в микроскоп.            
        – Это слизистая шейки матки. Вы видите признаки дисплазии?          
        – Конечно.         
        – А это что? – спросил он и положил  под микроскоп другой препарат.
        – Это пунктат молочной железы. В препарате раковые клетки.         
        – Молодец, – похвалил он девушку. –  А это?
       И он снова поменял препарат.         
       То ли Анна переволновалась, то ли  запах его волос затуманил ее сознание, но ответить  не смогла  и от этого еще больше смутилась.       
       – Это костная ткань. В препарате виден разрыв надкостницы. Небольшие круглой формы клетки с большими ядрами. Остеогенная саркома. Запомните эту картину.         
       Щеки Анны горели. Сердце колотилось так, что казалось, будто Валерий может его услышать.
       Подошел Руслан, и преподаватель прошел к другому студенту.         
       – Что он тебе ворковал? – подозрительно спросил юноша. – Ты разве не знаешь, какие слухи ходят про  этого  типа?       
       – Зачем ты так? Какой он тип? Показал мне два препарата. В чем ты его обвиняешь?             
       Анна многое слышала  об ассистенте Попове. Рассказывали о том, что он приводит девушек домой и «берет натурой» за зачет. Но что только не выдумают студенты о молодых преподавателях!
        Когда  нужно было уходить, Руслан, как обычно, вызвался ее проводить, но Анна отказалась:
        – Я сегодня иду на ночное дежурство…      
        – Ну и что? Пойдем в клинику.      
        – Нет, Русик. Сегодня я хочу побыть одна. Спокойной ночи, Арамис!
        И она, весело махнув ему рукой,  пошла к автобусной остановке.
        Дома, на дежурстве, в институте на лекциях Анна думала о Валере Попове. «Почему он так загадочно смотрел и многозначительно улыбался? Его взгляд словно раздевал, и  становилось стыдно… Нет, он определенно меня волнует!» Она понимала, – он  бабник,   у него  столько девченок перебывало… но ничего не могла с собой поделать.
        В этом году декабрь выдался сухим и морозным. На улицах бойко торговали елями и соснами. В витринах магазинов блестели гирлянды разноцветных лампочек,  мишура. Чувствовалось приближение Нового года. Настроение у Анны было приподнятым, предпраздничным.      
        Однажды, когда в перерыве между лекциями она зашла в кафе выпить стакан сока, почувствовала на себе  пристальный взгляд. Валерий держал в руках кофе и шел в ее сторону. Анна, осмелев, задорно посмотрела ему в глаза. Он улыбнулся и  произнес:   
        – Марченко, что вы сегодня вечером делаете?      
        – Вечером, это когда?         
        – Часов в семь…       
        – А что, вы меня хотели куда-нибудь пригласить?      
        – Есть такое намерение.         
        – Очень бы хотелось… но я сегодня дежурю, работаю медсестрой в онкологическом институте.       
         – Да? Это совсем интересно. А разве нельзя с кем-нибудь поменяться?          
         – Не знаю…– нерешительно произнесла Анна. –  Нельзя  перенести ваше намерение на другой день?         
         – Конечно, можно… если бы не одно обстоятельство: у меня сегодня день рождения…      
         – День рождения?! Я вас поздравляю. Но при чем здесь я? У вас будут родственники, друзья.
         Анна уже оправилась от смущения. Валерий  же тихо возразил:
         – Родственники живут далеко. Да и друзей почему-то сегодня не хочется приглашать. Вы очень нравитесь мне, и я подумал: а что, если  вдруг согласитесь. Это был бы мой самый лучший день рождения!
         – Валерий Сергеевич, неужели вы думаете, что я вам поверю? День рождения! Ничего придумать не могли оригинальнее?  Да и девчонки на вас вешаются, как на вешалку! Мне не хочется следовать их примеру!         
        Валерий достал из бокового кармана паспорт и, открыв, молча подал его Анне. Девушка взглянула на дату рождения, смутилась и вернула паспорт.       
        – Извините меня, глупую. Я  вас поздравляю… Попробую подмениться…       
        Анна не договорила. Валерий  предложил:
        – После лекции  буду вас ждать у административного корпуса.    
        – Я постараюсь… – сказала Анна, потупив взгляд.            
        После лекции она созвонилась с подругой и договорилась поменяться дежурствами, согласившись за нее выйти на работу в воскресенье.  В ларьке, расположенном на территории клиники, купила в подарок яркий галстук и вышла к административному корпусу. Валерий ждал ее у доски объявлений.          
        – Вот и я, – с напускной веселостью сказала Анна. – А нам далеко?         
        – Пару минут ходьбы, на Пушкинскую, – ответил он. – Если ты не возражаешь, давай сразу же перейдем на «ты», а то как-то неловко…      
        – Нет возражений.         
        Они прошли вверх по Крепостному и вышли к большому девятиэтажному дому.         
        – Здесь я и живу.         
        – Ты снимаешь квартиру? – спросила Анна.      
        – Нет, это квартира моя. Мне она досталась, так сказать, по наследству от дальней родственницы, у которой я жил все студенческие годы. Пару лет назад она умерла, и  квартира перешла ко мне.         
        – Здорово… – неопределенно сказала Анна. – И сколько лет было этой твоей родственнице?       
        – Семьдесят три года. Могла бы еще пожить… Она последнее время сильно болела… Но не будем о грустном, хорошо?          
        – Хорошо.         
        Они поднялись на пятый этаж. Лифт работал бесшумно. Валерий открыл дверь и пропустил  девушку вперед.            
        В прихожей  стоял шкаф для верхней одежды. Мягкий свет настенного бра освещал книги на полках вдоль коридора, а ковровая дорожка на полу и акварели на стене создавали  ощущение покоя.
        В комнате большой коричневый ковер, закрывающий почти всю стену, переходил на своеобразную тахту, на которой лежали  вышитые  подушечки. В углу – телевизор и видеомагнитофон. У другой стены – письменный стол с компьютером, полка с какими-то папками, книгами, карточками. В другом углу – два небольших кресла и журнальный столик. Все было идеально чисто и ухожено.         
        Анна не знала, как себя вести, что делать. Она была слегка смущена. Присев на кресло,  стала рассматривать иллюстрированные журналы.         
       Валерий  прошел в кухню.       
       – Аннушка, ты поможешь мне? – спросил он.       
       – С удовольствием.       
       У нее дух захватило, когда она в ответ на зов Валерия, прошла в кухню: такой аккуратности и красоты, различных приспособлений  на рабочем столе она увидеть не ожидала.
       – Открой, пожалуйста, холодильник. Возьми, что увидишь, и неси в комнату. 
       – Валера, а давай организуем пир на кухне? Тут так здорово!      
       – Я не против. Тут хоть стол нормальный. Сейчас  принесу скатерку.       
       Через несколько минут стол был сервирован и накрыт. Валерий достал шампанского и коньяка, разлил напитки, включил тихую мелодичную музыку.       
       – Ты знаешь,  не люблю  современные ритмы. А  какую музыку любишь ты?         
       – Разную. Итак, пьем за тебя! Будь здоров, счастлив и везуч. Сегодня тебе двадцать семь! Это возраст зрелости. Ты уже многого достиг, но еще многого можешь достигнуть. Я желаю тебе счастья и успехов во всех твоих начинаниях! За тебя!       
       И Анна выпила бокал шампанского и взяла ломтик сыра.   
      – Вкусно! – протянула она и засмеялась. Ей вдруг стало весело и хорошо.         
      – Спасибо, Аннушка. А ты знаешь, когда я тебя заприметил?       
      – Так уж и заприметил! Ты в институте на многих девчонок таращишься, как кот на рыбок в аквариуме. Наслышана. Сюда многие девчонки попадали, соблазненные твоими сладкими речами. Скажи, Валера, а что ты делаешь с их трупами?         
        – У нас  мусоропровод…            
        – Вот-вот… Несчастные мы, несчастные… Но – финиш! Столько лет  блудил,  хватит!      
        – Согласен, хватит! – легко согласился Валерий и налил в стопки коньяк. Потом положил Анне в тарелку салат, колбасу, маринованные грибы. – Теперь давай выпьем за дружбу. Я тебе уже говорил, что ты мне  нравишься?       
        – Ты не споить ли меня собрался? – спросила с улыбкой Анна. – Напрасный труд. Мы на Дальнем Востоке все проспиртованы. А если серьезно, то и ты мне нравишься. Но только не знаю, нужно ли это тебе говорить? Выпьем?      
        – За тебя! – сказал Валерий и выпил коньяк. Анна посмотрела на свою рюмку, понюхала букет и медленно выпила до дна. Потом зацепила ломтик лимона вилкой и отправила  в рот, как обычно делал  отец.      
        – Давай потанцуем, – предложил Валерий, и они пошли в комнату. Звучала медленная мелодия. В полумраке Валерий обнял Анну. Она оперлась на его мускулистую руку, и, подчиняясь полностью его воле, отдалась танцу.  Какое-то время они молчали. Волнение, усиленное выпитыми напитками, овладело ими одновременно. В какой-то момент Валерий сильнее прижал к себе девушку и посмотрел ей в глаза. В них он прочел желание и поцеловал ее в губы. Она не сопротивлялась. Тогда, осмелев, он стал  страстно целовать губы, шею, глаза…       
         – Все… хватит… довольно…– говорила  она, а сама прижималась к нему, понимая, что должно сейчас произойти.  Усадив Анну на тахту, он что-то шептал, задыхаясь от возбуждения. Расстегнул  пуговицы на  кофточке, стал  целовать  грудь. Анна  отвечала на его поцелуи, шепча дрожащим голосом:      
        – Валерочка, ну подожди… не торопись… я же пришла… у нас  все впереди…      
        Но он ждать уже не мог. Нервными руками снимал с нее одежду, уложил на тахту,  продолжая целовать…
        Потом они лежали, и она боялась шелохнуться. А он, утолив свою страсть, нежно гладил ее по бархатной  коже  и шептал:      
        – Я так этого хотел… У меня такого еще не было… Просто наваждение какое-то.
        Анна молчала. Она боялась спугнуть  ощущение полного счастья.       
        Потом они снова сидели на кухне, и пили кофе с коньяком. Валерий  достал специально для этого случая купленную коробку шоколадных конфет.      
        – Я тебя сегодня никуда не отпущу. Ведь ты для домашних на дежурстве!       
        – Хорошее у меня дежурство, – улыбнулась Анна. – Но я и сама никуда не хочу уходить. Когда ты еще меня позовешь к себе?!         
        – Зачем ты так? Мне никто не нужен. Мне с тобой хорошо так, как не было ни с кем.         
        Анна улыбнулась:       
        – А что, если мне это очень понравится, и я поселюсь у тебя?         
        – Я буду только рад. А как ты объяснишь это родителям?         
        – Это мои проблемы.
        Заснули они под утро. Анна проснулась первой, тихо прошла в ванну и долго мылась. Потом быстро приготовила легкий завтрак и разбудила Валерия. Тот проснулся, привлек ее к себе.   
        – Привет! Тебе на работу сегодня не нужно?       
        – Через минуту я буду готов.       
        Они вместе вышли  на улицу.       
        – Так я тебя жду? – спросил он с надеждой.         
        – У меня  занятия кончаются в три. Потом я поеду домой. Предстоит сложный разговор с родителями. Мама в обморок упадет. Отец будет стучать по столу. Но я...  постараюсь прийти…         
        – Я буду тебя ждать.      
        И они разошлись. У Анны первая лекция была по хирургии.

        Когда Анна пришла домой, Елена Георгиевна обратила внимание на то, что дочь чем-то озабочена. Ничего не спрашивая, поставив на стол тарелку борща, села рядом. Девушка молча ела, о чем-то сосредоточенно думая. Елена Георгиевна  ждала, когда дочь сама все расскажет. Наконец,  Анна отставила тарелку в сторону и, печально посмотрев на мать, сказала:
         – Мамуля, я ухожу из дома…         
        Елена Георгиевна сначала не поняла, о чем она говорит. Когда же смысл ее слов дошел до  сознания, сердце будто остановилось в ее груди.
        – Девочка моя, что произошло?      
        – Ничего особенного. Я полюбила…      
        – Так это же замечательно. Но почему нужно уходить из дома?       
        – Мы хотим жить вместе…      
        – И давно вы встречаетесь?      
        – Нет. Но люблю я его уже давно… около двух месяцев…       
        –  Около двух месяцев, – горько эхом повторила Елена Георгиевна… Но почему такая спешка? Почему ты не познакомила нас? Кто он, кем работает?         
        – Я не могу тебе ничего сказать. Он старше меня лет на семь, работает, имеет квартиру. Достаточно обеспечен. Познакомить вас пока не могу…      
        – Он что, женат? Почему ты не можешь нас познакомить?       
        – Пока этого делать не стоит. Вот мы поживем вместе… Если увидим, что подходим друг другу, тогда и оформим наши отношения… Кстати, он не женат и никогда не был женат…         
        – Бабник, значит, – обреченно сказала Елена Георгиевна.         
        – Ну, зачем ты так? Ты же его совсем не знаешь!      
        – Знаю, дочка, знаю… Я жизнь прожила…         
        Они помолчали, думая, каждая о своем. Потом Елена Георгиевна спросила:          
        – И когда же ты собралась уходить?         
        – Вот сейчас соберусь и пойду…      
        – Как, не дождавшись отца?         
        – Ну что душу травить? Я же не в другой город уезжаю… Я – взрослый человек…         
        – Да, родная, ты уже взрослый человек… Тебе уже двадцать лет… Но ошибки делают в любом возрасте. А долг близких – предупредить об опасности…            
        – Я знаю… нужно учиться на чужих ошибках… Но всегда получается, что учат лишь ошибки, которые совершаешь сама… Я все  это понимаю…      
        – И почему такая спешка?         
        – Я же сказала: мы хотим жить вместе. Пожалуйста, давай  больше не возвращаться к этому разговору.       
        – Что ты говоришь?! Ты уходишь из дому, а я не знаю – ни к кому, ни куда. И  просишь, чтобы я не волновалась!
        Елена Георгиевна тихо заплакала. Она больше не могла говорить. Анна подошла к матери и, обняв за плечи, ласково сказала:         
        – Ну что ты из этого делаешь трагедию? Я – взрослый человек. Мне кажется, что у меня все будет хорошо. Разве ты не хочешь моего счастья?    
        Елена Георгиевна, не говоря ни слова,  продолжала плакать.         
        Потом Анна пошла к себе в комнату и стала складывать вещи в большую дорожную сумку. Вещей оказалось много, и она взяла второй баул. 
       Собравшись,  долго не могла заставить себя выйти к матери. Когда все же зашла в  кухню,  вдруг увидела мать постаревшей и жалкой. Спина согнута, плечи опущены. Она сидела за столом, глядя затуманенными от слез глазами куда-то вдаль.
        Анне жалела мать, но что она могла поделать? Это раньше или позже должно было случиться. Не всю же жизнь сидеть под крылом у родителей.
        – Как же ты все это унесешь? – тихо спросила мать.            
        – Я на восемь вечера заказала такси.      
        Елена Георгиевна снова помолчала, потом задумчиво сказала:         
        – Вот и остаемся мы с отцом одни. Была семья… Одна ушла… теперь, вот, другая…         
        – Но у Ольги же все  хорошо складывается. Ей выделили квартиру на работе. Разве это плохо?      
        – Выделили, выделили… – повторила Елена Георгиевна. – Разве мы не понимаем, как и почему ей выделили?! Мир перевернулся! Мы думали, что хоть теперь поживем спокойно. Но покой нам только снится…         
        Они сидели на кухне, не зажигая света. И только когда с работы пришел Андрей Кириллович, Елена Георгиевна вышла на крыльцо встречать мужа. Каким-то десятым чувством Андрей Кириллович понял:  что-то произошло, и, внимательно глядя жене в глаза, спросил:
        – Что случилось? Чем ты расстроена?          
        – Анна уходит. Пойди сам с ней поговори…      
        Она никак не могла успокоиться и  прошла в дом за мужем, всхлипывая и совсем уж по-старушечьи  что-то причитая.
        – Куда уходит? Зачем?          
        Анна сидела в кухне, готовая к тяжелому разговору. Но самое страшное было позади. Она очень любила мать, и ее боль эхом отзывалась в сердце. С отцом разговор может быть тяжелым, но она к нему была готова.         
        – Ты куда собралась, дочка? – спросил он, присаживаясь к столу.      
        – Папа, я маме уже говорила. Так случилось: я полюбила, и мы хотим жить вместе. Я знаю, что ты скажешь. Но прошу тебя, не отговаривай меня. Это все равно должно было случиться…
        – Так… – протянул Андрей Кириллович. – А кто он, твой избранник? Почему не показала его нам? Надеюсь, он не женат?       
        – Он не женат. У него есть квартира. Он достаточно обеспечен. Больше я не могу тебе ничего сказать.      
        – Это почему же?       
        – Не хочу, чтобы вы ходили туда, устраивали ему   скандалы… Это мой выбор и мое желание.       
        – Так… понятно, – протянул Андрей Кириллович. – Но институт, надеюсь, ты не бросишь?       
        – Ну, что ты, папа! Институт я обязательно окончу! Это я тебе обещаю!         
        –  Сколько ему лет?      
        – Он старше меня на семь лет…  Я надеюсь, что у нас все будет хорошо  и вы еще познакомитесь.      
        – Он был женат?      
        – Нет.            
        – Дочка, послушай, что я тебе скажу. Ты же понимаешь, что мы с мамой тебе желаем только добра. Понимаем и то, что сегодня тебя нам не переубедить, наши доводы ты не воспринимаешь. Но запомни: может случиться так, что очень скоро ты сильно пожалеешь о сегодняшнем  решении. Но что бы с тобой ни произошло, я хотел бы, чтобы ты всегда помнила, что у тебя есть родители, которые тебя очень любят и готовы все отдать, лишь бы ты была счастлива. Нам будет тебя не хватать.       
        – Да что ты меня провожаешь, словно прощаешься навсегда! Я же к вам приходить буду… И спасибо тебе.  Я знала, что  ты у меня классный папка. – Анна обняла и поцеловала отца. –  Маму успокой.         
        Когда пришло такси, Андрей Кириллович помог уложить вещи в машину и еще долго стоял у калитки, пока красные огоньки  не скрылись за поворотом.

                4.      Agitato,  risoluto.

         Конец декабря – бесснежье, дождь и ветер. Тридцать первого с утра моросило. По мокрому асфальту, шурша шинами, катили редкие машины. Люди, кутаясь в плащи и пальто, прятались от дождя под зонтиками, прижимались к толстым стволам деревьев, к стенам домов, ожидая троллейбуса, торопились сделать предпраздничные покупки. Кому-то повезло в последний день уходящего года: на углу Большой Садовой и Университетского, на площадке перед детским универмагом «Солнышко» удалось купить хорошую сосенку, и теперь счастливый обладатель колючей прелести торопился ее установить. Елка на Театральной площади, украшенная  гирляндами светящихся лампочек,  сиротливо стояла в одиночестве, а  насквозь промокшему Деду Морозу впору  надевать калоши: стоял он в луже, а ватную бороду расцветили потоки краски.
        В семь вечера Ольга все приготовила к приходу Владимира Николаевича. На столе, покрытом белоснежной скатертью, среди  закусок, салатов и нарезанных вкусностей, стояли бутылки итальянского шампанского и французского коньяка. В большой хрустальной вазе, украшенные мишурой и блесками, раскинулись ветки сосны, наполняя комнату приятным ароматом.
        Владимир Николаевич купил на имя Ольги эту уютную квартиру, и они встречались почти каждый день. И не было для нее большего счастья, когда он мог хоть ненадолго задержаться. Труднее всего приходилось в выходные и праздничные дни, когда Ольга  не могла даже услышать его голос. А желание было настолько жгучим, что она невольно тянулась к телефону. Но потом  усилием воли  отбрасывала  саму мысль об этом, как правило, быстро собиралась и шла к родителям  или начинала, в который уже раз, генеральную уборку.
       Ольга возненавидела часы и смотрела на них в разное время дня по-разному: сначала с надеждой и трепетным ожиданием, потом с укором и даже ненавистью, мысленно стараясь задержать или хотя бы замедлить их ход. Чтобы не давать повода для досужих разговоров и сплетен, как это ни было тяжело,  она перешла работать в другую организацию.
        Вскоре Ольга стала замечать, что ее новый шеф, Акулов Вениамин Михайлович, лысеющий мужчина с розовыми щеками и неизменной улыбкой, стал как-то по-особому посматривать на нее. Несколько раз она перехватывала его сальные  взгляды.  Ольга с неприязнью относилась к этому нечистоплотному, хитрому человеку. Мысленно  она его прозвала  Акулой. Шеф  чем-то напоминал  хищника: маленькие глазки  загорались алчным блеском, когда он чувствовал возможность поживиться.
        Несколько месяцев назад на счет их организации пришли бюджетные деньги для больниц области. Вениамин Михайлович по телефону договорился о встрече с директором банка. По отрывочным фразам, которые Ольга случайно услышала, дожидаясь приема, сразу стал ясен план этих хищников. Они решили придержать деньги. Банк же давал их в кредит, а проценты акулы делили по-братски. Их мало трогали жалобы людей, которым вот уже более трех месяцев не выплачивали зарплату.
        Как-то в одну из таких операций банк вовремя не вернул проценты. Вениамин Михайлович  сначала убеждал партнера, чтобы он  не играл с ним в такие игры, а потом договорился с узколобыми верзилами, которые вывезли незадачливого банкира за город и избили до полусмерти.      
        – Это лишь предупреждение! – кричал в трубку Акулов. – Мне чужого не нужно. Я свое требую!      
        «Свои», видимо, он получил. А через некоторое время  розовощекий  шеф стал кандидатом в депутаты. Вся контора только тем и занималась, что организовывала поддержку кандидатуры Акулова. Были направлены «в народ» лучшие говоруны, «доверенные лица» убеждали избирателей в том, что Вениамин Михайлович живота своего не пожалеет за  правду!
        И избрали-таки! Акулов поистратился изрядно, но надеялся «свои» вернуть сторицей.
        Теперь «Народный депутат» возглавил комиссию по здравоохранению!         
        И все бы ничего, но едва он стал народным избранником, аппетиты его увеличились.
        За день до Нового года, когда сотрудники по традиции отмечали праздник, Акулов  то ли в легком предновогоднем подпитии, то ли решив, что больше тянуть не стоит и ему все позволено,  пригласил  Ольгу в свой кабинет.  После недолгих разговоров сделал неловкую попытку обнять девушку  и сразу же получил звонкую пощечину. Он не ожидал такого. Восстановив равновесие и схватившись за пылающую щеку, шипя, произнес:
         – Ну, сука… Ты же понимаешь, что теперь вместе нам не работать?      
         На что девушка достаточно спокойно ответила:      
         – Никаких проблем: уходите!         
         И вышла из комнаты  как ни в чем не бывало.
        …Ольга посмотрела на часы. «Уже он должен быть, – подумала она. – Наверное, задержался  с ребятами. Новый год, все-таки!» И тут прозвенел звонок.         
         Она бросилась к двери, помогла снять мокрый плащ.            
         – Здравствуй, родной! – сказала она, увлекая его в комнату. – Давай  я тебя согрею. Ты совсем окоченел…      
        Владимир Николаевич что-то промурлыкал в ответ и прошел за Ольгой.       
         – О, у нас пир! Это здорово! С утра ни крошки не было во рту.      
         – А я думала, что вы собрались с ребятами…      
         – Да  нет. Я их отпустил. Что за работа тридцать первого?! Хотя, честно говоря, сроки  поджимают… Но довольно о делах. Чем ты меня сегодня кормить будешь?       
        – Вот и не верь старинным поговоркам! – воскликнула Ольга.      
        – Это,  каким же? – спросил Владимир Николаевич.
        – Что путь к сердцу мужчины лежит через желудок!      
        – Правильно! Через желудок, – согласился он и привлек девушку к себе…    
        Когда безжалостные часы пробили восемь, Ольга вскочила, накинув халат прямо на голое тело, и побежала в ванную.      
        – Сейчас я тебя кормить буду! И шампанское пить будем! Новый год на носу! А я тебя люблю!      
        Владимир Николаевич, не торопясь оделся и прошел в ванну.    
        Потом они пили за уходящий и за Новый год…
        – Что у тебя нового? – спросил Владимир Николаевич.       
        – И новости есть… Целая торба новостей Деда Мороза!      
        Ольга рассказала, как  дала оплеуху Акулову,  что ответила ему на его последнюю фразу.      
        – Да… – протянул Владимир Николаевич задумчиво. Видно было, что эта новость его не обрадовала. – Как будто, чтобы быть дураком, нужно обязательно кем-то руководить…
        – Ты, надеюсь, меня  к нему не ревнуешь? – спросила она.      
        – Ревность – это страх сравнения. Она связана с чувством неполноценности. Нет, к Акулову я тебя не ревную. Но, поверишь, я  интуитивно чувствовал, что долгого счастья не бывает.      
        – Я тебя не  понимаю, дорогой. Эта оплеуха тебя так расстроила?      
        – Да нет! Просто вспомнилась французская пословица: если у вас все нормально,  не беспокойтесь – это не надолго! Ты же понимаешь, что работать там тебе  будет сложно. Нужно подыскивать другую работу…       
        – И это правда… Хотя, знаешь, там мне было плохо. Труд без радости – поденщина. Не хочу я так… – Потом немного помолчала и спросила: – Неужели он кому-нибудь расскажет?      
        – Да нет. Но и жить тебе спокойно не даст…         
        Потом, недолго помолчав, о чем-то напряженно думая, спросил:      
        – А может, вернешься к нам? Мы никак не завершим программу для пароходства Балтимора…       
        – Ты же знаешь:  все, чем смогу, я помогу. Но работать у тебя… Нет, не хочу разговоров, косых взглядов… Мы   это уже столько раз обсуждали...       
        – Да, обсуждали… – потом, еще немного помолчав, продолжал:  – И что же ты собираешься делать?          
        – Буду искать работу. До сих пор мне везло.       
        – Так, – протянул Владимир Николаевич. – Это одна новость из твоей торбы. Вытаскивай следующую.       
        – А следующая такая: моя младшая сестренка ушла из дома. Полюбила какого-то парня и ушла к нему.         
        – Интересно. С вами не соскучишься, – сказал Владимир Николаевич. – А как на это отреагировали родители?         
        – Сам понимаешь: родители в шоке! Теперь они остались совсем одни…         
        – Ну, уж так и одни! Она что, в другой город переехала?      
        – Нет.      
        – А разве ты не бываешь у них?      
        – Как ты не понимаешь! Ей только-только двадцать исполнилось. Переживают родители…       
        – Интересные у тебя новости. Что еще в твоих загашниках?         
        – Последнюю все думаю, говорить ли? Боюсь как-то…      
        – Да говори, не томи душу грешную! Ну и подарки новогодние у тебя! – улыбнулся Владимир Николаевич.         
        – Володя, у нас будет ребенок, – сказала она,  и  внутренне напряглась, ожидая его первую реакцию. От этого, как он воспримет новость, все будет зависеть.      
        Владимир Николаевич сразу даже не понял сказанного.      
        – Как ребенок? Какой ребенок? Почему ребенок? Этого не может быть! У меня же не может быть детей! Откуда ты знаешь?             
        – Я только не понимаю, от радости или от неудовольствия ты вдруг поглупел, – улыбнулась Ольга.      
        – Так… – протянул Владимир Николаевич. – Я ведь знал, что легкого счастья не бывает. Но никак не предполагал, что мачеха-жизнь преподнесет мне такой новогодний подарок…      
        Металлические тиски сжали сердце Ольги и не хотели его отпускать. «Вот и все, – думала она, – вот и все… вот и все…»         
        Часы пробили девять. Он должен  уходить.      
        Владимир Николаевич тяжело встал. Потерянно как-то оглянулся вокруг, словно прощался. Подумал: «Но как она могла? Ведь понимает, что мы не можем афишировать наши отношения. Как я могу уйти от больной жены?  Неужели  я  должен врать, изображая  счастье… Ей  тем  более.  Это  недостойно  ни  ее, ни меня. Недостойно наших отношений, в конце концов».
        Проговорил:      
       – Пусть пройдут эти новогодние дни… Мы что-нибудь придумаем…
       Ольга вздрогнула: «Мы что-нибудь придумаем…» Что? Что  он  хотел  этим  сказать? Что собирается придумывать?
        Ольга привыкла к тому, что Володя всегда и во всем прав. До сих пор, что бы он ни делал, все казалось ей разумным. Порой она сама себя называла чеховской Душечкой, смеялась над собой, когда в очередной раз думала о нем: в каждой житейской ситуации он видит суть. В любой проблеме находит единственно верное решение. Ольга верила Володе безоглядно. Все, что он делал и говорил,  казалось безупречным с точки зрения нравственности, порядочности. Она даже сказала ему об этом однажды, на что Володя ответил, рассмеявшись:    
        – Так тебе и надо… Я тебе все пути отступления отсек. Придраться не к чему…       
        И то, что он, любя ее, как только может любить мужчина свою женщину, не оставляет  жену, лишь подчеркивало в  глазах  Ольги его достоинства.      
        У них была такая игра. Принимая за двоих какое-то решение, он потом спрашивал: «Я прав? Ну, скажи, что прав… Ты должна привыкнуть к тому, что я всегда прав!» 
        И вдруг в одно мгновение, в одно ужасное мгновение пьедестал, на который Ольга водрузила его, – рухнул. Причем с таким оглушительным грохотом, что она на мгновение пожалела Володю, мысленно бросилась вытаскивать его из завалов: «Ты не ушибся, милый?»         
        Она взглянула на него с надеждой: может, пожалел о сказанном, может, опомнился… Но Володя продолжал смотреть на нее все с тем же холодным укором. И мир, еще час назад казавшийся ей пусть не совершенным, но вполне приемлемым, вдруг стал черно-белым, пугающе мрачным, беспроглядным. Таким, что и жить в нем расхотелось. Зачем, если даже тот, кого она считала своей сутью, самым родным и дорогим на свете человеком, может струсить, предать, бросить?      
        Отчаянная мысль о самоубийстве мелькнула и улетучилась. Зачем жить? Ради него! Ради того, кому она должна дать жизнь, которого  уже любит больше, чем  себя, больше… больше Володи.         
        Несколько дней назад, когда Ольга поняла, что беременна, первое, о чем подумала, что «сказала» своему маленькому – были слова о Володе: «Малыш, я выбрала тебе самого лучшего в мире папу. Я знаю, ты будешь похожим на него. Будешь гордиться им. А когда ты вырастешь, я знаю, станешь таким, что он тобой будет гордиться.  Я очень люблю вас обоих…»  И вдруг: «Мы что-нибудь придумаем…»       
       Не таких слов она ждала в ответ на свое признание. Слова Володи заставили ее по-новому взглянуть на него.  Ольга сказала:       
        – Ничего придумывать не нужно. Буду рожать. Кстати, можешь не беспокоиться, это ни к чему тебя не обязывает. Я и так тебе благодарна за то счастье, которое ты мне дарил. 
       – О чем ты говоришь?! Только дурак может позволить  себе быть всегда умным! Но я не дурак! Ты же знаешь мое положение. Мы не можем иметь ребенка!         
       – Успокойся! Я не буду доказывать твое отцовство,  требовать  алименты. Это мой ребенок, только мой!         
       – И что, у него нет отца? Или не я его отец?       
       Это было уже слишком. Ольга посмотрела на Владимира Николаевича и тихо, по слогам, точно выдавливая слова, проговорила:      
       – А я разве говорила, что ты его отец?      
       – Ну, конечно! Сегодня за секс не платят. Им свободно обмениваются!       
       – Какая метаморфоза! Поверить не могу. Но, знаешь: порядочность, как беременность. Она или есть, или ее нет. Другого не дано. Уходи. Мне не хочется с тобой разговаривать. Да и пора уже…         
       Владимир Николаевич минуту постоял в нерешительности, потом быстро оделся и вышел.         
       Ольга еще некоторое время стояла в оцепенении, глядя на дверь, будто ждала, что вот-вот она откроется, и он вернется. Но  прошла минута, другая. Он не возвращался. В мозгу у Ольги все время, словно колеса по рельсам, стучала, пульсировала одна и та же мысль: «Вот и все, вот и все, вот и все…»
       Ольга не знала, куда себя деть. Она пыталась что-то делать, но все валилось из рук. Слезы застилали глаза, сердце сжималось от понимания того, что все кончено. «Он не вернулся, он не вернулся, – думала она. – Это все. Это конец…»
       Позвонила мать. По голосу она сразу поняла, что дочь чем-то расстроена.       
       – Олюшка, может быть, придешь? Мы будем у дяди Сережи. Приходи, пожалуйста. Так хочется тебя видеть. Новый год  ведь, семейный праздник!    
       Она уговаривала так настойчиво, словно чувствовала состояние дочери. И Ольга обещала приехать. Провести новогоднюю ночь одной было выше ее сил. 

        – А, Олюшка! Как здорово, что пришла! Проходи, раздевайся!       
        Галина Павловна проводила гостью в гостиную. В небольшой уютной комнате за столом сидели дядя Сережа, отец с матерью и друзья – чета Миронянов,  Арсен Григорьевич и Зарина Вартановна.      
        – Ага, к нам молодежь подтянулась! – радостно встречая Ольгу, воскликнул Сергей Кириллович.    
        Все радушно приветствовали девушку, освобождая место за столом.
        – Хорошо, когда человек может ответить на добро добром, – продолжая  разговор, заметил Арсен Григорьевич. – Когда же он принимает добро за слабость, за право использовать тебя, – это плохо.      
        Ольга была знакома с друзьями дяди Сережи, знала, что Арсен Григорьевич – профессор, работает в онкологическом институте. Но так близко с ними она никогда не встречалась и слушала разговор старших с интересом.      
        – Согласен. Но посмотрите, что делается вокруг, как за эти годы все изменилось! К сожалению,  их поколение  ущербное.       
        Сергей Кириллович показал на Ольгу.       
        – Ну, зачем же так?! – пыталась смягчить запальчивость мужа Галина Павловна.      
        – Возникла проблема выживания, и каждый решает ее по-своему. Исчезла старая система ценностей. Новая же отказалась от любых целей, кроме ближайших, – продолжал Сергей Кириллович, не обращая внимания на замечание жены.
        – К сожалению, – сказал Арсен Григорьевич, – изменения такого масштаба невозможны без сокрушительной ломки, трагедий, слез, крушения судеб отдельных людей и даже целых народов. Это мы испытали на  себе в полной мере.       
        – А какие были идеи! – Андрей Кириллович в возбуждении встал и заходил по комнате. – Какие люди отдавали жизнь за эти идеи!
        – И поэтому правомерен вопрос, – вдруг приняла участие в разговоре Ольга, – стоило ли  начинать?            
        – Но все просчитать невозможно, – возразил ей отец. – Сама задача  задает условия.       
        – А вот давайте спросим  у Оли. Она уже год работает в фирмах. Знает современный бизнес, так сказать, изнутри, – вдруг предложил Сергей Кириллович. – Скажи, племяшка: как хозяин фирмы подбирает кадры? Я знаю много фирм, в которых работают или родственники, или друзья  хозяина. Он им доверяет, чужаков туда никогда не пустят.      
        – Нет, дядя Сережа. Этот принцип пригоден для  малого бизнеса. В серьезном бизнесе нельзя подбирать людей по этому принципу. Человек, который так делает, рано или поздно потеряет либо бизнес, либо друзей.         
        – Совершенно правильно, – поддержал дочь Андрей Кириллович. – Бизнес ничего, кроме диктатуры, не приемлет. Здесь каждое решение сопряжено с риском. Решение принимает один человек. Он же за него и отвечает.            
        – Но ведь  решение это может быть правильным и неправильным, нравственным и аморальным, – приняла участие в споре Зарина Вартановна.         
        – В большом бизнесе эти понятия несколько смещены, – возразила Ольга. – Здесь неприменимы категории нравственного порядка, понятия добрый или злой в бытовом смысле…      
        – Ну конечно, – улыбнулся Андрей Кириллович, – к ним применимы: эффективный или неэффективный.
        – У нас все аморально, – вздохнула  Ольга. – С одной стороны государство не знает, чего хочет, с другой – бандиты, которые хорошо знают, чего хотят. А посредине – конкуренты! Вы ищете мораль? Сосуществование, вот и все, что им нужно!             
        –  Я с тобой совершенно не согласен, – возразил Андрей Кириллович. – Нет, и не может быть никаких оправданий. Если зло – то это значит только то, что это зло!         
        Видя, что  страсти накаляются, Галина Павловна громко объявила:
        – Друзья, без четверти двенадцать!            
        Стали  разливать напитки, накладывать еду в тарелки.         
        – За уходящий… – поднял  бокал Сергей Кириллович. –  Этот год был тяжелым. Пусть уходит  с миром. И пусть больше никогда не стреляют и не бомбят Чечню… Дикость какая-то…         
        – Не надо омрачать праздник подобными разговорами. Старый год, каким бы он ни был… – перебила Галина Павловна.
        – Пусть уходит с миром, – заключил Андрей Кириллович, и все выпили…         
         Потом Галина Павловна, Зарина Вартановна и Елена Георгиевна пошли в другую комнату смотреть  концерт по телевизору, а мужчины и Ольга остались в гостиной. Сергей Кириллович  подошел к окну. Закурил.         
        – Если человек что-то делает, что-то создает, достигает больших успехов и начинает чувствовать себя  едва ли не наместником Бога на земле, – продолжая разговор, убежденно говорил Арсен Григорьевич, – это даже в религиозном смысле кощунственно.
        – Но мы же не можем жить как птицы! – возразил Андрей Кириллович. – И что тогда есть смысл жизни, если не  полезный труд, творчество?      
        – Но в Библии сказано, что смысл в том, чтобы быть достойным Бога, – улыбнулся Арсен Григорьевич.       
        – Да, только не написано, как, – поддержала отца Ольга. Но тот не принял ее поддержки:    
        – Если хочешь  быть действительно достойным Бога, то, по-моему, от бизнеса и бизнесменов надо держаться подальше. Человек, который занимается бизнесом, хочет только денег и власти. Он заранее обречен идти не тем путем, что ведет к Богу. Деньги, власть ближе к греху, а уж в нашей стране тем более!
        Ольга обняла отца  и мягко сказала:      
        – Папуля, ты забыл, что я не бизнесмен. И, кроме того, я верю, что бизнес может быть с человеческим лицом! Даже у нас. Со временем… Хотя, надо признать, я больше морды видела, хищные, акульи…         
        Часа в три ночи все стали расходиться по домам.
        Уже в прихожей, подавая гостям пальто, Галина Павловна заметила:
        – Через неделю встретимся. Вы же придете на  концерт? Приходите непременно. Я вас встречу.
        – А что будет  исполняться? – спросила Ольга.      
        – Концерт Вивальди для двух скрипок и оркестра.      
        – О, Вивальди я очень люблю, – сказал Арсен Григорьевич. – Не вы ли, голубушка, будете играть?   
        – Я и мой ученик, талантливый мальчик.         
        – Мальчику уже скоро тридцать! Но талантлив, несомненно, – подтвердил Сергей Кириллович. – А что, давайте, организуем культпоход!      
        Простившись с хозяевами, Сергей Кириллович усадил в свою машину Ольгу и чету Миронянов и  развез их по домам.

        В семь вечера тридцать первого декабря Анна позвонила домой и поздравила родителей с наступающим Новым годом, обещала первого к обеду обязательно быть.      
        Нарядив елку, она положила под нее подарок Валерию, красивую итальянскую сорочку, которую давно присмотрела в модном магазине, приготовила праздничный салат, собралась,  было  отдохнуть, посмотреть телевизионную программу, как пришел Валерий  и с порога заявил:      
        – Аннушка, мы идем встречать Новый год в кафе!       
        – Валерочка, а я столько наготовила!       
        – Не пропадет!       
        – А почему об этом ты говоришь только сейчас?       
        – До последнего момента не было ясно, сможем ли  заказать столик. Ты же знаешь, что это непросто в предновогодний вечер.       
        – А кто будет еще?         
        – Будет мой приятель Георгий со своей подружкой. Познакомитесь.         
        – Что это за Георгий? Ты никогда не говорил о нем. Чем он занимается?       
        – Он спортсмен, чемпион… Я не очень хорошо знаю, чем он сейчас занимается. Но живет шикарно… Комплект из трех «Д» полный.      
        – Что это за три «Д»?       
        – Дом, джип, девушки…               
        – Ну, как скажешь… Мне казалось, что такой праздник лучше отмечать дома…         
        – О чем ты говоришь?!  Разве ты не понимаешь, что Новый год – все что угодно, только не праздник. Какой уж там праздник, если это – минус год жизни!       
        – Не скажи… Это как посмотреть. Или минус, или плюс!       
        – Хватит философствовать. В девять мы должны быть на  площади Карла Маркса.
        – Нет проблем. Там что, нужно быть в вечернем туалете?         
        – Не обязательно. Но не в джинсах же!       
        – Понятно. Ты что-нибудь перехватишь?       
        – Да нет. Я уже поклевал в городе.      
        – А что собой представляет подружка Георгия? Учится или работает?      
        – Да не знаю я… – сказал раздраженно Валерий и прошел в ванную комнату. – Я пока приму душ, пожалуй.            
        Анна достала свое лучшее платье с большим вырезом, подобрала соответствующие ему бусы и клипсы и занялась макияжем.
       «Как хорошо, – думала Анна, – что мушкетеры не очень сильно огорчились, что я отказалась встречать Новый год в их компании.  Валера бы туда  не пошел… Правда, Руслан переживал сильно. Бедный Арамисик. Он даже притворяться не может. Любит меня… Но что поделать. А я люблю Валерочку! Счастлив не тот, кого любят, а тот, кто любит!» Потом мысли Анны перебросились на неожиданное предложение Валеры встретить Новый год в малознакомой компании. «Борец – так борец. Подружка – так подружка. А кто я? Подружка Валеры! Так что нечего нос задирать!»         
        За столиком в дальнем углу зала, украшенного гирляндами лампочек и мишурой, сидел Георгий и его девушка. Невысокого роста,  мускулистый, с головой, переходящей в толстую бычью шею, Георгий одет в черный костюм и белый свитер. Видно, что он не привык носить такие наряды, все время поправляет пиджак и тихо о чем-то разговаривает с девушкой. Та  значительно моложе его. На вид ей можно  дать лет семнадцать-восемнадцать. Вызывающе яркое платье  с большим разрезом сбоку явно рассчитано на возбуждение интереса со стороны мужского пола.  Она слушала Георгия  и улыбалась.       
        Подошли Валерий с Анной.       
        – Привет! Вы уже  здесь? – Валерий улыбался, но Анна вдруг отметила какое-то напряжение  в его голосе.
        Вот уже две недели, как они жили вместе, и ей казалось, что она изучила его достаточно хорошо. По шагам за дверью могла определить, в каком он настроении.
        Первые дни Валерий был ласков и внимателен, и ей казалось, что так будет всегда. Но уже через неделю Анна заметила его раздражение. Речь его становилась все более резкой. И причины-то раздражения  пустячные. К примеру, она  хотела пропустить четвертую пару в институте, чтобы успеть сделать небольшую постирушку. Но Валерий категорически запретил  пропускать занятия. Тогда Анна тепло подумала: «Заботливый! Хочет, чтобы я окончила институт!»            
        Последние дни Валерий о чем-то напряженно размышлял, куда-то ходил, кому-то звонил. На вопрос, что его тревожит, грубо ответил:
        – Не приставай!
        И сейчас, когда они подошли к столику, Анна вдруг почувствовала какую-то опасность.
        Познакомились. Девушку звали Лилей. Она работала в  магазине, совладельцем которого был Георгий.      
        Громкая музыка мешала разговаривать. Звуки барабанов, усиленные динамиками, били по голове. На площадке возле оркестра, извиваясь в  головокружительных па, доходили до экстаза несколько пар.      
        Разговор не клеился. Валерий с напускной веселостью  предложил выпить шампанское. Георгий внимательно посмотрел на Анну, и она неожиданно  что-то сочувственное прочла в его глазах.         
        Публика прибывала. Вскоре зал  заполнился. Люди сидели за столиками, разговаривали, стараясь перекричать  музыкантов, курили. По узким проходам ловко бегали официанты в  белых сорочках и галстуках бабочкой.          
        Наконец, когда оркестр стал играть медленный танец, Георгий обратился к Анне:       
        – Пойдем, потанцуем.       
        Анна вопросительно взглянула на Валерия, но тот разговаривал с Лилей.
        Анна встала и между столиками прошла за Георгием к площадке. Он  обхватил своей огромной рукой талию девушки и прижал к себе. Анна слегка отстранилась.         
        Сначала танцевали молча. Потом Анна снова перехватила какой-то сочувственный взгляд Георгия и вдруг услышала:         
        – Зачем ты сюда пришла с этим  подонком?          
        Девушка  не сразу поняла, о ком это он.       
        – Он же тебя продавать привел, – продолжал Георгий.– Хочет избавиться от тебя… Ищет повод. Разве ты не видишь?       
        Анна не могла поверить в то, что говорил этот боров, хотела прервать танец и сейчас же уйти. Но музыка смолкла, и они стали протискиваться к своему столику.
         Георгий остановился в нерешительности, потом сказал:
        – Я пройду к стойке, – и повернул к бару, где, жонглировал бутылками бармен.         
        – Ну, знаешь, – недовольно встретил Анну Валерий, – мало, что ты бесстыдно прижималась к Георгию, так вы еще и шептались! Я совсем не хочу быть в смешном положении.         
        – О чем ты? – только и успела спросить Анна.      
        – Все о том! Мне здесь делать больше нечего. Я ухожу, а ты можешь продолжать в том же духе! Тебе не привыкать!         
        И не успела Анна что-то сказать, как Валерий круто развернулся  и пошел к выходу. Сидящие за соседними столиками люди недоуменно смотрели на назревающий скандал. Девушка стояла в растерянности, пунцовая, чуть не плачущая. Только теперь до нее дошел смысл слов Георгия: Валерий от нее хотел избавиться, искал повод и  придумал  эту комедию.         
        Вернулся Георгий, окинул взглядом бледную Лилю и красную от стыда и оскорбления Анну и все понял.         
        – Садись. Давай выпьем. Он не стоит твоих слез.         
        Анна взяла поднесенную Георгием рюмку коньяка, молча выпила, не закусывая, потом встала  и тихо проговорила:       
        – Извините, ребята… но я, пожалуй, пойду…         
        Георгий  попробовал  ее  остановить, но  она лишь жалко улыбнулась. Чтобы не расплакаться, Анна быстро  отвернулась и пошла к гардеробу.  Георгий прошел за ней, помог надеть пальто  и повторил:      
        – Поверь,  он не тот,  из-за  кого стоит страдать.               
        Анна вышла на улицу. Моросил дождик. Дул холодный ветер. Последние прохожие торопились домой. Она  шла,  не  замечая  ни дождя, ни ветра. Слезы текли по щекам. А она все время перед собой видела холодные безжалостные глаза Валерия, слышала его голос: «Тебе не привыкать!.. » «Какая подлость! Как он мог?! Поиграл и бросил, как ненужную тряпку! Искал повод. Для этого и в кафе привел, Георгия, видимо, просил помочь, у самого смелости не хватило, режиссер хренов! Но, боже мой, что же делать? Что  делать?…»         
        – Анна! Марченко! – услышала она вдруг.         
        Нина Ковалева, студентка с их курса,  с друзьями шла ей навстречу.      
        – Ты чего шлепаешь по лужам?         
        – Гуляю… – ответила Анна.               
        Нина посмотрела внимательно на Анну и сказала:
        – Пошли с нами. У нас как раз ситуация: три парня и только две девушки!         
        – Идемте, – поддержали  попутчики Нины. Одного Анна встречала в институте. «Свои, студенты», – подумалось ей.       
        – Да нет, что вы!  Нет настроения…– начала было сопротивляться Анна.       
        – Что значит, настроения нет?! Мы – поднимем. Новый же год! Время чудес и сюрпризов! А вот вам и подарок! –Рослый юноша вложил ей в руки коробку конфет.      
        – Пошли. Скоро Старый год нужно  провожать, а у нас еще ничего не готово. Я живу недалеко, напротив института.       
        Анна сопротивлялась недолго. Встречаться с Валерием не хотелось. Родители наверняка ушли к  дяде Сереже. Не бродить же всю ночь по городу. И она согласилась.    
        Нина  Ковалева снимала  квартиру в старом доме на углу Большой Садовой и Крепостного переулка.    
        Они поднялись на третий этаж по старинным мраморным лестницам. Повозившись с замком, Нина открыла дверь.    
        В коридоре стоял огромный шкаф, на котором один на другом лежали чемоданы и свертки. На стене висело старое зеркало. Тусклая лампочка освещала выгоревшие обои и сложенные в углу какие-то вещи. Из коридора  грязно-серые двери вели в комнаты, кухню, туалет и ванну. 
        Зашли в просторную комнату. Яркая лампочка под шелковым красным абажуром с бахромой осветила большой квадратный стол, застеленный зеленой плюшевой скатертью, диван, два кресла и журнальный столик с небрежно разложенными журналами в ярких обложках с видами обнаженных див. В углу на тумбочке телевизор, рядом красовалась искусственная елочка. Этажерка с книгами – вот, пожалуй, и все убранство первой комнаты. Из нее дверь в другую, там двуспальная кровать, прикроватные тумбочки с двух сторон и трюмо с множеством различных бутылочек, кремов, духов.      
        Квартира была неуютной и холодной.       
        Анна автоматически реагировала на реплики ребят, почти механически сняла пальто, прошла в комнату, села за стол.
        Потом провожали Старый год. Все что-то говорили, перебивая друг друга, смеялись, пили водку. У Анны все время перед глазами стояло искаженное фальшивым негодованием лицо Валерия и в висках стучало: «Какая я дура! Боже мой, какая дура! И что теперь будет? Как я приду домой? Стыдно-то как!»
        Сосед по столу ей все  подливал в рюмку водку, и она пила, не пьянея, не закусывая, не понимая слов, которые говорили ее случайные знакомые…      
        Неожиданно вдруг все закружилось, затуманилось. Нина провела ее в другую комнату, помогла раздеться, уложила в кровать.  Потом кто-то из парней  лег с нею рядом. Анна не сопротивлялась. Ей все было безразлично. Но через несколько минут зашел другой. Он  распластал ее на постели и навалился всей тяжестью. Анна не чувствовала этой тяжести. Боль в груди была сильнее той, что она испытывала от  неловких движений  парня…
        Когда, наконец, ее оставили в покое, до затуманенного сознания дошло, что произошло. «Сволочи! – подумала она о ребятах, а перед глазами была предательская физиономия Валерия. – Ну и пусть!..» Совершенно опустошенная и обессиленная,  она провалилась в сон.       
        Утром, проснувшись,  увидела рядом с собой Нину. Та еще спала. В окне ярко светило холодное солнце, блестели, отражая его лучи, окна соседнего дома и ветки сгибались от сильного ветра. Было часов десять утра.      
        Анна вспомнила все, и ей захотелось скорее помыться. Она встала, стараясь не шуметь, прошла в ванну. 
        Теплые струи воды  ласкали  кожу, и она долго смывала с себя грязь ночного кошмара.      
        Когда  вышла из ванной, укутавшись в махровый халат хозяйки, Нина уже встала. Она посмотрела на Анну и улыбнулась.      
        – Это тебе, – сказала она, протягивая две сотенные бумажки. – Заработала.         
        Только теперь до Анны дошел смысл ее слов.      
        – Ты что! – возмутилась она. – Я не продаюсь!      
        – Не суетись, подружка. Я же понимаю, что ты вчера была не в себе. Деньги возьми. Они тебе пригодятся. И расскажи, что произошло?         
        И Анна рассказала все: как полюбила  Валерия, как вопреки воле родителей переехала к нему,  и каким тот оказался подлецом.       
        – Да… подонок. Все мужики – мерзавцы. Скоты. Я это давно поняла. Меня уже не проведешь. Хотят удовольствия – пусть платят! А твоего Валерия я хорошо знаю. Он действительно мразь. Вера в свою значительность исчерпывает содержание его психики. Чтобы  удержать,  нужно было каждый день повторять ему, какой он гениальный, умный и талантливый. И все время смотреть в рот. – Потом, немного помолчав, продолжала: – Поверь мне, о нем не стоит жалеть…       
         – Это я понимаю. Но обидно… и больно как!
         – Любви без боли не бывает!
         – Но что мне делать? Куда податься?
         –   А чего думать?! Хочешь,  живи у меня. Мне же хорошо:  за квартиру будем платить поровну.      
         Анна посмотрела на Нину с благодарностью.       
        – Только предупреждаю: я давно потеряла все иллюзии, как и девственность. А чтобы не голодать, жить достойно, оплачивать  квартиру,  счета, – если подвернется приличный партнер, особенно не кочевряжусь. Каждый зарабатывает, как может. Я не могу  и не хочу себе отказывать в хороших вещах,  да и  ничем иным зарабатывать тоже не могу. Тебя я не принуждаю следовать моему примеру. Но приглядись, может, он и тебе подойдет. Поверь, так умнее, чем позволять обращаться с собой, точно с восторженной простушкой, пудря мозги словами о «вечной любви». Согласна?       
        И Анна согласилась. Вместе с Ниной они позавтракали остатками новогоднего пиршества, потом вызвали такси и поехали к дому Валерия. Нина осталась в машине.      
        Сначала Анна раздумывала, позвонить или открыть дверь своим ключом. Потом, решив, что теперь ей все равно, открыла дверь ключом.      
        – Явилась… не запылилась, – сказал Валерий, почти не глядя на Анну.      
        Не  отвечая на его реплику,  Анна достала с антресолей свою сумку и баул  и стала собирать  вещи.       
        Валерий стоял в стороне и молча наблюдал за девушкой.         
        – Ты все хорошо обдумала? – спросил он, желая      представить дело так, будто это не он, а Анна бросает его.         
        Анна промолчала.       
        – Помни, что самые большие глупости совершаются обдуманно, – продолжал назидательно Валерий.         
        Анна молчала.
        Когда вещи были собраны, Анна взяла сумки и прошла к двери. Потом остановилась, положила на стол ключи от квартиры, посмотрела на Валерия и тихо произнесла:         
        – Подлец. Я понимаю, что мешала тебе водить сюда девочек. Но я счастлива, что освободилась от тебя, как от  наваждения.    
        На лифте она спустилась во двор и вышла к машине. Водитель уложил вещи в багажник, и  машина  поехала к дому Нины.       
        – Ну, как все прошло? – спросила Нина.      
        – Знаешь, мне сразу легче стало.      
        Потом, немного помолчав, заключила, думая о чем-то своем:    
         – Голым легче внушить, что они в раю.   
   
                5.    Maestoso,  misterioso, amoroso.

         Задолго до того, как Анна и Ольга оказались в Большом зале филармонии, имя Вивальди начало оказывать на девушек волшебное воздействие. Гипнотизировали афиши, развешанные по городу, восторженные разговоры о  Соколовой. Говорили, что это закат знаменитой скрипачки, ее итоговый концерт, что больше она выступать не будет. Перейдет на преподавательскую работу.  Говорили, что муж Соколовой, возражает против длительных гастрольных поездок.
        Еще задолго до концерта началась магия Вивальди.       
        Зал был в напряженном ожидании. Люди рассаживались, переговариваясь с приятелями, предвкушая наслаждение. Специально из Москвы прилетел  известный дирижер Сергей Скрипка.  Об этом его по телефону попросила Соколова, которая была с ним в дружеских отношениях. Свою просьбу объяснила тем, что вместе с ней должен  играть ее ученик,  и она  хотела бы обеспечить успех его дебюта.   
        Ольга и Анна  не часто бывали на таких концертах. Но всякий раз их восхищала торжественность обстановки, просторное фойе, на стенах которого  развешаны портреты великих музыкантов, вечерние наряды публики, люстры, зеркала, отражающие свет. На сцену, где разместился, освещенный светом софитов оркестр, на невысокого моложавого дирижера девушки смотрели как зачарованные.
         Взмах руки, и концерт начался.
         Рядом с Галиной Павловной, весь в белом, стоял ее ученик, Михаил Шварц. Стройный, элегантный, с большой черной шевелюрой, он  весь отдался музыке.
        Волшебные скрипки учителя и ученика пели и плакали, страдали и смеялись, беседовали и спорили, соревнуясь с оркестром, –  то, уступая его напору, то, заставляя его умолкнуть. 
        В какой-то момент девушки перестали ощущать время и пространство, следить за происходящим на сцене. Они растворились в  звуках. Каждая в ней находила  что-то свое. Ольга снова и снова «прокручивала» в памяти разговор  с   Владимиром.  Скрипка   словно    говорила, выражая обиду, боль и  разочарование.  И   где-то  под  сердцем в резонанс с ритмом мелодии теплилась, пульсировала надежда.
        Анна тоже соотносила свои переживания с событиями последних дней. Но она слышала в музыке гнев и презрение к обидчику, оправдание своих поступков,  но только надежды никак не могла уловить Анна в этих звуках…
        «Красивый парень, – подумала о Михаиле Ольга. – И очень эмоциональный. Как он играет!»      
        Когда смолкли последние аккорды, на какое-то мгновение зал замер. Потом несмолкающие аплодисменты заставляли артистов снова и снова  выходить  на поклон. К ним уже бежали с букетами цветов. Анна преподнесла Галине Павловне прекрасные белые розы. Ольга, чуть смущенно, тоже поднялась на сцену  и подала  цветы Михаилу.      
        – Спасибо вам… – успела проговорить она и посмотрела ему в глаза. Огромные, как две черные сливы, они блестели, отражая  радость и усталость. Лицо было чуть бледным.  Он улыбался в ответ, счастливый.               
        В гардеробе к Анне неожиданно подошли студенты.      
        – Привет! – сказал Руслан. Мы с балкона видели, как ты дарила цветы.         
        – Ой, Русик, ребята, привет! Как здорово, что вы тоже пришли! Какая музыка!         
        – Да… А ты часто бываешь на таких концертах? – спросил Володя Титаренко.      
        – К сожалению, очень редко. Но теперь обязательно буду ходить. Точно ключевой водой напилась…
        – Как встретила Новый год? – спросила Надежда Сергеева, студентка, за которой последнее время  стал ухаживать Володя.         
        –   Нормально… – неопределенно ответила Анна. – Вы сейчас куда?         
        – Домой в общежитие. Куда еще?  Ты с нами? – спросил  Руслан.       
        – Нет, ребята. У меня произошли большие перемены в семейной жизни. Мы расстались с Валерой. Так что, вот так… –  неопределенно и как-то грустно сказала Анна, хорошо зная, что друзья не будут злорадствовать, и обижать ее.       
        – Это здорово… – тихо сказал  Руслан и с нежностью  взглянул на Анну. –  Тогда почему не с нами?      
        – Я тут с родителями, с сестрой. Мы должны еще поздравить Галину Павловну…       
        – А это кто такая? – спросил Володя.      
        – Заслуженная артистка России Соколова. Мы же только что ее слушали.       
        – Ты с ней знакома? – спросила Надя.      
        – Не просто знакома. Она – родственница! Жена  дяди.      
        – Ничего себе! – воскликнула Надежда  и посмотрела на Анну, как будто это она была заслуженной артисткой.         
        – Ладно. Тогда мы пошли, – почему-то грустно проговорил Руслан. – Не исчезай…      
        – Спасибо, ребята! Через неделю встретимся!       
        У служебного выхода в норковой шубке стояла Галина Павловна в окружении родственников и друзей. Несколько в сторонке  Ольга о чем-то увлеченно разговаривала с Михаилом. Все ждали Андрея Кирилловича и Елену Георгиевну. Было  около девяти вечера, и друзья решили пойти в ближайший ресторан поужинать и выпить шампанского...       
      
        Через месяц Ольга случайно встретилась с Михаилом. Может быть, это и не было так случайно. Он искал встречи.      
        – Добрый день, Ольга Андреевна! – сказал он и улыбнулся. – Как здорово, что я вас встретил. Может, составите мне компанию, и мы выпьем по чашечке  кофе? Ведь у вас обеденный перерыв.         
        Ольга тоже обрадовалась встрече. Они зашли в ближайшее кафе. Михаил заказал кофе и блины с маком. Поначалу разговор не клеился. Оба были смущены.      
        – Вы знаете, Миша, я до сих пор под впечатлением от вашей игры. Вы очень талантливы!       
        – Спасибо! Поверьте, чтобы заметить чужую одаренность, нужно быть не менее талантливым, не только разбираться в музыке, но и иметь доброе сердце! – Потом,  помолчав, продолжал:  – Я все эти дни думал о вас. Не знаю, почему…  Вы работаете в этом  здании?             
        – Увы. Дорабатываю… Наверное, скоро вынуждена буду уйти.      
        – Что так?      
        – Здесь скверно пахнет, и дезодоранты вряд ли помогут. Обстоятельства… – неопределенно ответила Ольга. – Не стоит об этом. Лучше расскажите о себе. Какие у вас планы?      
        – Какие планы?! Играю в симфоническом оркестре. Зарплата нищенская. Перспективы нулевые… Радости власти удерживают, как налоги!      
        – У вас семья? Родители?       
        – К сожалению – нет. Были родители, но вот уже больше года, как  не стало мамы…  Отец умер еще раньше…    
        – Простите…      
        –  Все нормально… Была у меня и жена. Но и она испарилась, как дым, как утренний туман…    
        Ольга вопросительно посмотрела на Михаила.       
        Он пояснил:      
        – Я был инициатором  разрыва и ни о чем не жалею. Все произошло за два месяца до смерти мамы. Может быть, это и ускорило ее кончину…            
        Ольга вдруг подумала: как демонически красив он был на сцене, и каким простым и обыденным видится сейчас, вблизи.
        – Извините меня, пожалуйста, – только и сказала она.      
        – А вы? Что вы? Я знаю, что вы не замужем. Но вы встречаетесь с кем-то?         
        – Нет, Миша. У меня тоже произошло крушение на личном фронте. Но рана слишком свежая, чтобы об этом  хотелось  говорить. Давайте о чем-нибудь другом! Расскажите о себе, как и чем живете?    
        – Что рассказать?! Я – ростовчанин. Музыкальная школа, училище, консерватория. Как живу? Если судить по зарплате, то нужно судить. Ничего интересного…    
        Он печально улыбнулся.            
        – Нет, мне это интересно, хотя, честно говоря, уже мало времени. Обед мой подходит к концу…      
        – А что вы делаете после работы? У меня как раз сегодня вечер свободный. Может быть, встретимся…          
        – Я не против.
        – Тогда я вас буду встречать…      
        – Спасибо за кофе…       
        Михаил попросил официанта принести пятьдесят граммов коньяка и повторить кофе. Торопиться  ему было некуда. Ольга ему нравилась. Интеллигентная, красивая, женственная… родственница Соколовой...
        В шесть они встретились и, не сговариваясь, пошли в сторону парка Горького. Морозный воздух. Ни ветерка. В окнах домов стали зажигаться огни. Мелькала реклама. На улицах много гуляющих. Михаил старался казаться остроумным, веселым, но у него плохо получалось. Почувствовав его неловкость, Ольга сказала:      
        – Миша, не нужно искать тему для разговора. Давайте просто  молча погуляем…       
        Они вошли в парк. Голые деревья, как изможденные узники концлагеря стояли вдоль аллей с поднятыми  руками-ветками.
        – Тишина, безжизненность… как на кладбище…– проговорила Ольга, и Михаилу показалось, что она читает его мысли.      
        Ольга спросила:      
        – Что же вы собираетесь делать? Так долго жить нельзя. Комната в общежитии, мизерная зарплата... Где же выход?         
        Михаил почувствовал какой-то страх перед девушкой. Она улавливала его настроение, его мысли.
        – Вы знаете, Оля, слишком светлое будущее непрактично, – улыбнулся он. – А если серьезно, то мне всегда не хватало минимума, чтобы достичь максимума… извините за каламбур. 
        Михаил пытался шутить. Но получилось грустно.
        – Зачем же так обреченно? Мы живем один  раз, зато до конца! – Ольга хотела отвлечь Михаила от  грустных мыслей и, подстраиваясь под его тональность, добавила: – А самокопание – отнюдь не кладоискательство!    
        – У меня есть только два варианта, – улыбнулся он, – уехать или остаться. Оба плохие!          
        – Уехать? – не поняла Ольга. – Куда?       
        – На историческую родину…            
        – Так вы  еврей, Миша?
        Ольга удивилась, что не сразу догадалась об этом. Просто не подумала.   
        – Странно. А вы этого не знали? Это обстоятельство  может  повлиять на наши отношения?      
        – Конечно, может! Я отношусь к евреям с большим уважением…
        – Спасибо, Олюшка, но в России еврей – не национальность, а судьба!
        Сердце Ольги сжалось. Так называл ее Володя. Они некоторое время шли молча, не замечая красоты.         
        – Может, зайдем в наше кафе. Вечером там довольно уютно, – предложил Михаил.      
        Ольга согласилась.      
        Они провели вечер вместе. Так повторялось около двух месяцев. Михаил, когда был свободен, встречал ее с работы, и они гуляли по городу, ходили в театры, на концерты. Потом он провожал ее домой.      
        И однажды, когда  весна пробудила спящую травку и на деревьях появились листья, а в воздухе разносился пьянящий запах талой земли, Ольга, всем существом чувствуя  истому и  желание, проговорила:      
        – Я же вижу, что  хочешь зайти. Так прояви инициативу. Зайди!       
        И снова Михаил почувствовал, что Ольга читает его мысли.   
        Потом были вечера вопросов и ответов. Ольга поведала о своей любви,  о том,  почему  рассталась с Володей.  Михаил же рассказал страшную историю. Ему  было  двадцать три года, когда он встретил и полюбил скрипачку, студентку консерватории. У девушки был только отец. Мать умерла  несколько лет назад. Отец жил в Сочи и часто навещал детей. Иногда подолгу проживал вместе с ними в небольшой двухкомнатной квартире.
         Однажды Михаил поздно ночью прилетел раньше срока из Москвы, где был на конкурсе скрипачей. Поднялся на шестой этаж и, чтобы никого не будить, открыл своими ключами квартиру. Он застал жену  с ее отцом в их постели.      
         Михаил собрал  вещи и ушел из дома. Такой был его неудачный опыт семейной жизни…       
         Ольга слушала эту историю и думала: «Сколько же пришлось ему пережить!»
         А через пару недель Михаил впервые вошел в дом родителей Ольги. Он очень волновался и попросил Галину Павловну, чтобы они с Сергеем Кирилловичем тоже пришли. «Так будет легче, – говорил он Галине Павловне. – У меня родителей нет, и сватаюсь  я не каждый день…»         
         Напрасно Михаил  волновался. Все получилось интеллигентно и тепло. Елена Георгиевна подкладывала в тарелку Михаила  дальневосточных пельменей, приготовленных по особому рецепту, заправляла их уксусом, а Андрей Кириллович наливал в рюмку водку и предлагал выпить за счастье и успехи.  Сергей Кириллович, смешно вытягивая шею, читал нараспев свои  стихи:
         – Для полного счастья, чтоб сердце запело –
           Улыбка твоя и любимое дело!
           Как солнце весною для сада в цветении,
           Мне нужно, мне нужно твое одобрение
           Дел моих разных и устремлений…      
           Тогда и рождаются стихотворения!         
        В конце вечера Михаил поднял рюмку и попросил слово:       
        – Дорогие Елена Георгиевна и Андрей Кириллович! Дорогие друзья! Я очень люблю Олюшку, и  мы просим вашего благословения на наш брак.         
         Елена Георгиевна прослезилась. Андрей Кириллович достал заветную бутылку какой-то особой дальневосточной настойки и предложил выпить за счастье молодых… Разошлись за полночь. Сергей Кириллович на своей машине подвез Михаила к общежитию, а Ольга осталась ночевать у родителей.
      
         В лучах весеннего солнышка грелись воробьи. Потом они подлетали к лужице, клювом  захватывая воду, потом отряхивались, становясь пушистыми и большими, дружно чирикая и радуясь теплу. Запах талой земли пьянил. На газонах появилась первая трава, а на углу бойко продавали букетики подснежников.
        «Весна к переменам!» – думала Ольга.      
        В мае  они оформили брак и отметили событие скромной вечеринкой,  на которую пригласили только близких друзей и родственников.       
        Несколько дней назад Ольга вынуждена была уйти с работы. Их организация  преобразовывалась, и при этом часть должностей сократили. Ольга давно была готова к этому, и, тем не менее, увольнение застало ее врасплох. 
        Михаил успокаивал жену, хотя  не представлял себе, как они будут выживать на его небольшую зарплату. Он взял несколько часов в музыкальном училище, но это были копейки.  Искал любую возможность заработать: играл на свадьбах, подменял заболевшего музыканта в ресторане, возился с учениками, – готов был  на все, что давало  ему хоть какой-то заработок. Но брать у родителей  деньги Ольге категорически запрещал.  Приходил поздно, усталый, голодный, жалкий. Ольга ни о чем не расспрашивала. Шла на кухню,  ставила на стол все, что было. Садилась рядом.       
        И вот однажды после ужина  Михаил завел разговор о том, что он не видит выхода и не знает, что делать. Ольга вяло возражала:      
        – Ты  всего добивался своим трудом! Почему же  опускаешь руки?! 
         – Нет, Олюшка, я больше так не могу. У меня созрела идея: давай все-таки уедем в Израиль, черт бы его побрал!          
         – Давай… – просто ответила Ольга.
         – Что-нибудь случилось? – заволновался Михаил.         
         – Случилось. Он зашевелилося и так стал меня колотить, что я решила, что ему надоело уже лежать там, просится  на свободу!
        Михаил поцеловал жену:         
        – Все будет хорошо, родная. Там и родишь, под южным небом святой земли. И спасибо тебе, что ты меня понимаешь. Я сделаю все, чтобы вы были счастливы. Не верю, что не смогу найти там работу. Ведь я неплохой скрипач! Несколько моих знакомых  давно уехали. Один – в Германии, другой в Испании. Есть мои коллеги и в Израиле. И все, по слухам, хорошо устроены и живут безбедно. По крайней мере, в куске хлеба не нуждаются.       
        Ольга молчала. Она была занята мыслями о малыше. Пыталась представить его себе, какой он будет. Потом снова вернулась к мучительным воспоминаниям. Понимала, что и  Михаил в ее жизни появился потому, что хотела забыть Владимира, надеялась… но пока не получалось. 
        Когда родители узнали об их желании уехать, они потеряли дар речи. Неожиданно  поддержали их Анна и Галина Павловна.       
        – Правильно делаете, – заявила Анна. – Здесь вы ничего не высидите. Там, как я слышала, даже на одно пособие можно жить гораздо лучше, чем здесь…         
        – Не знаю, правильно или нет, но здесь, как я думаю, перспектив нет никаких, – сказала Галина Павловна. – Только вы, Миша, ни в коем случае не бросайте скрипку. Она вас должна прокормить. Да и не много таких музыкантов даже в такой стране, как Израиль! Поверьте мне.         
        – Да, но сегодня в Израиле столько проблем, – сказала Елена Георгиевна. – Терроризм, евреи и арабы…
         – А в России этого нет?
        Сергей Кириллович сказал устало:
         –  Вы, ребята, разочаровавшись в России, увезете в Израиль свои утопии. Но поверьте, что на земле нельзя сделать всех счастливыми. А равенство, братство и счастье всех и навсегда – это утопия. Я думаю, что вы делаете ошибку. Но я уважаю ваш выбор.
         – Дорогие мои, успокойтесь! – Ольга сделала попытку прекратить споры. – Вы знаете новый закон Ньютона: чем больше евреев уезжает, тем больше их остается! Так что  без евреев не останетесь!  Да и в Израиле уже столько русских, что я думаю, у меня проблем с языком не будет!    
         – Да, но там столько религиозных фанатиков, – вставила Елена Георгиевна. – Не иудею там, наверное, трудно…         
         – Что ты, мамочка! Ты все преувеличиваешь.
         Ольга шутила, а у самой на душе было  тревожно. Сергей Кириллович  уловил  тревогу:       
         – Медицина там поставлена отменно, можешь не волноваться. Да и времена нынче не те: люди по несколько раз в году летают, как в Краснодар или Ставрополь.
         – Два с половиной часа, – вставила  Анна. – Я знаю ребят, которые уже несколько раз там побывали. Отзывы самые благоприятные!   
         На следующий день  Михаил начал оформлять документы на выезд. Упаковывал вещи. Получил разрешение на  вывоз своей скрипки. Как оказалось, она не представляет никакой ценности!      
         Наконец наступил момент, когда они в сопровождении родственников и друзей поехали в аэропорт.         
         В небольшом  зале ожидания толпились отъезжающие, заполняли декларации, прощались, слонялись, выходили курить на привокзальную площадь, смотрели на часы, отсчитывая время, когда начнут пропускать на посадку. Открылась заветная дверь в помещение таможенного досмотра.
         Андрей Кириллович  как-то грустно улыбнулся:      
         – Через год,  может быть, мы к вам в гости прилетим!         
         Ольга подумала: «Хорошо бы!»  Сказала вслух:         
         – Если не понравится, вернемся! Аня, ты родителей береги!  И  пиши.  Звонить  дороговато,  а   письма  мы будем ждать.
         – Ты  сначала адрес сообщи, – улыбнулась Анна.
         Когда подошла их очередь, Елена Георгиевна обняла дочь, потом  зятя:       
         – Ты, Мишенька, береги ее.
         – Все будет хорошо, – ответил Михаил и взял  огромный чемодан на колесиках.         
         – Ну, чистого неба и мягкой посадки… – сказал Андрей Кириллович  и поцеловал дочь.

                6.    Allegro, animato, espressifo.
      
         Жарким августом обжигающий ветер дул с юга. Безжалостное солнце накаляло каменные глыбы домов, слепило глаза. Все стремились в тень, но и там не находили облегчения.  Лишь к утру жара спадала. Люди открывали окна и двери, чтобы впустить долгожданную прохладу, свежий воздух, отдохнуть от зноя хотя бы  несколько предутренних часов.
        Анна после суматошного дня и тяжелой ночи удобно примостилась на мягком кресле возле сестринского поста  и мгновенно провалилась в сон.      
        Вот уже несколько ночей подряд ее преследовало одно и то же видение: будто она с друзьями  шла по узкой горной тропе,  и вдруг сорвалась в пропасть. В последний момент она ухватилась за куст терновника и повисла, не находя под ногами опоры. Последнее, что видела в этом сне Анна,  как Руслан протягивал ей руку, стараясь помочь, но она никак не могла до него дотянуться  и… срывалась. То ли от ужаса, то ли еще от чего, но всякий раз в этот момент Анна просыпалась. Видение продолжалось несколько мгновений, но, как испорченную пластинку, мозг снова и снова прокручивал эту ужасную сцену.       
       Когда Анна открыла глаза, над ней склонился дежурный врач, молодой,  стройный,  в халате, надетом на голое по пояс тело.      
        – А? Что? – не понимая, что происходит, спросила девушка.         
        – Вставай, вставай, штанишки надевай! Петушок пропел давно! – добродушно сказал он, проводя рукой по ее спине. – Подьем! Пора капельницу ставить Григорьевой.         
        Светало. Было пять утра. Анна сладко потянулась,  поправила  халатик и подошла к столу. За ней направился доктор.
         – Аннушка… а ты не хочешь…       
        – Не хочу, – прервала она его. – Устала, да и  не заслужил…       
        – Как же я могу заслужить, – продолжал канючить доктор, – если зарплата у меня восемьсот «ре»,  ниже всякого прожиточного минимума.         
        – Тогда не надо заглядываться на дорогие товары, – сказала Анна и пошла в процедурную.            
        В восемь пришла смена. Сдав пост, Анна решила отоспаться. Намаялась за выходной. Правда, Нина уже вернулась с моря, куда ездила отдыхать с каким-то бизнесменом. Тот взял ее с собой и оплачивал все расходы. «Но утром я успею отдохнуть, – думала Анна. – Каникулы, все-таки, чудесная пора. Не нужно ходить в институт. Можно валяться в постели до одиннадцати…»            
        Дома Анна приняла душ и  легла в постель, укрывшись простыней. Старое кирпичное здание с толстыми стенами  хорошо сохраняло  прохладу.               
        Анна еще спала, когда Нина вернулась из магазина. Она переложила продукты  в холодильник и  стала возиться на кухне. Аппетитные запахи распространились по квартире.      
        Анна встала и, набросив халатик, босиком прошла в кухню. Нина колдовала над салатом с крабовыми палочками, напевая какую-то мелодию.      
        – У нас сегодня пир? – поинтересовалась Анна, забрасывая в рот ломтик голландского сыра.      
        – Пир, – ответила Нина. – Вечером должны прийти Гарик с Юрком… Тебе нужно  быть в форме!         
        – А чем занимается этот Юрок? Расплачивается долларами, замашки крутого... А о своих делах никогда не говорит.         
        – Тебе не все равно? Главное, ведет себя не по-свински, не требует невозможного  и щедрый, чего ты отрицать не можешь. Кстати, он достаточно интересный собеседник. Как-то, еще до тебя, побарахтались мы с ним с полчаса, и вдруг он стал читать стихи… Ну, подружка, скажу  тебе… Я рот разинула. Интеллектуал! Ему для общения не только физиология нужна. Ты его тоже своим интеллектом приворожила… Гарик, тот  проще. Но щедрый и без извращений.            
         Нина говорила, а сама все время что-то помешивала, пробовала, подсаливала, добавляла приправы.      
         Анна постояла еще минуту  и прошла в комнату.         
         – Ты извини, – сказала она. – Я сейчас приму душ и буду в форме. Эти дежурства меня выматывают  вконец.          
         – Не понимаю, – откликнулась подруга, – и чего ты туда ходишь?! За один вечер с клиентом  можешь заработать больше, чем  получаешь в больнице за  месяц!       
         – А ты-то, зачем в институт ходишь? – спросила Анна.       
         – Это другое. Высшее образование иметь нужно. Это –  как страховой полис.         
         – Наверное, ты права… – задумчиво ответила Анна. – Хотя, какой это полис?! Сегодня и образованные люди донашивают обноски… А узколобые гуманоиды снимают девочек по сто долларов. Разве это нормально?         
         – Для меня – нормально. Пусть бы только платили! Я думаю, что к пятому курсу куплю себе квартиру, а может, и обставлю ее! Да и сейчас мы ни в чем себе не отказываем!       
         Вечером пришли Гарик и Юрок. Гарик, невысокого роста крепыш в спортивном костюме, поставив на стол водку и две бутылки  минеральной воды,  заявил:         
         – Девочки, сегодня мы спешим! В одиннадцать у нас  стрелка.       
         «Стрелка» на их жаргоне –  деловая встреча.    
         Юрок, высокий русоволосый парень в синей тенниске и светлых джинсах, уселся за стол и произнес:      
         – Девочки, идите сюда! Давайте выпьем за успех нашего предприятия!          
         Нина поставила на стол  закуску и села на колени к Гарику.
         – За успех, так за успех. Только какого дела? – спросила Анна.         
         – Лучше вам, девочки, этого не знать. Это – мужское. Ваше дело –  делать нашу жизнь приятной.
         Гарик разлил всем водку  и выпил первый.
         – О, малосольные огурчики! Класс!       
         Юрок был гурман. Он положил себе в тарелку салат, тонко нарезанную колбасу и ел, не торопясь, испытывая удовольствие.      
         Через полчаса Гарик повел Нину в другую комнату, а Юрок  обнял Анну, беря в огромные  ладони ее груди. Девушка тоже прижалась к нему, изображая  желание.      
         Юрок зажигался быстро. Уложив ее тут же на диван, он привычным движением распахнул халатик и стал стягивать трусики. Она расстегнула ремень,  змейку и стала помогать снимать  джинсы, плотно облегающие его тело. Все  было  как всегда. Анна умело изображала страсть, а он, уже плохо соображая, искал ее губы…         
       Через час они ушли, оставив деньги на столе.
       «За удовольствия все должны платить! – вспомнила Анна слова Нины. – Что ж, все правильно. Но выберусь ли я когда-нибудь из этой ямы? Как все-таки быстро привыкаешь к хорошей жизни! За это время я накупила столько вещей, которых, может быть, у меня  никогда бы не было. А жизнь только одна. Почему же я должна себе во всем отказывать и с завистью смотреть на других? Нет, все правильно! Жизнь учит. Меня, по крайней мере, многому научила».       
        Было около двенадцати ночи. Девушки приняли душ и  улеглись. Спали  они  на одной кровати.
         – Не знаю, как тебе, а мне всегда после этого обормота хочется не только принять душ, но и сменить постель, – сказала Нина. –  От него пахнет лошадьми.  Он тренируется в  спортзале до седьмого пота, и запах этот не убрать никакими  дезодорантами.      
         Нина повернулась к  Анне, ласкаясь и обнимая ее.      
         – Нинка, тебе что, Гарика было мало? – спросила Анна, зная, чего хочет подруга.      
         – Анечка, как ты не понимаешь?! Это – работа. Обычная работа. Я во время работы никакого удовольствия не получаю, даже не расслабляюсь. Так… изображаю… А с тобой мне хорошо. Я совершенно балдею. Ничто не может сравниться с этим ощущением, с твоими нежными руками, страстными губами… А разве у тебя не так?         
        – У меня по-разному. Иногда так, иногда иначе.    
        Уступая настойчивым ласкам подруги, Анна ответила на призыв и отдалась чувству.   Здесь  не надо  играть возбуждение, все естественно и искренне.
        – Ты знаешь, Нинок! У нас на горизонте замаячили неприятности.         
        Нина удивленно посмотрела на подругу.       
        – Какие неприятности? – спросила она, не ожидая ничего плохого. – Что-нибудь случилось?          
        – Снова клеился мой первый совратитель – Валерка. Утверждал, что нам нужна «крыша».  Грозил, что если мы с ним не будем делиться, он не даст нам спокойно жить.       
        – Вот засранец! Шантажист хренов. – Нина не выбирала выражений. Она была возмущена. – Знаешь что, подруженька, настало время его проучить. Я поговорю с тем же Гариком. Пусть приведет его в чувство!       
        – Хорошо бы… – мечтательно сказала Анна. –  Только бы не стал он по институту лишнее болтать.         
        – Не волнуйся. Я это беру на себя!         
        Они  заснули далеко за полночь, благо, утром не надо было никуда спешить.               
    
        Стояла прекрасная, тихая, безветренная погода, – теплый сентябрь.
        Поздним вечером Анна возвращалась домой. Редкие прохожие встречались  по пути. Она шла медленно, словно гуляя, глядя под ноги.
        Неожиданно от  огромного дерева отделилась тень. Неизвестный медленно шел навстречу.       
        – Так, значит, вы решили отмалчиваться? – спросил он, и Анна узнала Валерия.            
        – А, Валерик… – презрительно  сказала Анна. – Ты все никак не успокоишься? Ну, сам посуди, какой ты сутенер? Какую защиту можешь нам обеспечить?  Смех, да и только. Не сутенер ты, а жалкий альфонс!  Тебе бы нас ободрать, как ты привык обдирать своих недоумков-студенток. Я это уже проходила!            
        Анна не договорила. Удар кулаком в переносицу откинул ее к соседнему дереву. Из носа пошла кровь. Анна чувствовала, как лицо ее превращается в кровавое  месиво.         
        – Ну, сука… – с ненавистью прошипел Валерий и, развернувшись, со всего размаха ударил  ботинком по животу.
        Резкая боль прижала ее к дереву. Голова закружилась, затошнило. В  глазах у девушки потемнело, и она, цепляясь за шершавую кору, сползла вниз, потеряв сознание.         
        Очнулась Анна в палате больницы  скорой медицинской помощи. Ничего не понимая,  попробовала пошевелить рукой и вдруг заметила капельницу. Потом стала вспоминать, что произошло. Огляделась. Рядом сидела мать. Она поправила подушку и улыбнулась.         
         – Доченька… проснулась… Сережа, Аня проснулась! – сказала она, уступая место Сергею Кирилловичу.       
         – Привет, племяшка! – сказал Сергей Кириллович и внимательно посмотрел на девушку. – Что с тобой случилось?       
         – Не знаю. Шла вечером домой через парк, что у нашего института. Вдруг – искры из глаз! Сама не понимаю... Может, меня приняли за другую?         
         – Может быть… – с сомнением сказал Сергей Кириллович. – Тебя нашли на земле без сознания. Лицо в крови… Если бы «скорая» промедлила…. Разрыв селезенки. И хирурги молодцы, распознали…         
         Анна только сейчас заметила наклейку на животе.      
         Утром перед работой зашел проведать дочь Андрей Кириллович. Он постоял молча, и, так ничего и не сказав,  ушел на работу.         
         Потом пришла Нина, принесла целый кулек фруктов, черную икру, соки. Она без слов все поняла. Глядя на бледное лицо подруги с кровоподтеками под глазами, прошептала:       
         – Клянусь, он поплатится, гаденыш…          
        Анна только смотрела на Нину и почему-то плакала.         
 
        Через несколько дней поздним вечером в том же парке Гарик увидел Валерия. Он стоял, прислонившись к дереву  и, видимо, кого-то поджидал.          
        – Эй ты, козел! – обратился Гарик, подходя к нему поближе. – Ты почему телок наших обижаешь? Пасти их вздумал, сука?!         
        Он был значительно ниже ростом, и Валерию казалось, что этого парня можно не опасаться.         
        – А почему они – ваши? Одна жила со мной две недели, когда вас и на горизонте не было.         
        – И поэтому ты позволил себе на ней свою силу показать, козел паршивый?!         
        Гарик уже подошел вплотную к Валерию, когда вдруг из темноты со стороны спины вышел Юрок. Не успел Валерий  среагировать на его появление, как острая боль молнией пронзила  сердце. Он успел ощутить горячий привкус крови во рту. Но, когда падал на землю,  уже ничего не чувствовал.      

         Анне стало лучше,  и Елена Георгиевна уже не дежурила ночами в больнице.  Приходила утром и вечером. Ни о чем не спрашивала, не просила. Все разговоры  только на нейтральные темы. Рассказала, что получила от Ольги письмо. Шло оно больше двух недель, и это притом, что лету в Израиль – всего ничего! Ольга собирается рожать. Настроение письма бодрое, но она сердцем чувствует, что не все там в порядке. Михаил пока не работает. Перебиваются на какое-то пособие и случайные заработки.
        Потом говорила, что им  скучно одним в их доме.  Отец устает последнее время, но не показывает вида. Хорохорится. А дома так уютно. И в саду хорошо. Винограда много… и цветов.      
        Девушке было жалко родителей, но она не знала, что делать. Сможет ли  теперь жить прежней жизнью?       
        Вскоре она окрепла и ходила по отделению, с интересом отмечая, что работа в больнице скорой помощи совершенно иная. Здесь не поспишь. День и ночь «Скорая» сюда везла  больных. Все куда-то спешили, были чем-то заняты.   «Здесь интересно…» – подумалось Анне.
         Однажды  ее навестили «мушкетеры». 
         – Как хорошо, что вы пришли, – сказала Анна. – Вы, ребята, извините, но я буду лежать, а вы садитесь рядом.         
         – Все правильно. Лежи, лежи, – говорил Руслан. – Слабость еще есть?       
         – Конечно слабость! Столько крови потеряла! – ответил за нее Вася Коваль.
         – Ну, хорошо, ребята… расскажите, что в институте? – попросила Анна.         
         – Все по-прежнему. Была первая лекция в онкологическом институте. Курс ведет  профессор Сергеев. Интересно… – рассказывал Руслан. – Может, и мне в онкологию податься?       
         – Институт закончить нужно, – назидательно проговорил Володя.       
         – Есть еще новость: Атос и Надя подали заявление в загс! – радостно сказал Руслан.       
         – Как здорово! Поздравляю тебя, Володя! И передай Надюшке мои поздравления! Будьте счастливы. Подарок за мной!       
         – А ты что, на свадьбу ко мне не придешь?       
         – Обязательно, – улыбнулась Анна.         
         – Тогда и выскажешь свои поздравления!            
         Ребята  рассказали, что Руслан участвовал в операции на желудке, а Василий самостоятельно провел  наркоз, но Анна чувствовала какую-то  напряженность и догадалась, что друзья чего-то недоговаривают. Она внимательно посмотрела на Руслана и тихо спросила:
        – Ладно, ребята, не темните. Что случилось? Чего Арамис от меня глаза отводит?       
        Все укоризненно посмотрели на Руслана.         
        – Тебе только тайны доверять… – проворчал Василий.          
        – Да что случилось?! Не тяните, ради бога! Я от любопытства умру.               
        Все вдруг примолкли, и Руслан произнес:      
        – Ты только не волнуйся. Мы же знаем, что у тебя с ним давно ничего нет…      
        – Ну, изверг, говори же скорей, что случилось!          
        – Попова Валерия вчера похоронили. Пару дней назад в парке возле института его пырнули ножом… прямо в сердце…            
        Анна побледнела. Откинувшись на подушку, с минуту лежала молча. Потом тихо проговорила:    
        – Спасибо, ребята, что пришли проведать… но сейчас уходите. Я хочу побыть одна…         
        Друзья переглянулись и тихо вышли из палаты.   
    
        Когда Анна выписывалась из больницы, за ней пришли мать и Нина. Елена Георгиевна помогла дочери переодеться, потом собрала вещи  в пакет и терпеливо ожидала ее у выхода. Анна поблагодарила врача, вручив ему цветы, которые принесла   Нина, получила у старшей сестры больничный лист и выписку из истории болезни и  медленно, в сопровождении матери и подруги,  спустилась к выходу. У приемного покоя их поджидало такси.         
        Анна обняла Нину и почему-то заплакала. Потом тихо сказала:       
        – Нинок, я хочу пожить пока у родителей…Ты прости меня, если можешь. Я тебя люблю. У меня никогда не было такой подруги. Спасибо тебе за все... Только не обижайся на меня.         
        Елена Георгиевна не понимала, почему девушки стояли, обнявшись, и плакали.
        Когда же таксист стал проявлять нетерпение, Анна села в машину.         
        – Спасибо тебе за все…         
       
                7.   Adagio, molto cantabile, grazioso.

         Роды у Ольги принимал Борис Хинчин, сам уроженец Ростова, несколько лет назад уехавший оттуда. Когда-то он работал с Сергеем Кирилловичем Марченко  и был удивлен, когда к нему обратилась его племянница.      
         Результаты обследования показали, что  и мама, и плод  здоровы. Но когда у Ольги начались схватки, он решил не уходить домой, хотя в больнице дежурил опытный врач.
         Ольга глубоко дышала. В перерывах между схватками она  тихо, словно молясь, уговаривала еще не родившегося ребенка, чтобы он скорее выходил в этот мир. «Миленький, пожалей маму! Я жду тебя! Докажем твоему папке!  Я люблю тебя! Выходи! Выходи скорее! О-о-о! Мамочка!»  Она кусала губы, а глаза  выражали страдание и страх.         
        В десять часов вечера Ольга родила девочку. Михаил сидел в той же комнате и видел, как врач перерезал и обрабатывал  пуповину, слышал первый крик ребенка. Он сначала боялся даже взглянуть на красный кричащий комочек. Потом посмотрел и удивился. Ему девочка показалась такой некрасивой, красной, морщинистой, что он отвернулся, чтобы скрыть от Ольги  свои ощущения.            
        «А может быть, она неприятна мне потому, что  это не моя дочь? – подумал Михаил, но тут же сам себе возразил: – Что за ерунда! Кто знает, что это не моя дочь? Она – моя дочь! Она – моя дочь!»       
        Михаил повторял это, как заклинание, пока его не отвлек врач. Он надавливал ладонью на живот Ольги и уговаривал:      
        – Натужьтесь, натужьтесь сильнее. Вот так, молодец. Все в порядке,  детское место тоже отошло. Теперь вы будете отдыхать. Наработались, устали, пора спать, набираться сил.         
        Отдав распоряжения медицинской сестре, Борис Михайлович  ушел домой. Ольге сделали укол, и она вскоре заснула. Ребенок, укутанный в пеленки, спал рядом.  Михаил не знал, куда себя деть. С минуту постоял, глядя на спящую жену, потом тихо вышел из палаты.
        Он шел по ночному городу. «У нас дочь, а я почему-то ничего особенного не чувствую… Но сколько дополнительных забот появилось с ее рождением! Если бы Ольга нашла работу… Конечно, месяца через три, когда ребенка можно будет оставить няньке. Интересно, сколько  стоят подобные услуги?»
        Пройдя к ярко освещенному кафе, он сел за один из столиков и попросил принести рюмку коньяка и чашечку кофе. «Нужно не торопясь, все обдумать, постараться войти в образ отца…»       
        Потягивая горьковатый напиток, неожиданно для себя стал вспоминать  каждый день пребывания в Израиле. Никакой радости ни ему, ни, тем более, Ольге эта страна  не принесла. Никому не нужно было его искусство игры на скрипке. В Хайфе, в симфоническом оркестре дирижер Станли Спербер даже не стал разговаривать, –  торопился  на репетицию. Михаил просил его принять в любое время, когда  удобно, но всякий раз встречал холодное: «Нет! Нам скрипачи не нужны!» С ним пытались разговаривать знакомые музыканты, но ответ был всякий раз тот же.
        Он ездил по стране, просил прослушать, показывал дипломы, соглашался на любую работу по специальности, но устроиться даже в самый захудалый оркестр так и не смог.
        Они сняли жилье в поселке, который почему-то называли городом. Квартиры здесь были дешевле. Пособия, которое выдавали, пока они учились в ульпане, им хватало. Но что будет, когда иссякнет этот источник? Михаил с ужасом думал об этом времени.         
        Каждый день Михаил приезжал в Хайфу, заходил в различные кафе, рестораны, предлагал поиграть для посетителей. Но всякий раз получал отказ. Он отчаялся найти хоть какую-нибудь работу и бродил по городу, боясь рано возвращаться домой. Михаил не знал, что сказать Ольге.
         Однажды на площади он услышал странную музыку. Популярную одесскую песенку музыканты исполняли на  виолончели и контрабасе! Перед ними на земле лежал раскрытый футляр, куда прохожие бросали  мелкую монету.
         Михаил послушал с минуту, потом достал  свою скрипку и стал играть с ними.         
         Закончив песенку, ребята уставились на скрипача:      
         – Ты, лабух, кто такой?         
         – Музыкант из Ростова.       
         – Гриша, –  виолончелист  протянул  руку.         
         – Михаил, – представился он.      
         – Сема, – назвал себя контрабасист.         
         – Ну, и что ты собираешься делать? – спросил Гриша.         
         – Можно, с вами поиграю?       
         – А сколько ты стоишь?       
        – Я ищу работу. Пока ничего найти не смог… У меня жена скоро рожает…      
        – Он нам рассказывает! Как будто мы из другого теста сделаны! Все то же самое. Соль жизни в том, что она  не  сахар! А  у тебя какое-нибудь музыкальное образование   есть? Играешь ты,  я тебе скажу, таки да, профессионально.      
        – Консерватория. Я был лауреатом международных конкурсов, солистом  в филармонии…         
        – Сема! – воскликнул  Гриша. – Так  это же то, что нужно! У нас будет нормальное трио. Нам скрипки только и не хватало!            
        – Да, – почесал затылок Сема, – ну, что ж, если хочешь, можешь причаливать к нашему берегу. Теперь давай познакомимся поближе. Мы тоже имеем за плечами консерваторию и симфонический оркестр Одесского оперного театра. Но, к сожалению, мелодии опер здесь   никому не нужны.   Да и что можно сыграть на виолончели и контрабасе?!       
        – И нам об Израиле наговорили столько, что слюнки текли. Мечта идиотов! Трепали, будто песок здесь сахарный и рыба вареная в море плавает! Но, я таки тебе скажу, лучше один раз увидеть, чем здесь родиться! Ей богу! – Гриша был  эмоциональным рассказчиком.  – Но потом… начались хождения по мукам… а когда ощущаешь, что ты дармоед, – даже мне становится неприятно. Нет? Таки да! Здесь мы убедились, что действительно природа не терпит пустоты. Тут столько  евреев, я тебе скажу, и, как оказалось, почти все они – музыканты! Причем все работают локтями лучше, чем играют! Стыдно сказать, но не о чем умалчивать: мы просто голодали. Я лично готов был повеситься на струнах! Чтоб я так жил, если это неправда! А дома  дети. И все, как ни странно,  хотят кушать, чтоб они были здоровы! Смотрят на нас, как людоеды-вегетарианцы: съели бы, но, видите ли, принципы им  мешают!            
        – Я даже пытался  взять кредит, – вступил в разговор Сема. – Жизнь в кредит хороша тем, что можно умереть раньше срока! Так-таки нет! Они все просчитывают, недаром же – евреи! Не дали мне кредит потому, что нет поручителя. А где я его найду, если у меня, кроме Гриши, и знакомых здесь нет?
        – Нет, есть у нас знакомец. Врач из твоего Ростова. Так этот Изя сам мыкается, как неприкаянный. Ему, я тебе скажу, таки повезло. Пристроился ухаживать за каким-то калекой.
         –  Вот и разъезжаем мы по нашей исторической родине, как бременские музыканты. Юмор в том, что этот  бизнес неплохо кормит! Поэтому я вывел закон, что юмор не жить помогает, а выживать!
         – Теперь с тобой можно будет значительно расширить репертуар, так что причаливай, если нам по пути. Делимся мы поровну…
        Так Михаил начал  карьеру бродячего музыканта.       
      
        Он попросил повторить кофе, достал из кармана сигарету и закурил. Стоял теплый вечер. Громко играла музыка, и девушка в военной униформе, одной рукой поддерживая автомат, другой – обняв парня, танцевала медленный танец. Прохожие обходили танцующих, столики, расставленные прямо на выложенном цветной плиткой тротуаре,  словно не замечая препятствий. 
        Незаметно для себя Михаил снова погрузился в воспоминания.         
        С месяц назад один знакомый пригласил Михаила зайти в синагогу.      
        – Что ты теряешь? – уговаривал он  его. – А вдруг помогут?!         
        Когда после  молитвы к Михаилу подошел раввин и заговорил на иврите, тот совсем растерялся. Но приятель перевел:       
        – Он спрашивает, откуда ты?       
        – Из Ростова.         
        Приятель переводил.       
        – О, из Ростова! Там похоронен один из столпов хасидизма!         
        – Может быть.       
        Раввин был удивлен, что Михаил об этом ничего не знает.  Когда же  узнал, что Михаил женат на русской,  укоризненно проговорил:      
        – Что, не было достойной еврейской девушки? Впрочем, в России все перемешалось…         
        Михаил попросил приятеля спросить, нет ли какой-нибудь работы для музыканта с консерваторским образованием?            
        Раввин задумчиво посмотрел на него и ответил:      
        – Через два месяца в религиозной школе должно освободиться место преподавателя музыки в младших классах. Но школа религиозная, и туда могут принять на работу только религиозного человека.            
        Михаил посмотрел на раввина умоляющими глазами и попросил перевести:
        – Помогите, ради Бога, получить  это место!..      
        – Раввин обещал при условии, что Михаил будет регулярно ходить в синагогу, хотя бы приобщится к иудаизму…         
        Когда  он рассказал Ольге о разговоре с раввином, та с сожалением посмотрела на мужа,  и сказала:      
        – Тут кипа вместо партбилета.            
        И вышла в кухню.          
        Тогда Михаил впервые с раздражением подумал о жене: «Хоть я и первая скрипка, но дирижер – Ольга! Трудно понять логику женщин. А как же нам тогда жить?»

        Торопиться было некуда. Приятная  вечерняя прохлада  располагала к  воспоминаниям.       
        После того, как Михаил стал прилежно посещать синагогу, Ольга начала подшучивать над ним. Она не терпела никакого лицемерия и видела, что Михаил увлекся религией только потому, что ему обещали место преподавателя в религиозной школе. 
         Однажды  не сдержалась и наговорила резкостей:       
         – Наблюдая то, как ты стараешься уверовать  в Бога, мне хочется поверить в черта!
         Это было уже слишком. Михаил  обиделся.       
         – Но почему же тогда у вас, у христиан, утверждается, что Бог есть любовь?! И, кроме того, не нужно верить, чтобы молиться. Нужно  молиться, чтобы обрести веру!      
         – Твоя религиозность – результат нашей неустроенности, тяжелой жизни, отсутствия перспектив…  И не стоит больше об этом. Ты ужинать будешь? – поинтересовалась  Ольга, давая понять, что прекращает спор.       
         – Спасибо. Я перехватил в кафе. Как ты? – спросил  Михаил. Последнее время  жена часто жаловалась на боль в пояснице. «Неужели скоро?» – подумал он. Вечером он отвез Ольгу в больницу.          
      
        Кафе, в котором сидел Михаил, закрывалось. Официанты сдвигали столы, собирали стулья. Расплатившись, он медленно побрел к дому.
        Рано утром снова больница. Ольга еще спала. Ребенок лежал в своей кроватке, и только губки его чуть округлились. Они чмокали, словно  искали грудь матери. «Человек сотворил  Бога лучше, чем Бог – человека», – подумал он. Какое-то неприятие девочки шло у него  из подсознания. И сколько  ни убеждал себя, что это его ребенок, оно, это подсознание, утверждало обратное.       
        Проснувшись, Ольга улыбнулась Михаилу. Потом с тревогой посмотрела на кроватку, где лежала дочка, и, увидев ее, успокоилась. Спросила:         
        – Как мы назовем  малышку?            
        – Мы же договорились, что если будет мальчик, – называю я, а если девочка – ты. Так что выбор за тобой, дорогая.             
        – Тогда я хотела бы ее назвать Марией.          
        – Марией? – удивился Михаил. – Это в честь кого?            
        – Просто Мария… Почему обязательно нужно называть в честь кого-то?      
        – Но это чисто русское имя, – вяло пытался возражать Михаил.         
        – Русское… Мария была матерью Иисуса Христа – выдающегося еврея. Это имя стало святым для многих народов. Оно гордое и нежное одновременно. Я верю, что с таким именем она будет счастлива.         
        – Ты готова поверить во что угодно. Но я убежден, что пройдет время, и ты обретешь веру.         
        – Ты снова начинаешь?! – устало  проговорила Ольга.
        Сама же подумала: «Во-первых, Бог, которого можно понять, уже не Бог! Во-вторых, Он меня простит за мои сомнения. Прощать – Его специальность.  И, наконец,  и Бог не ангел! Как Он может допускать столько несправедливости и горя?»  Вслух сказала:
        - А может быть, Бог тебе помог найти работу? Нет, дорогой, не стоит прикрывать голову фиговым листком. Жизнь здесь так и осталась миражом…   Там, в России, нам казалось, что хорошо там, где нас нет. Но теперь я понимаю, что плохо там, где мы есть. И это – судьба.
        – Успокойся, пожалуйста. Марией так Марией. Пусть только будет здорова.         
        Ольга  некоторое время молчала. Потом посмотрела на Михаила:         
        – У тебя усталый вид. Ты совсем не отдыхал?         
        – Да нет, все нормально… – ответил он и улыбнулся.  – Кстати, я звонил в Ростов, разговаривал с мамой. Все тебя поздравляют.               

        Михаил постепенно стал привыкать к роли отца, правда,  больше головой, чем сердцем. Гуляя с дочкой в соседнем парке, он напевал ей классические мелодии и говорил, что дети  на уровне подсознания воспринимают прекрасное,  и у них развивается хороший  вкус.
        Ольга улыбалась и думала, что,  может быть, все у них в жизни  наладится.  Казалось,  кризис миновал. Он снова стал искать работу. Один месяц  подменял  заболевшего музыканта в ресторане, разучивал  еврейские  танцевальные мелодии…
        – Каждый еврей едет в свой собственный Израиль, – задумчиво сказала Ольга. – Конечно же, Бог есть! Он в представлениях людей! Это – объединяющая людей идея, определение каких-то правил человеческой морали. Люди надеются, что смерть –  не конец всему… И важно, что правила эти от Бога! Их отменить нельзя! Они – для всех!
        Заплакал ребенок, и Ольга взяла его на руки.         
        – Кормить пора. По Маришке можно сверять часы, – сказала она. – Сейчас, миленькая, мама тебя накормит. Конечно,  проголодались… а мы же растем!       
        Она расстегнула верхние пуговицы халата и дала дочери грудь. Та ухватила сосок, и не было сладостней мгновений для матери, чем кормить своего ребенка.            
 
         Новый год  Михаил и Ольга встречали дома. Они украсили  комнату искусственной елочкой и в двенадцать  открыли шампанское.
        – Какое  счастье, что мы можем здесь принимать Россию. У меня нет ощущения, что я в другой стране.
        Михаил удобнее сел в кресле и приглушил звук.
        – Что в нас еврейского? – спросил он. –  В Бога мы не верим, еврейского языка не знаем, кошрут не соблюдаем и даже кипы не носим!
         – Но пушкинская Татьяна была «русская душой», но «по-русски плохо знала», –  улыбнулась Ольга. – И цыгане не имеют  общей территории. Это не мешает нам считать Татьяну русской, а цыган – народом.      
         – Но среди этого народа я не могу найти места, – заметил Михаил. – Ощущаю себя  больше русским, чем евреем…
Михаил вскоре уснул. Ольга сделала звук тише и потушила свет. «Пусть отдохнет. Маришка  не дает ему  выспаться».       
        Неожиданно, разрывая тишину ночи, зазвенел звонок. У телефона была Полина, жена Сени, контрабасиста  из их бродячего трио. Плача, она рассказала, что они готовились встречать Новый год, все было хорошо. И вдруг Сене стало плохо. Он прилег на диван и… умер. Инфаркт.               
        Михаил долго не мог понять, о чем речь. Но когда понял, ужаснулся. Сене – тридцать пять. Остались жена и двое детей.         
        Он позвонил Грише. Тот уже все знал.         
        – Я еду к ним. Надо успокоить Полину.             
        – Я тоже...         
        – Не стоит. Лучше приезжай завтра. Нужно будет помочь.         
        – Хорошо… – сказал Михаил и положил трубку.             
        – Ну что, – спросила Ольга. – Ты едешь к Полине?      
        – Нет. Туда поехал Гриша. Я буду там завтра с утра.  Вот несчастье…         
        – Ужас… И  что теперь будет?         
        – Не говори… Да и наше трио без него – не трио!      
        – Год начинается с трагедии… – задумчиво сказала Ольга. – Ты бы прилег. Отдохни хоть немного.
        Сон улетучился. «Несчастье-то, какое. Бедная Полина!..» Она долго еще лежала, перебирая в памяти  события последних месяцев, и забылась в тревожном сне только под утро.
             
         На кладбище  пришли самые близкие друзья Сени. Раввин молился, словно плакал над могилой. Полина рыдала, хватаясь за гроб и землю  руками. Гриша,  едва сдерживая слезы, ухватился за Михаила, словно боялся остаться в одиночестве.       
       – Отмучился, – сказал тихо Гриша. – Он  надеялся, что ему все же удастся  получить место в оркестре. Ведь контрабасист он был замечательный. Но места под солнцем распределяются в тени. Не повезло…          
        Михаил молчал. Он не мог говорить. За несколько месяцев  успел прикипеть душой к этим ребятам, восхищался их юмором, жизненной стойкостью, изобретательностью  и был потрясен нелепостью смерти друга.         
        Погода стала портиться. Заморосил дождь, и все потянулись к выходу. Гриша с женой решили в этот вечер не оставлять Полину одну. Михаил попрощался и  медленно побрел  к автобусу. На душе было тяжело и неспокойно.      

        Как-то вечером, после бесплодных поисков работы, Михаил сказал Ольге:
        – Есть или нет Бог, это вопрос сегодня скорее философский. Но если от этого зависит наше благополучие, жизнь, то я скорее соглашусь на кипу и кошерную еду… или на то, чтобы меня, наконец, крестили. Впрочем, мои убеждения ничуть не изменились. Речь ведь не о религии, а о Боге.         
        Ольга подошла к мужу, прижалась к нему и сказала:         
        – Ты взвалил на свои плечи непомерный груз. И мне так хочется облегчить эту ношу. Я и сама бы уверовала, если бы не толпа посредников между Богом и мной... Но что же нам делать?
         Михаил долго молчал. Потом посмотрел на Ольгу  и тихо проговорил:      
        – Знаешь, дорогая, мне тоже уже невмоготу ходить по этой святой земле в поисках работы. Хорошо там, где нас нет. Но где нас нет?..      
        – А может, вернуться домой? Там все привычно. Конечно, и в России сегодня тяжело, но там хоть  есть на кого опереться. Родители, друзья… Мама могла  бы присматривать за Марийкой, а я бы нашла работу. До сих пор мне везло… – Ольга сразу повеселела. Ее обрадовало, что Михаил сказал то, о чем она сама уже давно думала. – Дома родные стены помогают! Поехали, родной мой, а?!            
         Михаил  промолчал. Он был  шокирован. Он  и сам давно думал об этом, только не решался поделиться с Ольгой своими сомнениями. Может быть, так и следует поступить. Но то, что  мнение жены так совпало с его мыслями,  его поразило. Она, как всегда, угадывала его настроение. Михаил искренне любил Ольгу, ценил независимость ее суждений, высокую внутреннюю культуру, интеллигентность. Но понимал: так уж получилось, в их семье он всегда вторая скрипка. Выдержав паузу, он ответил, словно уступая настойчивой просьбе:      
         – Как говорят французы, чего хочет женщина, того хочет Бог! Будь, по-твоему. Я не смогу…   без вас мне будет очень плохо. Да и жить без вас не хочу…
         – Ну, что ты, глупый?! – Ольга была тронута его словами. – Это же нормально. Решено: мы возвращаемся домой! Пусть только Маришка немного подрастет. В Ростове ты обязательно найдешь работу. Тебя же там знают! Поверь, ты действительно, прекрасный скрипач. Нам обязательно повезет. Теперь это я тебе обещаю!
         – У нас все будет хорошо! – эхом отозвался Михаил. – Я верю в это!         

        Марийке  исполнился годик, когда они, наконец, расплатились с долгами, собрали  необходимые документы и  купили билеты  на самолет.
        Ольга даже слегка всплакнула, когда объявили посадку.      
        – До свидания,  – сказала она провожающему их Грише.
        – Вы  знаете, ребята,  –   задумчиво   проговорил   тот, –кровь у всех  красная, и самое непонятное в том, что и меня  тянет в Россию. Я бы тоже вернулся, если было бы куда…
         Девушка в форменной одежде поторопила пассажиров.
        – Вернуться никогда не поздно, – сказал ему Михаил. –  Я  переговорю в филармонии, в музыкальном   театре,   в    училище…   Да   и  купить жилье у нас, в Ростове, не большая проблема… Вместе не пропадем. Я обязательно позвоню…  Держись, дружище…

         Май в  этом году  необычайно теплый.               
         Ольга  бережно толкала коляску, в которой, раскинувшись, лежала Маришка. Летняя жара тянула в тень, в прохладу. Она шла по тенистой стороне улицы и думала: «А Маришка все-таки очень похожа на Володю. Такие же глаза, лоб… Если бы он ее увидел, уже не смог бы отказаться!»
         Последнее время взаимоотношения с Михаилом ухудшились.  Он оказался  совсем не таким, каким представлялся  раньше.
         После приезда из Израиля его снова приняли в состав симфонического оркестра. Чтобы больше зарабатывать, он устроился преподавать в училище искусств. С друзьями организовал квартет. Приходил домой уставшим, издерганным. Ужинал и ложился спать. Даже  поиграть с дочерью не было сил.
         Об их квартете заговорили. Вскоре после того, как они записали  и послали кассету  знакомому  в Германию,  их пригласили туда на  лето.
         С появлением денег к Михаилу вернулась прежняя вальяжность. Теперь он смотрел на жизнь более уверенно, даже с некоторым цинизмом и высокомерием, старался не вспоминать Израиль.
         Ольга снова почувствовала одиночество, ощутила щемящую тоску по  тому времени, когда и она жила полной жизнью, была нужна кому-то, спешила на работу и не замечала времени.
         И вот, гуляя с Маришкой, она оказалась  недалеко от  здания, где размещалась «Джео Коммуникейшенс ЛТД». Оставив коляску у охранника,  взяла ребенка на руки  и поднялась на второй этаж.  На дверях висела та же табличка «Осторожно, злая собака!».
         Ольга постучала.               
         – Открыто! – раздалось из комнаты.            
         Открыла дверь… и как будто не было разлуки. Георгий Михайлович все так же сидел в дальнем углу комнаты, заваленный бумагами, а Ирина, верная подружка, ворковала на компьютере. Только за столом, за которым когда-то сидела Ольга, сейчас расположилась  новенькая. Она, едва взглянув на вошедшую, продолжала работать.
         – Смотрите, кто  нас осчастливил! – вскрикнул Михаил и  пошел навстречу Ольге, улыбаясь на все тридцать два зуба. Обнял и поцеловал в щечку.               
         – Оленька,–  вскочила из-за стола Ирина.               
         – Ольга Андреевна, проходите, – произнес Георгий Михайлович, расчищая стул от бумаг. – А я слышал, что вы уехали в Израиль! Вот  враки!               
         – Да нет, дорогой Георгий Михайлович, не враки. Была я там, да вернулась.               
         – Правильно, Оленька, – сказала Ирина. – Если в жизни ничего не меняешь, жди возрастных перемен! А это что за человечек?               
         – Это – Маришка!
        Все стали рассматривать ребенка. Девочка, обрадованная вниманием, улыбалась.
        – Как вы здесь? Работа есть? Что у кого изменилось?               
        – Мы по-старому, – сказала Ирина,– только Миша женился.               
        – Поздравляю! А кто же та счастливица, которая отхватила такого парня?               
        – Вот и я говорю, что повезло ей несказанно, –  засмеялся Миша, показывая на новенькую, что сидела за Ольгиным столом.– Прошу любить и жаловать: Вика!               
        Девушка оторвалась от работы,  еще раз посмотрела на Ольгу, улыбнулась и снова углубилась в расчеты.               
        – Оленька, расскажи, как там? Где ты сейчас? Работаешь ли?  – забросала вопросами Ирина.               
        Ольга подробно рассказала о жизни на Святой земле, о том, как они бедствовали, с каким трудом вернулись домой. Говорила и все время смотрела на дверь: не войдет ли? Изменился ли? Как воспримет ее приход? Как отнесется к дочке?
        Ирина незаметно вышла из комнаты.
        – Кто не падал, тот не поднимался, – глубокомысленно заключил  Георгий Михайлович.               
        – Оля, ты уже иврит выучила? – улыбнулся Михаил.
        И в это время в комнату, резко открыв дверь, вошел Владимир. Бледное лицо, седые волосы. На переносице и под глазами появились глубокие морщины. Он посмотрел на Ольгу, потом подошел к ребенку.               
         – С приездом! Если будет время, зайди ко мне, пожалуйста, – сказал он и вышел так же быстро, как и вошел.               
         На какое-то мгновение возникла неловкая пауза, но в следующую же минуту все снова стали расспрашивать Ольгу. На вопрос Ольги, как дела в фирме, Георгий Михайлович ответил:
         – Знаешь, Оленька, жизнь дается в одном месте, но все лезут без очереди! Конкуренция жесткая. Появились  еще две подобные фирмы. У нас опыта больше, а у них – денег и нахальства. Было хуже. К нам громилы приходили, требовали дань платить. Еле отбились, выздоравливаем. Но не стоит путать выздоровление с бессмертием!         
         Ольга слушала своих сослуживцев, а сама думала о Владимире. Постарел. Морщинки – тропинки лет – тоже рассказали ей, что не просто ему дались эти годы.         
         Наконец, когда ребенок, уставший от впечатлений, уснул, Ольга взяла дочку на руки и, попрощавшись со всеми, вышла из комнаты.
        В полутемном коридоре она какое-то время постояла перед заветной дверью, потом, глубоко вдохнув, словно на что-то решившись, постучала.               
        – Открыто!
        Ольга толкнула дверь. За столом,  заваленным папками и книгами, сидел Владимир. Он вскочил, рукой разгоняя дым от сигареты, подошел к Ольге и взял  за локоть.               
        – Здравствуй, Олюшка! – сказал он, внимательно вглядываясь в ее глаза и ища в них прощение.               
        – Здравствуй, Володя! – тихо ответила она. – Можно, я Маришку положу на диван, а то трудно  держать. Тяжелая уже!               
        Владимир бросился к дивану, убрал наваленные на нем книги, стулом сделал загородку, чтобы случайно не упала, и помог Ольге уложить девочку.               
        – Тяжелая, – эхом повторил он, разглядывая спящую дочь. – Когда ты приехала? – спросил он.               
        – Месяц назад.               
        Он попробовал снова взять Ольгу за руки, но она чуть заметно отстранилась.               
        – Зачем, Володя? Зачем?!            
        – Но я люблю тебя! Ни на секунду не переставал любить!               
        – Что ты говоришь?! Любишь, но бросил меня в такой момент!               
        – Не бросал я тебя! Хотя поступил не лучшим образом… Прости ты меня, грешного! Я себя наказал гораздо больше, чем ты можешь это сделать.               
        – Я не судья тебе. Я, Володенька, ведь тоже тебя люблю. И не переставала любить никогда. Но если бы ты знал, как мне было обидно!               
        Владимир, подбодренный последним  признанием Ольги, взял ее руки и стал целовать.               
        – Прости, прости меня… Я идиот, осел, но… прости меня, если можешь, – повторял он снова и снова. Он боялся поднять на нее глаза. Голос его стал глухим и он, сильный мужчина, плакал, не стесняясь слез.               
        – Что же ты наделал, – отвечала Ольга, почти не слушая Владимира. – Что же ты наделал,  – говорила она и тоже плакала.               
        Так они стояли друг перед другом и плакали, что-то бормоча и не разбирая слов.
        Заплакала Маришка, и Ольга  наклонилась к ребенку и поправила одеяльце.               
        – Шшшш! Спи, девонька моя! Спи, родная!               
        Пока Ольга укачивала Машеньку, Владимир немного успокоился и пошел к столу.               
        – Расскажи о себе.               
        – Что рассказывать? Была в Израиле. Теперь вернулась. Живем в комнате, которую ты когда-то мне купил. Но если ты скажешь, чтобы я ее освободила…               
        – О чем ты говоришь?! Я ведь действительно тебя люблю! Ни о чем думать не могу…               
        Он все хотел спросить о Михаиле, но не решался. О нем заговорила Ольга:
        – Муж мой сейчас на гастролях в Германии. Живем мы сложно. Между нами мало общего, хотя, может быть, если была бы любовь, – было бы все иначе. Я тогда бросилась в замужество, как в прорубь. Хотела, чтобы у ребенка был отец.               
        – Понимаю... Виноват во всем только я. Но что же будет? Смогу ли я тебя видеть?               
        – Володя, зачем себя обманывать? Разве ты хочешь только видеть меня? Мы – взрослые люди. А что изменилось в твоем семейном положении?               
        – Ничего не изменилось. Но этот крест я буду нести до конца! Не поверишь, пару раз  хотел приблизить этот конец, но надеялся все же тебя увидеть…               
        – Володя, Володя, что же ты наделал, – прошептала вдруг Ольга, когда он снова подошел к ней. Он, осмелевший, обнял ее и стал  целовать. Она не сопротивлялась и, обхватив  его руками, ответила на поцелуи.               
        Потом, отстранив его, сказала:               
        – Но не могу так поступить с Михаилом… хоть и понимаю, что  давно ему в тягость. Мне кажется, что все разрешится само собой в самое ближайшее время.
        – Я буду ждать…
        Они еще немного посидели, потом Ольга взяла дочку на руки и направилась к двери.               
        – Спасибо тебе за твою любовь. Ты даже не понимаешь, как она была мне нужна! – сказала Ольга.               
        – Я тебя провожу!               
        Владимир Николаевич снял трубку и позвонил Георгию Михайловичу:          
        – Михалыч! Я ухожу. Сегодня меня уже не будет. Да, Олюшку провожу. Спасибо.